Кровообращение и дыхание 18 глава

Превращение самонаблюдения в особый метод исследования, специфический для психологии и только для нее, есть самое яркое проявление субъективного метода в психологии.<...>

Отказываясь считать самонаблюдение одним из методов научной психологии, мы должны самым решительным образом противопоставить нашу позицию позиции американского бихевиоризма.

Бихевиоризм отказывается от метода самонаблюдения. Но он отказывается от

него для того, чтобы отказаться от изуче­ния психики, сознания человека. Формаль­ный сочинитель бихевиоризма Дж.Уотсон писал: "Если бихевиоризму предстоит бу­дущность..., то он должен полностью по­рвать с понятием сознания". "Те ис­следователи, которые не в состоянии отказаться от "сознания", со всеми его ос­ложнениями, должны искать лучшего при­менения своим силам в какой-нибудь иной области".

Бихевиоризм исходит все из того же идеалистического по своей сущности по­ложения, которое лежит в основе интрос­пективной психологии: психика, сознание доступны только интроспективному позна­нию, они не могут быть изучены объек­тивным методом. (На это обстоятельство справедливо указал в свое время С.Л.Ру­бинштейн.)

"Состояния сознания, — пишет Уотсон, — подобно так называемым явлениям спири­тизма, не носят объективно доказуемого ха­рактера, а потому никогда не смогут стать предметом истинно научного исследова­ния". "С точки зрения бихевиоризма, не су­ществует никаких доказательств "психи­ческих существований" или "психических процессов" какого бы то ни было рода".

Сначала бихевиористы выступали под флагом механистического материализма. Но в основе их построения лежал, как мы видим, идеалистический тезис. Поэтому-то так просто и быстро грубый механи­цизм первых бихевиористов превратился в столь же грубый идеализм их продол­жателей. <...>

Советская материалистическая психо­логия прямо противоположна американ­скому бихевиоризму. Основная задача на­шей психологии — материалистически объяснить психику, сознание человека. Бихевиоризм отказался от метода само­наблюдения для того, чтобы отказаться от сознания. Марксистская психология дол­жна отказаться от самонаблюдения как метода научного исследования потому, что сознание человека может и должно быть изучено последовательно объективными методами.

Н.Н.Ланге

БОРЬБА ВОЗЗРЕНИЙ В СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ¹

Кто знаком с современной психологи­ческой литературой, с ее направлениями и тенденциями, особенно в отношении принципиальных вопросов, не может, я думаю, сомневаться, что наша наука пере­живает ныне тяжелый, хотя и крайне пло­дотворный, кризис. Этот кризис, или по­ворот (начало которого можно отнести еще к 70-м гг. прошлого столетия), ха­рактеризуется, вообще говоря, двумя черта­ми: во-первых, общей неудовлетвореннос­тью той прежней доктриной или системой, которая может быть названа, вообще, ас-социационной² и сенсуалистической пси­хологией, и, во-вторых, появлением значи­тельного числа новых попыток углубить смысл психологических исследований, причем обнаружилось, однако, огромное расхождение взглядов разных психологи­ческих направлений или школ.

Ассоциационная психология была построена, главным образом, трудами Дж. н.Дж.С.Миллей,А.Бена, Г.Спенсера и их предшественников в Англии. В наше время ее сторонниками, более или менее правовер­ными, можно считать Т.Рибо и Т.Цигена, от­части ГЭббингауза. Воззрения этих психоло­гов далеко не во всем совпадают. Но главные, существенные учения у них общие и харак­терные для ассоцианизма. Последователь­ный ассоцианизм рассматривает психичес-

кую жизнь как копию или отражение в со­знании внешнего мира, то есть отмечает по преимуществу параллелизм фактов созна­ния с фактами окружающей среды. Это со­ответствие касается, во-первых, содержаний сознания, во-вторых, связей между этими содержаниями. Содержания сознания распадаются на два класса — ощущений и представлений, причем представления рас­сматриваются как копия ощущений. После­довательность в смене этих вторичных состо­яний, то есть их ассоциация, есть тоже копия последовательностей, в которых на нас дей­ствовали внешние раздражения. Иначе гово­ря, ассоцианизм сводит душевную жизнь почти исключительно к памяти, воспроизво­дящей или повторяющей во вторичных со­стояниях свойства и последовательности ощущений.

В противоположность ассоцианизму или по крайней мере в дополнение к нему новая психология выдвигает вперед свое­образие психической жизни и ее автоном­ный характер. Эта автономность, главным образом, обнаруживается в общем селек­тивном характере сознания, в том, что оно выбирает или подбирает целесообразно психические состояния. Как совершается такой отбор и в чем он состоит, разные психологи определяют весьма различно, но во всяком случае волюнтарный характер психики всегда подчеркивается гораздо ярче, чем в ассоцианизме. Далее, все про­тивники ассоцианизма возражают и про­тив сенсуализма, то есть сведения всех пси­хических познавательных фактов лишь к ощущениям и их копиям — представле­ниям. Более глубокий и беспристрастный психологический анализ показывает им, что наряду с этими определенными и ус­тойчивыми фактами мы находим в со­знании состояния переходные и неопреде­ленные, наряду с образами — мышление без образов и т.д. Предположение, будто все психические процессы сводятся лишь к внешним ассоциациям, оказывается тоже несостоятельным, и наряду с ассоциация­ми выдвигаются разные акты, интенции, разные функции сознания и т.п. Коротко говоря, вместо механического образа пси­хической жизни как конгломерата отдель-

¹ Ланге Н.Н. Психический мир. М.; Воронеж, 1996. С.69—100.

² В современном употреблении — ассоциативной.

ных образов и ощущений (полипняка об­разов, как выражался И.Тен) эта жизнь рассматривается как сложная органичес­кая функция, как процесс в слитном пото­ке изменений, как целесообразное постро­ение и т.п. Механическая схема заменяется органической.

Начало этого движения новой психо­логии, противополагающей себя окоченев­шему в отвлеченных формулах и конст­рукциях ассоцианизму и сенсуализму, должно отнести еще к семидесятым го­дам прошлого столетия. Оно было открыто, с одной стороны, Ф.Бренпгано (Психология с эмпирической точки зре­ния, 1874), родоначальником австрийской школы психологии (X.Эренфелъс, А.Мей-нонг, С.Витпасек и др.), с другой — В.Бунд-том, особенно после того, как его учение об отличии ассоциативных сочетаний представлений от апперцептивных и тео­рия аффектов получили более или менее окончательную формулировку, то есть приблизительно со второго издания его "Основ физиологической психологии" (Очерки психологии, 1880), особенно же после выхода его "Grundriss der Psycholo-gie" (1896). He менее важную роль в этом движении должно признать и за знаме­нитым двухтомным трудом УДжемса, его "Принципами психологии" (1893). По­разительная яркость его психологических наблюдений, свободных от мертвого схе­матизма, тонкое умение подмечать свое­образие психических процессов в их от­личии от свойств внешних предметов и решительность в разрушении догма­тических предрассудков ходячего ассоци-анизма — все это внесло в психологию новую и полную жизненности струю. Да­лее, К.Штумпф в течение многих лет постоянно вносит в психологию ряд об­новляющих ее идей, начиная с возрожде­ния нативизма в области пространствен­ных восприятий (в чем ему, впрочем, предшествовал физиолог Э.Геринг), затем учение о новой форме соединения пред­ставлений — их слиянии, или сплаве (Verschmelzung), — в отличие от ассоци­ации, потом теорию реального взаимо­действия между физиологическим и пси­хическим процессами взамен устарелого психофизического параллелизма, наконец, в 1907 г., плодотворные идеи о необходи­мости различать психические явления или

содержания от психических функций или отправлений (функциональная психоло­гия в противоположность структурной). Наряду со Штумпфом должен быть по­ставлен Т.Липпс, обновляющее и рефор­мирующее значение идей которого испытывает ныне каждый психолог, в ка­кой бы области науки он ни работал. На­конец, к этому перечню наиболее видных представителей новой психологии присо­единим еще Э.Гуссерля <...> и новое дви­жение в области экспериментального ис­следования мышления, начатое уже А.Бине и ныне плодотворно продолжаемое так называемой Вюрцбургской школой (О.Кюлъпе, А.Мессер, НА.Х и т.д.), и мно­гих других.

В этом общем обновлении психологи­ческой науки особенно замечательно то обилие новых основных психологических категорий, которые вводятся разными представителями этого течения. К тому крайне ограниченному числу основных по­нятий, которыми пользовались ассоциани-сты (ощущение, представление, ассоциация), ныне чуть не каждый психолог делает свои добавления: "поток сознания" и "переход­ные состояния сознания" у Джемса, "пред­метное сознание" в противоположность "сознаниям Я" у Липпса, его же "вчувство-вания", "интенция" у Гуссерля, "допущение" (Annahme) у Мейнонга, "акты" у Мессера, "функции" у Штумпфа, "положения созна­ния" у К.Марбе, "психические позы" (les attitudes) у А.Бине, "подсознательное" у Дж.Ястрова и П.Жане и т.д. и т.д. В этом огромном и новом движении при явном разрушении прежних схем и еще недоста­точной определенности новых категорий, при, так сказать, бродячем и хаотическом накоплении новых терминов и понятий, в которых даже специалисту не всегда легко разобраться, мы получаем такое впечатле­ние, будто самый объект науки — психи­ческая жизнь — изменился и открывает перед нами такие новые стороны, которых раньше мы совсем не замечали, так что для описания их прежняя психологическая терминология оказывается совершенно не­достаточной.

При этом, однако, обнаруживается вторая характерная черта новых психологических направлений, на которую мы указали выше: крайнее разнообразие течений, отсутствие общепризнанной системы науки, огромные

принципиальные различия между отдельны­ми психологическими школами. Все призна­ют ассоцианизм и сенсуализм недостаточ­ными, но чем заменить прежние, столь простые и ясные, хотя и узкие, психологичес­кие схемы — на это каждая "школа" отвеча­ет по-своему. Ныне общей, то есть об­щепризнанной, системы в нашей науке не существует. Она исчезла вместе с ассоцианиз-мом. Психолог наших дней подобен Приаму, сидящему на развалинах Трои. Достаточно сравнить общие изложения психологии у Вундта, Липпса, Джемса, Эббингауза, Йодля и Витасека, чтобы в этом убедиться: каж­дое из этих изложений построено по совер­шенно иной системе, чем другие. В дальней­шем мы встретим целый ряд доказательств, подтверждающих такую общую характери­стику современной психологии. Все основные психологические понятия и категории — ощущение, представление, восприятие, ассо­циация, память, внимание, мышление, чувство­вание, воля — понимаются и толкуются ныне совершенно разно психологами разных на­правлений. То, что для одних является сложными явлениями, другие считают спе­цифическими, элементарными фактами, на­пример: сознание протяженности для Вунд­та — в противоположность взглядам на него у Джемса и Штумпфа, специфичность акта суждения для Брентано, Гуссерля, Мейнон-га — в противоположность воззрениям Йод­ля, Эббингауза и других, элементарный харак­тер волевого fiat для Джемса и других волюнтаристов — в противоположность эмо­циональной (аффективной) теории воли у Вундта и ассоциационной у Эббингауза и т.д. В то время как некоторые для всех пси­хологических процессов предполагают физи-ологические корреляты или даже все психические закономерности сводят к физи­ологическим (Авенариус, З.Экснер, Циген, от­части и Эббингауз), другие признают суще­ствование особых чисто психических законностей (Вундт, Джемс, школа Мейнон-га и др.)- Одни видят задачу психологии лишь в описании содержаний сознания, дру­гие признают в сознании еще особого рода функции и акты, отличные от этих содержа­ний (Штумпф, Гуссерль, Мейнонг, Мессер и др.). Этот перечень принципиальных разно­гласий можно было бы легко продолжить на целые страницы, ибо нет ни одного почти психологического вопроса, который не был бы втянут в эту борьбу разных направлений.

Можно сказать, не боясь преувеличения, что описание любого психического процесса по­лучает иной вид, будем ли мы его характе­ризовать и изучать в категориях психологи­ческой системы Эббингауза или Вундта, Штумпфа или Авенариуса, Мейнонга или Вине, Джемса или Г.Мюллера. Конечно, чис­то фактическая сторона должна остаться при этом той же; однако в науке, по крайней мере в психологии, разграничить описываемый факт от его теории, то есть от тех научных ка­тегорий, при помощи которых делается это описание, часто очень трудно и даже невоз­можно, ибо в психологии (как, впрочем, и в физике, по мнению П.Дюгема) всякое описа­ние есть всегда уже и некоторая теория.

Специальные психологические жур­налы приносят нам ежемесячно десятки, по-видимому, чисто фактических исследо­ваний, особенно экспериментального харак­тера, которые кажутся для поверхностного наблюдателя независимыми от этих прин­ципиальных разногласий в основных науч­ных категориях, разделяющих разные психологические школы. Однако, внима­тельнее приглядываясь к этим исследова­ниям, легко убедиться, что уже в самой постановке вопросов и в том или ином употреблении психологических терминов (как то: память, ассоциация, ощущение, внимание и др.) содержится всегда то или иное понимание их, соответствующее той или иной теории, а следовательно, и весь фактический результат исследования сохраняется или отпадает вместе с пра­вильностью или ложностью этой психоло­гической системы. Самые, по-видимому, точные исследования, наблюдения и изме­рения могут, таким образом, оказаться при изменении в смысле основных психоло­гических понятий ложными или, во всяком случае, утратившими свое значение. Мы должны помнить, что такие кризисы, раз­рушающие или обесценивающие целые ряды фактов, которые усердно и старатель­но устанавливались в специальных работах, кризисы в самых основах науки, не раз уже бывали в разных научных областях. Они действуют подобно землетрясениям, возни­кающим благодаря глубоким деформаци­ям в недрах Земли. Достаточно напомнить, например, падение алхимии, несмотря на множество точных опытов у старых алхи­миков, или такие же радикальные перево­роты в истории медицины.

Итак, мы должны признать, что в совре­менной психологии происходит ныне неко­торый общий кризис. Он состоит в смене прежнего ассоцианизма новой психоло­гической теорией. Этот кризис, по суще­ству благотворный, несомненно ведет нас к более углубленному пониманию психичес­кой жизни. Но в настоящее время разыс­кание новых основ для нашей науки порож­дает сильные колебания и значительные разногласия между отдельными психоло­гическими направлениями. Нашей задачей должна быть ныне выработка из этих борю­щихся теорий обновленной системы науки, которая явилась бы столь же ясной и твер­дой, каков был в первой половине прошло­го века ассоцианизм. Задача эта должна со­стоять в критической оценке современных психологических направлений и попытке их соглашения в связи с тем обширным фактическим материалом, который дает нам сама психология, далее физиология и биология, зоопсихология и нервная патоло­гия и, наконец, социология и социальная психология. Некоторую попытку содей­ствовать разрешению этой общей задачи мы даем читателю в следующих главах.

Из сказанного видно, что понимание современной психологии необходимо пред­полагает некоторое знакомство как с ассо-циационной психологией, так и с важней­шими из современных систем, стремящихся дополнить и реформировать этот ассоциа­низм. Поэтому мы даем в дальнейшем пять кратких характеристик, имеющих целью ввести читателя в принципиальное понимание современных движений в пси­хологии. Эти очерки излагают учения ассоцианизма, психологию Вундта, Джем­са, актуалистов и волюнтаристов. Не пре­тендуя на полноту, они должны служить лишь для более ясного понимания даль­нейшего.

1. Общий очерк ассоциационной психологии

Как уже сказано, эта психология воз­никла в английской эмпиристической философии, получила биологический и эво­люционный характер у Г.Спенсера и была

дополнена некоторыми физиологическими основами, в частности учением о локали­зации психических явлений в коре боль­шого мозга. В таком составе (например, в наше время у Т.Цигена) эта психология может быть изображена вкратце следую­щим образом.

Психическая жизнь есть совокупность дискретных душевных явлений, возника­ющих в нашем опыте. Носитель, или сущ­ность, этих явлений — душа — нам неиз­вестна, ибо она есть метафизическое понятие. Поэтому и все попытки прежней метафизической психологии указать ос­новные силы души, то есть ее "способнос­ти", совершенно бесплодны. Такие способ­ности, вроде, например, мышления, фантазии, воли, суть лишь отвлеченные слова, обозначающие общие, сходные свойства в некотором ряде душевных явлений. Они имеют столь же мало объяснительного зна­чения, как, например, "способность" пище­варения для физиологии пищеварения. Все психические факты или явления, как бы они ни были различны, могут быть разло­жены на некоторые элементы, каковыми надо считать: 1) ощущения или реальные состояния разного рода, возникающие при воздействии на нас внешних раздражений, 2) представления или идеальные факты, являющиеся, в сущности, копиями, или репродукциями, ощущений, но более блед­ными. К ощущениям принадлежат как ощущения внешних чувств — зрительные, слуховые и т.д., так и ощущения органи­ческие — холода, тепла, голода, жажды, боли, мускульного сокращения и т.п., и, наконец, ощущения отношений, или отно­сительные ощущения сходства, различия и т.п.¹ Сверх того, все эти ощущения мо­гут иметь кроме своего указанного специ­фического содержания еще характер при­ятности или неприятности. Таково же различие и соответственных представле­ний или идеальных состояний.

Ощущения и порядок их смены в со­знании зависят от порядка, в котором воз­действуют на нас внешние раздражители. Представления же, то есть вторичные со­стояния, комбинируются в единовременные или последовательные комплексы по осо-

¹ Некоторые из психологов этого направления не считают нужным выделять эту третью группу ощущений как нечто особое, например, Циген. Для него само сходство и различие ощущений совпадает с сознанием этого сходства и различия. Другие же ассоцианисты признают особый класс ощущений отношения, как, например, Спенсер.

бым законам ассоциации. Можно разли­чать ассоциации по смежности (в прост­ранстве и времени) и ассоциации по сход­ству содержаний. Первые суть копии тех последовательностей, в которых были даны нам в опыте комплексы ощущений, вто­рые же могут быть сведены к первым. Именно, если некоторое представление А вызывает или внушает нам сходное с ним представление А¹, то сходство их состоит в частичном тождестве их содержаний.

А = a+b+c+d.

A^a+b+k+1.

Каждый из этих комплексов (а, Ь, с, d) и (a, b, k, 1), как уже имеющийся в нашем прежнем опыте, объединен ассоциацией смежности. Поэтому новое появление груп­пы (а, Ь, с, d) может через посредство при­знаков а и b вызвать и ассоциированные с ними по смежности признаки k и I¹.

Ассоциации представлений, вообще, объяснимы физиологически, поскольку физиологической основой представлений мы можем считать "следы", оставленные в коре полушарий соответственными ощу­щениями, связь же между этими "следа­ми" обусловлена особыми, в опыте возникающими ассоциативными путями проведения нервных токов.

Из этих элементов — ощущений разно­го рода и соответственных им представле­ний — слагается вся душевная жизнь, все ее состояния суть разные комплексы или ассоциации указанных элементов. Так, вос­приятие любой реальной вещи есть комп­лекс непосредственно данных ощущений, ассоциативно восполненный некоторыми представлениями. Память, вообще, есть совокупность представлений, ассоциативно возбуждаемых. Фантазия есть тоже свое­го рода память, но память, в которой пред­ставления комбинируются в новые комп­лексы под влиянием разных эмоций. Внимание есть господство в сознании опре­деленной группы представлений, причем прочие представления ими вытесняются или угнетаются. Всякое суждение можно рассматривать как ассоциационную связь представлений, между которыми сущест­вует сознание отношения (сходства, разли­чия и т.д.). Эмоции суть совокупности органических ощущений или соответствен-

ных им представлении, соединенные с созна­нием удовольствия или страдания. Поня­тия могут быть определены как ассоциа­ция слов с рядом сходных между собою представлений и т.д.

Что касается воли, то есть волевых дей­ствий и сознательных поступков, при кото­рых наши движения обусловлены нашими представлениями, то ее надо понимать как постепенно развивающееся в опыте усложне­ние простых рефлекторных актов, первона­чально бессознательных и прирожденных. Рефлекторное движение оставляет в созна­нии представление об этом движении, кото­рое ассоциируется с ощущением того раздра­жения, которое вызвало этот рефлекс. Таким образом, при повторении вновь того же раз­дражения возникает и представление или воспоминание о прежнем движении, то есть движение перестает быть слепым. Эти пред­ставления о движениях входят далее в раз­нообразные ассоциации со всей совокупнос­тью других представлений, и, таким образом, между ощущением или раздражением, с од­ной стороны, и движением — с другой, поме­щаются разнообразные опытные представле­ния, оказывающие влияние на характер и направление самих движений, что и состав­ляет сущность волевого акта, то есть дей­ствия, определяемого сознательными мотива­ми личного опыта.

Наконец, психическая личность пони­мается как комплекс психических явле­ний, наиболее устойчивый и постоянный среди смены других впечатлений. Он сла­гается, главным образом, из всегда сопут­ствующих нам ощущений нашего тела и собственных представлений. Единство это­го комплекса, конечно, весьма относитель­ное, так же как и других опытных комп­лексов, соответствующих представлениям прочих опытных вещей.

Такова общая схема учений ассоциа-ционной психологии, которую мы здесь наметили лишь в самых общих чертах ввиду ее общеизвестности, но которая у представителей этого направления, особен­но у Дж.С.Милля, Бена, Спенсера, Рибо, раз­работана самым широким и последова­тельным образом. Эта схема у Спенсера дополняется учением о наследственности, так что многие стадии в психической эво-

¹ Так рассуждает последовательный ассоцианизм (например, у Эббингауза). У других мы встречаем утверждение двух независимых видов ассоциаций, у Спенсера же — даже попытку свести ассоциации смежности к ассоциациям сходства (смежность в пространстве есть сходство мест).

люции переносятся из опыта данного индивидуума на опыт его предков. Кроме того, у того же Спенсера, а также у Цигена, Рибо, Экстра и других эта схема сливает­ся легко с основными учениями нервной физиологии, в частности с учением о ло­кализации разных психических явлений в отдельных участках большого мозга и о существовании между последними нервных проводников, развивающихся или делаю­щихся проводимыми лишь под влиянием опыта (ассоциационные системы волокон). Против этой-то ассоциационной и фи­зиологической психологии и произошел ныне тот поворот, или кризис, о котором мы сказали выше. Посмотрим теперь, что выставляет новая психология против ста­рого ассоцианизма, в чем она видит его недостатки и чем старается их возместить.

2. Психология В. Вундта

В. Вундт, главный основатель современ­ной экспериментальной психологии, внес существенные поправки и дополнения к ассоцианизму. Можно даже сказать, что вся его деятельность как психолога была, главным образом, борьбой против крайно­стей этой теории. И эта критика явилась тем более важной, что в основе ее лежат не какие-нибудь априорные соображения, а те факты, с которыми Вундт постоянно встречался в разнообразных формах пси­хологического эксперимента. Полное из­ложение его психологических учений слишком сложно, чтобы могло найти здесь место. Но мы должны вкратце охарактери­зовать, во-первых, его новое, расширенное понятие об ассоциации, во-вторых, его уче­ние об апперцепции как процессе, воспол­няющем ассоциацию.

Уже в первых своих экспериментальных работах, посвященных исследованию процес­сов чувственного восприятия ("Beitrage zur Theorie der Sinneswahrnehmungen", 1859— 1862), Вундт, в то время еще ассистент фи­зиологической лаборатории Г.Гельмгольца, пришел к выводу (близкому к воззрениям самого Гелъмголъца), что наше восприятие чувственных вещей есть очень сложный психологический процесс, отнюдь не состо­ящий только из ощущений и репродуциро­ванных представлений (воспоминаний быв­ших ощущений). Восприятия чувственных вещей, их перцепции, представляют слож-

ные психологические образования, в кото­рых участвуют особые синтезы ощущений, дающие в результате совсем новые каче­ства, в синтезируемых ощущениях еще не содержавшиеся. Впоследствии Вундт стал называть такие процессы вообще творчес­кими синтезами психики. Важнейшими продуктами такого психологического син­теза ощущений оказались пространственные перцепции, далее, перцепции временных ря­дов ощущений и др. Все они, по исследова­ниям Вундта, в качествах отдельных ощу­щений, нами получаемых, еще не содержатся, но, как сказано, возникают лишь в процессе психического синтеза этих качеств. Таким образом, была признана своеобразная пси­хическая деятельность уже в чувственных восприятиях, в которых ассоцианисты ви­дели только простые, пассивные ощущения. Именно эти процессы психического син­теза, эти связи, вносимые в ощущения и представления самой психикой, Вундт и на­звал ассоциациями, тогда как прежняя психология понимала под этим термином лишь временные последовательности в сме­не воспоминаний. Термин "ассоциация" получил, таким образом, у Вундта гораз­до более широкое значение, а временная последовательность воспоминаний оказа­лась лишь одним из частных случаев этих синтезов, притом не первичным, а уже вто­ричным; первичными же являются ассоци­ации между самими ощущениями. Ассо­циация означает у Вундта всякого рода психические синтезы, порождающие новые качества в комплексах как ощущений, так и представлений, как одновременных со­стояний, так и последовательных, как позна­вательных, так и эмоциональных психичес­ких явлений. Она для Вундта есть общее обозначение для всех вносимых от самого субъекта психических синтезов или связей между всякого рода душевными состояни­ями, в результате чего эти состояния обо­гащаются новыми качествами. Сюда под­ходит, следовательно, и все то, что Джемс ныне называет "переходными состояниями сознания", а Эббингауз — интуитивными со­знаниями отношений (сходства, различия, протяженности, временных отношений и т.д.). В этих синтезах, то есть сознаниях от­ношений или ассоциациях разного рода, обнаруживается, следовательно, особая пси­хическая переработка данных извне ощу­щений. Психическая жизнь, таким обра-

зом, перестала быть лишь отражением, пассивным воспроизведением внешней действительности, но получила, даже в прос­тых восприятиях, особую свою реальность, исследование закономерностей которой и является собственной задачей психологии. То, что в ассоцианизме было лишь внешней склейкой, внешним сложением, у Вундта оказалось жизненным психическим про­цессом.

Нет нужды здесь входить в подробное обсуждение отдельных видов этих синтезов, или ассоциаций у Вундта (слияние, ассими­ляция, компликация, воспризнание, вос­поминание), тем более что далеко не все ус­тановленные им формы, или виды, этих ассоциаций выдержали критику последую­щих исследований. К сказанному достаточ­но лишь прибавить, что тот случай ассо­циации, который прежняя психология считала основным и даже единственным, то есть ассоциация представлений по смежнос­ти, в психологии Вундта оказался, напротив, весьма сложным процессом. Если, например, вид знакомого вызывает в нас воспоминание его имени, то, по Вундту, дело не просто в том, что в прежнем опыте два впечатления (зри­тельное и слуховое) были одновременно вос­приняты, а ныне прямо одно вызывает другое, как смежное. Этот процесс репродукции предполагает то, что 1) в прошлом нашем опыте одновременные впечатления синтези­ровались в некоторое цельное восприятие предмета (в данном случае нашего знакомо­го), 2) при новой встрече получаемое впечат­ление незнакомого человека быстро меняет­ся благодаря отдельным чертам знакомого лица и вызывает неопределенное сначала, смутное чувство знакомости и 3) если это узнавание несколько задерживается почему-либо, если ассимиляция нового впечатления с прежним происходит не сразу, то возника­ет постепенная, последовательная ассимиля­ция, одним из моментов которой является имя лица. Иначе говоря, ассоциация смежно­сти есть задержанный процесс узнавания.

Второе существенное дополнение, кото­рое Вундт внес в психологию, есть его уче­ние об апперцепции и об апперцептивных соединениях представлений как особых