- Чувак, ты уверен, что все нормально? – негромко спросил Спиро, упираясь вытянутой рукой в верхнюю дугу двери флаера. Он чуть наклонился к Кирку, сидевшему на водительском сиденье, чтобы Спок не слышал их.
Джим учитывал вулканский слух, Спиро – нет.
Спок делал вид, что не замечает, как они перешептываются, и что очень занят чем-то у багажника; вещей у них все еще не было.
- Конечно, нормально, - Джим подарил другу широченную улыбку. И, наверное, она не могла обмануть даже Спиро, который не знал Джима достаточно близко.
Тот нахмурился и поглядел укоряюще.
- Потому что ты просто взял и свалил, оставив своего приятеля совсем одного в чужом городе.
- Я знаю, - признал Джим, закатывая глаза. - Я не специально. Так вышло.
- Кирк, - сказал друг сурово. – Что за бабский лепет? Сперва ты носишься с ним, как будто он сахарный. А потом просто берешь и сбегаешь.
- Да не сбегал я…
- А возвращаясь, заявляешь, что вы уезжаете. Хотя, помниться, ты говорил о паре дней.
- Я не должен был оставлять мать…
- Джим, - Спиро пристально посмотрел ему в глаза. Он будто хотел сказать, что не заставляет его признаваться, в чем проблема, но знает, что она есть, и просит Джима не бегать от самого себя. Взгляд был нравоучительным.
- Все хорошо, - снова сказал Кирк, уверенно кивнув другу. – Попрощайся за меня с Алексис. И скажи, что она была лучше всех.
- Думаю, когда ты увидишь ее в следующий раз, она уже не станет здороваться с нами обоими, - пошутил Спиро, однако в его глазах все еще оставалось это жесткое выражение беспокойства.
- Классно потусили, - искренне сказал Джим. А потом прикрикнул своему пассажиру. – Спок, ну где ты там?
Они со Споком оба делали вид, что вулканец действительно мог с чем-то возиться снаружи, совсем не находя подозрительным их внезапный отъезд.
Спок элегантно сел рядом с Джимом, и тот покосился на него, а, когда вулканец заметил его взгляд, Джим и ему фальшиво улыбнулся и включил радио. Чуть громче, чем требовалось.
Ему бы очень хотелось сказать, что он действительно не сбегал этим утром, но Спиро не промахнулся ни одним словом.
Спок молча взглянул на приборную панель. Его подборок был чуть вздернут, отчего казалось, что смотрел он будто бы свысока. Но Спок не стал ничего говорить – больше не стал. Он понял, что Джим не желает открывать ему правды, стоило тому только в первый раз растянуть губы в неискренней улыбке. Что-то его гложило, и даже то, как он искусал губы, выдавало его.
Джим притворился, что не понимает, чему Спок и Спиро удивились. Им стоило вернуться домой, ничего особенного.
Он вообще вел себя со Споком как-то натянуто, что бы ни беспокоило Джима, оно вылилось в некую неловкость. И Спок намеревался выяснить, что его тревожит, и непременно помочь ему справиться с этим. Но чуть позже, сейчас он чувствовал, что не стоит давить. Так подсказывала интуиция, которой он научился у людей.
Джим ощущал вину за то, что оставил Спока без ответов, но она была катастрофически маленьким чувством по сравнению со всем тем, что одолевало его в этот день.
Потому что не каждым утром просыпаешься с болезненным осознание того, что уткнулся в подушку человека (или вулканца), которого считаешь чуть ли не своим лучшим другом, просто вдыхая его запах и ощущая себя, как безумный, счастливым. Это не нормально.
Неужели Идди действительно имела в виду подобное, когда сказала, что он Споком просто одержим? Что за бред? Такого быть не может, ведь… ведь раньше не случалось.
Так что, когда осознание ситуации, в которую вляпался Джим, – очень запоздало, стоит отметить – постучалось к нему, он не придумал ничего лучше, чем сбежать. Спиро только и успел удивленно спросить, куда он намылился, у его спины, а Спока и вовсе все еще не было. Поэтому да, он не мог отрицать, что и правда на целых три с половиной часа бросил своего вулканца одного в Чикаго…
Своего вулканца.
Вот же срань господня.
Ему нужно было остаться одному. Джим глядел четко на дорогу перед собой, а спина его была напряжена. Он хотел вернуться домой. Кажется, все его самоопределение крушилось к ногам Спока, рождая из Джима нечто совершенно иное. У него даже возникло желание смыться на самом деле – подальше от Спока, пока он не приведет мысли в порядок. Но Кирк поборол эту идею, не мог же он реально оставить его здесь совсем одного. Он должен был, по крайней мере, вернуть Спока в Риверсайд.
***
- Ауч! Черт возьми!
С улицы раздался знатный грохот под сердитый звук маминого голоса. Джим отчетливо услышал, как что-то металлическое запрыгало по ступенькам и приземлилось в траву.
- Джеймс! Сейчас же убери их, чтобы глаза мои их больше не видели!
Он выскочил на крыльцо и помог маме подняться. Она потирала поясницу, грозно глядя на костыли, о которые запнулась.
- Какого черта они здесь? – спросила мама, и голос ее прозвучал бы обиженно, если б не злой взгляд.
- О ну… прости, - сказал Джим, поднимая костыли и сбегая вниз по ступеням, чтобы собрать разлетевшиеся металлические кружки.
Вайнона возвращалась из конюшни, когда ее настиг сюрприз. Она хмуро глядела на него из-за плеча.
- Мне было скучно, - признался Джим, выпрямившись под этим пришпиливающим материнским взглядом. Он отдал кружки ей, а костыли прислонил к невысоким перилам крыльца.
- Унеси их в сарай, - велела мать. Затем вздохнула и поставила посуду на маленький столик, который чудом устоял на месте, когда сама она упала. – Джим, - строго сказала она, - что у тебя случилось?
- У меня? Ничего, все в порядке, - улыбнулся юноша.
Если он и был удивлен, то быстро сказал себе, что она не могла не заметить его подавленного состояния даже, если он сам не обращал на это внимания до сей минуты.
- За последние несколько лет я не видела тебя дома так часто, как за эти три дня, - сообщила она.
Вайнона не собиралась добавлять, что вовсе не против такого положения вещей – к чему, если это и так было ясно?
Джим пожал плечами и поглядел в сторону, небо вдали занималось закатом, и он сделал вид, что увлечен этим зрелищем.
- Что-то стряслось в Чикаго? – вновь попробовала Вайнона. И прежде, чем Джим успел солгать, добавила. – Я не сомневаюсь, что ты можешь сам справиться со своими проблемами. Я просто беспокоюсь.
- Мам, не стоит, - он снова улыбнулся ей, только на этот раз с нежностью. – Ничего не случилось. Я просто немного устал.
Мать не поверила ему ни на минуту. Да, возможно, временами она злилась на сына за то, что тот оставлял ее, предпочитая любовь всей Америки с ее дорогами и незнакомцами родному дому, но теперь она поняла, что так еще хуже. Все три дня, как он вернулся из Чикаго, Джим ходил как в воду опущенный. Что-то висело у него на душе, а она не знала, как облегчить этот груз.
Вайнона не сомневалась, что, если Джим думает, что ее это не касается, он не расскажет. Она признавала, что не была Матерью Года и не имеет право давить, но все-таки хотела знать, что тревожит ее мальчика.
С Джимми иногда случалось такое. Он был очень сильным по духу, прямо, как и она сама в молодости, умел улыбаться даже в самой неприятной ситуации – чувство юмора Джорджа, смело встречал сложности в лицо. Даже не смело – нагло. Словно он думал, что жизнь играет с ним в кеш-кеш, и он должен с достоинством принять ее ход. Но иногда он замыкался в себе, и она видела, каким ранимым он был на самом деле. Такого не происходило с его пятнадцати лет, когда он получил свое первое письмо-приглашение из Звездного флота, и вновь произошло сейчас.
- Пойду отнесу их, - сказал Джим, поднимая костыли. – Наверное, пора вернуть их? Раз они тебе больше не нужны.
Вайнона не услышала, что он спросил, и бездумно кивнула, тяжело глядя на него. Он даже выглядел каким-то действительно усталым. Джим посмотрел на мать чуть нервно и развернулся, направившись в сторону сарая. Или конюшни, или своего флаера – он еще и сам не решил, лишь бы сбежать от этого допроса.
Все-таки Джим уложил костыли на заднее сиденье, чтобы отвезти их в больницу. Он надеялся, что больше они никогда им не понадобятся. Может быть, он встретит в городе Спока. Наверное, им стоит увидеться… Он даже должен сам написать Споку и позвать того встретиться.
Джим хотел уже, честно хотел, сесть за руль, но увидел вдали фермы очертания конюшни и подумал, что непременно напишет Споку, но сейчас ему еще нужно немного времени. Он опустил водительскую дверь на место и побрел по уставшей за осень траве, чтобы потрепать свою любимую лошадь по загривку. Она, по крайней мере, не станет лезть ему в душу.
***
Спок не мог отрицать, что ждал, когда Джим захочет возобновить общение с ним. Он понял, что что-то не так сразу, как только вернулся в квартиру Спиро и не обнаружил там Джима. Тот всегда был непредсказуемой личностью, что раздражало и восхищало одновременно, но он бы не оставил Спока одного без причины, вулканец был убежден в этом. А после Джим просто поднял на него ясный взгляд и сказал, что все в порядке. Только в его улыбке Спок распознал фальшь. Все не было в порядке.
И несмотря на то, что за минувшие семьдесят пять часов и сорок семь минут с того мгновения, как Джим попрощался с ним, высадив Спока у мотеля, вулканец только и ждал момента, когда же Джим снова появится на его пороге, он не предпринимал никаких попыток сам инициировать общение. Один раз, шестнадцать часов назад, Спок взял в руки падд, чтобы осведомиться о статусе дел Джима, но вышел из сообщений, не успев набрать и адресата.
Он не должен был вновь вмешиваться в его жизнь. То, что он и так уже совершил, заслуживало лишь порицания. Этот Кирк должен был еще целых шесть лет жить беззаботной жизнью «грозы Среднего Запада» до встречи со своим вулканцем. Который не был им, Споком, что бы там ни говорили. Как он сам не был Послом. Так уж случилось, что, похоже, у него на роду написано знакомиться с чужим Джимом Кирком, который никогда уже не станет твоим. Он не имел никакого права вторгаться в его жизнь.
Может быть, Вселенная наконец вмешалась и решила развести их, послав Джиму таинственное провидение.
Однако как только от Джима пришло короткое сообщение с предложением поужинать, Спок не смог отказать ему.
Кажется, назад дороги не было.
***
Они договорились встретиться в том же кафе, в котором провели свою первую совместную трапезу. В «Нулевом пациенте».
(Джим написал ему «давай в нашем кафе», но смутившись от того, как эту звучит, стер письмо и перефразировал.)
Спок пришел раньше на шесть минут, а Джим опоздал на четыре. Вулканец положил руку на синюю верандную балку, к которой в прошлый раз прислонялся юноша, пока ожидал его. Прошло ровно двадцать дней с того завтрака, на котором Спок согласился по возможности открыться перед Джимом. Четыреста девяноста два часа, если быть точнее. Даже в самых смелых мечтах (а Спок не мечтал никогда раньше и сейчас уже определенно не стоило начинать), он не мог представить, что станет кем-то важным для этого юного Джима. Настолько важным, что иногда он позволял себе греться в том тепле, с которым смотрел на него Джим.
Если он успел построить столь близкие отношения с восемнадцатилетним Джимом менее, чем за месяц, то насколько же дорожил его дружбой капитан, с которым они были знакомы почти год? Спок почувствовал, как в груди его окатило волной боли. Ощущение было таким, словно с его органов содрали верхний слой.
- Спок? – раздался за спиной его голос.
Спок медленно обернулся и посмотрел другу в глаза.
Джима просто придавило к земле. В темных глазах Спока была такая печаль… нет, даже не печаль – что-то намного большее, что-то, что, казалось, раздирало душу Спока. И Джим подумал: «Боже мой, как же он это выносит?».
Раньше ему уже случалось распознать некоторые болезненные эмоции в Спок взгляде или даже голосе, но они никогда не были настолько масштабны. Спок всегда держал себя в руках, просто иногда у него это получалось хуже, иногда лучше. Но сейчас – сейчас, казалось, он даже не пытался спрятать эту боль.
Джим сжал зубы, и почувствовал, как в нем поднимается нечто, больше всего похожее на гнев. Словно опомнившись, вулканец запрятал все свои эмоции обратно в кокон, напустив на лицо привычное выражение чистого спокойствия, но Джим решил, что, какими бы смущающими ни были его чувства к этому мужчине, это не имеет совершенно никакого значения. Он не допустит, чтобы хоть что-либо в этом мире причиняло Споку боль. Тем более, такую боль.
- Давно ждешь? – спросил он твердо. Кирк поднялся на крыльцо, и его взгляд был уверенным и будто бы утешающим.
Джим чувствовал себя в безопасности рядом со Споком? Ему вдруг стало все равно, на сколько лет тот старше или во сколько раз вулканцы сильнее людей. Он собирался защитить Спока.
- Четыре минуты и сорок секунд, - ответил тоо, и Джим усмехнулся, покосившись на него через плечо.
- Этот вопрос вроде предполагает ответ «не очень», - улыбаясь сказал он.
- Буду иметь в виду. Я не был осведомлен на счет этой культурной традиции. И нахожу ее нелогичной.
- Заходи давай.
Удивительно, но Джим, похоже, напрасно боялся, что в обществе Спока будет чувствовать себя как-то не так. В конце концов, что изменилось-то? Ну дошло до него, что его день начинается и заканчивается Споком в этом смысле, в самом друге-то ничего не поменялось.
На этот раз «Пациент» был заполнен больше, чем наполовину, но Джима это не смущало. Во-первых, его уже попривыкли видеть с Вулканцем, а, во-вторых, ему было в любом случае глубоко пополам на их мнение. Но все-таки он выбрал для них максимально уединенный столик, беспокоясь, что Спок может не разделять его дофенизма на этот счет.
Как только Споку удалось подавить все сторонние эмоции и снова взять себя под контроль, он немедленно ослабил щиты ровно настолько, чтобы прощупать эмоциональный фон Джима. И в данном случае Спок не считал, что вторгается в его священное ментальное пространство – он только хотел проверить, все ли у юноши в порядке. (А даже если вулканцы и в этом случае осудили бы его поступок, Спок готов был принять их порицание.)
Джимом владели десятки чувств одновременно, и Спок не мог идентифицировать каждое из них, но ни одно не было тем отчуждением, которое возникло между ними в Чикаго. Спок ощутил немалое облегчение от этого. Что бы у Джима ни случилось три дня назад, сейчас ему было значительно легче.
Вулканец не позволил себе нырнуть в его чувства глубже, как бы ему ни хотелось остаться в них навсегда. Он вновь отстранился и постарался унять остаточную дрожь собственных ответных эмоций. Ему пришлось напомнить себе, что этот Джим не принадлежит ему.
- Прости, что не появлялся эти пару дней, - сказал Джим и неловко потрепал себя по волосам.
Спок заключил, что тот еще не придумал причину, которой мог бы себя оправдать, и пришел ему на помощь:
- Ты не должен извиняться. Надеюсь, ты провел их благополучно?
- Эм. Да. Спасибо, Спок, - Джим точно не знал, как вообще иногда реагировать на его слова. – Надеюсь, ты тоже?
- У меня было достаточно времени для медитаций, благодарю.
- Это ты сейчас так тонко намекаешь на то, что обычно я тебя слишком достаю? – засмеялся Кирк.
Спок задумался над его словами. Не над тем, что Джима было слишком много в его жизни, совсем наоборот. В последние три месяца его общения с капитаном, они проводили вместе столько времени, что порой это служило поводом для недовольства со стороны Ниоты, обижавшейся на то, что он не уделял его достаточно внимания. (Ни Кирк, ни Спок не знали, что, похоже, такова была судьба всех женщин, тем или иным образом, встававших между ними.) Но никогда раньше он не думал о том, что капитан мог бы устать от него.
Спок чуть склонил голову, поглядев на Джима. Они провели друг с другом почти двадцать дней. Может быть, Джиму просто нужен был перерыв?
Нет, кое-что все-таки изменилось. Пристальный взгляд карих глаз смущал. Джим неловко заерзал на жестком деревянном стуле и поглядел в сторону, будто бы осматриваясь. «Пациент» был оформлен в духе французского бистро… ну с поправкой на то, что ни Джим, ни, наверное, хозяин заведения никогда не бывали в настоящем французском кафе. А еще они со Споком привлекали внимание. Фактически на них просто пялились. И этот момент странным делом вдруг оказался Джиму вовсе не до лампочки.
Хотя он и усадил Спока спиной к залу, чтобы минимизировать его дискомфорт, Кирк понял, что сам он чувствует себя не в своей тарелке не только из-за возможных тревог Спока. Ему и самому это внимание отнюдь не льстило. Во взглядах всех этих людей, а большинство из них он знал по именам, он вдруг сюрреалистично увидел яд и осуждение. Казалось, они знали.
Юноша сжал зубы и, расправив плечи, вздернул подбородок. Если кому-то что-то здесь не нравилось, ему следовало подойти и поговорить с кулаком Кирка. Джим не собирался никуда уходить. Пасовать не в его природе.
Спок не замечал, как что-то изменилось в поведение Джима за последнюю минуту. На самом деле он был слишком увлечен собой и проблемами потери полного контроля. Может быть, ему удалось скрыть все деструктивные эмоции под маской бесстрастности, но он их не поборол. Спок все чувствовал.
И глядя в голубые глаза напротив он одновременно ощущал и спокойствие, и невыразимую тоску. Джим был его якорем – его последним оплотом, Рубиконом, перейти который означало окончательно потерять себя, отдавшись отчаянию добровольно. Но этот якорь держался за счет заостренных шипов, впивавшихся прямо в его плоть, заводя полуобломанные края под самые его ребра.
Подошедшая официанта смотрела чуть прищурившись. Она словно бы чувствовала свою власть, которую ей делегировали все собравшиеся. Посетители все еще поглядывали на них, и она как будто собиралась заговорить от их имени. Джим бросил на нее такой взгляд, что все комментарии умерли у нее на устах.
Кирк ощутил, как в нем заворачивается знакомый замес адреналина, очень хотелось отпустить себя. Дать выход своему напряжению, содрать костяшки пальцев о чье-нибудь наглое лицо. Это было сродни сексуальному влечению, которое затмевает разум и ты идешь у него на поводу. Хотелось отдаться этому желанию. Он ни с кем не махался уже черт знает, сколько времени.
Но Джим заставил себя немного сбавить обороты и сделал вдох поглубже. Он сфокусировал внимание на Сопке напротив себя. Тот умиротворенно глядел ему в лицо, и мир за его спиной сомкнулся. Неважно, что происходило там, пока здесь был Спок.
Уголки губ Джима помимо его воли взлетели в легкой улыбке.
***
Следующим утром Джим встал очень рано. Ночью ему совершенно не спалось, и он решил прекратить эти бессмысленный муки. Час стоял такой ранний, что он был почти не в себе, так что можно сказать, что Джим нашел себя на заднем дворе с чашкой чая и завернутым в плед из гостиной.
Он сидел на веранде забравшись на старые качели-диванчик с ногами и глядел в одну точку перед собой. Когда же он, наконец, «проснулся», то с недоумением огляделся и поежился. Холодина стояла страшная, но с утра он любил прохладу. Сэм всегда ругался на него за то, что он открывал окно в кухне, потому что по временным рамкам утро Джима очень часто не совпадало с утром других членов семьи.
Он откинулся на спину, отчего качели чуть вздрогнули, и отпил немного чая. Тот еще не успел остыть, и Джим с удовольствием повел плечами, ощущая тепло внутри и снаружи. Он любил этот плед.
Мама всегда вставала рано – флотская привычка, - но в последние пару лет ее режим как-то сдвинулся, и сейчас она еще спала. Джим закинул голову, и удачно накинутый на спину плед спас его голую шею от встречи с ледяной спинкой качели. Он поглядел на деревянный козырек веранды, темно-красная краска резко контрастировала с бледной пеленой неба. Не было никаких облаков – только низкая молочная ширь во все стороны.
Откровенно говоря, жизнь Джима никогда не была такой уж нормальной в представлении типичного жителя Риверсайда, но найти в огромной галактике одного особенного путешественника во времени – событие даже для него. И в этого путешественника что… влюбиться? Мысли медленно текли в голове, и сейчас, в несусветную рань, ничто не отягощало его. Момент был лучше не придумаешь для того, чтобы все-таки набраться смелости и проанализировать свои чувства к Споку.
Хотя что там анализировать? Это больше по части Спока. А Джим уже влюблялся в своей жизни, чтобы знать, что это такое и без сравнений своих ощущений с пунктами из книги «Как понять, что вы влюбились всвоего лучшего друга. Ликбез для чайников».
Со Споком он себя чувствовал так круто, как ни с кем другим. Все, о чем тут речь? С ним было интересно, волнительно и даже весело; его мнение для Джима значило так много, что он даже готов был к нему прислушиваться и хотел, чтобы вулканец посмотрел на него с одобрением, гордостью; ему хотелось сделать Спока своим.
И самое главное: у Джима сердце разрывалось, когда он видел, как Спок страдает, и он буквально готов был поменяться с ним местами, забрать себе всю эту боль, о которой вулканец ни в какую не хотел ему рассказывать, лишь бы только Спок был счастлив. А это кое о чем да говорит. И если некоторые собственные мысли в отношении Спока ставили Джима в тупик и смущали его, то о заботе об этом одиноком вулканце он не жалел ни на унцию.
Джим закрыл глаза и мысленно окунулся в тот момент в «Парвеню», когда - особенно сильная и горячая в его воспоминаниях - рука Спока легла вдоль его спины, заставив Джима ощутить всю силу этого мужчины и… ну его мужественность. Никогда еще Джим не чувствовал себя настолько в чьей-то власти и никогда еще ему так не хотелось принадлежать кому-то. Раньше он вообще думал, что это не в его природе, но, если бы Спок позвал за собой, он бы пошел – куда угодно, лишь бы остаться рядом. А такое положение вещей - что-то аховое.
Джим удивленно встрепенулся, потому что его кожа пошла мурашками. От холода, стыдливо решил он. Джим нервно облизал губы и закусил нижнюю так, что ощутил сквозь нее ряд собственных зубов. Его пульс немного ускорился.
Но, черт подери эту чертову жизнь, Спок был мужчиной. Хотя… он же вообще не был человеком. Применимы ли к нему земные гендерно-нравственные эталоны? Джим попытался вообразить себе личность Спока в женском теле… и это было странно. То есть, наверное, встреть он ее вместо него все было бы куда проще, но… что-то терялось. Джим отставил чашку на подоконник и закрыл лицо руками. Твою мать, Спок нравился ему с членом.
Джим сделал два глубоких вдоха, закурил припрятаную за другим горшком с фиалками мамину сигарету и смирился.
Ну что поделать? А времени терять на самоанализы он не любил. Если так подумать… его жизнь только что намного упростилась. И да, нормальной она все равно никогда не была.
Он закашлял и сигарета утонула в недопитом чае.
Честно говоря, было странно, ведь он не помнил, чтобы хоть раз у него действительно мелькала какая-нибудь осознанная и законченная мысль о Споке в этом смысле. Да, он находил его привлекательным, и даже не абстрактно. Но Джим же ведь никогда не пялился на… Черт возьми! Пламя, облизывающее за его спиной фигуральный мост, вдруг поутихло, и он мысленно оглянулся назад, пока еще не все пути были сожжены. Ведь он ни разу не засматривался ни на какую часть тела Спока в отдельности – только на его лицо.
А его сильные длинные ноги оставались без внимания… хотя Джим и отмечал рост вулканца. Ну хорошо, стоит признать, что Джим также как-то бессознательно находил его плечи широкими и думал, что у него очень хорошо развита мускулатура. Но он никогда – не единого раза, даже случайно – не бросал взгляд в район его паха.
Джим нервно облизал губы. Он запустил руку в волосы и взлохматил стоящую торчком челку. Другая рука сжалась на ноге под пледом. Если отвлеченно подумать о члене Спока, то он даже не знал, как все там у вулканцев устроено. Но подпитанная гормонами фантазия вообразила очень красочную ситуацию о тесноте его темных, как мысли Джима, брюк. О мама.
В ту же секунду он понял, какая это была ошибка. Теперь он не отделается от этой фантазии… да никогда. Он представил ставший заметным бугорок, когда бы Спок мог повернуться боком, и вместе со стыдом, что он так думает о Споке, ощутил, как кровь зашумела в ушах. А потом все случилось само собой: вот он вообразил, как мог бы прижаться к члену Спока своим вставшим членом, а вот уже понял как влажно и жарко сделалось в его собственных штанах, которые он нацепил поднявшись с постели. Жарко, тесно, и его одолело дикое чувство, от которого весь разум поплыл пятнами. Рука сама забралась под резинку трусов, а голова закинулась. На этот раз он ощутил шеей весь лед металлической спинки, но, видит бог, ему было плевать.
Джим даже не фантазировал ни о чем конкретном, но уже меньше, чем через минуту он понял три вещи.
Он влюбился в Спока во всех смыслах.
Ему нужно в душ.
А кое-что отправится в стирку.
***
Спок стоял перед зеркалом в ванной комнате, его руки мелко дрожали, и он уперся ими в прохладный кафель белоснежной раковины. Вода шумела, и он жалел, что она не могла заглушить его мысли.
Собственное лицо в зеркале вызывало в нем стыд, но было удивительно, что он вообще еще способен на подобные чувства перед самим собой. Спок уже видел такие перемены в лицах вулканцев – после потери родной планеты. Опустившиеся в безумие от боли и отчаяния, растерянности, страха и безразличия к собственной судьбе. Если умирал твой партнер, не каждый вулканец справлялся с этой трагедией одинаково успешно. Джим не был ему партнером, но, кажется, Спок очень бы этого хотел.
Какая жестокая ирония, что для того, чтобы признать это, ему потребовалось Джима потерять.
Он видел в своем лице тех несчастных, кто не сумел оправиться после гибели Вулкана. Когда ему довелось посетить Центр психологической поддержки при госпитале на Центавре, где было предоставлено временное убежище выжившим вулканцам, он не мог не отметить, что встреча с ними разворошила в нем слишком много эмоций, скрывать которые было его долгом. Спок подозревал, что и другие вулканцы также не могли оставаться равнодушными, читая на лицах своих соотечественников те чувства, с которыми им еще совсем недавно пришлось бороться самим, но они сохраняли безупречные маски.
Тогда с ним был капитан, и Джиму Кирку, казалось, ничего не стоило вытянуть его из этого черного омута, в которой попали они все после трагедии.
«Джим бы не хотел, чтобы ты был несчастен», - сказала ему Ниота перед тем, как Спок отправился на свою «прощальную миссию». Но он не знал, как быть счастливым без Джима. Зато он очень хорошо знал, что такое счастье – теперь Спок понимал, что то время, которое он провел со своим капитаном, было самым лучшим временем за всю его жизнь.
Но больше всего, когда он глядел в это зеркало, ему казалось, что его лицо похоже на лицо посла Спока. Не физиологическими изменениями, чем-то намного более интимным.
Споку никогда не удавалось понять своего двойника – слишком разными они казались молодому вулканцу, слишком много Посол видел совсем не так, как он, слишком сильно старик был привязан к Джиму. Но теперь он не просто понимал его, он знал, что чувствует абсолютно то же самое.
И больше всего на свете Спок жалел как раз о том, что так хотел понять его. Лучше бы он навсегда оставался в неведении, чем познал его чувства так.
Посол жил без своего Джима более девяноста лет и все равно смотрел на молодого капитана Энтерпрайз так, словно тот был всем светом в его жизни.
Было не совсем правдиво говорить, что на этот раз у Спока не было Кирка, который мог бы вытащить его из этого отчаяния – он был. И сейчас Споку казалось, что, проведя половину своей жизни без него, Посол научился, как выполнить желание Джима быть счастливым без него, но вновь встретив Джима, тот будто бы поставил своим приоритетом позаботиться о нем. Джим Кирк вновь стал светом для одинокого старого вулканца, и он был способен вызвать настоящую, хотя и невесомую улыбку на непривыкшем к такой мимике лице. Но отчего-то глядя в абсолютно такие же глаза восемнадцатилетнего Джима, Спок не хотел позволить тому помочь себе. Он любил этого юношу и готов был отдать все и даже пойти на что-то, что изменило бы саму его суть, ради этого Джима, но он не хотел быть счастливым без своего собственного капитана.
Глава 6.
Спок не смог отказать Джиму, когда тот попросил его об этом. Он сомневался в том, что идея удачная, и хотел вежливо отвергнуть предложение, но Джима закусил губу и посмотрел на него с надеждой. Спок понял, что тот не просто приглашал его на домашний ужин, для него это было важно.
И вот теперь он стоял в коридоре дома Кирков и ждал знакомства с матерью Джима.
- Ты в порядке? – услышал он голос друга и взглянул на него вопросительно.
На лице Джима читалось беспокойство, и Спок с досадой понял, что тот точно так же прочитал что-то и по его лицу.
- Да, Джим, благодарю, - рассеянно отозвался он, переводя взгляд на вешалку, готовую принять его куртку.
Периферийным зрением Спок еще заметил, как Джим недоверчиво поглядел на него, но тут миссис Кирк сама вышла в коридор, не дождавшись, пока они зайдут в кухню.
Он посмотрел на нее.
- Мам, - Джим улыбался. - Это Спок. Спок – моя мама.
- Вайнона Кирк, - представилась она, приветливо кивая.
- Не пожимай ему руку, - громким шепотом произнес Джим, изобразив странное движения пальцами около своего горла. Спок не был в состоянии как-либо акцентировать на этом внимание.
- Спасибо, - неискренне ответила миссис Кирк, бросив на сына скептический взгляд. – У меня, знаешь ли, был экзамен по межвидовой этике.
Она подняла руку и изобразила уверенный вулканский салют. Некоторым людям не удавалось сделать его на физическом уровне.
- Добро пожаловать в мой дом, Спок.
«Значит вы и есть тот самый мистер Спок?»
Она совсем не была похожа на ту женщину, с которой он познакомился в 2258 году, хотя и обладала всеми чертами ее внешности. В ее глазах был свет, и только где-то в самой глубине он различал легкое недоверие. Уголки ее губ были приподняты. Теперь, когда он познакомился с Сэмом, Спок отмечал, что на мать больше походил старший из братьев, и ее сходство с Джимом уже не казалось ему таким болезненно ярким, как в день похорон.
«Мне сказали, что вы очень многое значили для моего сына».
Он помнил, как ее загорелая рука лежала на крышке гроба, не касаясь флага Федерации.
- Благодарю за приглашение, - глухо отозвался он.
Спок отвел глаза от матери Джима, чтобы найти взглядом его самого. Джим словно чувствовал, что Спок ищет поддержки, и легонько улыбнулся ему уголками губ.
Вайнона глядела то на гостя, то на сына и покусывала внутреннюю сторону губ. Она не была до конца уверена, что рада видеть этого мужчину в своем доме, но Джим так рассказывал о нем, так заверял ее в том, какой Спок замечательный друг – а Джимми, как ни странно, умел разбираться в людях. И потом незнакомец был вулканцем, а им скорее хотелось доверять, чем наоборот.
- Ужин скоро будет готов, - вежливо сказала она.
Джим кивнул и подмигнул матери, как бы говоря, что та отлично выглядит. Вайнона взглянула на него насмешливо и вновь скрылась в кухне. Сын лично попросил ее надеть что-нибудь приличное, а не встретить Спока в спортивных штанах.
Спок глядел в пол перед собой, и Джим вновь ощутил беспокойство. Что-то было не так.
- Эй? – он подошел к мужчине и прикоснулся к его плечу, доверительно заглядывая ему в глаза.
От этого жеста Спок словно пробудился, он неодобрительно покосился на руку Джима, и тот убрал ее. Спок посмотрел на него с привычной бесстрастностью, и Джим подумал, что лучше уж так, чем эти тоска и отстраненность.
Вайнона их предложение о помощи отвергла и вообще выпроводила их с кухни, велев сыну показать Споку дом. При этом она прищурилась в сторону Джимми, подумав, а не приводил ли он уже этого парня сюда в ее отсутствие?
У нее складывалось впечатление, что Джим не просто пригласил Спока на обещанный ею утром пирог, а хотел именно познакомить их. Когда он представил ей Идди, это можно было бы назвать простым стечением обстоятельств: живи Джимми отдельно, Вайноне и не знать бы о всех его подружках. А так он просто приводил их к себе, вот и приходилось знакомить с матерью. Но здесь было кое-что другое.
Джим сказал: «друг», а еще никогда прежде он не представлял ей кого бы то ни было таким образом. Она сожалела, что у ее младшего сына были явные проблемы в общении со сверстниками, но потом он хотя бы стал влюбляться. А самым близким человеком не из семьи для него, наверное, был лучший друг его брата – Филлип. Временами Джимми рассказывал о некоторых приятелях, которых заводил во время своих отлучек из дома, но прямо-таки чтобы друг… такое было впервые.
- Насколько я могу судить, у вас весьма необычный для Риверсайда дом с архитектурной точки зрения, - сказал Спок, с интересом осматриваясь в гостиной.
- Ага, матери моей эту лапшу вешать будешь, - отмахнулся Джим, пытаясь найти свою толстовку в диванных подушках.
Он помнил, что бросил ее здесь. Неужели мама прибрала?
Спок не отвечал, и он вопросительно взглянул на него из-за плеча, чтобы наткнуться на укоризненный взгляд.
- Что?
- Это было грубо, Джим.
Кирк моргнул, но внутри его словно ушатом ледяной воды окатило. Он только что заслужил порицание Спока? Ну что за черт, ему точно не хотелось плохо выглядеть в его глазах.
Джим невинно улыбнулся ему.
- Никогда не задумывался об этом, - ответил он. – Я вырос в этом доме. Ага!
Он нашел свою толстовку и с удовольствием в нее влез. Ворот был идиотски узким, так что у него неприятно сложились уши. Вообще, это была толстовка Сэма, которую тот забыл, потому что слишком сильно любил ее, чтобы оставить нарочно. Джим не был так привязан к вещам и ему, по большей части, было плевать, что именно изображено на его футболке, но Сэм раздобыл эту толстовку на концерте, и во всю грудь шло название группы, а через спину сет-лист. Музыка, по мнению, Джима была отстойная, как и по мнению Арилан, он даже подозревал, что это она позаботилась о том, чтобы ее муж эту толстовку забыл. Хотя, наверное, подобное было бы чересчур жестоко, ведь они отправлялись на другую, мать ее, планету, не все ли равно, что за попсовая группа украшала бы грудь Сэма?
Спок наблюдал за тем, как Джим провел пятерней по взъерошенным волосам и расправил подвернувшийся рукав, и уголки его губ чуть дрогнули. Джим попеременно заставлял его ощущать такие противоречивые эмоции: то вулканца захватывала печаль, то удивительное спокойствие в его обществе.
Джим наконец привел себя в порядок и снова поднял глаза на Спока. Тот просто стоял и молча глядел на него через комнату. Джим почувствовал, как мурашки поползли по его спине, и вытаращил на него глаза.
Спок не понял неожиданной реакции юноши, но решил не вдаваться в размышления о человеческих эмоциях и вернулся к осмотру гостиной. В доме Кирков была стена почета. Кажется, так это называется на Земле.
Он подошел к высокому комоду, на котором были выставлены награды Джорджа Кирка, которые он получил при жизни – за успехи в Академии, и после смерти – государственная награда Героя Объединенной Земли. Рядом была фотография собранного офицера Звездного флота, но на стене висел его портрет, на котором отец Джима улыбался и от его глаз расходилось множество веселых морщинок.
- Ты очень на него похож, - сказал Спок и тут же пожалел об этом.
Но Джим не разозлился. Он встал рядом, невесомо и печально улыбаясь.
- Ага, я знаю, - кивнул Джим, задрав голову и глядя на своего улыбающегося отца. – Ему было тридцать один, он так и остался молодым.
Споку очень хотелось сказать, что когда-нибудь на этом комоде будут стоять награды, присвоенные Джеймсу Тиберию Кирку, но он не мог. Это раскрыло бы завесу тайны о будущем Джима, а Спок не должен был вмешиваться еще сильнее, чем уже вмешался. К тому же, ему совсем не было приятно думать о еще одной такой же медали Героя, которую вновь получит Вайнона Кирк после смерти другого самого важного человека в своей жизни.
- Твой отец играл в сборной по гандболу за академию, – сказал Спок, глядя на небольшой кубок за третье место.
- Да, было дело. Ты еще не видел, какие награды хранятся в доме моей бабушки, - Кирк усмехнулся. – За лучший макет вулкана во втором классе.
Он состроил комичное выражение лица, призванное обозначить всю нелепость подобной памяти, как решил Спок. Конечно, вулканец понимал, что Джим не всерьез.
- А это знаки отличия твоего брата, - продолжил Спок, рассматривая награды, которые получил Сэм в школе и в университете.
- Да. На самом деле все матери одинаковы.
Спок повернул к нему голову.
- Что ты так смотришь на меня? У Сэма куча этой фигни