Прифронтовой город Торжок. Госпиталь в здании бывшей школы, построенной на самом берегу речки, палата на две койки. В нее, как говорили сестры, уносили тех, кто "мешает спать другим".
Жизнь Сергея находилась в опасности: в рану набилась земля, началось заражение. Через три дня пришел главный хирург, осмотрел рану, попросил "потерпеть еще денек". И через этот денек стало легче.
Рядом неподвижно лежал тяжело раненный, уже немолодой человек. Сергей видел его заострившийся нос, тонкие бледные губы, слой бинта на лбу. Иногда раненому было очень плохо. Он стонал, тяжело дышал, просил говорить с ним, а в бреду все время звал к себе каких-то "бесстрашных призраков". Уставшая сестра не могла беспрерывно находиться у койки этого человека, успокаивала его и уходила в другие палаты. Тогда он громко спрашивал, почему стало тихо: хотел, наверное, знать, чувствовать, что он еще жив. Когда уходила сестра, Сергей брал одну-единственную книжку, которая была в их палате, - "Сказки Андерсена" - и, превозмогая боль в ноге, начинал читать вслух. Переставал стонать человек, на часок засыпал, а очнувшись, прислушивался к шорохам, к дыханию своего соседа и просил:
- Читай, читай...
Настал день, когда он попросил сестру повернуть его на бок, и Сергей впервые увидел серые, глубоко запавшие глаза соседа.
- Как тебя зовут?
- Сергей Матыжонок.
- Откуда родом?
- Из Забайкалья. Под Читой я родился, на станции Карымской.
- А я Ефремов, старшина... Родом из Белоруссии... За сказки тебе большое спасибо, Матыжонок. Наверное, мы с тобой долго проваляемся... В эту палату с пустяковинами не приносят... Ты знаешь, Матыжонок, что это за палата?
- Нет.
- Последняя к изолятору, - улыбнулся Ефремов. - Или мест не было, или не надеялись уже на нас. Ты из какого полка?
- Из 875-го стрелкового.
- Наши соседи... Про 863-й ударный полк слышал? Нет? Как же... Вместе город Клин брали.
- Я недавно на фронте.
- Кто по специальности? - поинтересовался Ефремов.
- Пулеметчик. Был наблюдателем, подносчиком патронов... Ручной пулемет изучил...
- Много скосил гитлеровских гадов?
- Не умею, не получается... В штурмовой отряд записался... Обмоткой зацепился, накрыли... Сильные они. Немецкие лыжники нашего солдата украли... Ловушки ставят под мертвыми. Над пленными смеются... У них в блиндажах мы видели большие зеркала, кофейники, духи. А мы из консервных банок чай пили.
- Смотри-ка! Вот это да! - чуть усмехнулся Ефремов. - Ну, ладно, не надо об этом... Расскажи что-нибудь веселое, Матыжонок. О товарищах, про свою Карымскую... Твой отец где работает?
- На транспорте, составителем поездов.
- А я думал, паиньку зачислили в пулеметчики. Ласкового внучонка, маменькиного сынка. Кофейники...
Раненый закрыл глаза.
- Рассказывай что-нибудь, Матыжонок... Лежать и молчать хуже всего. Говори, мне легче становится... А я потом о себе.
Сергей стал рассказывать различные истории, случавшиеся с ним в детстве. Ефремов изредка перебивал, улыбался.
- Значит, огурцы из чужих огородов воровал? И со мной был такой грех в детстве. Только мы все больше яблоки... Ну и как вы там? Мешками огурцы таскали?
Нет, с мешками никогда не ходили мальчишки Карымской на чужие огороды. Самое многое, если с десяток унесут. Произвести разведку, а потом подползти так, чтобы самый зоркий и чуткий сторож не увидел и не услышал, - вот главное. Ветки в фуражку втыкали, травой обвязывались. А потом с аппетитом поедали, может быть, один-единственный и очень горький украденный огурец, но чувствовали себя смельчаками, героями, видели завистливые взгляды робких сверстников, которые так и не осмелились забраться в чужой огород.
- И часто тебе приходилось ходить в разведку на чужие огороды?
- Бывало...
- Тебе, наверное, и охотиться приходилось? - спросил Ефремов.
- С малых лет.
- Ну и как? Наверное, весь дом пушниной завалил?
- Уток приносил, гусей, куропаток... Лисиц добывал... А когда мне было десять лет, косулю домой принес... А раз в заграничную газету попал - сфотографировал нас с другом один тип. Мы коров пасли, грязные были, а он написал, что мы куски просили возле поезда... Газета была фашистская, на немецком языке. Писали, что нас надо освобождать.
- Давно готовились они нас "освобождать", - сказал старшина Ефремов. - Любыми средствами, не брезгуя ничем. Вот и "освободили" - шрапнелью по ногам. А что это за старый шрам у тебя на плече? Ножом в драке пырнули?
- Нет, товарищ старшина. Это мы ловили бандита, который бежал из лагеря. Он меня из браунинга ранил...
Настал день, когда раненых перевели в общую палату. Уже многое рассказал Сергей своему соседу по койке о своей жизни, о неудачах на фронте, но Ефремов все задавал и задавал новые, теперь уже какие-то странные вопросы.
- По тайге ты много ходил?
- Кто же у нас по тайге не ходит? Там и ягоды, и грибы, и кедровые орехи, и рябчики...
: - А блуждать тебе приходилось?
- Случалось... Но по разным приметам я все-таки выходил на дорогу.
- У тебя комсомольские взыскания есть?
- Нет.
- А музыку ты любишь?
- Для чего вам это?
- Надо, Сергей, надо, - сказал Ефремов. - Говоришь, что у немцев больше танков, самолетов, даже ракет, что в блиндажах у них видел духи, шоколад, ром? А заметил, какие марки на пушках, какие этикетки на бутылках? Сын рабочего, комсомолец, патриот испугался грабителей, пал духом. Не понимаешь, какой ты сильный!
Сергей.посмотрел на свое худое голое плечо, выступившее из-под больничного халата, и улыбнулся.
- Да, ты сильнее их, храбрее! - привстал Ефремов. - По верному пути шел политрук Решетняк. Только он не успел вывести тебя на твое место в этой войне. Знаешь, где твое место, Сергей? В самой передовой цепи! Тебе надо ходить в разведку.
Многое было сказано в палате госпиталя. Многое доверил Сергей старшине. А тот рассказал ему о себе, о своем нелегком боевом пути. Преподаватель черчения и рисования одной из сельских белорусских школ, коммунист Михаил Александрович Ефремов прибыл на фронт рядовым красноармейцем. Ходил в штыковые атаки. Стал стрелком-автоматчиком. Потом его перевели во взвод разведки. Старшина много раз пробирался со своими бойцами в тыл врага, приносил ценные сведения, доставлял в свою часть "языков".
- Немцы зовут моих солдат "зелеными призраками". Боятся их. И у тебя есть все, чтобы стать разведчиком.
Сергею казалось, что в разведку берут отчаянных людей, ни во что не ставящих свою жизнь, не дорожащих ею. Кто же еще может ходить в самое логово врага, где каждый метр земли просматривается, где горстку людей подстерегают минные поля, где путь преграждают ряды колючей проволоки, блиндажи, траншеи... Были в его роте солдаты, которые, узнав, что разведчики куда-то ушли, скептически говорили:
- За своей смертью отправились.
Да, разведчики 875-го полка редко возвращались из поисков без жертв, без ран. Молодым солдат там зачитали однажды приказ об отдаче под суд командира отделения разведчиков. Дважды он выходил выполнять боевой приказ и дважды докладывал, что передний край обороны противника пройти невозможно, что на каждом шагу отделение встречало минные поля и патрули. В третий раз вслед за этим отделением послали другое. Оказалось, что разведчики даже не пытались переходить линию фронта. Замаскировавшись, они лежали на нейтральной полосе. За обман и трусость строго наказали командира отделения разведчиков.
- Это не разведчики, - нахмурился Ефремов. - Это были совершенно случайные люди в нашем деле. Таким всегда кажется, что нельзя пройти, что они обязательно погибнут. Нет, Сергей, наши разведчики не такие. Говоришь, немецкие лыжники новобранца у вас украли? Подумаешь, подвиг!.. Нетрудно взять в плен человека, который только что прибыл на фронт и ни когда не держал в руках винтовку. Его можно было и не связывать, а забить в рот кляп, чтобы не кричал, и вести. А вот среди белого дня преодолеть минные поля, перерезать проволочные заграждения, все разузнать, выведать, бесшумно схватить немецкого офицера, а потом без единой раны вернуться домой - это не всякий сумеет. А в нашем взводе такое бывало. Но разведчики тоже очень любят жизнь, они и воюют за право на хорошую жизнь.
Старшина обводил взглядом белые больничные стены, в его серых сумрачных глазах появлялись искорки.
- Скорее бы вернуться к товарищам, рассказать, как было плохо без них... Слышал, Сергей? Наши сейчас наступают. А разведчики идут впереди, прокладывают пути. Все время впереди... Нам надо далеко-далеко шагать. Пойдешь, Сергей, со мной?
- Пойду, товарищ старшина.
Торжок иногда сильно бомбили, но Ефремов никогда не спускался в подвальное помещение, куда на время воздушных тревог переводили "ходячих" раненых. Старшина подходил к дребезжащим, позванивающим окнам, смотрел в небо, где кружили "юнкерсы", на берег речки, где совсем недалеко от госпиталя стояла зенитная батарея, и внимательно следил за происходящим. Однажды он подозвал Сергея к окну.
- С сегодняшнего дня считай, что эта батарея вражеская. Тебе и пятерым разведчикам приказываю взять в плен командира батареи. С чего начнете?
- Наблюдать надо.
- Правильно, - сказал Ефремов. - Садись у окна и следи. Дня через три доложишь о том, что заметил. Я тоже буду смотреть.
Через несколько дней Сергей многое знал о батарее: определил, когда сменяются наблюдатели, куда идут отдыхать, когда расчеты проводят учебные занятия, засек время обеда. Много раз видел он и командира - низенького бойкого человека с планшетом на полушубке.
- Догадался, как схватить его? - спросил Ефремов.
Сергей заметил, что ежедневно, ровно в шесть часов вечера, командир батареи уходил в крайнюю, замаскированную землянку, и сказал об этом Ефремову.
- Дай руку, Сергей, - радовался старшина. - Этот медвежонок в полушубке, считай, в наших руках. Видишь провода над землянкой? Так вот, в шесть часов вечера командир батареи бегает к телефону. Докладывает обстановку, наверное, снарядов просит. Засаду надо устроить у землянки и сцапать этого аккуратиста. Будем готовиться к поиску.
Старшина достал чистый лист бумаги, нарисовал кубики и квадраты - дома, "расставил" возле них пулеметы, проволочные заграждения, заштриховал "минные поля" - труден стал путь разведчиков. Игра заинтересовала многих раненых, незаметно возле Ефремова образовался тесный кружок. Старшина учил, как резать колючую проволоку, обезвреживать мины. Сообща было выбрано наиболее удобное время для поиска, налажено взаимодействие с артиллеристами, установлены сигналы вызова и прекращения огня, выдвинуты на фланги группы прикрытия, определен порядок отхода. Вот, кажется, все готово, вот разведчики "выходят" на исходную позицию, но в палате слышится спокойный голос:
- Назад, ребята! Кляп для "языка" не приготовили.
- Рот ему можно заткнуть перевязочным пакетом, - говорит кто-то из раненых.
- Правильно, - соглашается Ефремов. - И пилотка подойдет и старая портянка. Пошли дальше.
Испробовав десятки вариантов, "подбирались" разведчики к зенитной батарее и "охотились" за "языком". Иногда поиск проходил быстро и успешно, а чаще из-за мелочей разведгруппа "терпела поражение" - Ефремов беспощадно "громил" за необдуманные, поспешные действия. Все же дней через десять командир батареи был "взят в плен". Не догадывался об этом, конечно, низенький командир, по-прежнему ровно в шесть часов вечера бегавший "на доклад" к начальству.
Иногда врачи заставали раненых за странными занятиями. Откроет дверь главный врач, войдет в палату и остановится:
- Куда лезешь? Здесь минное поле. Забыл?
- Я прикажу: "Беглым, огонь!" Самый срок.
Рассказы Ефремова о проведенных им поисках тоже были школой для Сергея. Он еще не видел, но уже знал всех солдат и сержантов взвода, восхищался их отвагой и находчивостью. Сможет ли он быть таким, как они?
- Сможешь, - ободрял Ефремов. - В нашем взводе служат самые обыкновенные люди. Они очень любят Родину, преданы Коммунистической партии, находчивые, закаленные, мужественные. Чувствую, что ты такой же, как мои боевые товарищи.
Но Сергей знал в себе другое и после большого колебания рассказал об этом Ефремову.
Поздними вечерами необъяснимое чувство влекло Сергея за поселок. Ложился он на траву и долго, часами, слушал. Сергей научился различать гудки и словно видел, в какой тупик ушел маневровый паровоз, куда прибыл скорый поезд, на каком пути, трубя сигнальным рожком, работает его отец. Лязг буферных тарелок, тяжелые вздохи и шипение локомотивов, нежные, еле ощутимые звуки гармошек, неумолчное щелканье ночных птиц волновали, вызывали радостные чувства и мечты. В летние дни Сергей часто уходил в лес. У него была любимая поляна, где жило много разных зверушек. Сергей считал себя взрослым и очень боялся, чтобы сверстники не узнали о его увлечениях, не засмеяли. Он мог часами наблюдать за жизнью жучков, муравьев, любил слушать шорохи, птичьи голоса, шум листьев. В центре поляны, у большого пня, росла березка. Весной кто-то прошел мимо и надломил ее. Сергей перевязал березку, взрыхлил возле нее почву, и деревце поправилось зазеленело, выпустило новые ветви. Спасенная березка росла...
- И еще я люблю цветы собирать, старшина, - продолжал Сергей. - Самые красивые хранил, засушивал. А здесь на фронте... В стороне разорвется снаряд, а я вздрагиваю, никак не могу привыкнуть. Словом, как девчонка... Я, наверное, не подойду.
Сергей посмотрел в лицо своего собеседника. Если бы засмеялся в ту минуту Ефремов, никогда бы им не служить вместе.
- Больше мужества, Сергей, все у тебя будет хорошо, - сказал Ефремов. - Твоя чувствительность не помешает бороться с жестокостью. Наоборот, это даже лучше для разведчика. А когда отвоюем, придем к своим родным березкам.
НА ТИХОМ УЧАСТКЕ
Ефремов выписался на два дня раньше, сказал, что навестит, и ушел. Когда Сергей выходил из госпиталя, он увидел старшину, оживленного, радостного, с орденом Красного Знамени на гимнастерке.
- Едем в свою армию, - сказал он. - Сделаю все, чтобы ты был со мной. Не возражаешь?
- Конечно, нет, товарищ старшина.
Разведотряд 863-го ударного полка... Уже высоко поднялись травы, запестрели цветы на лужайках, гомонили выводки птиц в израненных ржевских лесах, когда выписавшиеся из госпиталя прибыли в эту часть. Радостно встретили солдаты своего командира взвода. Когда стих шум приветствий, старшина оглянулся на Сергея и сказал:
- Новый разведчик. Знакомьтесь.
Обычным было знакомство с "зелеными призраками", о которых рассказывал и бредил в госпитале старшина Ефремов. Подошел и подал руку большелобый, с недобрым взглядом из-под рыжих бровей разведчик Иван Костромин. Обыкновенно выглядел Анвар Уразбахтин - "похититель немецких часовых, ночной барс". Худощавый смуглолицый солдат дружески похлопал Сергея по плечу, велел "чувствовать себя как дома" и усадил на свою койку. Григорий Скульский, который владел немецким языком и "помог выловить нескольких крупных гитлеровских лещей", оказался добродушным, веселым парнем. Он сразу же стал расспрашивать, умеет ли новый разведчик плясать, играть на гармошке, потому что "второй взвод стал зазнаваться и ему надо утереть нос", - готовился смотр художественной самодеятельности. Ничего грозного не было в облике дальневосточника Николая Уварова - пулеметчика, отличного стрелка, уничтожившего более ста вражеских солдат и офицеров. Николай Малышко, "профессор наблюдения", оказался застенчивым солдатом с веснушчатым мальчишеским лицом.
В землянку зашел политрук разведотряда Павлов, снял плащ-палатку, платком вытер пыль с пенсне, сообщил о тяжелых боях под Севастополем и, увидев незнакомого солдата, спросил:
- Новичок?
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - сказал Ефремов. - В госпитале встретились... Охотник из Забайкалья, следопыт.
- Закаленные, смелые люди живут там. Умеют они выслеживать зверей... Такие нам нужны. Кто будет готовить?
- Мне приказано подготовить Матыжонка к поискам, - доложил, вскинув руку к пилотке, подтянутый, щеголеватый старший сержант Савченко.
***
...Глубокой ночью Сергея Матыжонка разбудили. Старший сержант Савченко приказал надеть маскировочный халат, взять автомат, часы со светящимся циферблатом и следовать за ним.
Молодой солдат едва успевал идти за широко шагавшим старшим сержантом. Иногда Савченко останавливался, прислушивался, смотрел на черневшие по сторонам деревья, резко менял направление. Свежий западный ветерок ласкал лицо, прогонял остатки сна. На темном небосводе изредка вспыхивали, играли зарницы. Дважды разведчиков окликали. Старший сержант называл пропуск и уверенно шагал дальше. Прошли рощу, перелесок, стали спускаться в долину, из которой повеяло сыростью.
- Хочешь пить? - спросил Савченко.
Он прошел еще несколько шагов, нагнулся, лег на землю, припал к говорливому ручейку и, сделав несколько глотков, встал.
- Загрязнили источник, - сплюнул Савченко.
- Кто? - спросил Сергей.
- Бензином и соляром пахнет вода. Попьет вот так немецкий разведчик, пройдет немного вверх по течению и установит, что в роще стоят двенадцать наших танков и около тридцати автомашин с пушками. Вчера ночью они сосредоточивались. Теперь бегают танкисты и шоферы со своими вонючими ведрами, сливают в ручей остатки масла. Ничего не понимают. Лишь бы заправиться. Вчера мы пили из ручья - не пахла соляром вода, сейчас попил - пахнет. Значит, на нашем участке появились танковые войска, артиллерия подтягивается. А вывод очень важный, Сергей. Скоро тронемся, опять в наступление пойдем.
Савченко перепрыгнул через ручей и пошел дальше. Дорога стала подниматься на холм. Сергей знал, что от землянок, где жили разведчики, до передовой - три километра, чувствовал, что это расстояние уже пройдено, что последняя траншея должна быть где-то рядом.
- Мы не прошли?
- Сейчас, тише, - предупредил Савченко.
По гребню возвышенности тянулась траншея. Спрыгнув в нее, Савченко дождался Сергея и негромко заговорил:
- Повторяю задачу. Метров сто пройди, не отклоняясь ни влево, ни вправо. Здесь наши мины. Дальше крутом чисто. Метров через восемьсот - бугор. Поднимешься, минуешь кусты, сползешь вниз. Там болото. Через тридцать шагов выдвинешься к проволочному заграждению. Замаскируйся и следи.
- Все ясно, товарищ старший сержант.
- Слушай внимательно, не перебивай, - сердито зашептал Савченко. - Не к теще на блины идешь. Днем не шевелись. Могут минометом накрыть, или на мушку снайпера попадешь. Если обнаружат, откроют огонь - незаметно меняй позицию, засекай огневые точки. Эти сведения пригодятся. Не спускай глаз с ориентира два. Там немецкий крупнокалиберный пулемет. Может "языка" там будем брать. И вообще будь осторожен. Участок тихий, но непонятный. Здесь Никитин со своей группой не прошел. Кореньков не вернулся. Отход начнешь в полночь. Из ручного пулемета я выстрелю трассирующими.
- Понятно.
- Повтори задачу.
Сергей повторил.
- Пропуск на завтра "Омуль", - сказал Савченко. - Не забудь: могут убить свои. Омуль, рыба такая, водится в Байкале.
- Знаю.
Старший сержант взял Сергея за плечи, крепко сжал и, словно тренер, выпускающий своего боксера на ринг, легонько толкнул солдата в темноту:
- Иди.
Первое задание Сергей Матыжонок получил через неделю после прибытия во взвод разведки.
Перед приездом старшины неудача постигла первый взвод, который считался одним из лучших. Командир разведотряда старший лейтенант Кондратьев перевел взвод на тихий участок, дал важное задание и очень надеялся, что оно будет выполнено. Несколько дней готовилась к поиску группа сержанта Никитина, но и до цели не дошла - была обнаружена противником. По следу отделения выслали разведчика Коренькова, но тот как в воду канул. Командир разведотряда приказал Ефремову срочно захватить и доставить в часть пленного немца. Узнав об этом, Сергей попросил включить его в поисковую группу.
- Что ты в ней будешь делать? - спросил старшина.
- Что прикажете. Как вы рассказывали... В группе захвата смогу, прикрывать сумею.
- Нет, пока не сумеешь, Сергей, - сказал Ефремов. - Будешь пока в наблюдении. Изучишь местность, привыкнешь, все поймешь - возьмем с собой.
Сергею стало очень досадно. Уже несколько раз вместе со старшим сержантом Савченко сидел он в первой траншее и осматривал в бинокль позиции гитлеровцев. Наш передний край обороны проходит по безлесной возвышенности. Дальше простирается широкая долина с редким кустарником. Давно изучил Сергей и бугор, о котором только что напомнил Савченко, и болото, и проволочное заграждение, возле которого разрослась трава. От этого ничейного, местами поваленного заграждения до переднего края обороны противника не меньше трех километров. Днем чуть виднелся ориентир номер два - возвышенность с траншеей. Там вражеский крупнокалиберный пулемет. Слева несколько круглых холмов. Там взвод будет брать "языков", туда собираются идти разведчики.
Объект нападения выбран, лучшие наблюдатели взвода там, а его опять посылают "изучать местность, привыкать". И все-таки Сергей не пошел на свой пункт наблюдения в рост. Не потому, что боялся. Хотелось с честью выполнить первое боевое задание, полученное во взводе разведки. Кругом стояла тишина, лишь где-то далеко-далеко слышались разрывы. Изредка вспыхивали ракеты. Сергей взглянул на часы - было половина третьего ночи - и пополз вперед бесшумно, по-пластунски. Молодой разведчик знал, как понимать слово "иди". Можно, конечно, встать и идти - так легче, да и Савченко уже не заметит. Но и разведчик ничего интересного не увидит. Сергей с детства уяснил: будет охотник ступать громко, шумно, неосторожно - с пустыми руками вернется домой.
Хоть задание и небольшое, но боевое, настоящее. Савченко похлопал по бокам и карманам Сергея: не звякнет что-нибудь, не загремит? Старший сержант беспокоился за жизнь своего разведчика, желал ему удачи. У Сергея с собой автомат, две гранаты, а в карманах нет ничего, кроме хлеба и кусочка сала.
Все эти дни Сергея терпеливо обучали, и опять он услышал добрые слова от мрачного на вид рязанца Костромина: "Молодец, сибиряк, быстро схватываешь. Другой бы долго тут крутился". Правда, на занятиях Сергею никак не хватало сил, чтобы побороть Уразбахтина, не смог он молниеносно и ловко, как Ефремов, обезоружить посмеивавшегося Скульского и даже вихрастого, совсем не сильного Малышко. Но многому другому не придется товарищам учить его.
Вот и бугор, кусты ивняка. Стараясь не задеть маскхалатом за ветви, часто останавливаясь и прислушиваясь, Сергей продвинулся мимо зарослей и стал сползать с бугра. Руки вошли в жидкую грязь, нащупали кочки. Но и здесь прополз он бесшумно. Попалась неглубокая канава, по которой струилась вода. На ощупь разведчик определил, что она была проделана давно, наверное еще в мирное время, для осушения заболоченного участка. Сергей хотел привстать и перейти канаву, но вдруг замер. Он ясно услышал чьи-то шаги, а потом слева чуть звякнула, зашелестела проволока. Кто-то шел к нашим позициям.
Засветилась далекая ракета, и разведчик увидел силуэт. Низко пригнувшись, к нашим позициям шел человек. Наверное, Кореньков возвращается. Захотелось кашлянуть, позвать его к себе, окликнуть. Человек выпрямился, чавкая по воде тяжелой обувью, прошел мимо, поднялся на бугор и уверенно направился вправо, к кусту, похожему на колокол. Вот он остановился и что-то тихо сказал по-немецки.
Какая-то истома разлилась по всему телу разведчика, словно свинцом налились ноги. С трудом он подавил желание достать из кармана гранату, метнуть ее, открыть огонь из автомата. Двое о чем-то тихо говорили, потом послышались глубокий вздох уставшего человека, шорох, шаги и едва уловимое шелестящее позванивание проволоки.
Разведчик понял, что один человек ушел, а другой остался у куста, вспомнил, что сейчас должно быть ровно три часа. "Смена", - догадался он. Наверное, немцы установили здесь пулемет. Или снайпер окопался? Может, пока темно, отползти вниз по канаве, повернуть к своим и сообщить командиру взвода? А если гитлеровец услышит? Он откроет огонь или насторожится, покинет позицию, уползет. Лучше подождать, послушать. Наверное, немец уйдет на рассвете, и тогда короткой очередью можно сразить его, забрать документы и оружие. А если он останется на весь день? Ничего. Можно будет в любой момент уничтожить его гранатой. Светало. Гитлеровец никуда не уходил. Сергей осторожно отполз к канаве, вошел ногами, а потом всем телом в воду, положил автомат на кочку, сорвал несколько камышинок, замаскировал оружие и притих. Лежать, не двигаясь, по горло в воде, слушать, следить. Разведчик понял, что это будет лучшим выходом из создавшегося положения.
Сергей протянул руку к автомату - послышался шорох. Тихо. Почудилось. Это утренний ветерок налетел, зашумел в листьях ивняка, умчался прочь. Сергей успокаивал себя, но ему все время хотелось броситься в кусты, занять более удобную позицию, уничтожить гитлеровца. Зачем? Ведь он теперь разведчик и должен сделать что-то большее. Надо лежать, ждать. От холодной воды онемели ноги, больно жалили комары. Сергей сгонял их, окуная лицо в грязь.
Взошло солнце. Издалека, со стороны наших позиций, донесся рокот авиационных моторов - летели штурмовики. Сергей чуть приподнял голову и в тот же миг опять прижался к кочке. Он ясно услышал гудение телефонного зуммера.
И тогда Сергея охватило очень сильное чувство, которое он не раз испытывал на охоте: недалеко был зверь, он не подозревал об опасности и мог стать добычей. Вблизи наших позиций немцы устроили наблюдательный пункт. Отсюда гитлеровцу все видно, и он доносит по телефону обо всем замеченном.
Время тянулось медленно. У разведчика совсем онемела поясница, заныла раненая нога. Он переменил положение тела, осторожно вынул из кармана намокший хлеб, стал жевать корочку и вдруг до боли закусил губу. Мучительно захотелось кашлянуть. Сергей прижался губами к кочке и стал потихоньку выдыхать воздух в землю. Из глаз потекли слезы, кашлять хотелось все сильнее.
Откуда-то прилетел большой серый кулик, сел неподалеку от Сергея и, перебирая красными лапками, побежал по краю канавы. "Убегай назад, не выдавай", - молчаливо умолял человек, следя за птицей слезящимися глазами. Кулик остановился у самой кочки, подозрительно наклонил злую остроносую голову, тревожно вскрикнул и взвился в воздух. Сергей кашлянул, схватил автомат: скрываться дальше, казалось, не было смысла.
Проходили тихие минуты. Разведчик чувствовал наведенное на себя оружие, ему казалось, что он взят на мушку. Не хотелось умирать без борьбы. Сергей был готов к ней и несколько раз порывался первым вступить в нее. В тягостном молчании прошло не менее часа. Где-то слева затарахтели пулеметы, и Сергей опять вздрогнул: послышалось гудение телефонного зуммера.
Тогда разведчик осмелел. Он решил точно определить, где находится враг, почему он столь невнимателен, и пополз на бугор. Медленно, сантиметр за сантиметром, продвигался Сергей вперед. Вот нижние ветви куста, трава, цветы - гитлеровца не было. Предполагая, что враг засел где-то за кустом, Сергей хотел еще немного продвинуться вперед, но замер. Метрах в пятнадцати от него у корней куста вдруг начала подниматься трава - ровный зеленый квадратик с цветочками. Разведчик понял, что это крышка с кусками дерна на ней. Приподняв крышку, немец, наверное, поставил ее на подпорку и стал наблюдать из-за ветвей за нашими позициями. Сергею захотелось броситься вперед, захлопнуть крышку.
"Не справишься, - говорил разведчику какой-то внутренний голос. - Гитлеровец сильнее тебя, он вырвется или все подорвет гранатой. Живым, только живым..."
Немец вдруг до пояса высунулся из своей норы, огромный, страшный, протянул руку, сорвал цветок, понюхал его, воровским взглядом посмотрел по сторонам и исчез. Крышка опустилась. Сергей отполз назад, забрался в канаву и, прильнув лицом к кочке, затаился.
Ровно в полдень, когда началась артиллерийская перестрелка, снова наступили очень напряженные минуты. Сергей вдруг увидел огромного немца метрах в двадцати слева от себя. Как змея, двигая по сторонам чуть приподнятой головой, немецкий наблюдатель, одетый в зеленый с желтыми пятнами маскхалат, сползал с бугра. "Уходит", - мелькнула мысль у Сергея. Разведчик чуть приподнялся, схватил автомат, прицелился в голову гитлеровца. Палец лежал на спусковом крючке - хотелось закончить тяжелый и молчаливый поединок. Глаза разведчика на какой-то миг задержались на предмете, появившемся в руке ползущего человека. Фляжка! Сергей затаился. Немец дополз до канавы, раздвинул траву, опустил голову, долго, как собака, лакал воду, потом вытер рукавом маскхалата лицо и, наполнив фляжку, пополз обратно.
Больше немец не появлялся. Когда стемнело, разведчик приподнялся на локтях, с минуту послушал, а потом выполз на сухое место. Он решил проверить, не хитрит ли враг, не уйдет ли с наступлением ночи, не испугает ли его очередь из ручного пулемета, которую даст старший сержант Савченко? В полночь, когда небо прочертили трассирующие пули, опять услышал Сергей приглушенное гудение зуммера: наверное, и о короткой очереди гитлеровец доложил на свой командный пункт. Не смог Сергей сдвинуться с места еще целых полчаса: кругом было очень тихо. Когда где-то на нашей стороне забухали пушки, Сергей отполз вниз по канаве, тихо обогнул вражеский секрет и двинулся к своим. Он боялся, как бы очереди из пулемета, которые изредка давали обеспокоенные товарищи, не насторожили, не испугали зверя. На окрик из траншеи Сергей шепотом назвал пароль и скатился на руки командира взвода.
- Что случилось? Говори же, говори, - требовал Ефремов.
- Наблюдательный пункт... Он сидит там. Пить, пожалуйста...
НА ТВОЙ СЧЕТ
Сергей не рассказывал о своих переживаниях. Глотая из фляжки воду, разведчик сбивчиво докладывал:
- Куст имеет форму колокола... Наблюдатель сидит в норе. У него есть телефон... Чтобы не спугнуть немца, пришлось лежать весь день в воде. За крупнокалиберным пулеметом не следил, ни разу и не посмотрел в ту сторону. Немец высовывался, рвал цветы, ползал к канаве. Он не подозревал, что замечен. Смена произошла в три часа ночи. Был слышен шум колючей проволоки. Проход метрах в пятидесяти левее наблюдательного пункта. Вели себя неосторожно. Тот, кто пришел на смену, обходил болото, а кто сменился, напрямик повалил к проходу.
- Жрать захотел, - сказал Костромин.
- Вызовите Уразбахтина и Скульского, - распорядился Ефремов. - Пойдемте в блиндаж, поговорим. Здесь верное дело, обоих сцапаем.
В блиндаже у пехотинцев, посмотрев на Сергея Матыжонка, старший сержант Савченко широко раскрыл глаза.
- Страшный ты, как черт! Мокрый, грязный... Постой, постой... Ты опух, глаза покраснели. На солнце смотрел?
- Нет, все время только поверх бугра. Думал, что вот-вот немец заметит и пойдет на меня. Все время очень кашлять хотелось...
Узнал тогда Сергей, что он выдержал трудное испытание, что у него от напряжения стали кровавыми белки глаз, опухло и посинело лицо, что не все люди, как сказал Костромин, могут "кашлять через глаза".
- Полежи немного, успокойся, - сказал Ефремов. - Покашляй, сколько хочешь... А потом поведешь нас туда.
Часа через полтора шесть разведчиков выбрались из траншеи и поползли вперед. Их план был прост: незаметно подкрасться к наблюдательному пункту и взять в плен немца. Если удастся, разведчики решили схватить и того, кто придет на смену. Впереди полз Сергей Матыжонок - он знал на своем пути каждую ложбинку, каждый клочок травы. Сергей слышал за своей спиной дыхание товарищей, и ему казалось, что они ползут неумело, неосторожно, и делал предостерегающие знаки. Молодой разведчик обнаружил зверя, хорошо знал, как к нему подойти, и не хотел его упустить. План захвата немцев составил старшина, а Сергей вел друзей за собой. За сотню метров от бугра он поднял руку и остановился. Сразуже влево, к проходу в проволочном заграждении, бесшумно и уверенно поползли Савченко и Скульский: надо было отрезать гитлеровцу путь к отступлению. Вдали засветилась ракета. Сергей тронул рукой Уразбахтина и указал кивком головы направо: виднелся куст, похожий на колокол. Уразбахтин все понял и, когда ракета потухла, тихо пополз вперед. Вслед за ним двинулся Костромин. Старшина Ефремов и Сергей Матыжонок залегли с автоматами перед бугром: должны были прикрывать товарищей.
Бесшумный подход - вот что решало успех дела. Справа и слева - об этом просил Ефремов - постреливали пулеметы, заглушая действия разведчиков. Но хруст сломанной ветки, стук оружия, покашливание могли насторожить наблюдателя. Прошло более двадцати минут, томительных и тревожных. "Почему они медлят?" - досадовал Сергей. Но вот послышался короткий глухой звук, будто обухом топора стукнул невидимый дровосек по трухлявому пню. В кустах тревожно свистнула пичужка. За что-то задели разведчики, нашумели... Сейчас гитлеровец вскрикнет, побежит, откроет огонь. Тихо. Ни выстрела кругом, ни звука. Два часа пятьдесят минут. Скоро придет смена. Справа и слева опять застучали пулеметы. Почему Костромин и Уразбахтин не нападают? Наверное, ошиблись в направлении? Или им некого ловить, секрет пуст? Сейчас они вернутся назад, потребуют отчета за ложную тревогу, не поверят, что тут был немец. Или наблюдатель давно ушел? Сергей посмотрел на старшину, на часы и решил, что все пропало. Три часа утра. Сейчас начнет светать...
Но вот слева раздались звуки, от которых сердце молодого разведчика опять забилось учащенно. Шаги, едва уловимый, шелестящий звон проволоки. С опозданием на одну минуту к немецкому наблюдательному пункту шла смена.
Шум падающего тела, сдавленное мычание, возня... Прошла еще минута. Слева опять послышался негромкий свист пичужки, ему ответили из-за куста, и впереди возникли тени Уразбахтина, Костромина, а между ними тень третьего человека - какого-то жалкого, согнувшегося. Словно тяжело раненного вели на перевязочный пункт. Такие же три тени прошли слева.
- Неужели обоих? - вырвалось у Сергея.
- Чисто! - сказал Ефремов.
Минуты три старшина слушал и, убедившись, что вокруг нет ничего подозрительного, позвал Сергея за собой и по следу Уразбахтина пополз к кусту.
Ефремов зашарил в темноте руками.
- Вырыли одиночную ячейку... Края обтерты обмундированием... Как барсучья нора. Землю унесли или бросили в болото. Крышка деревянная, к ней прикреплен дерн. Заметить трудно. Опускается и поднимается. Не ново... - Старшина зажег электрический фонарик, осветил дно ячейки. - Возьмем телефон, немцам теперь он ни к чему. Прими, Сергей, автомат, гранаты... - Луч фонарика остановился на каких-то бумажках. - Грызли галеты, курили сигареты. Звонили и кричали. По-прежнему самоуверенность и наглость... Вот и провод... - Ефремов натянул его, перерезал ножом, опять прислушался и сделал несколько шагов. - Пощупай вот здесь. Целая тропа... Как кони на водопой ходили. Просмотрел Кореньков. Если вернется, накажу его... А теперь быстрее обратно. Надо минами перепахать это место.
У траншеи их встретил разведчик Тихонов. Он доложил, что оба немца доставлены в блиндаж. Ефремов поспешил в землянку, где был телефон.
- А ты посмотри на своих "языков", - сказал он Сергею.
В блиндаже ярко горела малюсенькая электрическая лампочка. Солдаты спали, а четверо разведчиков охраняли пленных. Хоть о живом немце "давно соскучились в штабе" - это только вчера сказал командир разведотряда Кондратьев, - никто не удивлялся, не проявлял восторга по поводу крупной удачи. Зашевелился на нарах солдат, поднял голову, равнодушно сказал: "А, разведчики "языков" привели", - зевнул и опять растянулся на нарах.
Широкоплечий, высокий немец, в зеленом, местами запачканном маскхалате, тот самый, с которым Сергей вел днем молчаливый и упорный поединок, что-то говорит. По его белокурому, аккуратно подстриженному затылку чуть струится кровь. Немец не желает, чтобы к нему прикасались руки русского, зло встряхивает головой. Не обращая внимания на "капризы" пленного, Костромин захватывает его голову и накладывает на рану пластырь: разведчику совсем не хочется, чтобы немец умер или потерял сознание. Нахохлившись, вобрав голову в плечи, кивая головой с тонким хищным носом, сидит другой немец, сутулый, худощавый. Старший сержант Савченко подносит к губам пленника фляжку с водой, но немец презрительно кривит губы.
- Рассердился, - улыбнулся С<