Многие выходцы из Московской Руси получали земли в пограничном с Лифляндией Упитском повете, где сформировалась «бесспорная великорусская колонизация».




Данная статья Ерусалимского К.Ю. Ливонская война и московские эмигранты в Речи Посполитой / К.Ю. Ерусалимский // Отечественная история. 2006. № 3. С. 71–89. посвящена анализу исторических событий, непосредственно связанных с Ливонской войной (1558-1583). Но автор рассматривает не ход военных действий, не анализирует общеизвестные причины и итоги, он пытается разобраться во влиянии на ход войны других факторов, в частности таких, как эмигранты. К.Ю.Ерусалимский пытается дать независимую и адекватную оценку значимости русской эмиграции в Речь Посполитую в ходе Ливонской войны. Для этого он использует сравнительный и хронологический исторические методы, а так же количественные (математические) и лингвистические методы. До сих пор в этой области ведутся исследования и не до конца выяснена роль некоторых эмигрантом, например, почти неизвестно о эмигрантах-дворянах и боярских детях, которые не рассматривались московской дипломатией как опасные изменники; кроме того мало подтверждённой информации о дальнейшем существовании родов московских эмигрантов в XVII.

В своей статье К.Ю.Ерусалимский говорит о том, что Ливонская война вызвала тяжелые потрясения во всех социальных группах воюющих стран. Это было связано с тем, что боевые действия сопровождались чрезвычайными внутриполитическими мерами, заговорами и обострением противоречий внутри дворов, а так же грабежами, насилием и террором в отношении населения территорий противника. И, таким образом, одним из следствий этих явлений стала эмиграция русских, в частности москвичей в Речь Посполитую. В статье автором не освещаются конкретные причины эмиграции того времени, как не указывается возможная эмиграция в другие европейские страны. Но поскольку Россия находилась в состоянии войны именно с Речью Посполитой, то деятельность именно этих эмигрантом представляет наибольший интерес.

Московские эмигранты в Речи Посполитой насчитывали сотни человек всех социальных категорий от горожан и крестьян до представителей ведущих русских боярских и княжеских родов. Таким образом, выделяется 3 категории эмигрантов. Во-первых, высшая знать (Андрей Курбский, Михаил Ноготков Оболенский, Юрий Горенский, Фёдор Буйносов, князья Черкасские и многие другие); во-вторых, нетитулованная боярская элита и высшее дворянство (например, неоднократно требуемые московской стороной как изменники – Владимир Заболоцкий, Давид Бельский). Именно эти две группы имеют наибольшее значение для историков, так как о них сохранилось большее количество сведений и некоторые из них принимали в Ливонской войне непосредственное участие. К третьей же категории относились дворяне и дети боярские, служилая литва, служебники представителей первых двух групп, а именно: Тимофей Тетерин Пухов, Мокей Бесчастный, представители Сарыхозиных, Нееловых, Дурасовых, Раковых, Телесниных, дворы Курбского, Вишневецкого и другие.

В статье сосредоточено внимание на тех эмигрантах, которые рассматривались как первоочередные, самые опасные изменники. Поэтому в начале 1560-х гг. Иван IV практиковал систему круговой поруки в рядах знати для ужесточения контроля в том числе и над теми родами, где появились эмигранты-изменники. Весь удар в случае государственной измены принимали на себя родственники, оставшиеся в пределах России. Самих же московских эмигрантов пытались вытребовать у противника под различными предлогами. Однако Польско-Литовское государство засыпало Русскую высшую знать письмами с приглашениями на королевскую службу. Иван Грозный считал это нечестным приёмом ведения войны, однако в периоды бескоролевий в Польше, в недолгое правление Генриха Валуа и в первые месяцы правления Стефана Батория при его непосредственном участии велась переписка с литовскими магнатами и шляхтой с приглашением служить царю. Царь надеялся расколоть Польшу и Великое княжество Литовское или даже внести свою кандидатуру на трон Речи Посполитой, тогда как литовские магнаты не безосновательно видели в тайной переписке залог сохранения перемирия.

«Литовская же вербовочная деятельность заключалась в тайных письмах с приглашениями на службу и обещаниями больших милостей для московской знати. Это привело не только к дестабилизации обстановки, росту недоверия царя к элите, подозрениях в измене, отречении от родственников и друзей, подписании крестоцеловальных грамот о невыезде, круговой поруке за подозреваемых в измене, но ещё и стимулировало бегство в Великое княжество Литовское. В речи Посполитой же всем эмигрантам полагалось выделение средств на пропитание. Простых московитов, как называли московских эмигрантов в Речи Посполитой, рассылали по городам. Требования об экстрадиции игнорировались и порождали лишь новые взаимные претензии. Большинство «наиболее опасных» эмигрантов бежало вскоре после начала боевых действий между Москвой и Вильно и особенно после трагического поражения войск на реке Уле (26 января 1564г.) и последовавших за этим расследований, подозрений и тайных убийств. Так, около середины 1564г. В Великом княжестве Литовском оказались А.Курбский, Т.Тетерин, братья Сарыхозины, кн. М.Ноготков Оболенский.»[1]

Причины военных поражений и неудач в политике Иван Грозный видел в предателях-изменниках, которые «сдают города без боя или малым боем». Кроме того, против царя действовали ещё и «шпеги», которые появлялись на службе и поставляли информацию за рубеж. «Иван Грозный взял курс на усиление личной власти, перестал доверять своим приближённым, т.к. его ближайшее окружение (А. Адашев и Сильвестр) считали войну бесперспективной, росло недовольство продолжением Ливонской войны. А в 1564г. В Речь Посполитую эмигрировал князь Андрей Курбский, ранее командовавший русскими войсками. В этих сложных для страны обстоятельствах Иван IV пошёл на введение опричнины (1565-1572). Что привело к новой войне террора, казней и ссылок. Опричнина привела к ещё большему обострению противоречий внутри страны, ухудшила положение крестьянства и во многом способствовала его закрепощению, а так же многочисленным побегам из Москвы.» [2]

А в Польско-Литовском государстве перебежчики всех категорий вызывали подозрение соседей, шляхты и придворных. Они не имели прав во всей полноте и в любой момент могли стать жертвами этнополитических предубеждений, но они были необходимы для получения сведений из России. Выходцы из русской знати во время Ливонской войны оставались под защитой короля и пользовались особыми привилегиями, что вызывало недовольство среди местной шляхты. Наиболее деятельных и высокопоставленных, обладающих наиболее ценной информацией, король обеспечивал землёй и денежными выплатами из королевской казны.

Многие выходцы из Московской Руси получали земли в пограничном с Лифляндией Упитском повете, где сформировалась «бесспорная великорусская колонизация».

Крупнейшим магнатом из русских эмигрантов стал А. Курбский, который был встречен как герой, невинно изгнанный и вынужденный спасаться от смерти, для чего не было никаких оснований. Магнатское положение его было обеспечено, прежде всего крупными земельными владениями. Кроме того он поддерживал отношения с другими эмигрантами и считалось, что он таким образом узнает обо всём, происходящем в России и потом передаёт это королю. Но его огромные владения вызывали зависть магнатов, и после его смерти его третья жена и его дети испытывали тяжёлые лишения и в 1672 году его династия пресеклась.

Исключительное положение при королевским дворе занимал потомок смоленских князей Владимир Семёнович Заболоцкий. Он бежал из России ещё до Ливонской войны и принимал активное участие в боевых действиях со стороны Речи Посполитой. Был близок к королю, обладал большими землями, был предан новой отчизне. Также крупнейшими эмигрантами были Тетерин и Сарыхозин. Они хорошо себя зарекомендовали как воины. Тетерин выделялся своими земельными богатствами, но его потомки с трудом смогли получить его наследство. Сарыхозины прославились в войнах против московитов и татар, получили земли, а затем и доход.

Представитель крупнейшего придворного рода Давид Иванович Бельский бежал в начале 1581г. Вместе со своими слугами. Был одарен землями, предложил королю направить войска на Пскова, а не на Смоленск, ввиду его осведомлённости по части планов царя.

Самые тяжёлые последствия войны испытало родовое дворянство. Вскоре после заключения 10-летнего перемирия под Ямом-Запольским многие русские семьи в Речи Посполитой оказались на грани исчезновения. Трудности ждали их в правовой и финансовой сферах. Но особенно трудной стала социальная, культурная адаптация. Местная шляхта в условиях войны считала их временным событием, с возмущением смотрела на земельную политику в отношении приезжих и зафиксировано множество жалоб московитов на попытки соседей-шляхтичей отобрать у них имения.

Завершение Ливонской войны московским эмигрантам принесло новые тяготы. По мнению К.Ю. Ерусалимского, во время боевых действий они был символом королевской милости к врагу, но в новых условиях на поверхность выплыло всё недовольство местной шляхты. Возникали взаимные обвинения и доносы, которые явились следствием сложной адаптации московитов в Речи Посполитой. Это были противостояния, которые редко выходили за рамки бытового насилия и заключались они в основном в оскорблениях, грабеже. Ответные действия московитов были слабыми, на поддержку шляхтичей им рассчитывать не приходилось, но и среди таких же эмигрантов не было корпоративной солидарности, а потому многие эмигранты не могли оказать достойного сопротивления и теряли большую часть пожалованных в ходе Ливонской войны имений.

«Изменники», вызывавшие наибольшую тревогу в Москве, пользовались славой авантюристов. Ивану Грозному приходилось решать связанные с этим проблемы, ведь некоторые эмигранты предлагали королю своё участие в боевых действиях против Москвы и захватах других территорий, а за свои заслуги они получали жалование из королевской казны. Что являлось стимулом для перехода новых представителей московской знати на их сторону. Кроме того эмигранты могли пользоваться «свободами западных королей», т.е. могли выезжать за границу, например, для обучения. «Так, например, Курбский учился латыни, рассылал письма с нравоучениями магнатам, шляхте и мещанам, создал на Волыни крупный книгописный скрипторий, написал историю покинутого отечества, ориентируясь в ней на ренессансные образцы и критикуя в ней как царя Русского царства, так и власть имущих Речи Посполитой.»[3]

Таким образом, «так называемая «измена» - причем как московская иммиграция Речи Посполитой, так и внутрироссийские подозреваемые в различных заговорах в пользу польского короля – стал одним из результатов неподдельного страха перед этой перспективой и шагом на пути к ее осуществлению… О «прошении и торжественном возвращении» эмигрантов в Россию в годы Ливонской войны или вскоре после её завершения в источниках сведений нет. По крайней мере, никто из известных «изменников» не вернулся в Московию вплоть до смуты начала XVII в.»3

Знаменитый русский историк Н.М. Карамзин основную причину эмиграции видит в тех жестоких наказаниях, которые практиковались Иваном Грозным особенно часто во время войны, т.к. за проигранное сражение обвинению и наказанию подвергались воеводы, командовавшие армией. Вина за поражение ложилась на них, как и жестокая казнь. Кроме того, узнав об измене Курбского, царь приказал пытать гонца, чтобы выяснить у него все обстоятельства побега, тайные связи и единомышленников Курбского.

Особое внимание привлекает факт несходства баз источников, сохранившихся от московского и польско-литовского обществ XVI – начала XVII в. Данное несходство было вызвано различиями в политико-правовом и социальном устройстве российского и польско-литовского обществ, а также спецификой памяти о мигрантах. В России они подвергались забвению, изгнанию из публичных дискурсов, а угроза приобщения их близких, оставшихся в России, к следственным делам о побегах заставляла вытеснять жизнь заграничных родичей и из текстов частной документации.
В Речи Посполитой не менее трудным было сохранение мигрантами своего статуса, наследование и преемственность в передаче частных архивов. Результатом стало исчезновение почти всех архивов сотен московитов, перешедших на польско-литовскую сторону. Исключениями служат лишь осколки документации архивов и частной корреспонденции высшей московской знати – кн. С.Ф. Бельского, И.В. Ляцкого, кн. А.М. Курбского и В.С. Заболоцкого.

Таким образом, можно сделать вывод, что в данной статье содержатся интересные материалы о судьбе кн. А. М. Курбского и других русских эмигрантов, бежавших от опричного террора Ивана Грозного. Многие из них наделялись землями на территории Речи Посполитой, несли военную и государственную службу, хотя большинство польских и литовских шляхтичей относились к пришельцам, как правило, враждебно, видя в них соперников в борьбе за доходы и привилегии. Кроме того автор статьи пытается разобраться, имели ли эмигранты какое-либо значение для исхода Ливонской войны? Конечно, их значение не стоит преувеличивать, но всё же оно было. Ведь именно эмиграции способствовали усилению контроля Иваном Грозным за изменниками и за высшей знатью, что мешало ему обратить внимание на проблемы в стране, которые постепенно и привели Россию к поражению.


Список литературы:



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: