Экономика средневекового Запада имела целью обеспечить людям средства к существованию, приобретя характер простого воспроизводства. Дальше этого она не шла. Конечно же, рамки «существования» варьировались в зави симости от принадлежности к тому или иному социальному слою общества. Так, например, Гонорий Августодунский сравнивал общество с церковью, колоннами которой служат епископы, витражами — магистры, сводом — князья, черепичной крышей — рыцари, вымощенным полом — народ, поддерживающий и питающий своим трудом весь христианский мир. В XIII в. популярный проповедник-францисканец Конрад отождествлял алтарь с Христом, башни — с папой и епископами, хоры — с клириками, а неф — с мирянами.
Немецкий сборник проповедей 1220 г. называл 28 «etats» (слоев): 1) папа; 2) кардиналы; 3) патриархи; 4) епископы; 5) прелаты; 6) монахи; 7) крестоносцы; 8) послушники; 9) странствующие монахи; 10) секулярные священники; 11) юристы и медики; 12) студенты; 13) странствующие студенты; 14) монахини; 15) император; 16) король; 17) князья и графы; 18) рыцари; 19) дворяне; 20) оруженосцы; 21) бюргеры; 22) купцы; 23) розничные торговцы; 24) герольды; 25) крестьяне послушные; 26) крестьяне мятежные; 27) женщины; 28) братья проповедники-доминиканцы. В перечислении этих слоев заметно четкое разделение людей на две основные категории: люди церкви и миряне, люди светские.
Соответственно, для высших слоев общества понятие «существование» предполагало удовлетворение гораздо больших потребностей, оно должно было позволить им сохранить свой определенный статус, не опускаясь ниже определенного же ранга. Средства к существованию доставлял им труд народной массы.
Этот труд не имел целью экономический прогресс — ни индивидуальный, ни коллективный. Он предполагал, помимо религиозных и моральных устремлений (избежать праздности, которая прямиком ведет к дьяволу; искупить, трудясь, первородный грех; смирить плоть), в качестве экономических целей как обеспечить свое собственное существование, так и поддержать тех бедняков, которые неспособны были сами позаботиться о себе.
|
Известный средневековый философ-мистик Фома Аквинский (1225 или 1226-1274) в «Своде богословия» писал: «Труд имеет четыре цели. Прежде всего и главным образом он должен дать пропитание; во-вторых, должен изгонять праздность, источник многих зол; в-третьих, должен обуздывать похоть, умерщвляя плоть; в-четвертых, он позволяет творить милостыню».
В то же время нравственная оценка труда в раннефеодальном обществе оказывается двойственной. С одной стороны, в наибольшей степени приближала человека к святости созерцательная жизнь монаха, стоявшего на ступеньку выше всех остальных людей. С другой стороны, труд признавался в качестве необходимого занятия человека, который в силу своего несовершенства, да и первородного греха, не может не трудиться. Главным же был вопрос: какова цель, ради которой человек трудится? Обогащение и накопление богатств осуждались. Оставались две другие цели. Одна из них практическая: поддержание земного существования человека. Другая — нравственная: труд как средство воспитания и самообуздания. А так как человеческая жизнь рисовалась ареной постоянного противоборства сил добра и зла, то и любой вид деятельности оценивался в этическом плане.
|
Тем самым труд на деле становился средством обуздать плоть, выработать дисциплину и прилежание. При этом труд понимался в плане достижения идеальной цели — высшего совершенства.
Идеальным считался сельскохозяйственный труд, иногда даже оцениваемый церковными писателями наравне со службой монаха. Так, Жак де Витри писал: «Крестьянин, который трудится на земле с намерением нести это наказание, наложенное на человека Господом, заслуживает того же, что и священник, возносящий целый день в церкви молитвы или бдящий ночь до заутрени». Гонорий Августодунский в своем «Светильнике» писал, что крестьяне по большей части спасутся, ибо «ведут простой образ жизни и кормят народ Божий».
Таким образом, в раннее средневековье оценка крестьянского труда была двояка. С одной стороны, существовала негативная оценка, исходившая от господствующей знати, когда крестьяне расценивались как низшие существа, стоявшие вне общества, как рабочая скотина, объект эксплуатации, но с другой — церковь понимала важность крестьянского труда для поддержания общего благополучия. Именно церковь становится институтом социальной амортизации, смягчая противоречия в обществе и переводя их в морально-религиозный план. Совсем иной оказывается оценка труда ремесленника — горожанина. В «Беседе» английского епископа Эль-фрика отмечалось: «Мы все предпочтем жить с тобою, пахарь, чем с тобою, кузнец, ибо пахарь дает нам хлеб и питье, а что ты, кузнец, в своей кузнице можешь нам предложить кроме искр, стука молотов и ветра из мехов?» Любопытно, что в раннее средневековье почти все ремесленники считались слугами Сатаны. Тот же Жак де Витри отмечал в проповеди: «Эта отвратительная человеческая порода вся идет к своей погибели; никто из них не будет спасен... все они следуют широкими шагами прямо в ад».
|
О сословиях, угодных Богу, говорит и традиционная иконография двенадцати месяцев года, сложившаяся к XII в. и изображавшая повседневные работы и дни, им соответствующие. С одной стороны, труд земледельца: возделывание хлебных полей, винограда, виноделие, выпас свиней. С другой — зимний и весенний перерыв в работе. Работают крестьяне, однако, когда работы останавливаются, на изображениях можно увидеть и дворян, и крестьян. Январь принадлежит дворянам, сидящим за полным яств столом; февраль — простолюдину, возвращающемуся из леса с вязанкой хвороста и спешащему присесть к огню; май предоставлен то крестьянам, отдыхающим среди полей, то дворянам с охотничьими соколами в руках и т. д.
Горожанина как бы не существует и никакой связи между трудом ремесленника (того же кузнеца) и трудом земледельца попросту не улавливается.
Итак, экономическая цель средневекового Запада — создавать необходимое, necessitas, причем в разряд необходимого включается и обязанность подавать милостыню неимущим. Так, по мнению Теодульфа, следовало напомнить «тем, кто занимается негоциями и торговлей, что они не должны желать земных выгод больше, чем жизни вечной... Равным образом и те, кто тяжко трудится на полях, чтобы приобрести пищу, одежду и другие необходимые вещи, должны давать десятины и милостыни... В самом деле, Бог дал каждому его ремесло, дабы он имел, с чего жить, и каждый должен извлекать из своего ремесла не только все необходимое для тела, но также и опору для души, что еще более необходимо».
Некоторые специалисты по каноническому праву, например, Раймон де Пеньяфор в своем «Своде» (первая треть XIII в.), оправдывали необходимостью даже воровство: «Если кто-либо украдет по необходимости что-то из пищи, питья или одежды по причине голода, жажды или холода…».
Таким образом, создавалось общество, составные части которого несли строго определенные функции.
Светская аристократия обязана была поддерживать достойный образ жизни, растрачивая свои излишки на дарения и милостыни — на демонстрацию великодушия во имя христианского идеала милосердия и рыцарского идеала щедрости.
Духовенство тратило часть своих богатств на роскошь, строительство и украшение храмов, на устройство пышных литургий, употребляя остаток на содержание неимущих бедняков.
Крестьянство было низведено до минимального жизненного уровня вследствие взимания части его продукта сеньорами в форме феодальной ренты и церковью в форме десятины, но также обязано творить милостыню в пользу нищих. В общем, при анализе обязанностей трех основных сословий средневекового общества заметна идеализация бедности.
Средневековый Запад — это прежде всего универсум голода, его терзал страх голода и слишком часто сам голод. В крестьянском фольклоре особым соблазном обладали мифы об обильной еде: мечта о стране Кокань. Воображение средневекового человека неотступно преследовали библейские чудеса, связанные с едой, начиная с манны небесной в пустыне и кончая насыщением тысяч людей несколькими хлебами. Оно воспроизводило их в житиях почти каждого святого.
Объектом всех чудес являлся хлеб — не только в память о чудесах Христа, но и потому, что он был основной пищей масс.
Вплоть до XIII в. каждые 3-5 лет недород регулярно вызывал голод. Сложился своеобразный устрашающий цикл: ненастье - неурожай - рост цен - голод - употребление в пищу суррогатов - эпидемия - «мор» (то есть резкое увеличение смертности). Вначале климатическая аномалия и ее следствие — плохой урожай. Дорожали продукты, увеличивалась нужда бедняков. Те, кто не умирал от голода, подвергались другим опасностям. Потребление недоброкачественных продуктов (травы, испорченной муки, вообще негодной пищи, иногда даже земли) влекло за собою болезни, часто смертельные, или хроническое недоедание, которое подтачивало организм или убивало. Имели место случаи каннибализма.
Причины катастроф:
1. Слабость средневековой техники и экономики, приводившая к сокращению периода продовольственного предвидения до одного хозяйственного года и к отсутствию необходимых резервов на случай неурожая.
2. Отсутствие либо утрата умений и навыков в течение длительного времени хранить продукты.