Так выглядел в послевоенные годы Грушевский поселок. На снимке улица Декабристов
Фотография с сайта https://www.minsk-old-new.com/Image/old_images/Dekabristov.jpg
Незадолго до начала Великой Отечественной войны мои дедушка и бабушка, приехавшие в БССР в конце 20-х годов прошлого века на строительные работы в Минск из Курска, получили двухкомнатную квартиру в поселке Грушевка.
Их двух этажный деревянный дом, в котором поселилась семья, стоял на улице Парашютной. К сожалению, до освобождения Минска многие жилые дома того квартала не дожили. Их сожгли при отступлении немцы.
Моя тетя, Генриетта Сергеевна, которой в 1944 году было уже 13 лет, рассказывала, что к деревянным домам подъезжали мотоциклисты и направляли на них огнеметы. Как только дом охватывало пламя, они ехали дальше.
Тушить пылающий жилой сектор в поселке было некому. Да и люди просто боялись это делать, так как озлобленные перед отступлением фашисты могли их запросто расстрелять.
Кое-какие вещи из горящего дома моим родственникам удалось спасти. Это было несколько этажерок, постельное белье, одежда и мощный кожаный диван с полочками для статуэток на его высокой спинке. Я видел его, когда бывал в гостях у своего дяди на Грушевке в начале 70-х годов. Он был обгоревшим в нескольких местах.
Оккупация Минска
В Минск немецкие войска пришли практически через неделю после нападения на Советский Союз. Это случилось 28 июня 1941 года.
Перед написанием этого рассказа я просмотрел десятки исторических сайтов с фотографиями Минска, разрушенного немецкими бомбами, в том числе и немецких, но нигде не нашел снимков поселка Грушевка.
Колонна немецкой техники движется в районе улицы Немига
Фото с сайта: https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/231404/36e47129-b8cd-4607-a5b9-600526c957ee/s1200?webp=false
Организованной эвакуации гражданского населения, как рассказывали родственники, в Минске не было. Беспрепятственно эвакуировались лишь сотрудники государственных учреждений, заводов и фабрик. Большинству людей, кто не хотел жить под вражеским гнетом, пришлось уходить из города самостоятельно.
Мой дед, который не был военнообязанным из-за врожденного плоскостопья, со своим родственником в первые дни войны пошел пешком в Курск, где жили родственники жены. Какое-то время до прихода туда немцев, он находился там, а потом через линию фронта вернулся в Белоруссию и ушел в партизанский отряд.
Его жена и ее мать, оставшиеся в Минске с двумя трехлетними близнецами и старшей дочерью 10-ти лет, уходили из города сами в направлении Москвы. Но колонна беженцев, в которой было несколько тысяч человек, далеко не ушла.
Где-то в районе Жодино путь уходившим минчанам преградили немецкие мотоциклисты и повернули людей обратно. Когда женщины с детьми вернулись в свой поселок, то обнаружилось, что их квартиру уже заняли немцы.
Новые хозяева, однако, поступили гуманно к возвратившимся жильцам дома. Они освободили для них соседний подъезд, сказав при этом: «Живите тут, как хотите». Людям ничего не оставалось, как уплотниться и ютиться большими семьями в маленьких комнатках.
По рассказам тети, мамы и дяди мне известно, что каждая семья, жившая в годы оккупации на Грушевке, возле своих домов построила землянки. Несколько семей объединялись и совместными усилиями строили подземные укрытия на случай вероятного выселения с занимаемых площадей представителями новой власти – полицаями или оккупантами.
Эти самодельные убежища спасали жителей улицы Паршютной от налетов советской авиации, когда многотонные бомбы падали на Товарную станцию, крупный железнодорожный узел, находившийся рядом с Грушевским поселком.
Как выживали?
Моя бабушка, медсестра по специальности, в годы оккупации нигде не работала. У нее было трое детей, которых нужно было прокормить. Инициативу по выживанию в оккупированном городе взяла на себя ее мать, моя прабабушка.
Рассказывали, что она хорошо шила. Сшитые вещи вместе с дочерью и другими женщинами, живущими по соседству, бабушка Анастасия возила в поселок Койданово, где продавала на базаре. На вырученные деньги закупались продукты питания.
Возле барака был небольшой клочок земли, где жильцы разбили огороды, выращивая картофель и другие овощи, помогавшие выживать.
Весной, рассказывала тетя, детям чуть ли не каждый день варили суп из крапивы или щавеля. Мяса в нем не было. Вместо него добавляли чуть-чуть картофеля и другие овощи. Хлеб тоже пекли сами, когда удавалось достать муку.
Жильцы соседнего подъезда, немцы, знали, что соседи не жируют, но время от времени наведывались к минчанам, чтоб чего-нибудь выклянчить.
Запомнился рассказ дяди, как двое немецких солдат явились к бабушке Анастасии, чтобы выпросить у нее сало и яйца. Продуктов они не получили, так как их в доме не оказалось.
Солдаты Рейха обшарили своими жадными взглядами все кухонные шкафчики, зашли в кладовку и ушли ни с чем, совершенно, не понимая, как выживает местное население с детьми при полном отсутствии продуктов.
Четыре года постоянного страха за свою жизнь
Публичные казни, расстрелы происходили в другом конце Минска. На Грушевке бывали только облавы, а иногда и обыски, когда разыскивали сбежавших из гетто евреев или партизан и подпольщиков, совершавших диверсии на Товарной станции.
Кто-то из соседей моих родственников прятал в своей квартире двух женщин, мать и дочь, ушедших из гетто. Им помогли переправиться в партизанский отряд. В лесу те прожили несколько месяцев, но потом вернулись обратно к своим спасителям, рассказав, что у партизан им было слишком страшно, потому что там часто стреляли.
Но семья, прятавшая их ранее, не захотела рисковать своей жизнью. Им ответили:
- Если у партизан было плохо и страшно, возвращайтесь обратно в гетто…
Говорили, что они вернулись туда. Но после этого их никто и уже никогда больше из жителей поселкане видел. Скорей всего, мать и дочь постигла участь других жителей Минского гетто – газовая камера или расстрел.
***
Свидетельницей кровавой расправы над незнакомой девушкой, которую хотели угнать в Германию, стала тетя Грета, находившаяся однажды с подружками рядом со станцией Товарная.
Это случилось летом 1943 года. Большую группу людей пригнали на станцию из центра Минска. Подогнали товарные вагоны, в которые стали медленно забираться люди.
Внезапно девушка в светлом платье и с длинной косой юркнула под вагон, пробралась под ним и побежала прочь от этого проклятого места, перескакивая через рельсы.
Тетя Грета и ее подруги, которые наблюдали издалека за беглянкой, очень надеялись, что немцы и полицаи бегства девушки не заметят и что той удастся скрыться в частном секторе за железной дорогой.
Но бдительные полицаи, выслуживавшиеся перед немецкими хозяевами, заметили девушку, проскочили под вагонами и стали стрелять из винтовок. Несколько пуль сразили девушку наповал. Светлое платье мгновенно окрасилось в багряный цвет. Девушка упала на насыпь, от которой оставались считанные шаги до жилого квартала, в котором она видела свое спасение от плена.
Полицаи подбежали к своей жертве, склонились над ней, проверяя, жива она или нет. Видимо, девушка была мертва. Двое мужчин в униформе взяли ее за пятки и поволокли через рельсы обратно к составу, чтобы показать фашистам свою отличную работу.
Эта трагедия оккупированного Минска случилась на железнодорожных путях возле современного перекрестка улиц Фабрициуса и Железнодорожной, где сейчас стоит завод медпрепаратов.