Для греческого мира уже в VI в. до н. э. характерны два явления: с одной стороны, сильное развитие партикуляризма, цепкое отстаивание своей самостоятельности каждым из бесчисленных городов-государств и, с другой стороны, наличие институтов, объединявших в какой-то мере эти государства, напоминавших им о связи, существовавшей между ними, признание некоторых общеэллинских учреждений н обычаев. Одним из таких, объединявших всех зллинов, пусть на короткое время, институтов были общегреческие религиозные празднества и связанные с ними состязания.
Среди них важнейшее место занимали жертвоприношения Зевсу в Олимпии и общегреческие состязания, устраиваемые после религиозной церемонии. Ф.Ф.Зелинский когда-то заметил, что было бы неправильно сравнивать древнегреческих поэтов, прославившихся своими стихотворениями в честь победителей на Олимпийских играх и в честь коней, одержавших эту победу, с современным поэтом, который палисад бы стихи мя прославления лошади, взявшей первый приз на скачках в Дерби. И действительно, при таком сопоставлении сразу делается ясным, что перед нами явления совершенно разного рода. И дело не только в том, что Олимпийские игры были понятны и близки сердцу каждого грека, а не одним лишь представителям зажиточного меньшинства, и не в наличии в древности религиозного момента, но и в том, что празднества, совершавшиеся в Олимпии с такой торжественностью каждые четыре года, имели не одно религиозное, но и политическое значение. При тесной связи которая существовала в античности между государством и религией, это вполне понятно.
Общее значение Олимпийских состязаний для греков выступает достаточно ясно в одном из рассказов Геродота, где идет речь о прибытии в Египет вестников от элидян. Эти вестники хвалились, что они из всех людей наисправедливейшим и прекраснейшим образом организовали состязания в Олимпии, и думали, что и египтяне, мудрейшие из людей, не смогли бы изобрести ничего другого.
|
|
Но еще важнее другое известие, относящееся к тому времени, когда над Элладой нависла страшная угроза. Полчища персов находились уже на греческой земле. Казалось бы, все другие соображения должны были отойти на задний план перед мыслью о необходимости сосредоточить все силы для отпора врагу. Но греки действуют иначе. Спартанцы отправляют царя Леонида с небольшим отрядом в Среднюю Грецию, обрекая его на верную гибель. Выступить же со всеми силами они предполагают после: «(теперь) им мешало Карнейское празднество». И такие же намерения, прибавляет Геродот, были и у прочих союзников, так как одновременно происходил праздник в Олимпии (VII, 206). Таким образом, даже настоятельная военная нужда не могла отвлечь эллинов от религиозного торжества (может быть, намеки на эти события содержатся у Фукидида).
Победе на Олимпийских играх придавалось в VI в. до н. э. огромное значение: победитель становился первым человеком своего полиса не только в сознании своих сограждан, но и всех греков. Вспомним, что ожидало олимпионика по возвращении на родину: торжественную встречу при его въезде в город, шествие к храму Зевса, пир, привилегии, которые получал победитель, статуи, воздвигавшиеся в его честь, оды, заказанные лучшим поэтам своего времени, легенды, создававшиеся вокруг его имени, божеские почести, иногда оказываемые ему. Все это объясняется не только пристрастием эллинов к спортивным состязаниям, но имеет другой, более глубокий смысл. Поэтому при изучении политической история архаической Греции нельзя пройти мимо вопроса об олимпиониках, тем более что в источниках мы находим интересные в этом отношении известия.
|
|
Однако, прежде чем рассматривать эти известия, необходимо представить себе, что сделано в науке по вопросу об олимпиониках. С пробуждением в Греции интереса к изучению прошлого начали наряду с другими данными собирать материал об Олимпийских играх и составлять списки олимпиоников. Известно, что этим занимался (в конце V в. до н. э.) логограф и аттидограф Гелланик. Впоследствии эту работу продолжали авторы IV в. и позднейшего времени. Многочисленные известия о победителях содержатся также в трудах Геродота, Павсания и других.
В XIX в. все данные об олимпиониках были подвергнуты научному изучению в работе Форстера, а в недавнее время список победителей на Олимпийских играх был пересмотрен и дополнен Моретти.
Как бы ни решать вопрос об исторической достоверности этого списка, в особенности в той его части, которая относится к древнейшему времени (VII — началу VI в. до н. э.), все же в целом сведения, сохранившиеся в нем, несомненно, дают живое представление о составе победителей на состязаниях, хотя во многих случаях и возникают сомнения относительно имени олимпионика, вида состязаний и (особенно часто) даты победы. Даже такой скептически настроенный исследователь, как Белох, считает, что приблизительно с 50-й олимпиады (580 г. до н. э.) ведет свое начало запись имен победителей. Что касается V в., то список победителей этого времени, согласно Белоху, «совершенно достоверен».
|
|
В общем мы имеем основание рассматривать список олимпиоников, по крайней мере с начала VI в., как исторически ценный материал, даже если и допустить, что в него были позднее внесены более или менее произвольные данные (например, имена, заимствованные, из мифологии, или датировки более ранним временем (Килон, Мирон), как думает Белох (ук. соч., стр. 154). мнение которого, впрочем, не разделяет в настоящее время большинство исследователей).
Известия об олимпиониках могут получить различное истолкование в зависимости от взглядов на характер и значение Олимпийских состязаний, начало которых восходит к глубокой старине. В VI в. до н. э. они давно уже стали одним из существенных моментов в религиозной, культурной и политической жизни Эллады, и то или иное понимание их значения не может не бросить свет и на особенности политической борьбы в греческих государствах этого времени.
Каково бы ни было происхождение Олимпийских состязаний — связаны ли они с погребальными обрядами, или с периодической борьбой царей-магов за власть, или, наконец, с культом Зевса как бога войны — в VI в. победа на этих играх имела сильный политический резонанс. Гардинер, являющийся горячим противником религиозной теории происхождения Олимпийских состязаний, прав в известной мере в своей критике попыток истолковывать многие обычаи или обряды позднейшего времени, притом существовавшие не только в Олимпии, как доказательство в пользу этой теории. Но то, что он отрицает религиозный характер состязаний и утверждает, что их происхождение не связано с религией, представляется малоубедительным, — особенно в свете того огромного сравнительно-исторического материала, который был собран Фрэзером по вопросу о различных способах передачи царской власти. Но нас в связи с дальнейшим изложением интересует не столько вопрос о происхождении и первоначальном характере Олимпийских игр, сколько о том, чем они были в VI в. до н. э.
Этот век был периодом быстрого роста их известности и значения по сравнению с предшествующим временем. Свидетельством этого служат прежде всего произведения искусства. Бизли считает, что возрастающий интерес к Олимпийским состязаниям — одна из характерных черт аттической вазовой живописи второй четверти VI в.: об этом говорят, например, изображения на чаше богини победы, юношей с поднятыми руками, приветствующих победителя, и проч. Схолии к первой Олимпийской оде Пиндара поясняют слова поэта (01., 1,151 а) — to de kleoV thloqen dedorken — таким образом: «повсюду устремляют взоры к Олимпийским состязаниям и прославляют (их)».
Поэтому заслуживают внимания известия древних авторов относительно той угрозы, которую представлял победитель в состязаниях для местного правителя. Гардинер (ук. соч., стр. 97 ел.) лишь упоминает о Каллии, старшем Мильтиаде и Кимоне, сыне Стесагора, — победителях на Олимпийских состязаниях — в связи с выяснением вопроса о том, в каких состязаниях могли принимать участие только представители знати и как тесна была связь между Афинами и Олимпией при Писистрате. Однако тот факт, что победитель на состязаниях являлся как бы соперником местного правителя, претендентом на власть в родном полисе, заслуживает пристального изучения.
В Олимпийских состязаниях теоретически мог принимать участие каждый желающий из эллинов, но фактически они были доступны для людей зажиточных, а состязания в беге на колесницах — только для богачей-аристократов или тиранов: слишком велики были расходы на содержание лошадей, на подготовку к бегу и проч. Таким образом, в период господства аристократии Олимпийские игры делались как бы ареной, на которой проявлялось соперничество не только знати разных полисов, но и знатных родов внутри полиса. Можно выразиться точнее: победитель в беге на колесницах в Олимпии был потенциальным претендентом на власть в родном городе, возможным тираном. И, наоборот, тираны, уже захватившие власть, стремились одержать верх в состязаниях в Олимпии или на Пифийских празднествах (имеем в виду в особенности бег колесниц) и нередко, располагая огромными средствами, оказывались победителями. Геродот рассказывает, что еще аргосский тиран Фейдон, которому он дал такую нелестную характеристику (Фейдон, по его словам, «наглостью превосходил всех эллинов»), был заинтересован в руководстве Олимпийскими состязаниями. Действовал этот тиран весьма активно: он выгнал элейских устроителей состязаний и присвоил себе право судить состязающихся.
Связь между тиранами и олимпиониками легко может быть установлена, если проследить список олимпиоников конца VII—VI в. до н. э. Уже Мирон Сикионский, дед Клисфена, одержал в конце VII в. победу в состязаниях на колесницах. Его внук Клисфен, породнившийся с Алкмеонидами (он отдал свою дочь замуж за Мегакла, сына Алкмеона), по-видимому, придавал большое значение участию в общегреческих состязаниях. Он оказался победителем в 576 или 572 г.
К концу VII или началу VI в. относится единоборство (из-за обладания Сигеем) Питтака, тирана Митилены, и афинянина Фринона, победителя в панкратии. Помимо Клисфена Сикионского, и другие тираны принимали участие в состязаниях — Писистрат, сицилийские тираны Гиерон, Гелон, Ферон, тиран Акраганта, царь Кирены Аркесилай IV. Интересна в этой связи п история спартанского царя Демарата, вынужденного впоследствии бежать из Спарты. Правда, причина бегства Демарата, согласно Геродоту, была совершенно иная: оскорбление со стороны другого царя, Леотихида. Но здесь могло быть и затемнение традиции..Во всяком случае Демарат-олимпионик — личность необыкновенная: в разговоре с матерью он, призывая Зевса Геркея, хранителя его дома, просит открыть ему тайну его рождения, и далее выясняется, что его отцом был бог. Олимпиоником, может быть, был и тесть царя Леотихида, врага Демарата, Диакторид.
Олимпионик — частное лицо — возбуждал опасения тирана настолько серьезные, что иногда для устранения победителя — и, очевидно, соперника — прибегали даже к убийству. Подобный случай можно встретить в истории Афин VI в. Соответствующие известия — лишняя черточка в быту того времени, характеризующая острое соперничество знатных родов.
Чем же можно объяснить связь между победой в Олимпии и стремлением или возможностью захвата власти в родном городе?
Олимпионик, с точки зрения истории древнейших культов, представляет собою нечто подобное Rex Nemorensis: он царь-маг, обеспечивающий плодородие почвы, обусловленное таинственным взаимодействием неба и земли. Бег на колесницах носил первоначально ритуальный характер и, как это отразилось в мифах и сообщениях позднейших писателей, решал вопрос о том, кто будет басилевсом нового года.
Олимпионики представляли некоторую угрозу для правящего в городе тирана. Выход из положения был различный: олимпионик мог передать свою победу правителю полиса, из которого он был родом, или даже тирану другого полиса; мог покинуть родину с тем, чтобы основать другой город и сделаться там тираном, или, наконец, тиран мог прибегнуть к насильственному устранению возможного претендента. Во всяком случае отрицать известное политическое значение победы на колесницах в Олимпии для VI—V вв. до н. э. едва ли возможно.