После Нового года деревенские начали обсуждать создание колхоза. Из райцентра прибыли уполномоченные лица, собрали общий сход, разъяснили преимущества создания колхоза, призвали комсомольцев к агитации. В это же время из Йошкар-Олы приехал глава ОблОНО Чикильбаев в качестве уполномоченного по области. В ходе проведения хозполиткампании он проверил работу нашего ШКМ, высказал замечания. Неудовлетворительное состояние работы школы заметил сразу. Для школы выделил пять гектаров земли для огорода и опытного участка. (Тогда школа в земле очень нуждалась.) Заставил приобрести спортивные снаряды для физкультуры. Жизнь в школе закипела, словно в вычищенном пчелином улье.
Разговоры о создании колхоза взбудоражили и наших деревенских. За прошедшие пару лет во многих деревнях появились колхозы, но у нас богатеев убедить не смогли. Теперь уж и они против колхоза выступать не смели, лозунг «уничтожить кулаков как класс» их припугнул. Тем не менее, по тихой грусти свои поля они продолжали сами вспахивать, свою песню тянули.
В этот период мы тоже не сидели без дела. В течение одного месяца силами школьного коллектива поставили три спектакля. Перед спектаклем ведущий разъяснил зрителям преимущества создания колхоза. Пионерам была поставлена задача объяснить всё родителям, помогать в пропаганде деревенским активистам. Труды наши даром не пропали: в феврале более половины деревни записалось в колхоз. Председателем выбрали моего отца.
Кулакам волей-неволей пришлось расстаться со своим подворьем; за неуплату индивидуального налога их самих в Нарым, да в прочие не столь отдаленные места проводили.
Так и появился в нашей деревне колхоз «Красный маяк». В это интересное время я совсем позабыл про Еренте. Отчим моего товарища – Стапан Кури – неблагонадежный мужик, в колхоз вступать не стал.
– Когда вода в реке вспять потечет, тогда и вступлю в ваш колхоз, – говорил он.
– Вода в реке вспять никогда не потечет, а в колхоз ты сам прибежишь как миленький, – отвечают Кури.
Кури хоть и жить спокойно Еренте не давал, мой товарищ все равно в лес с ружьем бегал. Постоянное пребывание на свежем воздухе пошло на пользу – поздоровел парень. Единственно только, глаза его по-прежнему гноились. Кури сам тощий как оса и такой же злой. Но, как раньше, колотить пасынка он уже не осмеливался. Пятнадцатилетний Еренте стал выше и шире отчима. Едва выпадет свободное время – Еренте бежит в лес. Весь день бродит там, но приходит без добычи.
– Ну, Якшывай, – подкалывает его Темит, – длиннохвостые зайцы, вестимо, закончились, а куцые зайцы, смотрю, не по тебе.
Еренте больше не обижается на Темита: они уже и в лес вместе частенько хаживают.
Однажды, по свежему снегу пошли они вдвоем на зайца. Я в тот день (был выходной) сидел в сельском совете, заполнял подворовые описи колхоза «Красный маяк» (отец мой нешибко грамоты знал). В полдень в здание сельского совета заходят, проклиная друг друга на чем свет стоит, Темит и Еренте. Оба измазались кровью. У Темита половина бороды в клочья изорвана, на волосьях кровь примерзла, левая щека исцарапана ногтями. На лбу у Еренте, словно крашеное яйцо, сверкает шишка, губа разбита.
Первым запричитал Темит:
– Вот, товарищ сельсовет… Товарищ Иванов… Смотри на меня: на кого я похож? А? Что за образина?..
Председатель сельского совета Иванов, мужик из соседней деревни, взглянув на Темита, едва удерживается от смеха.
– Выглядишь, ты, прямо скажем, не очень, – говорит он. – Кто это тебя разукрасил?
– Вона! Этот сатаненок! – Темит указывает на Еренте. – Двумя руками как схватится, да и давай бороду драть. Этот щенок меня разукрасил.
Темит даже в ярости говорит как дитя.
– Кому чего не хватило? – спрашивает Иванов, сам веселыми глазами смотрит на Еренте. Еренте злым не выглядит, сидит тихонько на лавочке.
– Мне-то хватило, а этой жабе Якшываю не хватило. И он сразу в бороду вцепился… И ну драть, ну драть… Я даже «караул» кричал…
Темит утирает кровь с бороды.
– Вишь, как растерзал! Полбороды оторвал…
– Я вот понять не могу, – говорит председатель. – Вы чего не поделили-то?
– Зайчишку. Я косого подстрелил, а этот зайца у меня отобрал…
Тихо сидевший Еренте встал, подошел поближе.
– Врет он все, – говорит он. – Мы этого зайца одновременно подстрелили. Вот я и хотел на паях быть. А он не дает.
– Правильно, зайца надобно пополам поделить…
– С чего это пополам? – ярится Темит. – Разве балбес Якшывай своим рваным ружьем в зайца попадет?
– Как это рваным? Ружье-то ты мне сам продал. Когда торговался, «отменное ружье» говорил.
– Ружье-то отменное, да ты сам-то кривоват. Глазища твои купоросом надобно мыть, не видишь ни черта.
– А тебе надо руки отрубить, чтобы не тряслись. Ты такими дергаными руками с пяти шагов в свою седую козу не попадешь.
– Видишь, товарищ Иванов, что он говорит: руки тебе отрубить надо, говорит. Бороду мою изорвал – не хватило, теперь за руки мои взяться хочет. Лови кровопийцу!
– Тебе бы уже стыдновато должно быть, – говорит Темиту Иванов. – Отрастил бороду, сам уже седеть начал, а ходишь с детьми дерешься. Позор!
– Позор?.. С детьми?..
– Ну да, ты с мальчиком подрался… Ты нам работать лучше не мешай. Хочешь подать жалобу – иди к милиционеру. Только и он тебя не похвалит, тебе же и достанется…
– Власть! Сельсовет!.. – с горькой усмешкой говорит Темит. – Человека в беде не можете защитить. Коли так, на кой черт нужен ваш сельсовет. Человеку бороду в две руки дерут, а вам хоть бы что!.. А если голову оторвут, что будете делать? Поди, опять к милиционеру отправите?
– Ты бросай тут шутки шутить, иди себе на здоровье. А зайца пополам поделите: тебе шкура, ему – мясо.
– Какого тебе зайца! Зайца-то нет! – зло отвечает Темит.
– Куда заяц сбежал?
– Не сбежал, – говорит Еренте. – Мы когда схватились, я зайца в сторону отбросил было. А потом, даже и не заметили, его навроде как собаки утащили.
Сидевшие в сельсовете захохотали. Не выдержал и сам Иванов; отсмеявшись, он спрашивает Темита:
– Вы хоть после этого драться прекратили?
Темит молчит, повернувшись к Еренте, погрозив ему кулаком, выходит вон. В сенях слышен его недовольный голос:
– Сельсовет! Собрались тут как воронье!.. У тебя голову отберут, а тебя и не защитит никто…
Мы с Еренте пошли домой вдвоем. По пути я ему посоветовал вступить в колхоз.
На мои советы Еренте даже голоса не подал. Лишь когда заворачивал к своей избе, грустно сказал:
– В общем, я на зайца ходить больше не буду.
– Давно пора прекращать, – поддержал я, – ты так свои глаза совсем испортишь…
– Да нет… Охотиться-то я не брошу… Буду теперь на волка капкан ставить, – сообщил он и зашагал к крыльцу.
«Тьфу! – плюнул я в сердцах. – А ты и действительно балбес Якшывай, оказывается!»
Темит пошел к фельдшеру, взял справку, пригрозил подать на Якшывая в суд, распускал по деревне слухи, будто Еренте его ножом пытался зарезать, будто Еренте вместо зайца кошку пристрелил, а потом этой же кошкой отхлестал Темита.
Вскоре они снова помирились и начали вместе ставить капканы на волков.
За волком
В феврале погода неспокойная. Вот стоит пригожий денек, а вот уже метель закружила, все вокруг посыпая снежком. Днем солнце играет на сахаристом снегу синими, красными, оранжевыми огоньками, слепит глаза. Вечером, непонятно откуда, приходят тучи, становится темно. Темными ночами из лесного оврага до поля доносится вой волчьей стаи. Среди кустов сверкают их горящие, как звезды, глаза. Иногда пара-тройка волков заглядывает в деревню. Выманивают хозяйскую собаку к окраине, а потом нападают. Собака скулит, жалобно воет, но волки ее разрывают, съедают, оставив в поле лишь хвост среди сугробов. Охотники ставят на волков капканы. Иной раз в них попадет один-два волка, а по большей части капканы остаются пустыми. Попавший в капкан волк, если капкан никуда не привязан, на трех лапах уходит вместе с ловушкой.
Темит и Еренте вдвоем, взяв с собой по паре капканов, идут по просеке. Находят волчьи следы. Ставят капканы в четырех местах, возвращаются обратно, как и в те времена, когда ходили на зайцев, по пояс в снегу. Оба не любят лыжи, говорят, что лыжи только мешают.
Темит начинает:
– Ну, сынок, – говорит он Еренте. (После заячьего побоища он стал называть его «сынок».) – Поймаем двух волков – нам награду выдадут. Награду мы пополам поделим, волков тоже пополам. Я себе шкуры возьму, а тебе – мясо.
– Чего? – удивляется Еренте. – Волчье мясо для еды не годится. Мне зачем волчье мясо?..
– Да брось ты, – смеется Темит. – Председатель сельсовет постановил так: мне – шкуры, тебе – мясо.
Еренте, открыв рот, смотрит, а потом вспыхивает:
– Да ну тебя!..
– Ладно-ладно. Не злись. Я ж смеюсь… Ха-ха-ха-ха!.. Председателю сельсовета самому волчье мясо снесем… Все одно, человека в беде защитить не может…
Вечером Еренте пришел ко мне. Я как раз решал алгебру.
– … Два а в квадрате, бе в кубе, это все в пе равно два пе в квадрате а, шесть пе в кубе…
– Все-то ты за своими книжками сидишь, – говорит Еренте. – А мы сегодня на волков капканы ставить ходили.
– Ставь, – говорю, – свои капканы на волков. Может, опять человека какого поймаешь, или еще кого… Два а в квадрате, бе в кубе…
– Человеку зачем в капкан залезать? Или у него глаз нет?..
– Все это в пе, равно два пе, а в квадрате пе, шесть в кубе пе …
– Ты чего там бурчишь? Ровно как по-немецки говоришь, что-то шепчешь, никак, заведующим хочешь стать.
– Да не заведующим, а агрономом хочу стать, – отвечаю я. – Агрономы нынче нужны… А ты почему в колхоз не вступаешь?
– Я сам как вступлю? Родители вступят, так и я вступлю, – говорит Еренте. – Давай сейчас не о колхозе. Пошли завтра в лес с нами.
Подумал: завтра первое марта, в школе занятий нет, играть все только вечером соберутся. На лыжах по весеннему воздуху пройтись было бы славно… Я согласился…
– Я тебя завтра с утра кликну, – говорит Еренте.
Я с удивлением посмотрел на него, спрашиваю, усмехаясь:
– Тебя самого трясти с утра не придется?
– Я нынче долго не сплю, – заявил Еренте и пошел спать домой.
Действительно, на следующее утро Еренте меня рано разбудил. По дороге крикнули Темита, а он нас уже под окном ждал. В домах еще огня не гасили; мы вышли на дорогу. Я ушел вперед. Лыжи гладкие, дорога тоже ровная. По обеим сторона дороги расставлены ветки-маяки, чтобы ночью с пути не сбиться, вокруг них намело маленькие пирамидки снега. Ветра нет. Погода хорошая. На востоке вдали виднеются черно-синие тучки. Просыпающееся за горизонтом солнце начинает окрашивать тучи в цвета свежеиспеченного каравая. В деревне запели петухи. Чувствуется приближение весны, свежий, сладковатый воздух наполняет легкие, в нем витает запах перемен. Думается легко и приятно, голова сама размышляет о новых возможностях в жизни. А думать есть о чем – мы вступили на широкую дорогу коллективизации. Скоро придет весна, снег сойдет с полей, превратившись в пар, растает в воздухе. Поля раскроются, в небе запоют золотоголосые журавли. Народ, подобно дружной муравьиной семье, выйдет в поле.
– Журавль поет, слушайте! – говорят родители. Эти слова означали «готовьтесь к весенней работе».
Помню: когда мы были маленькими, выйдем, бывало, за двор, смотрим на летящих журавлей и кричим:
– Тюр-тюр-тюр, тюр-тюр-тюр, журавль, забери нас собой!..
Высоко-высоко взлетевший журавль «тьур-р-р!» ринется вниз на землю, а мы кричим друг другу:
– Видали, это ж он на мой крик на землю спустился…
– Смотрите, опять поднимается!.. Тюр-тюр-тюр, тюр-тюр-тюр…
… Вдруг я услышал за собой голос:
– Погоди-и!.. Сто-о-ой!
Я повернулся. Темит и Еренте отстали от меня без малого почти на километр. Погруженный в свои мысли, я и не заметил ничего. Спина взопрела.
– Ты куда спешишь? – спрашивает Темит. – Поспешишь – людей насмешишь… Смотри, вот налево маленькая тропинка сворачивает – нам туда. А ты, ровно молодой жеребец, прямо мчишь…
Мы пошли по тропинке, я опять вперед ушел. Лишь на опушке леса Темита я вперед пропустил.
Возле чащи охотники, ступая осторожно, ищут волчьи следы. Еренте остановился.
– Капкан пустой, – говорит он. – Чертовы волки сожрали приманку...
Послышался голос Темита:
– Сюда!..
Мы подходим. Темит разводит руками, ругается:
– Чертов зверь! Тресни его лапа в семи местах! Разорви ему хвост на десять кусков! Лопни его нос!..
– Что случилось?
– А вот что – волк с капканом ушел… Сдохни, пёсья морда!
– Погнали за ним, – предлагает Еренте. – Он все равно от нас не сбежит.
Вокруг того места, где был поставлен капкан, снег истоптан, вокруг кровь. Видно, матерый волк попался, на четырех лапах с капканом ушел. Следы ясные, только слепой не увидит. Я на лыжах, мне бежать проще. За мной бегут Темит и Еренте с ружьями на плечах, иногда проваливаются в снег по пояс. Волк, хитрец, все по тесным чащам шел. Вот, между двух пней он пытался пропихнуть капкан свой, что-то делал, тут крови много натекло. В крови замерзли клочки шерсти. Видно, хотел капкан свой снять, но не смог. Кровавый след ведет к оврагу. На дне оврага будто что-то темнеет.
– Стойте! – кричит Темит. – Видать, это волк наш там валяется.
Смотрят, ищут. Нет, волк здесь не залег, кровавый след ведет нас наверх, теряется в очередной чаще. Мы идем вперед.
Темит и Еренте хватают ртом воздух, устали. Темит сдается, садится на пенек.
– Все, дальше идти не могу, – говорит он.
Я тоже остановился, думаю: если будем за волком гоняться, вечером на игрища точно не успею. В животе урчит, кушать хочется. Еренте, похоже, не устал, хочет дальше за волком гнаться:
– Вы чего встали? Давайте хоть эту чащу осмотрим, вдруг здесь засел…
Действительно, недалеко виднеется куча хвороста, волчий след аккурат туда ведет. Темит тоже не утерпел, опередив нас, вспахивая снег, побежал вперед с ружьем наперевес. Через пять минут сел на сугроб, даже ружье свое бросил.
– Раскудрить твою через плетень, чертов зверь! – раздался его раздраженный голос. – Чтоб ему семь ребер сломать!
– Да что теперь-то? – подошли мы к нему.
– А вон оно что – смотрите!
Я пригляделся. Возле свалившейся сосны валяется капкан, вокруг заледенел кровавый снег, в него вмерзла оторвавшаяся задняя волчья лапа. Кость переломилась, а кожа вокруг обгрызена волчьими зубами.
– Смотри-ка, твоего волка, кажись, кто-то украл, – язвит Еренте.
Темит взъярился:
– Украл!.. Ты что, куриная твоя башка, не видишь?.. Волк свою лапу оторвал… Украл! Балбес! Просил я тебя цепь принести, чтобы капкан пристегнуть, а ты и не дал. Ты, братец мой, лучше бы в Якшывайском омуте остался.
Темит, взяв капкан, идет в сторону дома. Еренте с издевкой (язвить он, верно, у Темита и научился) говорит ему:
– Волчью ногу забери, зачем оставил? Снимешь кожу, сдашь в шкурторг. Тебе, поди, и награду дадут.
Темит побагровел как волчья кровь. Схватив ружье и прицелившись в Еренте, заорал, брызжа слюной:
– Застрелю! Сатанинская порода, застрелю!..
Ружье я его отвел.
– Дядя Темит, – говорю я, – ты все смеешься над ним, а сам даже единственной шутки стерпеть не можешь. Ты, верно, устал, давай мне свое ружье.
Темит отдал мне свое ружье, идем теперь домой.
Еренте впереди нас бодро шагает, я иду, время от времени останавливаясь, чтобы дождаться Темита. Дошли мы до оврага, опередивший нас Еренте вдруг закричал, будто его кто ножом режет.
– Что случилось? – подскочил я к нему.
– О-о-й! Караул!
– Да что с тобой? – спрашиваю я.
– Скорее! Ой-ой! Нога сейчас отнимется!..
Смотрю: Еренте валяется один, рядом с ним никого. Подошел ближе, на стволе ели химическим карандашом жирно выведено «Осторожно! Капкан!». Я все понял: Еренте угодил в капкан.
– Болит нога?
– Ох, терпеть не могу, кажись, нога оторвалась… Ой!
– Бросай ружье! – кричу я ему, сам хватаюсь за капкан. – Ты своим проклятым ружьем себя скоро погубишь…
Подошел и Темит. Настроение его моментально улучшилось, принялся шутить. Конечно, несчастью Еренте он только обрадовался.
– Хе-хе-хе! – кричит он. – Славно! Вместо волка Якшывай… Хе-хе-хе-хе! Ну что, чай, щекотно ноге?.. О-о, капкан-то на замке. Ну, Якшывай, конец тебе… Мамке твоей пора блины печь на поминки, Кури пусть гроб колотить начинает. Тут уж тебе не выжить ни в коем разе.
Капкан, действительно, к дереву пристегнут цепью и закрыт на замок. Я его пытаюсь раскрыть, но крепкий, зараза. Пытаюсь раскрыть его хворостиной. А Темит раскурил цигарку, заводит очередную сказку.
– Мой батюшка, – начинает он, – однажды хромого Бориса чуть не убил… Ровно так же поставил капкан, да с утра подойти не успел… А Борис, пока был здоровоногим, регулярно ходил на зайца…
Я кричу Темиту:
– Да помоги ты освободить!
Еренте плачет, смотрю на него и сердце сжимается от жалости.
– Дядюшка Темит, – прошу я Темита, – ну помоги, пожалуйста. Я один не осилю…
– Погоди маленько, – говорит он, – договорю… Так вот, этот Борис, загоняя зайчишку, попадает в капкан моего отца. Через довольно продолжительное время…
– Дядя Темит!
– Сейчас, сейчас, дорасскажу… Ну вот, глаза у моего батюшки подслеповатые были, как у Еренте. Смотрит издалека: в капкане что-то четвероногое копошится. Оказалось, это был Борис, капкан раскрыть пытался. Батюшке моему показалось – волк. Ружье наставил, да и в Бориса вогнал пулю размером с кончик моего пальца. Борис чуть дуба не дал, захромал на пол-ноги… Ладно-ладно – сейчас освобожу… Не вой, чай, теперь не умрешь.
С Темитом вдвоем мы раскрыли капкан, освободили Еренте. Я его схватил за шиворот и указал на надпись на ели.
– Коли бы ты умел читать, увидел бы, в капкан не угодил бы, – говорю ему.
– Что написано? – спрашивает он.
– «Осторожно! Капкан!»
Погода резко изменилась, северный ветер запел в кронах деревьев. Похолодало. Пока мы переходили овраг, Темит, почему-то отстав от нас, сошел с тропы в сторону. Справа журчит родник. Сверху его накрыло снежным козырьком, но сам он никогда не замерзает. Мы едва поднялись на берег оврага, как где-то послышалось: «Ух! Ой, умираю!».
Я быстро скатился на лыжах обратно. Посреди родника валяется Темит, по пояс увяз в грязи. – Яку! – кричит он. – Умоляю тебя, подай руку! Не то на дно уйду… Ох-ох!
Я ему протянул длинную хворостину, сам тяну с другого конца. Пытаюсь вытащить Темита. Не получается.
– Ты чего ждешь, сукин кот? – орет на Еренте Темит. – Знаю, ты моей смерти ждешь. А ну, помогай!..
Мне и смеяться хочется, уж больно это барахтанье весело выглядит. Еренте прихромал, вдвоем вытащили мы его. Темит весь в грязи, мокрый, еле стоит.
– Чертов родник! – проклинает он источник. – Не мог он усохнуть!..
Его мокрая одежда на глазах леденеет. А одежды на нем много. На ногах портянки и огромные лапти.
Идем дальше, выбрались на просеку. Темит садится на пень.
– Все, не могу, – говорит он нам.
По просеке гуляет студеный ветер, качает тонкие стволы деревьев. Холодно.
– Дядя Темит, – говорю я, – шагай, не то прямо здесь и замерзнешь.
Темит пытается встать, но не может, одежда превратилась в камень. А тут еще и Еренте на ногу свою наступить не может.
– Стопа ступить не дает, ужас как болит, – жалуется он.
Видно, в горячке ранения он боли не чувствовал, а сейчас нога распухла, отказала.
– Вот так прикуп, – говорю я. – Мне, маленькому мальчику, нужно спасти две души.
Приволок я с чащи кучу хвороста, перед застывшим Темитом разжег огонь.
– Сидите здесь, – говорю я им. – Я лошадь в сани впрягу, за вами приеду.
– Кури коня один черт не даст, – говорит Темит. – Какую лошадь собрался впрягать?
– Колхозную.
– Колхоз нам не поможет, мы ж не колхоз.
– Вы-то вообще балбесы, – говорю я им. – Вам, если не помочь, вы тут и помрете оба. А в таких случаях колхоз всегда помогает.
Я побежал в деревню. Через час, приехав на колхозных санях, я погрузил Темита с Еренте и привез домой. Темит заледенел, что твое бревно. Мы его выгрузили возле его избы, поставили на снег, а он сразу опрокинулся. Мы его опять ставим, он опять падает. Ногами даже пошевелить не может – окаменевшая одежда не дает. Внесли мы его в дом как статую.
А своего товарища Еренте я на следующий день сам повел в больницу.
Перевод: Вадим Протасов.