С образование нового советского государства начинается новый этап в отечественном декабристоведении. Начинается переоценка декабристов и их движения. В историографии доминирует марксистская, материалистическая точка зрения и марксистская концепция революционного движения в России, которая трактует его развитие как единый процесс, тесно связанный с выступлением народных масс внутри страны и с международным освободительным движением, дана в произведениях В.И.Ленина, который на основании «критерия классов» провел периодизацию освободительного движения в России и выделил три этапа его истории: дворянский, разночинский, пролетарский. Движение декабристов, согласно ленинской концепции, относилось к дворянскому этапу, охватывающему четыре предреформенных десятилетия. Историки по-новому рассматриваю декабристов. Главным образом это касается личности П.И.Пестеля, его деятельности в движении декабристов. Историки стремятся раскрыть его роль для всего движения и последующего революционного движения.
Вопрос личности Павла Ивановича Пестеля выделяется своей значимостью для нового государства. Историки активно стремятся ответить на вопрос: Кто был П.И. Пестель?
Соломон Яковлевич Штрайх, историк литературы так же занимавшегося и историей декабристского движения. В 1925 году в своей книге «Декабристы. 1825-1925 г.» дает очень лестную оценку личности П.И. Пестеля. Проводит параллель между Пестелем и современными революционерами. Считая, что в конечном итоге он бы пришел к положению о социализации земли. Так как это было после него: сначала отрезки, потом муниципализация; постепенно к декрету о земле 1917 года[73]. Так же проводит параллель о целях Пестеля об уничтожении царской семьи и участью Романовых в 1918 году на Урале. Оценивая после этих строк, как блестящего и героического человека.[74] Пишет о Пестеле, да и о декабристах в целом, как о мучениках. Но в конце своей работы он подчеркивает мелкобуржуазность Пестеля и его недостаточную революционность и пишет:
«Прибавлю еще только, что Пестель сдался, и что здесь нашла отражение его мелкобуржуазность.»[75]
В этом же, 1925 году, выходит книга Николая Михайловича Дружинина, российского историка впоследствии ставшего Академик АН СССР и лауреатом Сталинской и Ленинской премий, «Кто были декабристы и за что они боролись?». В ней он оценивает Пестеля, как человека исключительных способностей и огромных познаний[76], человека с непреклонною волей, теоретика и одновременно организатора, талантливого оратора[77].
Спустя еще год выходит книга С.Я. Штайха «О пяти повешенных», в которой он продолжает себя и пишет о Пестеле:
«Холодный, логический ум, непреклонная воля и смелая, надменная уверенность в своих суждения и своих силах, в своем праве господствовать над другими людьми - такие основные черты личности Пестеля…»[78]
В 1927 году опубликовал сборник статей о декабристах Михаил Николаевич Покровский, видный советский историк-марксист, получивший неоднозначную оценку в среде историков, т.к. радикальнее других рассматривал исторический процесс сугубо с марксисткой точки зрения, ставившей идеологию превыше истины. В нем он уже не просто оценивает, а идеализирует Пестеля, конкретно выделяя его из всего движения декабристов.
«…на юге был крупнейший, по существу дела единственный, идеолог всего движения - Пестель.»[79]
«…Пестель был самым левым из декабристов, потому что он был самым умным из декабристов, единственным из дворянской верхушки заговора, кто понимал, что низвержение самодержавия может быть делом массовой революции.»[80]
На начальном этапе, как мы видим, личность Пестеля оценивалась не то, что положительно, она, даже, идеализировалась, что видно в работах М.Н. Покровского. Небольшую критику в недостаточной революционности, добавлял С.Я. Штрайх. Но в целом никаких принципиальных нововведений и дополнений не было.
Продолжилось изучение личности П.И. Пестеля в пятидесятые годы. В первую очередь это связывается с именем Милицы Васильевны Нечкиной, советского историка, Академик АН СССР, академика АПН СССР, лауреата Сталинской премии, которая преподавала в МГУ и специализировалась на истории декабристов, революционных движений в России XIX века, и писала о декабристах со стороны ленинской концепции.
В 1951 году выходит её книга «Грибоедов и декабристы», в которой она соглашается с более ранней оценкой Пестеля советскими историками и добавляет ее, оценку, пишет о П.И. Пестеле, как об пламенном ораторе и политическом деятеле[81], сдержанном конспираторе[82]. Высоко оценивает Пестеля, как личность отмечая его выступления на конспиративных собраниях и стремлении к деятельности[83].
В 1955 году она печатает свой двухтомник "Движение декабристов", в котором она наиболее подробно изучит все движение декабристов и дополнит себя строками:
«Пестель усердно работал над самообразованием, составляя конспекты прочитанного, записывая прослушанные лекции, систематизируя свои знания.»[84]
В 1972 году выходит книга Н.М. Лебедева «Пестель — идеолог и руководитель декабристов», в которой автор, ссылаясь на А.И. Герцена, высоко оценит Пестеля, как личность, назовет его наиболее опытным и способным организатором и руководителем тайного общества, назовет его человеком огромных способностей[85].
В 1976 году выходит сборник статей «Декабристы и русская культура», в котором историк Б.М. Кедров открывает нам совершенно новую сторону П.И. Пестеля. Автор пишет о Пестеле, как о мыслителе на примере разработанной им, П.И. Пестелем, системе и классификации наук.
«Идейный вождь декабристов П.И. Пестель сделал несколько набросков классификации наук на основе принципов, близких принципам, изложенным Дидро и Д’Аламбером…»[86]
Интерес к этим вопросам автор обуславливает с задачей просвещения народа, которая связана с декабристскими проектами широкого распространения наук, что требовало разработки определенной системы и соответственно классификации[87].
В дальнейшем в изучении личности П.И. Пестеля не происходит ничего нового. Издаются книги М.В. Нечкиной «Декабристы» в 1984 г., Н.М. Дружинина «Революционное движение в России в XIX в.» в 1985 г., в которых авторы отмечаю написанное ими ранее.
В целом в вопросе личности П.И. Пестеля, в советский период, оценивали как великого человека и революционера. Со временем все глубже изучая этот вопрос в поисках истины, отходя от идеализации его личности в пользу создания истинного образа.
На начальном этапе советской историографии о деятельности П.И. Пестеля в ранних декабристских организациях писалось не много. В 1926 году выходят работы Штрайха, Оксмана, Преснякова, но в них авторы не стремились подробно рассмотреть этот вопрос, преследуя цель показать Пестеля пламенным революционером и лидером движения, зачастую преувеличивая его роль.
Соломон Яковлевич Штрайх пишет, что Пестелем был написан устав «Союза спасения», что Пестель оформил кружок с неопределенными стремлениями в общество с определенной программой[88]. Автор отдельно выделяет республиканские устремления П.И. Пестеля и пишет:
«Он выдвигает свою программу утверждения республики революционным путем. Склонив на свою сторону Никиту Муравьева и Сергея Муравьева-Апостола, он деятельно пропагандирует свой план республиканского переворота среди других членов Союза.»[89]
Юлиан Григорьевич Оксман, русский литературовед, окончивший историко-филологический факультет Петроградского университета, исследователь документальных источников по истории русской литературы и общественной мысли, в своей книге «14 декабря 1825 года», вышедшей в том же 1926 году, так же, как и С.Я. Штрайх отмечает особенную роль П.И.Пестеля в оформлении «Союза спасения». Но его взгляды в этом вопросе уже более объективны, т.к. наравне с работой Пестеля он отмечает и других разработчиков устава.
«Отчетливые организационные формы Союз Спасения получил только в январе 1817 г.- в результате работ особой «статутной» комиссии в составе С.П. Трубецкого, П.И. Пестеля, И.А. Долгорукова и Ф.П. Шаховского.»[90]
Ю.Г. Оксман отметит масонские черты устава, связав это с деятельностью П.И.Пестеля[91]. Автор, ссылаясь на Пестеля, отметит радикальность его позиции и непримирение с «Зеленой Книгой».
«…далеко не во всех филиалах Союза Благоденствия устав этот пользовался признанием и авторитетом. П.И. Пестель вождь левого крыла Союза, с самого начала протестовавший против усвоенного в Москве прежними вождями Союза Спасения «умеренно либерального» курса, прямо склонен был считать «содержание Зеленой Книги не чем иным, как отводом от настоящей цели на случай открытия общества и для показания вступающим».»[92]
Упомянет так же и о деятельности П.И. Пестеля в Тульчинской управе «Союз благоденствия», где вел активную пропаганду[93].
Александр Евгеньевич Пресняков, российский историк, член-корреспондент АН СССР, сформулировавший концепцию «петербургской исторической школы», в этом же году в книге «14 декабря 1825 года» продолжит Ю.Г. Оксама по деятельности Пестеля в южной группе «Союза благоденствия», написав:
«…отсюда на север шли поддержанные и проводимые личным влиянием Пестеля более радикальные тенденции и в программе и в тактике; социальны и политический радикализм.»[94]
И дополнит его, Ю.Г. Оксмана, написав:
«Пестель находил питательную среду и опору в общественных элементах иного склада, чем северное гвардейское офицерство,- в среде более мелкого по социальному положению офицерства армейских полков и его разночинного мелко-буржуазного окружения.»[95]
Следующим, кто занялся этим вопросом, был Николай Михайлович Дружинин, российский историк, в 1920—1930-е годы занимался историей декабристского движения в России. В книге «Масонские взгляды Пестеля», вышедшей в 1929 году, он будет писать о деятельности Пестеля в более умеренных тонах, пытаясь объяснить некоторые цели Пестеля. Автор считает, что масонская ритуалистика, в уставе «Союза спасения», была введена Пестелем с целью законспирировать организацию.
«Нельзя отрицать, что масонская ритуалистика должна была сильно осложнить деятельность тайного общества; но ее отрицательные стороны искупались в представлении Пестеля ее положительными чертами: она создавала непроницаемый покров для революционного центра и способствовала более осторожному подбору членов. К тому же, масонский элемент в Союзе Спасения был значительно смягчен и упрощен…»[96]
Так же он отмечает, что Пестель, Лопухин, Долгорукий и Трубецкой, первоначально планировали организовать общество, путем мирного завоевания ложи Трех Добродетелей[97]. По замыслу Ал. Муравьева и П.Пестеля революционное общество должно было состоять в масонстве. Предполагалось создать двойное масонство - открытое и скрытое[98].
Более подробно вопрос деятельности П.И. Пестеля в ранних декабристских организация затронула М.В. Нечкина. Она будет писать историю декабристов со стороны ленинской концепции (декабристы - дворянские революционеры), отмечая это в своих работах. В книге «Грибоедов и декабристы» она отметит, ссылаясь на Пестеля, что на первом этапе декабристы планировали развивать общественное мнение[99]. Она пишет, что статут «Союза спасения», составленный Пестелем, был сосредоточен гораздо более на организационных, нежели на программных вопросах[100]. М.А. Нечкина отметит, что обеспокоенные отсутствие воплощения идей на практике, декабристы, не только один Пестель, поставят вопрос о цареубийстве[101]. Так же она отметит огромное впечатление, которое произвел на декабристов доклад Пестеля на петербургском совещании 1820г. о преимуществах республики[102]. Подчеркнет, что Пестель не был согласен с тактикой воздействия на мнение[103].
В 1955 году выходит ее обширный труд "Движение декабристов" в двух томах. В нем она дополнит себя по этому вопросу. Согласится с Н.М. Дружининым о плане Ал. Муравьева и Пестеля о внедрении тайной организации в масонскую ложу[104]. Она высоко оценит устав «Союза спасения» основным автором, которого считает Пестеля[105], выделяя его, устава, цели, как определение функций общества и конспирация. А принятые конспиративные меры посчитает успешными т.к. организацию не обнаружили. Напишет, что устав был принят единодушно. Она так же отметит активную практическую деятельность Пестеля, написав об организованном, Пестелем в 1817 году, отделении «Союза спасения» в Митаве, в который он принял четырех членов[106], и Отделении в Тульчине. Она не согласиться с мнением Ю.Г. Оксмана о непринятии Пестелем «Зеленой Книги», утверждая, что он полностью действовал по правилам Союза Благоденствия и его программы. Аргументирует, это, свое мнение показаниями доктора Ф.Вольфа, которого он пропагандировал и наталкивал на нужные мысли[107]. Говоря о радикальности взглядов П.И.Пестеля, автор отмечает, что они привели к распаду Тульчинской управы «Союза благоденствия» на два лагеря: П. Пестель - радикальный революционный путь, И. Бурцов - сторонник умеренных действий[108]. Она подчеркивает, что, не смотря на вс. Радикальность и революционность взглядов П.И. Пестеля, он не первым поставил вопрос о цареубийстве. В доказательство своего мнения она называет совещание Коренной Думы на квартире И. Шипова, на котором этот вопрос поставил Никита Муравьев и был поддержан только Пестелем[109].
В 1972 году Н.М.Лебедев в книге «Пестель — идеолог и руководитель декабристов» продолжит и дополнит линию М.В. Нечкиной. Отмечая активную деятельность Пестеля он, напишет:
«Вступив в общество Пестель сразу же проявил энергичную деятельность по вербовке новых членов. Еще до принятия устава, т. е. до 1817 г., он ввел трех человек…»[110]
Особо выделит деятельность П.И. Пестеля в Тульчине, по прибытии сразу же начал действовать, приняты новые члены в общество, первые полгода он действовал один[111].
Автор делает предположение, что сторонники радикальных мер (Н.Муравьев, С.Муравьев-Апостол) сгруппировались вокруг Пестеля и приняли решение отделаться от умеренных членов. С этой целью они задумали роспуск Союза Благоденствия[112].
С М.В. Нечкиной не согласиться историк Семен Семенович Ланда в своей книге «Дух революционных преобразований», выпущенной в 1975 году. В ней он продолжит мнение, что П.И. Пестель не согласился с «Зеленой Книгой».
«…некоторые члены Союза спасения отказались признать программу нового общества. С нею не согласился Пестель, в 1818 г. находившийся в Митаве.»[113]
В 1985 году Н.М. Дружинин в книге «Революционное движение в России в XIX в.» разделит мнение С.Я. Штрайха и Ю.Г. Оксмана о решающей роли П.И.Пестеля в оформлении «Союза спасения», считая, что предпринятые организационные совещания не получили реального результата, пока в группу инициаторов не включился П.И. Пестель[114]. Подчеркивая, что руководящую роль Пестеля в разработке устава «Союза спасения». По вопросу цареубийства он согласиться с М.В. Нечкиной, считая, что Пестель поддержал Н. Муравьева. Автор пишет, что Пестель и Муравьев действовали совместно и планомерно, осторожно завоевывая внутренние позиции[115].
В целом в советский период деятельность П.И. Пестеля в ранних декабристских организациях оценивали, как решающую для оформления всего движения. Историки выясняли истинное положение Пестеля в обществе, стараясь прийти к истине, отходя от явно идеализирующего и преувеличенного образа к более реалистичному и близкому к действительности.
Вопрос об конституции П.И. Пестеля, как и его личности был центральным в этот период отечественной историографии. Поиски его сути были важны для создания нужного образа П.И. Пестеля.
С.Я. Штрайх в работе «Декабристы. 1825-1925 г.» дает неоднозначную оценку «Русской Правды». С одной стороны он критикует ее в недоконченности и мелкобуржуазности и пишет:
«Программа Пестеля не исключала, таким образом, образования в России буржуазного землевладения, при чем только оставался неясным вопрос: откуда же будут брать наши буржуазные землевладельцы доставать рабочие руки, поскольку все крестьяне будут наделены землей…Что тогда может побудить этих крестьян работать на землях этих частных землевладельцев, в этих буржуазных имения?»[116]
С другой стороны, пишет, что основная мысль конституции Пестеля, что ближе всего может быть охарактеризована, как национализация земли[117]. Отмечает ненависть Пестеля к аристократии богатств, считая, что главное для него установление в России совершенного равенства[118]. Подчеркивает отсутствие избирательного ценза[119].
В этом же 1925 году Николай Михайлович Дружинин более подробно рассматривает этот вопрос и дает однозначно положительную оценку конституции Пестеля.
«Это- документ еще более замечательный, чем конституция Н.Муравьева…»[120]
Он видит в П.И. Пестеле горячего поклонника свободы и равенства.
«Пестель - горячий поклонник свободы и равенства, но равенство он ставит выше личной свободы. Гражданин будет счастлив, если он будет иметь равные права, и по возможности, равное имущество с другими гражданами; если он будет равноправной частицей целого,- могущественного, единого, крепкого государства.»[121]
Исходя из этих мыслей, автор видит в проекте Пестеля попытки добиться этого равенства. Он считает, что во имя равенства Пестель не допускал мысли о федерации, во имя равенства не хотел признавать самостоятельных прав за малыми народностями и стремился их объединить в единый русский народ, во имя равенства уничтожает сословное неравенство и дает единые политические права. Считает, что Польский и еврейский вопросы у Пестеля вынужденные меры. Так как Польша из-за независимого прошлого не впишется в состав государства[122], а еврей будут плохо проходить процесс обрусения[123]. Автор пишет, что частную собственность Пестель считал необходимой, но подчеркивает, что он ее ненавидел. Дружинин отмечает, что Пестель совмещает выгоды общественного и частного владения.
В 1926 году А.Е. Пресняков в книге «14 декабря 1825 года» так же положительно отзывается о П.И. Пестеле и его конституции. Пишет, что в 1823 году Пестель в основных чертах разработал свою конституцию и в дальнейшем занимался ее правкой[124]. Отмечает, что его план строился на двух мыслях: неизбежном уничтожении императорской фамилии и длительной диктатуре временного верховного правления[125].
М.Н. Покровский так же неоднозначно, как до него С.Я. Штрайх и Н.М. Дружинин, оценивает конституцию, неприятно говоря о ее мелкобуржуазности, но при этом, отмечая в «Русской Правде» Пестель является врагом крупной собственности вообще, как буржуазной, так и феодальной[126]. Автор пишет, что на Пестеля повлияли сочинение Детю де Траси, впечатления от испанской и итальянской революций[127].
М.В. Нечкина в своей книге «Грибоедов и декабристы» однозначно оценивает конституцию Пестеля и ее автора. И вводит новые идеи по данному вопросу. Она считает, что первый набросок «Русской правды» относиться к 1820 г. и утверждает, ссылаясь на показания Н.Муравьева, что он, набросок, изначально был республиканским, несмотря на фигурирующего в нем императора[128]. Она отмечает освободительную направленность конституции.
«Пестель в «Русской Правде» полагал, что «рабство крестьян» есть «дело постыдное, противное человечеству», «рабство должно быть решительно уничтожено…».»[129]
Сравнивая «Русскую Правду» с проектом Муравьева, отмечает, что у Пестеля крестьянам дается больше земли[130]. Так же отмечает, что Пестель в свое конституции опирался на общественное мнение, считая его способным потрясти феодально-крепостнический строй[131].
М.В. Нечкина в своей статье «Из работ над «Русской Правдой» Пестеля» дополняет себя по вопросу о ранней редакции «Русской Правды». Она пишет, что Пестель в ранней редакции предполагал сохранить дворянство, называя его «отличными гражданами отечества».
«Он считал необходимым существование знатных людей, но знатных не по предкам, а лично заслуживших знатность своими делами на пользу родине.»[132]
Предполагалось, чтоэто сословие освобождалось от некоторых «тягостнейших» повинностей, но про сохранение привилегий ничего в проекте не указано. [133]. Так же она отмечает, что в «Русской Правде» нет и намека на образование сословия потомственного дворянства[134]. В сохранение этого сословия она видит дворянскую ограниченность мировоззрения П.И. Пестеля. По вопросу упоминаемого в конституции «грамотного дворянского собрания», Нечкина пишет, что оно должно было состоять из «отличных граждан отечества» и должно было разработать проект решения крестьянского вопроса[135]. Автор отмечает неоднозначность проекта и его противоречивость, задавая вопросы:
За что же платить, если земля, по признанию самого автора проекта- общественное достояние? Почему дворовый должен выкупаться, если человек не может быть товаром?
С.М. Ферштейн в статье «Два варианта решения аграрного вопроса в «Русской Правде» Пестеля» проводит масштабное изучение эволюции идей П.И. Пестеля и его конституционного проекта. Он отмечает, что Пестель работал над своим планом конституции более семи лет, над планами конституции он размышлял уже с 1816 г.[136] Такой длительный процесс написания, автор связывает с эволюцией взглядов декабристов и борьбой различных идейных направлений в тайном обществе. Из-за этого в ней и различные противоречия. Считает, что пять написанных глав, отражают смену этапов в работе Пестеля, позволяющие говорить о двух основных редакциях конституции. Проведя анализ текста и обработав показания Пестеля, автор делает вывод, что для того чтобы проследить эволюцию взглядов Пестеля, нужно прочитать Русскую Правду от конца к началу, т.е. от более ранней к более поздней редакциям[137]. С.М. Ферштейн считает, что было два варианта решения аграрного вопроса в «Русской Правде». По первому варианту: главное место занимало волостное переустройство казенных земель и второстепенное место решению крестьянского вопроса[138]. По второму варианту: главное внимание отведено решению крестьянского вопросу, а остальные пункты ему подчинены[139]. Он соглашается с М.В. Нечкиной, считая, что в первой редакции Пестель сохранял дворянство, выделяя его из общего состава привилегиями. В поздней редакции, как пишет автор, Пестель эти преимущества убирает, т.к. видит в этом нарушение принципа равенства перед законом[140]. Так же отмечает утопичность отдельных суждений Пестеля, которые, по мнению автора, направлены на повышение нравственности, воспитание гражданских качеств.
«Будет утрачена нищета, толкающая людей на путь преступлений, и повыситься по сему нравственный уровень народа.»[141]
Пишет, что после 1823 года она, работа над конституцией, стала более интенсивной. Ссылаясь на показание Пестеля, пишет, что интенсивная работа над конституцией продолжалась до 1825г.[142] Автор соглашается с Н.М. Дружининым, считая, что Пестель в своей конституции стремился объединить существование частное земельной собственности с социалистическим ее обобществлением[143]. Высоко оценивая Пестеля и его проект конституции, автор отмечает, что в нем сохранилась дворянская ограниченность (и в новой редакции): сохранение помещичьего землевладения, компенсации за отчужденную землю[144].
В своей новой работе "Движение декабристов" М.В. Нечкина продолжает исследование конституционного проекта П.И. Пестеля. Она дополняет М.Н. Покровского, считая, что на П.И. Пестеля повлияла не только одна книга Детю де Траси, но и происходившие в мире события - реставрация Бурбонов, убедившая, по его собственным словам, в революционном пути; влияние конституции М.И. Новикова, которая была похожа на американскую; история Великого Новгорода, так же утвердившая его в республиканском образе мыслей. Автор отмечает, исходя из совпадений терминологии и будущих столиц, период общей работы Пестеля и Муравьева над конституциями. В переписке между ними и обмене конституциями она видит работу над созданием общего проекта[145]. М.В. Нечкина соглашается с С.М. Фирштейном и М.Н.Покровским, так же считая, что Пестель объединил принципы общественной и частной собственности на землю[146]. В ранней редакции «Русской Правды» она видит дворянскую ограниченность Пестеля, аргументируя свое мнение предполагаемой в проекте постепенностью и длительностью освобождения крестьян[147]. Она так же соглашается с С.М. Фирштейном и по вопросу об активной деятельности П.И. Пестеля после 1824 года, считая, что Пестель начинает писать вторую, более зрелую редакцию конституции[148].
«Новая редакция «Русской Правды» еще отчетливее первой формулирует решение Пестеля разрушить самодержавие…»[149]
Н.М. Лебедев в своей книге «Пестель — идеолог и руководитель декабристов» по данному вопросу не вводит никаких новых идей, полностью соглашаясь по всем пунктам с М.В. Нечкиной.
Семен Семеныч Ланда в книге «Дух революционных преобразований» соглашается с М.В. Нечкиной о причинах монархичности раннего проекта Пестеля, считая его агитационным. Дополняя эту идею, автор пишет, что в самом идеологическом содержании конституционно-монархических проектов содержание должно была заключаться возможность их республиканской интерпретации[150]. Считает, что на Пестеля повлияли события, происходившие в 1820 г. в мире, споры с Новиковым и его конституция, а было последним толчком в переходе к республиканским идеям была книга Детю де Траси[151].
Н.М. Дружинин в книге «Революционное движение в России в XIX в.» высоко оценит проект Пестеля, написав:
«Конституция Пестеля не ограничивалась провозглашение общих политических принципов: она давала точное описание будущего государственного устройства и разрешала важнейшие социально-политические государственные вопросы - об источнике избирательных прав и о формах крестьянского освобождения.»[152]
Он считает, что на Пестеля повлияли события в Неаполе, Испании, Португалии, они убедили его в непрочности монархических конституции[153]. Он отметит первоначальную неоформленность его взглядов, их общую противоречивость.
«…идеи диктатуры и революционного насилия противоречиво уживалась в нем с надеждой предупредить «ужасные происшествия» французской революции.»[154]
Как мы видим, на начальном этапе в советской историографии оценка проекта Пестеля была низко оценена и так же низко изучена. Основная работа началась в начале пятидесятых годов и связана, в первую очередь и именем М.В. Нечкиной, которая широко затронула этот вопрос. Она высоко оценивает конституцию Пестеля, считая ее изначально республиканской, становившейся по мере разработки все революционнее. Последующие работы либо незначительно ее дополняют, либо перечисляют ранее написанное.
Подводя итог, можно сказать, что конституционный проект П.И. Пестеля и его самого, как создателя, в советской историографии оценивали весьма высоко. Считая его мелкобуржуазным, отмечали его революционность, оригинальность и значимость. Выделяли особенность, сочетание частной и общественной собственности на землю. По вопросу Пестеля, как мыслителя было выяснено, что повлияло на Павла Ивановича. Выяснили причины и их последовательность.
Деятельность П.И. Пестеля в Южном обществе так же был очень важным. Его изучение показывало внутреннюю деятельность П.И. Пестеля в его собственной организации, организованной по его принципам и идеям. На начальном этапе этот вопрос изучали не так широко, остановившись на нужных моментах.
Н.М. Дружинин отмечает несогласие с роспуском, видя в этот революционную убежденность Пестеля[155]. Автор пишет, что южное общество не имело выработанной общеобязательной программы, но у него была неписанная программа, проповедовал Пестель[156], которая воплотилась в «Русской Правде». Он отмечает, что Пестель понимал необходимость объединения с Петербургом.
«…необходимо было покрепче связаться с Петербургом: южные полки бессильны закончить начатое дело, победоносное восстание зависит от столицы…Нужно договориться с северянами, вдохнуть в них живую энергию, выработать общие планы, обеспечит совместные действия.»[157]
Н.М. Дружинин отмечает активную деятельность Пестеля в объединении обществ.
«Из Южного общества один за другим отправляются делегаты, несколько раз едет сам Пестель»[158]
Причиной неудачи объединения считает расхождение в планах, подозрения в личной заинтересованности Пестеля. Единственным положительным результатом Н.М. Дружинин видит то, что Пестель смог только зажечь Рылеева и близких к нему молодых членов общества.
С.Я. Штрайх в 1926 году, так же как и Н.М. Дружнин, писал, что П.И.Пестель решительно восстал против решения о роспуске тайного общества и склонив на свою сторону тульчинских членов, положил начало Южному обществу[159]. Он особо выделяет стремление Пестеля к объединению организации, которое не увенчалось успехом.
«Пестелю не удалось достигнуть этой цели об’единения двух Обществ. Главной причиной было принципиальное разногласие его с руководителя Северного общества.»[160]
Он склоняется к мнению, что эта неудача вызвала разочарование в своих планах, парализовав его энергию с конца 1824 года[161].
Ю.Г. Оксман, дополняя С.М. Штрайха и Н.М. Дружинина, пишет, что полемикой Пестеля с Н.Муравьевым, начались сношения северян с южанами, оживившиеся с многократными поездками в Петербург сменяющих друг друга делегатов от Южного общества. Результатом этих поездок автор видит активизацию деятельности Северного общества, отчасти в попытке сохранить себя[162].
А.Е. Пресняков, так же отмечает, что Пестель не признавал закрытие Союза, но видит в этом стремление Пестеля и его сторонников к подготовке вооруженного восстания, установления твердой программы революционной диктатуры[163]. Считает, что на юге поднималось республиканское движение, окрашенное «якобинскими» тенденциями и радикализмом Пестеля[164]. Он пишет, в течение 1823 года Н. Муравьев обрабатывает свою конституцию, обсуждая с Пестелем, который ее раскритиковал[165]. Отмечает, что поездка Пестеля в Петербург 1824 года убедила его в отсутствии единства в целях, средствах и мнениях. Положительным результатом стало только находка новых единомышленников по республике[166]. Автор оценивает, характер переговоров с Польшей, как нечеткие намеки на возможные преобразования, которые будут решаться после революции[167]. На последок, он отмечает, что в 1825 году, после неудач в объединении обществ, энергия Пестеля иссякает и главной движущей силой в южном обществе становиться Сергей Муравьев-Апостол[168].
М.В. Нечкина считает, что после поездки в Петербург 1824 года в Пестеле появляются сомнения в тактике военного переворота и в успехе революции. Ссылаясь на показания Пестеля, она пишет, что в течение 1825 года сомнения полностью захватили его, он ничего не писал на протяжении всего года, он охладел к революции[169]. Отмечает о внутреннем кризисе организации, нарастающем противодействии Павла Пестеля и Сергея Муравьева[170].
Л.А. Медведская в статье «Южное общество декабристов и Польское патриотическое общество» пишет, что П.И. Пестель не был доволен ходом переговоров, т.к. ему казалось недостаточно выясненными многие основные вопросы. Поэтому он считал необходимым взять их ход в свои руки, чтобы более решительно и детально договориться по всем вопросам, в частности о совместном выступлении и взаимоотношениях после революции[171].
«Пестель сумел поднять переговоры с членами Польского патриотического общества на должную высоту.»[172]
М.В. Нечкина, продолжая изучать этот вопрос, пишет, что именно Пестель и его сторонники были против роспуска Союза, в отличие от И. Бурцова[173]. Она подчеркивает влияние П.И. Пестеля на членов Южного общества[174] и его пропагандистскую и образовательную деятельность [175]. Автор отмечает, что все действия П.И. Пестеля в Южном обществе были направлены на выполнение своего плана, который он детально разрабатывал. Аргументирует свое мнение Бобруйский планом, отвернутым П.И. Пестелем, считавшим общество не подготовленным к поставленной задаче, считавшим крайне недостаточной мерой арест императора[176]. М.В. Нечкина отвергая и опровергая свое предыдущее мнение о внутреннем кризисе П.И.Пестеля после 1824 года и вызванном им бездействии. Автор пишет, что, несмотря на внутренний кризис, Пестель продолжал активную деятельность в обществе.
Отмечает, что после съезда Пестель вновь начинает работать над конституцией[177]. Активно ведет переговоры с поляками.
«Переговоры с А.Яблоновским вели в январе-феврале 1825 г. непосредственно Пестель и Волконский. »[178]
«…он вел переговоры о вступлении новых членов- одобрял или отвергал их кандидатуры, обсудил и одобрил присоединение Славянского общества,…встречался с представителями Польского общества, вносил поправки и дополнения в проект «Русской Правды»…обсуждал с членами общества намечаемый большой «План действий».»[179]
Н.М. Лебедев, соглашаясь с точкой зрения М.В. Нечкиной, дополняет ее, вводя новые данные о результатах поездок делегатов Южного общества в Петербург. Пишет, что в 1823 г. Пестель посылал в Северное общество Давыдова с критикой конституции Муравьева[180]. Затем Барятинского с рядом поручений и задачей создать филиал Южного общества в Питере[181], полностью его миссия не удалась, но было организованно отделение в Петербурге[182]. Отмечает результат деятельности М.Муравьева-Апостола - обнаружена рылеевская радикально настроенная группа[183].
«Революционизирующее воздействие Пестеля на членов Северного общества несомненно.»[184]
Отмечает, что готов был пойти на уступки в своей конституции, но не отступая от основных ее положений[185]. Считает, что в 1825 году, несмотря на всю свою активную деятельность, выработка плана выступлений, Пестеля посещают мысли отойти от деятельности в Южном обществе[186].
Н.М.Дружинин не соглашается с мнение М.В. Нечкиной о периоде общей работы севера с югом в начальном этапе Северного и Южного обществ. Он пишет, что в тактическом плане Пестеля подчинение Северного общества был главной составляющей успеха[187]. Переписку между Пестелем и Муравьевым о конституциях Дружинин считает началом борьбы между обществами с попытками к объединению[188]. По поводу поездки Пестеля в 1824 году, он пишет:
«Петербургская поездка П.И. Пестеля не была его личным самостоятельным начинанием: это был политический акт, обдуманный т разработанный на заседаниях директории южного общества.»[189]
Отмечая общий ее провал, Н.М. Дружинин пишет об вызванном резонансе в Северном обществе. Упоминает об указании Пестеля укрепить существующее в Петербурге отделение Южного общества и сохранить его тайным от Северного[190].
В целом оценивая советскую историографию по данному вопросу, можно сказать, что она продвинулась от периода слабой освещенности и доказанности утверждений, к периоду практически полной изученности. Остались нерешенными вопросы о личных намерениях Пестеля в плане объединения Севера с Югом. М.В. Нечкина видела стремление к укреплению и обобщению революционной работы в начальном этапе, которая не смогла преодолеть разногласия. Н.М. Дружинин однозначно считает, что Пестель стремился захватить Северное общество.
Вопрос о П.И. Пестеле на следствии в советский период изучен очень слабо, т.к. не представлял особой ценности для создания героического образа.
С.Я. Штрайх в «Декабристы. 1825-1925 г.» пишет о П.И. Пестеле на следствии, как героическом революционере, сломавшемся под давлением следствия и в связи с предательством своих соратников, стали давать на него показания. Он пишет:
«Пестель сначала, не только не стал доносить на Трубецкого, Рылеева и др., но отказался даже давать показания, но когда увидел, что его предали со всех сторон, то и он не выдержал и даже писал письма Николаю с просьбой о помиловании.»[191]
Он продолжит себя в книге «О памяти повешенных», так же отмечая о первоначальном отказе Пестеля давать показания[192]. И дополнит, упомянув, что перед казнью к нему приходил пастор Рейнбот, из разговора с которым, он, автор, выделяет твердость Пестеля и безразличность к собственной судьбе[193].
Новую страницу в изучении этого вопроса начнет М.В. Нечкина. В книге «Грибоедов и декабристы» она отметит, что 13 декабря, находясь под арестом, Пестель имел связь с южными декабристами и обдумывал, не дать ли <