Согласно вышесказанному, легенда о короле Артуре является одной из многих форм общего мифа о невидимом вселенском императоре и правителе, а также о его проявлениях. Эта тема возникает начиная с самой глубокой древности, и она тесно связана с доктриной "циклических проявлений", аватар, то есть с проявлением в определенные моменты и в различных формах единого Принципа, который в промежуточные периоды пребывает в скрытом, непроявленном состоянии.[53]Так, этот правитель имеет все отличительные черты воплощения самого Принципа; легенда через различные образы обязательно подчеркивает, что он "не умирает", что он лишь удаляется в недоступное место, откуда он однажды появится снова; что он «спит» и должен рано или поздно проснуться. Так, сверх-исторический элемент накладывается на элемент исторический, превращая в символ личность реального правителя, короля. Иногда имя такого человека сохраняется, но означает уже нечто трансцендентное по отношению к ней самой.
Образ короля, впавшего в «сон» или в летаргическое состояние, подобен другому образу — короля подмененного, ущербного или парализованного, хотя это следует всегда относить лишь к внешним историческим представителям священной королевской власти, а не к самомму нерушимому принципу. Отсюда вытекает тема раненого, искалеченного, бессильного короля, который продолжает жить в недоступном «Центре», где не властны законы времени или смерти.
Чтобы не повторять все то, что мы сказали в другом месте по этому поводу, развив в должной мере комплексный и универсальный контекст данной проблемы, напомним лишь некоторые типические формы, в которых в самые древние эпохи подобный символизм находил свое выражение. В индуистской традиции мы сталкиваемся с темой Махакашипы, который спит в горе, но должен проснуться, когда задуют в раковины в момент нового проявления Принципа, уже ранее обнаружившего себя в форме Будды. Этот период является также временем пришествия "Правителя Вселенной", Чакраварти, носящего имя Шанкха, но слово «шанкха» на санскрите означает «раковина», в чем через вербальную ассимиляцию проявляется идея пробуждения ото сна новой манифестации "Короля Мира" и самой Примордиальной Традиции, которая, согласно той же индуистской доктрине, считается скрытой в промежуточные периоды кризиса именно внутри «раковины». Аналогичная иранская традиция повествует о герое Керсаспа, который, будучи раненным стрелой во время "сна"(снова этот же символ!), пережил в летаргическом состоянии века в окружении ухаживающих за ним женщин-фраварти (подобно тому, как раненый Король Артур продолжает жить на острове женщин, владеющих врачебным искусством). Но Керсаспа проснется в эпоху Саошьянта и будет сражаться рядом с ним в его войске.[54]Саошьянт — это Правитель будущего, триумфального царства "Бога Света", и разрушитель темных ариманических сил. И здесь следует заметить, что еврейская концепция «Мессии» и христианская теория "Царства Божьего", из которой собственно и развился непосредственно средневековый имперский миф, суть лишь отголоски этой древней арио-иранской дохристианской традиции.
|
|
Но самой важной формулировкой этого мотива является доктрина Калки-аватары, связанная с историей Парашу-Рамы, одного из наиболее типических образов героической линии Примордиальной олимпийско-гиперборейской традиции. Когда предки арийских колонизаторов Индии еще пребывали на их северной родине, Парашу-Рама своим топором уничтожил касту восставших воинов, и также свою согрешившую мать. Именно эти символы, как уже было сказано, характеризуют «героический» дух, — преодоление как деградировавшей мужественности, так и духовности, поставленной под женственно-материнский знак вследствии противоположной разновидности инволюции и деградации, — и это тем более важно, что деяния Парашу-Рамы относятся к периоду между серебрянным (то есть лунным) и бронзовым (то есть титаническим) веками, между Трета-югой и Двапара-югой. Парашу-рама не умер, он удалился в аскетическую обитель на вершине горы Махендра, где он и живет вечно.[55]Когда наступят последние времена, в соответствии с циклическими законами произойдет его новое проявление в форме сакрального короля, который победит "темный век" и который будет носить имя "Калки — аватара". Калки символически рождается в Шамбхане, чье имя в индуистской и тибетской традициях обозначает сакральный гиперборейский центр.[56]Духовным учителем Калки является сам Парашу-Рама, и будучи посвящен в сакральную науку, Калки приобретает царственные достоинства. От Шивы он получает белого крылатого коня (чье значение во всей истории 1О-го аватары настолько важно, что иногда этот конь отождествляется с самим Калки), всезнающего попугая[57]и светящийся меч. Здесь следует вспомнить, что Король Артур также должен появиться на белом коне, и что этот символ играет важную роль в Апокалипсисе св. Иоанна Богослова. В связи с королем Артуром также говорится об исчезнувшем мече, который снова должен вернуться к королю Артуру и который время от времени появляется из воды, излучая свет.[58]Ведомый птицей, Калки найдет себе «Даму», жену, Падму, Падмавати, царскую дочь, которой никто не мог обладать, так как все мужчины, которые ее домогались, по закону божественной воли превращались в женщин. Этот символ имеет очень глубокий смысл. Потом Калки со своими воинами пересекает море, не замочив ног, так как море перед ним магически каменеет. Позже он снова возвращается в свой родной город, в Шамбхалу, который находит столь преображенным и сияющим, что он кажется ему городом Индры, Царя Богов и Бога Героев. Это — символ нового проявления сил примордиального центра, и здесь опять появляются представители солнечной и лунной династий, Цари Мару и Дева, которые благодаря могуществу, полученному путем аскезы, смогли сохранить жизнь через все века мира, вплоть до самого "темного века", пребывая в Гималаях, то есть в горах, считающихся местом "нескончаемого продолжения" золотого века. Наконец, происходит последняя битва, сражение Калки с "темным веком", персонифицированном в богине Кали, а также в двух предводителях демонов — Коке и Викоке.[59]Эта конечная битва будет особенно жестокой, так как поверженные демоны в ней будут постоянно оживать снова, едва коснувшись земли. Но в финале Калки все-таки одержит победу.[60]
|
|
|
|
Все эти символические элементы, наличествующие в данном сюжете, и, быть может, еще не совсем ясные читателю, мы объясним в дальнейшем. Здесь же мы хотим обозначить те аспекты, которые в перспективе разных традиций составляют универсальный имперский миф о новой манифестации «царства», Regnum. Кроме того, очень важно однозначно заявить о необходимости рассматривать все средневековые формы этого мифа в общем и универсальном контексте, далеко превосходящем узкие границы сугубо христианских представлений. Впрочем, уже в римскую эпоху, в ее имперско-языческий период, можно встретить определенные признаки пробуждения идеи золотого века, царь и правитель которого, Кронос, как мы уже видели, считался вечно живущим, но пребывающим в состоянии сна в гиперборейских регионах. При Августе пророчества сибилл возвещали о приходе "солнечного правителя", rex a coelo или ex sole missus[61]("сшедшего с небес или посланного солнцем"), на которого ссылался и сам Гораций,[62]когда он говорил о приходе гиперборейского бога золотого века, Аполлона. Вергилий[63]также провозглашал близость нового золотого века, века Аполлона и героев. Император Август именно в этом ключе осознавал свою символическую «генеалогию», идущую от Аполлона, и феникс, часто появляющийся среди образов Адриана и Антония, также имел прямое отношение к идее воскресения примордиальной эпохи в Римской Империи.[64]Именно связь Рима со сверх-историческим и метафизическим принципом Империи, Imperium, — связь, основывавающаяся на уже упомянутой нами возможности перенесения самого этого принципа на те или иные его проявления в истории, — лежит в основе самой теории непреходящести и вечности (aeternitas) Рима.
В византийский период имперский миф получил у Мефодия такую формулировку, которая, акцентируя так или иначе его связь с Александром Великим, снова обращается к вышеперечисленным темам. Здесь снова встречается мотив царя, которого посчитали мертвым, но который ожил и основал новый Рим. После его непродолжительного царствования появляются орды Гога и Магога, которым некогда Александр Македонский преградил путь, и начинается "последняя битва".[65]Именно эта форма и была воспринята и широко развита средневековыми гибеллинами.
Ожидаемый император, сокрытый, но не умерший, пребывающий в недоступном и невидимом центре, здесь превращается в того или иного правителя Священной Римской Империи: Карла Великого, Фридриха I, Фридриха II. И сопутствующая тема разоренного и бесплодного царства, ожидающего восстановления, находит свой эквивалент в теме Сухого Древа. Сухое Древо, ассоциирующееся с местопребыванием "Короля Мира", о котором мы будем говорить ниже, снова зазеленеет в момент новой имперской манифестации и победы над силами "темного века", представляемом в соответствии с новой религией, в библейско-христианских терминах, то есть в образах орд Гога и Магога, врывающихся в мир в эпоху Антихриста.[66]Это, однако, не мешает тому, что образы Фридриха II или короля Артура, пребывающих на горе, и рыцарей короля Артура, вырывающихся из горы в дикой охоте, несут в себе элементы, связанные с древними нордически-языческими концепциями: с Вальхаллой как с горным местопребыванием Одина, главы "божественных героев",[67]с отрядами духов героев (избранных «Дамами», валькириями), которые, превратившись в свиту дикой охоты, становятся мистическим войском Одина, призванным вступить в последнюю битву с "существами стихий".
Это сказание в эпоху золотого века западного рыцарства и гибеллинизма повторяется с бесчисленными вариациями, и отправляясь от пророчества относительно явления "третьего Фридриха", оно находит свое окончательное выражение в западной формуле об Императоре, который "и жив, и не жив": "Oculus eius morte claudet abscondita supervivetque, sonabit et in populis: vivit, non vivit, uno ex pullis pullisque pullorum superstite" ("Он смертным сном сомкнув глаза свои, все же выжил, он спит, и самые простонародные и дремучие суеверия утверждают, что он живет и не живет").[68]"Живет и не живет" — вот пророческая формула, средневековой цивилизации в период ее заката. Раненый король, король, пребывающий в летаргии, король, умерший и лишь кажущийся живым, или живой, но лишь кажущийся мертвым, и так далее — таковы близкие и взаимозаменяющие темы, которые мы постоянно встречаем в цикле Грааля, вдохновенным особой жизненностью и силой последних высоких стремлений Запада восстановить свою сакральную структуру в согласии с законами великой, духовно-мужской и традиционно имперской цивилизации.