Екатерина Александровна Неволина
Первый матч
Молодежка – 1
Текст предоставлен правообладателем. https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=6283959
«Неволина Е. Первый матч: роман »: Эксмо; Москва; 2013
ISBN 978‑5‑699‑67437‑4
Аннотация
В Молодежную сборную России по хоккею, или «Молодежку», попадают лучшие хоккеисты в возрасте до двадцати лет. Именно они представляют Россию на ежегодном чемпионате мира, а также в серии матчей против сборных лиг Канадской хоккейной лиги. Это первая ступенька в мир большого международного спорта.
Команда «Медведи» матч за матчем проигрывала соперникам. Ребята смирились с поражениями и не рассчитывали на успех. Но однажды все изменилось… Новым тренером «Медведей» стал Сергей Макеев, бывшая звезда НХЛ. Ему предстоит не только привести своих подопечных к победе в региональном чемпионате, но и сделать из ребят настоящих профи, ни в чем не уступающих сильнейшим игрокам мирового хоккея. Только это совсем не просто, ведь у ребят другие интересы – учеба, друзья и, конечно, девушки, ведь как выходить на лед, если в голове одни свидания. Смогут ли «Медведи» стать настоящими звездами и войти в «Молодежку» или обречены на провал?
Екатерина Неволина
Молодежка. Первый матч
Часть I
Выход на лед
В Молодежную сборную России по хоккею с шайбой попадают лучшие хоккеисты в возрасте до двадцати лет. Именно они представляют Россию на ежегодном чемпионате мира, а также в серии матчей против сборных лиг Канадской хоккейной лиги. Это первая ступенька в мир большого международного спорта. Попасть в Молодежную сборную – огромная честь и ответственность.
|
|
Мои ребята… Когда я думаю о них, губы сами собой начинают растягиваться в дурацкой улыбке. Они стали моей семьей. Я учил их, но и они учили меня. Вернее, мы учились вместе – превозмогать себя, ставить интересы команды выше собственных, а еще – быть терпимее, мягче, учились любить.
Скажете, для хоккеиста это не главное? Вот и ошибаетесь. Если представлять хоккей как движение совершенных механизмов – возьмите настольную игру и двигайте по доске деревянные фигурки хоккеистов. У настоящего хоккея есть душа, и команда – это души игроков, звучащие в унисон. Каждый из них – часть команды и в то же время каждый – яркая индивидуальность, а не просто винтик, исполняющий свое предназначение.
Мои ребята именно такие. Когда я увидел их впервые, они, собственно, и командой‑то не были. Все они – юные, амбициозные, мечтающие попасть в КХЛ[1], и в то же время запутавшиеся, не умеющие правильно применить свой юный задор, всем существом ощущающие зов победы, но не знающие, как на него откликнуться.
Победа… Скажете, блажь? Главное – участие и прочее бла‑бла‑бла? Так вот, это бла‑бла‑бла придумали трусы, те, кто не дерзает и не умеет выигрывать. Такая философия не для нас.
В то время как я их встретил, я был одиноким, изломанным и держался, наверное, на одном упрямстве. Мне на лоб уже клеили стикер со словом «неудачник» и собирались ненавязчивым движением столкнуть на дно, как отработанный хлам. Не вышло.
Теперь я понимаю, что наша встреча с ребятами спасла и их, и меня.
«Я научу их побеждать», – подумал я, глядя в глаза этим парням, напоминающим испуганных, но пытающихся дерзить волчат.
|
|
Тогда я не знал, сколь многому они научат меня…
Но обращусь, собственно, к событиям.
Итак, в команде «Медведи», в которую меня пригласили первым тренером, было много интересных ребят, но вот, пожалуй, самые яркие среди них.
Во‑первых и во‑вторых, номер 10 и номер 1 – братья Щукины, вечно готовые сцепиться между собой. Егор – капитан команды, центральный нападающий, по‑настоящему увлеченный игрой. Веселый и честный парнишка, с удовольствием вышел бы с ним на лед. Дима – вратарь. Очень серьезный и рассудительный, иногда даже слишком, наделен аналитическим умом, никак не может определиться с жизненными приоритетами.
В‑третьих, номер 9 – Саша Костров, неплохой нападающий и вообще хороший мальчик, что читалось с первого же взгляда на его открытое лицо. Честный, очень сдержанный, умудряется совмещать искреннее увлечение хоккеем с отличной учебой.
В‑четвертых, номер 24 – Андрей Кисляк, крайний нападающий. Головная боль всей команды. Сын прокурора города. Ершистый, мажористый парень, прекрасный игрок и непростой человек.
В‑пятых, номер 95 – Миша Пономарев, защитник. Михаил, которому пришлось в жизни непросто. Фактически сирота при живом отце, парень буквально сделал себя сам, во всех смыслах. Пожалуй, у него не было дара, которым оказался наделен от природы Саша Костров или Андрей Кисляк, но у него имелась решимость и огромная сила воли.
И наконец, номер 38 – Семен Бакин, второй вратарь. Серьезный, немного наивный парень, изо всех сил старающийся оправдать ожидания влюбленного в хоккей отца. Фантазер, мечтатель, отлично берет буллиты[2]– в этом ему равных нет.
|
|
Пожалуй, пока и хватит. С остальными познакомлю вас позже, а пока обратимся к тому времени, пока я еще, собственно, и не появился в ледовом комплексе.
Глава 1
Терпеть поражение – это тоже наука
Манежная площадь перед Кремлем была полна народа и жужжала, словно растревоженный улей.
– На‑ши мо‑лод‑цы! Россия – чем‑пи‑он! – скандировали болельщики, поднимая вверх руки, как когда‑то делали это римские воины, приветствуя своих правителей.
Но все крики затихли, когда на трибуну взошел Вячеслав Фетисов, обладатель всех высших титулов мирового хоккея, легенда российского спорта.
– Рад видеть вас здесь, друзья, – начал свою речь знаменитый хоккеист, – но сегодня я хотел бы прежде всего поговорить о молодежи. О нашей достойной смене. Я не люблю называть имен, но на этот раз нарушу правило. Есть один человек… он вратарь в одной из региональных лиг, и зовут его Семен Бакин. Запомните это имя. Семен Бакин!.. Семен!
* * *
Клюшка с грохотом упала на пол раздевалки, и Семен подскочил, словно ужаленный.
– Эй, говорю, Бакин, подъем! Опять, что ли, задремал? Чем же ты таким интересным по ночам занимаешься?!
Романенко, второй тренер команды, который, оказывается, давно тряс парня за плечо, глумливо рассмеялся, а Семен покраснел. Он вообще легко краснел, а тут особенно ярким оказался контраст между сном и действительностью.
– Так, кажется, перерыв? – спросил Бакин, покосившись на жующего жвачку Романенко – здоровенного, с красной, слегка дебильной рожей.
– Когда кажется – креститься надо! – снова хохотнул тот. – Давно перерыв закончился, третий период начинается. В общем, бери клюшку – и на лед.
Раздевалка действительно почти опустела. Семен поднял упавшую клюшку и со вздохом поплелся вслед за остальными. Только не на лед, а на скамейку запасных, где было его фактически постоянное место, ведь в калитке, как называют на хоккейном сленге ворота, стоял основной вратарь Дима Щукин. В общем, Вячеслав Фетисов, даже если бы сидел сейчас на трибуне, комкая в волнении свою шапку и наблюдая за игрой «Медведей» и «Лис», увы, не имел бы ни единого шанса увидеть на льду и отметить для себя игру блистательно Семена Бакина.
Такова жизнь, а она, как известно, весьма отличается от наших фантазий.
Тем временем ситуация на льду развивалась не лучшим образом.
Проводя силовой прием, нападающий «Медведей» Александр Костров получил травму и вынужден был выйти из игры.
– Два‑два! Ну же, давайте, приложите немного усилий! – понукал ребят первый тренер Степан Аркадьевич Жарский, попросту Дед, на висках которого словно осела вся ледяная пыль проигранных его ребятами встреч.
Раздался свисток, и хоккеисты снова в игре. Шайбу перехватывает один из «Лисов». Напряженная ситуация… и свисток арбитра. Арбитр поднимает скрещенные руки, что означает буллит – штрафной бросок.
Все знают, что никто у «Медведей» не берет буллиты так, как Бакин.
– Становись в рамку! – командует ему Жарский.
– Только не засни, – вполголоса добавляет ехидный Романенко.
Но Семен уже его не слышит.
Он снова на льду. Один на один с противником. «Лис» смотрит на него сквозь прорези маски, и Бакину видится в его глазах насмешка. Впрочем, наверняка это только кажется…
«Лис» разбегается и…
Шайба отбита.
Семен смотрит на трибуну, где сидит отец. Тот что‑то кричит, неразличимое в гуле стадиона, комкает облезлую кроличью шапку и машет руками.
Хоть маленькая, но все‑таки победа, а пока приходится возвращаться на скамейку запасных, чтобы освободить место основному вратарю. Бакин свое дело сделал, Бакин свободен…
Вскоре на скамейку штрафников на другой стороне площадки садится Андрей Кисляк, удаленный с поля за столкновение с игроком «Лисов» при вбрасывании. Вытирая пот со лба, он умудряется подмигнуть товарищам и послать воздушный поцелуй куда‑то в сторону группы поддержки, где трясут своими синими помпонами фигуристые чирлидерши. Кислый не кажется расстроенным, он вообще не привык расстраиваться по пустякам.
А ситуация на льду становится все хуже и хуже. Вот уже в воротах «Медведей» третья шайба, а бесстрастный голос судьи объявляет о том, что гол забил игрок команды «Лисы». И почти сразу же за этим – четвертый гол.
Четыре‑два. Опять проиграли, а ведь, казалось бы, «Лисы» – не самая сильная команда.
* * *
В раздевалку ребята вернулись хмурые и злые.
– Кому продули! Позор! – Миша Пономарев тяжело опустился на скамейку и принялся снимать экипировку. – Нас теперь в следующий раз с детсадовской группой поставят играть!
– Все потому, что каждый гол забить хочет, – поддержал его капитан Егор Щукин. – Типа славу заработать, а в защите играть некому.
Егор был бледен и явно подавлен поражением.
– Каков капитан, такова и команда, – откликнулся кто‑то в углу.
– Что?! – Щукин подозрительно оглядел ребят.
Его родной брат Дима насвистывал и глядел в потолок так многозначительно, что Егор сдвинул брови и направился к нему.
– Шухер! – дверь раздевалки приоткрылась, и в проеме появилось румяное лицо Бакина. – Дед идет!
Жарский, вошедший в раздевалку сразу за Бакиным, был красен, как хорошо отваренный рак. Седые короткие волосы топорщились в немом возмущении.
– Что это за дела?! – прошептал Кисляк сидевшему рядом Димке Щукину.
– Что это за дела?! – продублировал громко первый тренер.
– Шестое поражение за сезон, – продолжил так же шепотом Кисляк.
– Шестое поражение за сезон! – тренер окинул ребят гневным взглядом, не понимая, почему Щукин‑младший хихикает.
– Это уже ни в какие ворота… – подал следующую реплику Кисляк.
– Слили подчистую! – произнес тренер.
– Не угадал, – Кислый развел руками. – Наш Дед такой непредсказуемый!..
Тут уж несколько ребят, сидевших поблизости от командного остряка, с готовностью прыснули.
– Ах так! Вам смешно, значит? – Жарский покраснел еще сильнее. – Ну что же, продолжайте в том же духе. Тренер вам не нужен, вы сами умные, вот и прощайте. Мне этот срам вот уже где сидит! – он выразительно провел рукой по шее. – Больше вы меня здесь не увидите!
– Сейчас лопнет, – прошипел Кисляк.
На этот раз тренер его услышал, потому что бросил на шутника колючий, пронизывающий взгляд, но, не сказав больше ни слова, вышел, хлопнув дверью.
– Он что, серьезно?! – Егор Щукин, позабыв о своих обидах, поднялся со скамьи.
– Да ладно, не принимай всерьез! – засмеялся Дима. – Будто он в первый раз уходит. Кому он еще нужен. Вернется как миленький. И все будет по‑прежнему.
– И мы по‑прежнему будем проигрывать… – мрачно закончил его брат.
В раздевалке воцарилась тишина.
Всем вдруг стало как‑то неловко, и было непонятно, из‑за чего – то ли из‑за позорного проигрыша, то ли из‑за Деда, то ли из‑за невольно вырвавшихся слов…
Лучше уж промолчать и, уйдя в душ, подставить лицо под струю воды, забыв обо всем, слушать, как она плещет об пол, смывая с тебя пот, усталость… все то плохое, что было сегодня. И тогда можно будет подумать, что капитан неправ и завтра обязательно станет лучше…
Саша Костров так и сделал. Думать о плохом ему вовсе не хотелось, и так настроение опустилось ниже минусовой отметки. Выйдя из душа, он быстро оделся, натянул куртку, обернул вокруг шеи шарф и, бросив нейтральное: «Пока», покинул раздевалку.
На улице было холодно. Серое январское небо хмурилось, словно и оно было разочаровано поражением «Медведей».
А на ступенях ледового комплекса стояла девушка.
Темноволосая, с чудесными карими глазами, в которых, несмотря на хмурую погоду, затаились солнечные лучики.
– Простите… – девушка взглянула прямо на него, и Саша с удивлением ощутил толчок, словно земля дрогнула у него под ногами.
– Да? – Он остановился, глядя, как студеный ветер играет с выбившейся из‑под шапочки прядкой блестящих волос, в которых словно бы тоже запуталось солнце.
– Вы из «Медведей», так? Они сегодня опять проиграли?.. – спросила девушка.
Костров сглотнул. В горле стало неприятно‑горько.
– Нет, я сантехник, мимо проходил, – буркнул он, не успев даже подумать, зачем грубит. В выразительных глазах незнакомки появилось такое явное разочарование, что Сашка почувствовал себя последним подонком и законченным хамом. – Простите, – торопливо сказал он, – неудачный день. Да, я из «Медведей». А вы на какой предмет интересуетесь?
– Мне нужен Андрей Кисляк. Он еще здесь?
Вот теперь был разочарован уже он. Кислый нравится девушкам. Они любят бойких, слегка хамоватых и внешне уверенных в себе, так называемых плохих мальчиков. Просто‑таки тренд сезона. Но было как‑то особенно больно, что эта милая незнакомка повелась на тренд и готова влиться в стройные ряды девиц, бегающих за прокурорским сыном. Особенно больно и… неприятно.
– Вроде был, – отведя взгляд, ответил Костров.
– Позовите его, пожалуйста.
– Я…
Он хотел отказаться, но вдруг случайно взглянул в ее глаза и не смог этого сделать, и, как дурак, молча развернулся и пошел обратно.
Кисляк еще мылся, с удовольствием отфыркиваясь, как морж.
– Эй, Кислый! – окликнул его Костров. – Тебя там девушка заждалась.
– Это которая? – взлохмаченная голова с любопытством выглянула из кабинки. – Блондиночка или рыжая?
– Темненькая, волосы длинные, глаза такие медово‑карие…
– Вот ведь блин! – Кислый принялся обматывать полотенце вокруг бедер. – Достала уже! Вот глаза бы мои на нее не смотрели!
– Это почему? – Сашка искренне удивился. – Она же симпатичная.
– Понравилась? Так не теряйся! – Кисляк подмигнул ему. – Давай на штурм! Будет тебе на это дело мое святое благословение. Думаешь, она мне нужна? Ни разу. Это родичи хлопочут. Ее папаша да мой с детства из нас сладкую парочку делают. А она туда же – таскается за мной, как собачка!..
Кулаки сжались словно сами собой, и с полминуты Сашка размышлял, не вдарить ли по этой ухмыляющейся физиономии, но потом осадил себя, понял, что просто не имеет права. Кто он такой, чтобы лезть в чужие отношения? Случайный разговор на крыльце еще не дает повода становиться рыцарем прекрасной дамы, которой на него, конечно же, наплевать.
Костров досчитал про себя до десяти и молча отвернулся.
– Эй, – крикнул вслед Кислый, – скажи ей, что не нашел меня, что я, скорее всего, уже ушел!
– Сам ей и говори…
Оставив позади влажную, полную горячим паром раздевалку, Костров перевел дух и снова вышел на улицу, чтобы встретиться с полным ожидания солнечным взглядом.
– Скоро выйдет, – сказал Саша хрипло.
– Спасибо! – Она улыбнулась и вдруг, стащив перчатку, протянула ему свою узкую ладошку. – Меня зовут Яна.
– Саша… – он бережно пожал ее тонкие белые пальчики, словно вырезанные из хрусталя.
– Костров? Номер девять? – в карих глазах зажегся интерес. – Слышала о тебе. Ты молодец…
– Да ладно, – отмахнулся он. – Был бы молодцом – не проигрывали бы…
Яна неуверенно улыбнулась, явно желая сказать что‑то утешительное – про то же счастливое завтра, которое непременно придет на смену неудачам сегодняшнего дня, но Костров только махнул рукой и бросил все то же нейтрально‑безличное: «Пока…»
– Пока, – эхом отозвалась девушка, и, уходя, Сашка чувствовал на себе ее взгляд, заставляющий даже после неудачи, даже после сегодняшней травмы, несмотря на ноющее плечо, держать спину прямо, словно натянутая струна.
Ловить тут нечего. Отличницы всегда засматриваются на хулиганов. Хотя ладно, Кисляк все же обаятельный, да и игрок неплохой…
– Мне‑то какое дело, – бормотал Саша, шагая к дому. – Я вообще о ней завтра не вспомню.
Он врал и понимал, что врет, но от этого вранья становилось немного легче.
А дома ждал новый сюрприз. Родители, успевшие узнать про травму, накинулись на него с новой силой.
«Тебе в институт поступать нужно, а не шайбу гонять!» – и прочие бла‑бла‑бла.
Кажется, запас Сашкиного терпения на сегодня все‑таки истощился. Поэтому, когда отец в качестве последнего аргумента сломал клюшку, нервы окончательно сдали.
– Ах вот как! – произнес Саша. – Ну хорошо! Если вам не нужен сын‑хоккеист, считайте, что у вас нет сына!
Мама закричала что‑то, бросаясь ему наперерез, но Сашка уже ее не слушал. Хлопнув дверью, он побежал по ступенькам вниз. В никуда.
Глава 2
Девушки и что‑то еще
– Кого я вижу! Какой сюрприз! – Андрей Кисляк, улыбнувшись так, что на щеках появились ямочки, сводившие с ума многих и многих девушек, попытался обнять Яну, но та отстранилась.
Андрей, иронически приподняв бровь, посмотрел на нее.
– Я вчера ждала тебя весь вечер, – произнесла девушка напряженным голосом.
– Ну Яна, – он снова улыбнулся, – ты же знаешь, у меня сегодня был матч, требовалось выспаться…
– И телефона, чтобы позвонить, не было, – уточнила девушка, глядя себе под ноги, на пляшущую на асфальте тень.
– Устал, забыл. Нужное подчеркнуть. Ну реально, ты же знаешь, какая у меня запара! – Андрей поднял глаза к небу.
Сказать честно, Яна не пробуждала в нем фантазию. Слишком правильная, холодная… Вот, например, одна из чирлидерш Маринка – вот это огонь, это страсть. Нормально! А не эта – рыба мороженая. К тому же одно то, что отец считал Яну идеальной для сына партией, делало ее шансы вызвать его интерес близкими к нулю. Андрей знал ее давно, она была одним из привычных, устойчивых элементов жизни, примерно как потолок в его комнате – есть, и ладно. О какой страсти тут вообще можно говорить?!
Неподалеку протопал Бакин с невысоким мужиком в куцей курточке и меховой шапке, такой раритетной, что Андрей и не подумал бы, что подобный музейный экспонат вообще можно носить. Кисляк скосил на них глаза. Надо же, это же Бакинский отец, заядлый болельщик.
– Позор! – донесся до них голос Бакина‑старшего. – У них один приличный игрок, ек‑макарек, и тот сидит на скамейке запасных, штаны протирает!
– Пап… – протянул Семен как‑то жалобно.
– А что – пап?! – отозвался тот. – Коррупция у них везде! Ты вон какую банку[3]взял, а тебя на скамейке маринуют. А знаешь почему? Потому что у них все блатные! Мафия! У кого папа‑мама высоко сидят – те и играют, а настоящему таланту ходу нет!
Они прошли мимо, а Кисляк подмигнул Яне, предлагая ей вместе посмеяться над высказыванием про мафию. Но Яну, похоже, это не развеселило. Она, кажется, вообще не обратила на Бакиных внимания.
– Ты говоришь, что загружен, – продолжала она гнуть прежнюю линию. – Можно подумать, мне нечего делать. У меня, как и у тебя, институт…
Он вдохнул и выдохнул.
– Давай не сейчас, а? Устал, вот клянусь, как собака!
Девушка повернулась к нему и с минуту смотрела прямо в глаза. Андрей даже успел позабыть, какие выразительные у нее глаза – огромные, золотистые. В принципе, есть все‑таки в ней нечто…
– Ты прав, – она отвела взгляд и поправила на плече сумочку, – не сейчас. И потом тоже, наверное, не надо. Просто ты другой человек… Не мой человек.
Яна зашагала к припаркованной на стоянке машине. Девушка уверенно водила уже почти год. Дочка начальника местного ГИБДД – еще бы у нее не было машины.
– Ян! Ну это глупо… – Андрей догнал ее, когда она уже садилась в автомобиль.
– Вот именно, что глупо.
Дверца захлопнулась, и машина рванула с места.
– Во дела, – Кисляк вдохнул ледяной воздух и выпустил изо рта струйку пара. Не в обычаях Яны было вести себя так. Если устроила истерику, значит, происходящее ее действительно задело.
«Ну и ладно, – решил он, – будем разбираться с проблемами по мере их поступления».
Скорость и приличная музыка помогали расслабиться и действительно отставить все проблемы в сторону. Автомобиль шел плавно и красиво, иногда Андрею хотелось раздвоиться, чтобы не только сидеть за рулем, но и наблюдать за маневрами со стороны, глядя, как солнце отражается от блестящего корпуса дорогой спортивной машинки. Кисляк вырулил на проспект и тут заметил гибкую девичью фигурку.
Притормозив рядом с девушкой и оказавшись одним колесом в сугробе, он открыл окно, не обращая внимания на тут же устремившийся в салон ледяной воздух, и окликнул идущую:
– Девушка! Простите, далеко собрались?
Она оглянулась и тут же ослепительно улыбнулась.
– Так… гуляю…
В немного манерном голосе звучало неприкрытое кокетство.
– Вы одна? Или с кем‑то? – Андрей даже вытянул шею, изображая, как усердно выглядывает ее спутника. – Неужели такую красавицу отпустили одну?
– Отпустили…
– Ну, тогда я с удовольствием подберу! Садись! – Он хлопнул ладонью по кожаному сиденью рядом с собой.
Марина, самая красивая девушка команды чирлидерш, с готовностью открыла дверцу и села рядом. Ей, как и ему, нравились дорогие машины и этот особенный запах солнца и кожи, который витал в салоне.
Андрей чмокнул девушку в щеку, совсем по‑деловому уточнил: «Ко мне?» – и, уже зная ответ, тронул автомобиль с места, лихо врываясь в поток.
Едва оказавшись в квартире, они принялись целоваться, не обращая внимания на трезвонящий в сумочке Марины мобильник, на экране которого высветилась надпись «Щука».
* * *
Через некоторое время Саша Костров понял, что идти в никуда довольно тупо. Как бы там ни было, куда‑то все равно придешь, только герои приключенческих фильмов уезжают в закат. Значит, нужно что‑то делать, предпринимать какие‑то усилия, на худой конец, найти место, где можно перекантоваться.
Ветер бросил в лицо горсть колючего снега, и Костров решительно повернул к дому Кисляка. Тот жил отдельно от родителей, и хотя характер имел не то чтобы сахарно‑медовый, в некоторых вопросах на него можно положиться.
Топая по ступенькам обледеневшими тяжелыми ботинками, Саша поднялся на нужный этаж, нажал кнопку звонка, и в этот же миг из‑за двери донесся женский смех.
Костров отступил, только сейчас сообразив, что Андрей может быть не один. Да что там, скорее всего, он и есть не один, а с удивительной девушкой Яной, обладательницей самых солнечных в мире глаз. Убежать? Но ноги словно приросли к полу. Как же нелепо все вышло!
Звякнул отпираемый засов.
– А вот и пицца! – крикнули из‑за открывающейся двери, и Саша оказался нос к носу с… Мариной Касаткиной.
Разрумянившаяся, в мужской рубашке, похоже, надетой на голое тело, она выглядела чертовски соблазнительно, но в то же время она не была Яной!
Облегчение и разочарование от этого факта показались Кострову двумя сторонами одной медали.
– А, Костер?.. Тебе чего? – Из‑за плеча Марины выглянул Андрей. Такой же взлохмаченный.
Саша почувствовал, как его щеки розовеют. Очевидно, эта парочка тут не цветочки нюхала. Но как же Яна?! Как можно ее предать? Да и Маринка, насколько он знает, встречается с капитаном, Егором Щукиным.
– Нет, ничего, не важно. – Он отвернулся.
Как же странно, как нелепо все сегодня выходит!..
Уже позже врач команды Фролов Василий Геннадьевич, называемый ребятами в сокращении от имени и отчества ВасГен, рассказывал мне, как нашел Кострова на трибуне спорткомплекса, замерзшего и потерянного.
Другой на месте нашего ВасГена отправил бы пацана домой, а то и просто позвонил бы его родителям и испортил не только отношения, но и все дело. Но ВасГен – человек опытный, не первый год работающий с подростками, хороший психолог и, что на мой взгляд ценнее, дельный человек. Он отвел Кострова к себе, не грузя нотациями и не донимая вопросами, дал время разобраться во всем самому.
– Я видел, он и так на взводе, – рассказывал мне ВасГен. – А еще случайно услышал мой разговор с Жарским. Тот был зол, ну и высказался о ребятах… сам понимаешь… Мол, легче обучить корову играть в хоккей, чем их.
Я молчал. Что тут скажешь, без комментариев.
– Да не со зла Жарский так сказал, – дипломатичный ВасГен тут же принялся защищать бывшего тренера, – просто сил у него не осталось, да и годы…
Я кивнул. И вправду, годы… Они пролетают как‑то слишком быстро, отнимая силы, не давая времени оглянуться и исправить сделанные ошибки.
– И что ты сказал Кострову? – поинтересовался я, уже догадываясь, что кто‑кто, а наш ВасГен нашел единственно правильные, верные слова.
– А что сказать? – врач развел руками. – Сказал, что хоккей – это когда тебя ломают. Ты падаешь, но все равно встаешь и продолжаешь игру. Несмотря на боль. Несмотря на обиду. Несмотря ни на что.
– И он тебя понял? – Я с напряжением ждал ответа.
– Понял, – круглое, какое‑то домашнее лицо ВасГена расплылось в улыбке. – Сашка – он правильный хоккеист, он настоящий.
Вы, наверное, уже недоумеваете, где же в этой истории я?
И вовремя: как раз пора и мне появиться на сцене.
* * *
Шла пятнадцатая минута от начала тренировки. Никого из команды на льду не было. Спортивный директор и второй тренер, сказать по правде, своим присутствием тоже не баловали.
Я стоял у линии, одну за другой отправляя в ворота сложенные горкой шайбы. Сейчас появятся они, мои ребята. Тут важно сразу задать верный тон: покажешься им в первую встречу слабаком и можешь забыть о тренерстве – они никогда в жизни тебя не послушают. И вообще я, честно сказать, предпочитаю жесткость слащавому заискиванию.
Послышались шаги, шум голосов. Я внутренне собрался, даже немного напрягся.
Они замерли у бортика. Совсем дикие, как волчата, взгляды настороженные.
– Эй, дядя! У нас тут тренировка!
Голос молодой, задорный. Я скосил глаза: Егор Щукин.
– Вот именно тренировка. Уже пятнадцать минут как должна идти. – Я подъехал к бортику, принимая удивленные и недоверчивые взгляды. – Давайте на лед. Вы собираетесь тренироваться или нет?
Я знал, что с ними будет сложно, и ребята всячески старались оправдать мои ожидания.
Оставив их для раскатки, я со стороны наблюдал за затеянной ими детской игрой с забрасыванием перчатки в ворота. И ладно бы еще клюшкой забрасывали: руками! Пришлось вмешаться.
– Это что, новый вид спорта? – поинтересовался я, подъезжая. – Смотрю, в хоккее вы уже достигли вершины.
Они немного растерялись, даже Кисляк. Учитывая вчерашнее поражение. Требовалось упрочить позицию.
– Скажи, зачем ты здесь? – спросил я у Миши Пономарева – тихого, серьезного парня с необычайно чистыми, светлыми глазами.
– Я?.. – Миша принялся возить клюшкой по льду.
– Зачем я здесь, мне известно. А ты что здесь делаешь?
– Ну… занимаюсь… В хоккей хочу играть…
– Желательно где‑нибудь в «Детройте»? – охотно подсказал я.
– Можно в «Детройте». – Пономарев посмотрел на меня тоскливо.
– Понятно. – Я повернулся к Кисляку: – А ты?
– А я не хочу в «Детройте», – с радостью принял игру тот. – Мне больше «Бостон» нравится.
– А мне Континентальная лига, – поддержал Егор Щукин.
Они засмеялись, считая, что отвечают очень остроумно.
– Давайте посчитаем, – предложил я, проезжая между ними. – Знаете, сколько в России профессиональных хоккеистов? Шестьдесят четыре тысячи человек. Из них в КХЛ драфтуют примерно тысячу юниоров, а в НХЛ[4]– и вовсе человек восемь. Получается, что ваши шансы составляют примерно один процент.
– Один и пятьдесят восемь сотых, – поправил Дима Щукин.
Умный мальчик. Далеко пойдет. Если захочет…
– Тем более, – согласился я. – Но знаете, что самое важное для меня? Сделать из вас команду. Сейчас ее нет, но я буду работать над тем, чтобы она сложилась. Тот, кто хочет развлечься, – на выход. Остальные – на синюю линию, работаем.
И они послушались. Пока. Я не обольщался, потому что очень хорошо понимал: это лишь пробный заход, они еще не раз будут испытывать меня, пробуя на прочность, провоцировать и с юношеским любопытством смотреть, что из этого получится. До взаимопонимания нам еще пахать и пахать.
Глава 3
Неудачник из НХЛ
– Кто вообще этот Макеев? Откуда он взялся?
Ребята, собравшись в раздевалке, шумно переговаривались.
– Макеев… Что‑то знакомое… – нахмурился Костров.
Но тут в раздевалку заглянул, как всегда румяный и деятельный, ВасГен.
– Все в порядке? – поинтересовался он и, выслушав дружные заверения в отсутствии жалоб, вдруг добавил: – Кстати о Макееве. Если вам интересно, в свое время он был одним из лучших юниоров, а затем играл в НХЛ.
И, не дожидаясь, пока команда придет в себя, исчез за дверью.
Новость, надо признать, произвела впечатление. Егор Щукин, достав телефон, живо добыл из сети информацию, и вскоре уже все ребята, отбирая аппарат друг у друга, читали скупые строки:
МАКЕЕВ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ. Воспитанник Челябинской школы хоккея. Играл за юношескую сборную. В тысяча девятьсот девяносто третьем году задрафтован клубом «Монреаль». Участвовал в семи матчах, отдал две голевые передачи, забросил одну шайбу.
– И это всё? – Костров с недоверием посмотрел на экран. – Всего‑то семь игр в НХЛ?
– Как‑то не впечатляет, – согласился Егор Щукин. – Коэффициент полезности – ноль.
– Вот именно, – Кисляк криво усмехнулся. – И этот ноль собирается учить нас играть в хоккей!
Сказать, что они были разочарованы, – значит ничего не сказать.
А в это самое время, выходя из ледового дворца, я столкнулся с невысоким мужчиной в уже лет двадцать не модной кроличьей шапке и черной кургузой курточке.
– Эй, – он окинул меня цепким взглядом, – кажется, я тебя вчера видел. Ты на матче «Медведей» был?
– Был, – согласился я.
Мужчина явно обрадовался.
– Николай! – он протянул руку и крепко пожал мою, поданную в ответ. – Ну что про игру скажешь?
– Сергей, – представился я. – А что тут скажешь, работать надо.
– Работать! – темпераментно воскликнул он. – Да там одни блатные играют! А самых талантливых держат на скамейке запасных, чтобы не составляли конкуренцию. Бакина, например. Вот ведь вратарь от бога!
Видимо, родственника этого самого Бакина я и имел честь видеть сейчас перед собой. Скорее всего, отца.
– Буллиты он берет хорошо, – согласился я нейтрально. – А вот с общей статистикой по игре – не очень.
Отец Семена Бакина покраснел. Видно было, что вопрос живо его трогал.
– А судьи кто? Все продаются!
Он махнул рукой, выражая бесполезность попыток борьбы с прогнившей системой, и пошел прочь.
А ко мне уже спешила симпатичная женщина с красивым, но уставшим лицом и опущенными плечами – так и казалось, будто она давно уже таскает на себе какой‑то невидимый, но весьма весомый груз.
– Прошу прощения. – Она чувствовала себя неловко. – Вы – Сергей Петрович, новый тренер «Медведей»? Я – Ольга Владимировна, мама Саши Кострова…
Она сделала паузу, выжидательно глядя на меня.
– Да, я слушаю.
– У нас проблема! – Ольга Владимировна сжала на груди руки. – Саша ушел из дома из‑за хоккея. Вы понимаете, он стал хуже учиться… потом эта травма… Мы с его отцом хотели бы для него другой участи. Может, вы поговорите с ним… скажете…
Она сбилась. Я чувствовал, к чему клонит эта уставшая женщина, но не собирался приходить ей на помощь. Если уж решилась, пусть сама доведет до конца.
– Скажите ему, что у него нет способностей! – Ольга Владимировна просительно заглянула мне в глаза. – Пожалейте его! Хотя вы, конечно, ничего о нем не знаете…
Ведь и вправду решилась. Забавная разница с отцом Бакина.
– Александр Костров, номер девять? – уточнил я.
Она пожала плечами – я мог бы поспорить, что эта женщина не помнит номера, под которым играет ее сын.
– Сыгранных матчей – двенадцать. Забитых шайб – десять, из них пять в большинстве. Восемь голевых передач. Итого – восемнадцать очков, коэффициент полезности – плюс пять, – подвел я итог, не без удовольствия отметив, что Ольга Владимировна дезориентирована. – И вы считаете, что Сашу нужно жалеть?
Она открыла рот, но снова закрыла, так и не произнеся ни звука.
– Простите, я опаздываю. – И, не дожидаясь ее ответа, я сел в машину.
Костровым нужно научиться разбираться с семейными проблемами самим, и ложь никогда не помогает в подобных вопросах, уж поверьте моему опыту.
Вторая проверка состоялась буквально на второй тренировке. Когда ребята только появились на льду, я понял, что они возбуждены. Они были как порох – только поднеси спичку! И буря не замедлила разразиться.
– Сергей Петрович, вот вы нам говорите, как нужно играть…. Это вас в НХЛ за семь матчей научили? – не замедлил отреагировать Кисляк на первое же замечание.
Они все смотрели на меня, жадно ожидая реакции. Как молодые волки, почуявшие кровь и уже готовые вцепиться в горло добычи. Забавно, вот сейчас они фактически были командой. Сейчас, когда хотели затравить кого‑то, а не в тот момент, когда выходили на лед, чтобы встретиться с соперником. Надо будет этот момент учесть…
– Тебе показать, чему меня в НХЛ учили? – подал я ответную реплику.
Кисляк, судя по довольной улыбке, только этого и ждал.
– Показать, конечно. Если вы еще помните, а то я слышал, вы больше по теоретической части…
– Кислый! – попытался одернуть его Дима Щукин.
– Вы все хотите посмотреть? – Я оглядел ребят. Мало кто из них осмелился взглянуть мне в глаза. Нет, пожалуй, даже не волки… Плохо.
– Хотят‑хотят! Стесняются просто! – выдал Кисляк.
Я вызвал на лед Кисляка, Кострова и Щукиных. Диму поставили в ворота. И началось.
Ребята хотели умыть меня, и малышу ясно, что после поражения мне нельзя будет подходить ко льду ближе чем на триста метров. Значит, выхода не было: оставалось только победить. Я действовал, но в какой‑то момент сознание раздвоилось, и мне казалось, что я наблюдаю всю сцену с трибуны.
Обыграть Щукина… сделать финт перед Костровым и прокинуть шайбу Щукину между ног… Пройти вдоль борта… Тяжелее всего оказалось, когда Кисляк силовым приемом толкнул меня в борт. В этот миг в ноге, на которую пришлась старая травма, что‑то хрустнуло. Боль вспыхнула ярким цветком, на миг заслонив собой целый мир, раскрасив его в пламенно‑алый. Но ничего, шайбу удержать удалось. Дальше – на последних силах – выкатить «на пятак» и забросить шайбу. Гол!
Нога пылала, перед глазами расплывались цветные пятна, но я видел потрясенные лица своих учеников, видел в их глазах уважение – и оно того стоило.
– На сегодня всё! – объявил я и, стараясь хромать не слишком заметно, двинулся прочь.
До тренерской я добрался, наверное, на одной силе воли и вдруг подумал: видели бы меня сейчас ребята, точно решили, что им подкинули ни на что не годного инвалида. Хромой, как черт. Хорошо что не видят, незачем им видеть такое.
* * *