Кровообращение и дыхание 27 глава

Это последнее утверждение, кажется, однако, противоречит первому. Ибо если, как он утверждал в предыдущей цитате, изучение поведения не касается ничего другого, кроме как "стимула, определяе­мого физически", и "сокращения муску­ла и секреции желез, описываемых физи­ологически", тогда, конечно, для изучения поведения будет невозможно не учитывать "симпатическую нервную систему и же­лезы, а также гладкую мускулатуру и даже центральную нервную систему, что­бы написать исчерпывающее и точное ис­следование эмоций".

Кроме того, в его совсем недавнем заяв­лении⁴ мы находим такие утверждения, как следующее: "Некоторые психологи, по-видимому, представляют, что бихевиорист интересуется только рассмотрением незна­чительных мускульных реакций. Ничего не может быть более далекого от истины. Давайте вновь сделаем акцент на то, что бихевиорист прежде всего интересуется по­ведением целого человека. С утра до ночи он наблюдает за исполнением круга его ежедневных обязанностей. Если это клад­ка кирпичей, ему хотелось бы подсчитать количество кирпичей, которое он может уложить при различных условиях, как дол­го он может продолжать работу, не прекра­щая ее из-за усталости, как много времени потребуется ему, чтобы обучиться своей профессии, сможем ли мы усовершенство­вать его эффективность или дать ему зада­ние выполнить тот же объем работы в меньший отрезок времени. Иными слова­ми, в ответной реакции бихевиорист инте­ресуется ответом на вопрос: "Что он дела­ет и почему он делает это?". Конечно, с учетом этого утверждения никто не может исказить платформу бихевиоризма до та­кой степени, чтобы говорить, что бихевио­рист является только физиологом муску­лов"⁵.

В этих утверждениях ударение делает­ся на целостный ответ в противополож­ность физиологическим элементам таких целостных реакций. Наш вывод сводится к тому, что Уотсон в действительности имеет дело с двумя различными понятия­ми поведения, хотя сам он, по-видимому, ясно их не различает. С одной стороны, он определяет поведение в терминах состав­ляющих его физических и физиологичес­ких элементов, т. е. в терминах процессов, происходящих в рецепторе, в проводящих путях и в эффекторе. Обозначим это как молекулярное определение поведения. С другой стороны, он приходит к признанию, хотя, может быть, и неясному, что поведе­ние как таковое является чем-то большим, чем все это, и отличается от суммы своих физиологических компонентов. Поведение как таковое является "эмерджентным фе-

¹ Watson J. В. Psychology from the standpoint of a behaviorist. Philadelphia, 1919. P. 10.

² Op. cit. P. 11.

³ Op. cit. P. 195.

⁴ Watson J. B. Behaviorism. N. Y., 1930.

⁵ Op. cit. P. 15.

номеном, который имеет собственные опи­сательные свойства"¹. Обозначим это пос­леднее понимание как молярное описание поведения².

МОЛЯРНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ

В настоящем исследовании защищает­ся второе, молярное определение поведения. Мы будем утверждать следующее. Несом­ненно, что каждый акт поведения можно описать в терминах молекулярных процес­сов физического и физиологического ха­рактера, лежащих в его основе. Но поведе­ние — молярный феномен, и актам поведения как "молярным" единицам свойственны некоторые собственные чер­ты. Именно эти молярные свойства пове­денческих актов интересуют нас, психоло­гов, в первую очередь. Молярные свойства при настоящем состоянии наших знаний, т. е. до разработки многих эмпирических корреляций между поведением и их фи­зиологическими основами, не могут быть объяснены путем умозаключения из про­стого знания о лежащих в их основе моле­кулярных фактах физики и физиологии. Как свойства воды в мензурке не устанав­ливаются каким-либо путем до опыта из свойств отдельных молекул воды, так и никакие свойства актов поведения не вы­водимы прямо из свойств, лежащих в их основе и составляющих их физических и физиологических процессов. Поведение как таковое, по крайней мере в настоящее время, не может быть выведено из сокра­щений мускулов, из составляющих его дви­жений, взятых самих по себе. Поведение должно быть изучено в его собственных свойствах.

Акт, рассматриваемый как акт "пове­дения", имеет собственные отличительные

свойства. Они должны быть определены и описаны независимо от каких-либо лежа­щих в их основе процессов в мышцах, же­лезах или нервах. Эти новые свойства, от­личительные черты молярного поведения, по-видимому, зависят от физиологических процессов. Но описательно и per se (сами по себе) они есть нечто другое, чем эти процессы.

Крыса бегает по лабиринту; кошка выходит из дрессировочного ящика; чело­век направляется домой обедать; ребенок прячется от незнакомых людей; женщина умывается или разговаривает по телефо­ну; ученик делает отметку на бланке с пси­хологическим тестом; психолог читает наизусть список бессмысленных слогов; я разговариваю с другом или думаю, или чувствую — все это виды поведения (как молярного). И необходимо отметить, что при описании упомянутых видов поведе­ния мы не отсылаем к большей частью хорошо известным процессам в мускулах и железах, сенсорных и двигательных не­рвах, так как эти реакции имеют доста­точно определенные собственные свойства.

ДРУГИЕ СТОРОННИКИ МОЛЯРНОГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Нужно отметить, что данное молярное представление о поведении, т. е. представ­ление о том, что поведение имеет собствен­ные свойства, которые его определяют и характеризуют и которые являются чем-то другим, чем свойства лежащих в его основе физических и физиологических процессов, защищается и другими теоре­тиками, в частности Хольтом, де Лагуной, Вейссом и Кантором.

Хольт: "Часто слишком материалис­тически думающий биолог так робеет при

'Для более ясного понимания термина "эмерджентный", который теперь становится таким по­пулярным среди философов (См. Dougall W. Me. Modern materialism and emergent evolution. N. Y., 1929), нужно подчеркнуть, что в данном случае при обозначении поведения как имеющего "эмерд-жентные" свойства мы используем этот термин только в описательном смысле, не затрагивая философского статуса понятия эмерджентности. Явления "эмерджентного" поведения коррелиру­ют с физиологическими феноменами мускулов, желез и органов чувств. Но описательно они отли­чаются от последних. Мы не будем говорить здесь о том, сводятся ли в конечном счете "эмерджент-ные" свойства к процессам физиологического порядка.

² Начало различению молярного и молекулярного бихевиоризма положил Броуд (См. Broad C.D. The Mind and its place in nature. N. Y., 1920. P. 616): нам его предложил доктор Вильяме (См. Wil­liams О. С. Metaphysical interpretation of behaviorism. Harvard Ph. D. thesis, 1928).

Броуд намеревался первоначально отличать бихевиоризм, который обращает внимание только на наблюдаемую телесную активность, от бихевиоризма, который учитывает гипотетические про­цессы в молекулах мозга и нервной системы.

встрече с некоторым пугалом, именуемым "душой", что спешит разложить каждый случай поведения на его составные части — рефлексы, не пытаясь сначала наблю­дать его как целое"¹.

"Феномены, характерные для интеграль­ного организма, больше не являются толь­ко возбуждением нерва или сокращени­ем мускула, или только игрой рефлексов, выстреливающих на стимул. Они суще­ствуют и существенны для рассматривае­мых явлений, но являются только их ком­понентами, так как интегрируются. И эта интеграция рефлекторных дуг со всем, что они включают в себя в состоянии система­тической взаимозависимости, дает в ре­зультате нечто, что уже не является толь­ко рефлекторным актом. Биологические

возбуждения на протяжении всей нервной системы выступает ограничением для изу­чения действующего стимула и реакции в области воспитания, индустриальной или социальной областях жизни не больше, чем для физиков невозможность точно опреде­лить, что происходит в электролитах галь­ванического элемента в то время, когда идет электрический ток, является ограничени­ем в исследовании электричества"⁵.

Кантор: "Все более и более психологи пытаются выразить факты в терминах сложного организма, а не его специфичес­ких частей (мозга и т. п.) или изолирован­ных функций (нервных)"⁶.

"Психологический организм, в отличие от биологического организма, может рас­сматриваться как сумма реакций плюс их

науки давно признали эту новую и дру- различные интеграции гую вещь и назвали ее поведением"².

Де Лагуна: "Целостный ответ, вызыва­емый дистантным раздражителем и под­крепляемый контактным стимулом (на­пример, вытягивание шеи, клевание и глотание), образует функциональное един­ство. Акт есть целое и стимулируется или наследуется как целое... Там, где поведе­ние является более сложным, мы найдем подобное отношение"³.

"Функционирование группы (сенсор­ных клеток) как целого есть функциони­рование, а не только химическая реакция, так как в любом случае оно не является результатом реагирования отдельных кле­ток, которые ее составляют"⁴.

Вейсс: "Исследование внутренних нер­вных условий образует, конечно, часть би­хевиористской программы, но невозмож­ность проследить траекторию нервного

ОПИСАТЕЛЬНЫЕ СВОЙСТВА ПОВЕДЕНИЯ КАК МОЛЯРНОГО ФЕНОМЕНА

Соглашаясь, что поведение имеет соб­ственные описательные особенности, мы должны четко уяснить, каковы они.

Первым пунктом в ответе на этот воп­рос должен быть установленный факт, что поведение в собственном смысле всегда, по-видимому, характеризуется направленно­стью на цель или исходит из целевого объекта или целевой ситуации⁸. Полное определение любого отдельного акта пове­дения требует отношения к некоторому специфическому объекту — цели или объектам, на которые этот акт направлен, или, может быть, исходит от него, или и то и другое. Так, например, поведение крысы,

¹ Holt Е. В. The freudian wish. N. Y., 1915. P. 78.

² Op. cit. P. 155. Настоящая глава, а также большинство последующих были написаны до появ­ления наиболее известной книги Хольта (См. Holt Е. В. Animal drive and learning process. N. Y., 1931).

³ Laguna Cr.A. de. Speech, its function and development. New Haven, 1927. P. 169.

*Laguna Cr. A. de. Sensation and perception. // J. Philos. Psychol. Sci. Meth. 1916. 13. P. 617—630.

^bWeiss A. P. The relation between physiological psychology and behavior psychology. — "J. Philos. Psychol. Sci, Meth.", 1919, 16, 626—634; Он же. A Theoretical basis of human behavior. Columbus, 1925.

⁶ Kantor J. R. The evolution of psychological textbooks since 1912. // Psychol. Bull. 1922. V. 19. p. 429—442.

⁷ Kantor J. R. Principles of psychology. N. Y.,1924.

⁸ Мы будем использовать термины "цель" и "результат", чтобы описать ситуации, исходящие из цели, и ситуации, направленные на достижение цели, т. е. для обозначения того, что можно назвать "от чего" и "к чему".

заключающееся в "пробежках по лабирин­ту", имеет в качестве своей первой и, мо­жет быть, главной характеристики то, что оно направлено на пищу. Подобно этому, у Торндайка поведение кошек по открыва­нию дрессировочного ящика будет иметь в качестве своей первой определяющей особенности то, что оно направлено на ос­вобождение из клетки, т. е. на получение свободы. Или, с другой стороны, поведение испытуемого, который повторяет в лабо­ратории бессмысленные слоги, имеет в ка­честве первой описательной характерной черты то, что оно направлено на выполне­ние инструкции, исходящей от экспери­ментатора. Или, наконец, замечания мои и моего друга во время беседы с ним имеют в качестве определяющей черты настрой­ку на взаимную находчивость, готовность подхватить и продолжить разговор.

В качестве второй характерной чер­ты поведенческого акта отметим, что по­ведение, направленное на цель или исхо­дящее из нее, характеризуется не только направленностью на целевой объект, но также и специфической картиной обра­щения (commerce, intercourse, engagement, communion with) с вмешивающимися объектами, используемыми в качестве средств для достижения цели¹. Например, пробежка крысы направлена на получе­ние пищи, что выражается в специфичес­кой картине пробежки по каким-то од­ним коридорам, а не по другим. Подобно этому, поведение кошек у Торндайка не только характеризуется направленностью на освобождение из ящика, но и дает спе­цифическую картину кусания, жевания и царапания ящика. Или, с другой стороны, поведение человека состоит не только в факте возвращения со службы домой. Оно характеризуется также специфической картиной обращения с объектами, высту­пающими в качестве средств для дости­жения цели, — машиной, дорогой и т. д. Или, наконец, поведение психолога — это не только поведение, направляемое инст­рукцией, исходящей от другого психоло­га; оно характеризуется также тем, что само раскрывается как специфическая картина соотношений этой цели с объек-

тами, используемыми в качестве средств, а именно: чтение вслух и повторение бес­смысленных слогов; регистрация резуль­татов повторения и т. д.

В качестве третьей описательной ха­рактеристики поведенческого акта мы находим следующую его особенность. Та­кой акт, направленный на специфический целевой объект или исходящий из него, вместе с использованием объектов в каче­стве средств характеризуется также селек­тивностью, избирательностью, выражаю­щейся в большей готовности выбирать средства, ведущие к цели более коротки­ми путями. Так, например, если крысе да­ются два альтернативных объекта-средства, ведущих к данной цели, один более корот­ким, а другой более длинным путем, она будет в этих условиях выбирать тот, кото­рый ведет к цели более коротким путем. То, что справедливо для крыс, несомненно, будет справедливо — и выступает более ясно — и для более развитых животных, а также для человека. Все это эквивалентно тому, чтобы сказать, что избирательность в отношении объектов, выступающих в качестве средств, находится в связи с "на­правлением" и "расстоянием" средства от целевого объекта, т. е. определяется целью. Когда животное встречается с альтернати­вами, оно всегда быстрее или медленнее приходит к выбору той из них, которая в конце концов приводит к целевому объек­ту или к его избеганию в соответствии с данной потребностью, причем более корот­ким путем.

Подведем итоги. Полное описательное определение любого поведенческого акта per se требует включить в него следующие особенности. В нем различаются:

а) целевой объект или объекты, кото­рые его направляют или из которых оно исходит;

б) специфическая картина отношения к объектам, которые используются в каче­стве средств для достижения цели;

в) относительная селективность к объектам, выступающим в качестве средств, проявляющаяся в выборе тех из них, кото­рые ведут к достижению цели более ко­ротким путем.

¹ Термины "commerce, intercourse, engagement, communion with" используются для описания спе­цифического вида взаимодействия между поведенческим актом и окружающими условиями. Но для удобства мы будем использовать большей частью единственный термин "commerce with" — "обращение с".

В. Келер

НЕКОТОРЫЕ

ЗАДАЧИ

ГЕШТАЛЬТПСИХОЛОГИИ¹

В одной из своих статей Вертгеймер описал следующие наблюдения.

Вы смотрите на ряд точек (рис. 1), рас­стояния между которыми поочередно то больше, то меньше. Тот факт, что эти точ­ки самопроизвольно группируются по две, причем так, что меньшее из расстояний всегда находится внутри группы, а боль­шее — между группами, возможно, не осо­бенно впечатляет.

Рис. 1

Тогда вместо точек (рис. 2) возьмем ряд вертикальных параллельных прямых и несколько увеличим различие между двумя расстояниями.

Рис. 2

Эффект группировки здесь сильней. Насколько силен этот эффект, можно по­чувствовать, если попытаться сформиро­вать другие группы так, чтобы две линии с большим расстоянием между ними обра­зовали одну группу, а меньшее расстояние

было бы между двумя группами. Вы по­чувствуете, что это требует специального усилия. Увидеть одну такую группу, мо­жет быть, достаточно легко, но сгруппиро­вать весь ряд так, чтобы видеть все эти группы одновременно, мне, например, не по силам. Большинство людей никогда не смогут добиться, чтобы эти новые группы стали для них такими же ясными, устой­чивыми и оптически реальными, как пре­дыдущая группировка; и в первый же мо­мент расслабления или при наступлении усталости они видят спонтанно возникаю­щую первую группировку, как будто не­которые силы удерживают вместе пары близко расположенных линий.

Является ли расстояние решающим фактором само по себе?

Две точки или две параллельные ли­нии можно рассматривать как границы, заключающие между собой часть про­странства. В двух наших примерах это удается лучше тогда, когда они находятся ближе друг к другу и можно сформулиро­вать следующее утверждение: члены ряда, которые "лучше" ограничивают часть про­странства, лежащую между ними, при вос­приятии группируются вместе. Этот прин­цип объясняет тот факт, что параллельные линии образуют более устойчивые груп­пы, чем точки. Очевидно, они лучше, чем точки, ограничивают пространство между собой. Мы можем изменить наш послед­ний рисунок, добавив короткие горизон­тальные линии, так что большее простран­ство (между более удаленными линиями) покажется лучше ограниченным (рис. 3).

Рис. 3

Теперь легко видятся группы из более удаленных друг от друга линий с их гори­зонтальными добавлениями (даже тогда, когда открытое расстояние между этими добавлениями больше, чем меньшее рас­стояние между соседними линиями).

Но будем осторожны в выводах. Мо­жет быть, здесь действуют 2 различных принципа: принцип расстояния и прин­цип ограничения?

¹ История психологии. Тексты / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992. С. 163—171.

На следующем рисунке все члены ряда точек удалены друг от друга на равные рас­стояния, но имеется определенная последо­вательность в изменении их свойств (в дан­ном случае цвета — рис. 4). Не имеет значения, какого рода это различие свойств. Даже в следующем случае (рис. 5) мы наблюдаем то же явление, а именно: члены ряда "одного качества" (каково бы оно ни было) образуют группы, и когда ка­чество меняется, мы видим новую группу. Можно убедиться в реальности этого явле­ния, пытаясь увидеть этот ряд в другой группировке. В большинстве случаев люди не могут увидеть этот ряд как прочно орга­низованную серию в любой другой матема­тически возможной группировке.

Рис.4

Рис. 5

Этим наши наблюдения не кончаются. Если снова взглянуть на ряд параллель­ных прямых, мы видим, что образование групп касается не только параллельных линий. Все пространство внутри группы, наполовину ограниченное ближайшими линиями, несмотря на то, что оно такое же белое, как и вся остальная бумага, отлича­ется от нее, воспринимается по-другому. Внутри группы есть впечатление "чего-то", мы можем сказать "здесь что-то есть", тог­да как между группами и вокруг рисунка впечатление "пустоты", там "ничего нет". Это различие, тщательно описанное Руби­ном, который назвал его различием "фи­гуры" и "фона", еще более удивительно тем, что вся группа с заключенным в ней бе­лым пространством, кажется "выступаю­щей вперед" по сравнению с окружающим фоном. В то же время можно заметить, что прямые, благодаря которым заключенная между ними область кажется твердой и

выступающей из фона, принадлежат этой области, они являются краями этой облас­ти, но не кажутся краями неопределенного фона между группами¹.

Можно еще много говорить даже о та­ком простом аспекте зрительного воспри­ятия. Я, однако, обращусь к наблюдениям другого плана.

На предыдущих рисунках группы пря­мых включали по 2 параллельных прямых каждая. Добавим третью прямую в сере­дину каждой группы (рис. 6). Как можно было предположить заранее, три прямые, близко расположенные друг к другу, объе­диняются в одну группу и эффект группи­ровки становится еще сильнее, чем ранее. Мы можем добавить еще две линии в каж­дую группу между тремя уже начерчен­ными прямыми (рис. 7).

Рис. 6

Рис. 7

Стабильность группировки увеличи­лась еще больше, и белое пространство внутри групп почти незаметно. Если про­должать эту процедуру и дальше, наши группы превратятся в черные прямоуголь­ники. Их будет три, и каждый, глядя на этот рисунок, увидит три темные фигуры. Такая постепенная процедура, в результа­те которой мы видим эти темные прямоу­гольники как "вещи", выступающие из фона, есть крайний случай группировки, которую мы наблюдали раньше. Это не геометрический трюизм. Это нечто не от­носящееся к геометрии. Тот факт, что од­нородно окрашенные поверхности или пят­на кажутся целыми, определенными

¹ Подобные законы обнаружены для формирования групп во временных рядах (См. Wertheimer, 1923; Koffka, 1922).

единицами, связан с особенностями наше­го зрения. Когда даны рядом предметы с одинаковыми свойствами, как правило, образуются группы. С увеличением плот­ности группы этот эффект увеличивается и достигает максимума и группы превра­щаются в сплошные окрашенные поверх­ности. (Поверхности эти могут иметь ты­сячи различных форм — от обычных прямоугольников, к которым мы привык­ли, до совершенно необычных форм вроде чернильных пятен или облаков с их при­чудливыми очертаниями).

Мы начали обсуждение с наблюдения группы, так как с помощью этого примера легче увидеть проблему. Конечно, единство черных прямоугольников ярче и устойчи­вее, чем единство наших первых точек и прямых; но мы так привыкли к факту, что однородно окрашенные поверхности, окру­женные поверхностью другого цвета, ка­жутся отдельными целыми, что не видим здесь проблемы. Многие наблюдения геш-тальтпсихологов таковы: они касаются фактов и явлений, настолько часто встре­чающихся в повседневной жизни, что мы не видим в них ничего удивительного.

Нам снова придется возвратиться не­много назад. Мы брали ряды точек или прямых линий и наблюдали, как они груп­пируются. Теперь известно, что в самих членах этих рядов заключена проблема, а именно явление, что они воспринимаются как целые единицы. Мы здесь имеем дело с образованиями разного порядка или ранга, например, прямыми линиями (I порядок) и их группами (II порядок). Если единица существует, она может быть частью боль­шей единицы или группы более высокого порядка.

Будучи целой единицей, непрерывная фигура имеет характер "фигуры", высту­пает как нечто твердое, выделяющееся из фона. Представьте себе, что мы заменили прямоугольник, раскрашенный черным, прямоугольным кусочком бумаги черно­го цвета того же размера и прижали к листу. Ничего как будто не изменилось. Этот кусок имеет тот же характер твердо­го целого. Представьте себе далее, что этот кусок бумаги начинает расти в направле-

нии, перпендикулярном своей поверхнос­ти. Он становится толще и наконец пре­вращается в предмет в пространстве. Опять никаких важных изменений. Но прило­жение наших наблюдений стало намного шире. Не только "вещь" выглядит как целое и нечто твердое, то же касается и групп, о которых говорилось вначале. У нас нет причин считать, что принципы группировки, о которых было сказано (и другие, о которых я не имел возможности упомянуть), теряют силу, когда мы перехо­дим от пятен и прямоугольников к трех­мерным вещам¹.

Наши наблюдения связаны с анализом поля. Мы имели дело с естественными и очевидными структурами поля. Непроиз­вольное и абстрактное мышление образу­ет в моем зрительном поле группы пятен или прямоугольников. Я вижу их не ме­нее реально, чем их цвет, черный, белый или красный. Пока мое зрительное поле остается неизменным, я почти не сомнева­юсь, что принадлежит к какой-нибудь еди­нице, а что — нет. Мы обнаружили, что в зрительном поле есть единицы различных порядков, например, группы, содержащие несколько точек, причем большая едини­ца содержит меньшие, которые труднее разделить, подобно тому как в физике мо­лекула как более крупная единица содер­жит атомы, меньшие единицы, составные части которых объединены крепче, чем составные части молекулы. Здесь нет ни­каких противоречий и сомнений относи­тельно объективных единиц. И так же как в физическом материале с бесспорными единицами и границами между этими еди­ницами, в зрительном поле произвольный мысленный анализ не в силах спорить с наблюдением. Восприятие разрушается, когда мы пытаемся установить искусст­венные границы, когда реальные единицы и границы между ними ясны. В этом глав­ная причина того, что я считаю понятие "ощущение" опасным. Оно скрывает тот факт, что в поле существуют видимые еди­ницы различного порядка. Ведь когда мы наивно представляем себе поле в терми­нах нереальных элементов различного цве­та и яркости, как будто они безразлично

¹ "Вещи" снова могут быть членами групп высших порядков. Вместо пятен мы можем взять ряд людей и наблюдать группировку. В архитектуре можно найти много подобных примеров (группы колонн, окон и т. д.).

заполняют пространство и т. д., от этого описания ускользают видимые, реально существующие целые единицы с их види­мыми границами.

Наибольшая опасность понятия "ощу­щение" состоит в том, что считается, будто эти элементы зависят от местных процес­сов в нервной системе, причем каждый из них в принципе определяется одним сти­мулом. Наши наблюдения полностью про­тиворечат этой "мозаичной" теории поля. Как могут местные процессы, которые не зависят друг от друга и никак не взаимо­действуют друг с другом, образовывать та­кое организованное целое? Как можно по­нять относительность границ между группами, если считать, что это только гра­ницы между маленькими кусочками мо­заики, — ведь мы видим границу, только когда кончается целая группа. Гипотеза маленьких независимых частей не может дать нам объяснение. Все понятия, нуж­ные для описания поля, не имеют отноше­ния к концепции независимых элементов. Более конкретно: нельзя выяснить, как формируются группы или единицы, рас­сматривая поочередно сначала одну точку, затем другую, т. е. рассматривая их неза­висимо друг от друга. Приблизиться к пониманию этих фактов можно, только принимая во внимание, как местные усло­вия на всем поле влияют друг на друга. Сам по себе белый цвет не делает белую линию, начерченную на черном фоне, ре­альной оптической единицей в поле; если нет фона другого цвета или яркости, мы не увидим линию. Именно отличие стиму­ляции фона от стимуляции внутри линии делает ее самостоятельной фигурой. То же самое касается единиц более высокого по­рядка: не независимые и абсолютные свой­ства одной линии, затем другой и т. д. объединяют их в одну группу, а то, что они одинаковы, отличны от фона и находят­ся так близко друг к другу. Все это пока­зывает нам решающую роль отношений, связей, а не частных свойств. И нельзя не учитывать роль фона. Ведь если есть опре­деленная группа, скажем, две параллель­ные прямые на расстоянии полсантиметра друг от друга, то достаточно нарисовать еще две прямые снаружи группы так, чтобы они были ближе к первым прямым, чем те друг к другу, чтобы первая группа разрушилась и образовались две новые группы из пря-

мых, которые сейчас находятся ближе друг к другу (рис. 8).

Рис. 8

Наша первая группа существует, толь­ко пока вокруг нее есть однородный белый фон. После изменений окружающего фона то, что было внутренней частью группы, стало границей между двумя группами. Отсюда можно сделать еще один вывод: характер "фигуры" и "фона" настолько зависит от образования единиц в поле, что эти единицы не могут быть выведены из суммы отдельных элементов; не могут быть выведены из них и "фигура" и "фон". Еще одно подтверждающее этот вывод наблю­дение: если мы изобразим две параллель­ные прямые, которые образуют группу, за­тем еще такую же пару, но значительно более удаленную от первой пары прямых, чем они друг от друга, и т. д., увеличивая ряд, то все группы в этом ряду станут бо­лее устойчивыми, чем каждая из них, взя­тая сама по себе. Даже таким образом проявляется влияние частей поля друг на друга.

Тот факт, что не изолированные свой­ства данных стимулов, а отношение этих свойств между собой (все множество сти­мулов) определяет образование единиц, заставляет предположить, что динамичес­кие взаимодействия в поле определяют, что становится единицей, что исключается из нее, что выступает как "фигура", что — как "фон". Сейчас немногие психологи отри­цают, что, выделяя в зрительном поле эти реальные единицы, мы должны описать адекватную последовательность процессов той части мозга, которая соответствует нашему полю зрения. Единицы, их более мелкие составные части, границы, разли­чия "фигуры" и "фона" описываются как психологические реальности <...>. Отме­тив, что относительное расстояние и соот­ношение качественных свойств являются основным фактором, определяющим обра­зование единиц, мы вспоминаем, что, долж­но быть, такие же факторы определяли бы