Кэтрин Ласки
Осада
Ночные стражи – 4
https://gaspod.net/
«Осада»: Олма Медиа Групп; Москва; 2008
ISBN 978-5-373-01604-9
Аннотация
На Великом Древе Га'Хуула неспокойно.
Ночные стражи понимают, что Чистые во главе со своим предводителем Клуддом что-то замышляют. Эзилриб принимает решение — послать лазутчиков в Академию Сант-Эголиус, где хранятся обладающие магической силой крупинки. Именно они должны помочь совам Великого Древа одержать победу над врагами. В это время на самом дереве появляется шпион. Каким-то невероятным образом врагам удается узнавать обо всех планах Ночных стражей едва ли не в день их принятия. Сорен начинает подозревать свою сестру Эглантину в том, что она попала под влияние Чистых. Готовясь к решающей схватке с врагами, стая отправляется в Северные королевства, чтобы научиться искусству ведения боевых действий. Будущее совиных царств в опасности. Предстоящее сражение потребует от всех сов Великого Древа беспредельных героизма, стойкости, мужества и, конечно же, мудрости.
Кэтрин Ласки
Осада
От автора
Во время Второй мировой войны премьер-министром Англии был Уинстон Черчилль. Жители Лондона много месяцев подряд подвергались безжалостным бомбардировкам фашистской авиации. Простые лондонцы — мужчины, женщины, дети — с поразительным мужеством пережили это страшное время, вошедшее в историю под названием «битва за Англию».
Выступления Черчилля по радио поднимали дух измученного народа. Про Черчилля говорили, что он «мобилизовал английский язык и заставил его сражаться». Я в большом долгу перед сэром Уинстоном, поскольку во многом копировала его речи, когда писала самые волнующие выступления Эзилриба для восемнадцатой, двадцатой и двадцать второй главы этой книги.
Во времена моего детства грубиянам принято было отвечать так: «Палки и камни могут сломать мне кости, но слова никогда не ранят меня!» Прошло много лет, я стала взрослой и поняла, что это ошибка. Слова могут ранить. Но во времена своего детства я и подумать не могла, что на свете бывают слова, подобные словам Черчилля — вселяющие силу, отвагу, стойкость и мужество в сердца граждан, стоящих перед лицом ужасных испытаний войны.
ПРОЛОГ
Обезумевшая от ярости сова, сильно кренясь, летела сквозь ночь, и горящие искры дождем сыпались с ее клюва.
«Вода! Я должен найти воду, иначе маска выжжет мне глаза! Да будет проклят кровью Глаукса желудок моего врага!» — дико завизжала сипуха, разрезая клювом ночную тьму.
Во всем совином мире не было проклятия страшнее. Ужасные слова приободрили Клудда и слегка притушили бушевавшую в его сердце бурю. Только ненависть не утихла. Ненависть придавала ему силы, помогала лететь вперед, лихорадочно выискивая какую-нибудь прохладную лужу, чтобы окунуть туда плавящуюся маску и остудить перья, опаленные в ужасной битве, которая закончилась совсем не так, как ожидал Клудд.
Совсем не так!
Внизу, на спокойной черной глади, сверкнуло влажное отражение луны. Вода! Огромная сипуха начала кругами спускаться вниз. Вода была близко, совсем близко! Однажды он потерял в бою клюв. В другой битве он лишился перьев на лицевом диске. В этот раз ему располосовали ушные отверстия, но у него все еще оставался один глаз и — самое главное — ненависть. Клудд без устали кормил и лелеял свою ненависть, как заботливая мать кормит и лелеет своих птенцов.
Слава Глауксу, он все еще может ненавидеть!
ГЛАВА I
Пилигрим
Бурый рыбный филин поднял голову и изумленно моргнул. В последний раз алая комета появлялась здесь три месяца назад.
Откуда же тогда взялась в небе эта красная точка, и почему она на страшной скорости несется к озеру?
«Великий Глаукс, да она же просто падает, визжа и выкрикивая ужасные, запретные проклятия!»
Бурый рыбный филин сделал несколько шажков по нависшей над самой водой длинной ветке платана.
«Глаукс Всемогущий, если этот несчастный не принадлежит к славному роду рыбных филинов, его придется спасать, ведь почти все совы в воде беспомощны!»
Филин расправил крылья, приготовившись одним мощным взмахом поднять их вверх. Секунду спустя послышался громкий всплеск — и спасатель сорвался с ветки.
Когда Клудд вонзился в озеро, вода вокруг зашипела, испуская облачка пара.
Саймон — так звали бурого рыбного филина — в жизни не видел ничего подобного. Сквозь толщу воды тонущая сова светилась, словно уголь с лесного пожара! Может, это угленос? Нет, угленосы никогда не попадают в подобные переделки. Они выполняют свою опасную работу, не опалив себе ни единого перышка.
Бурый рыбный филин, цепко схватив тонущую сову когтями, заглянул ей в «лицо» — и невольно отшатнулся, увидев бесформенную массу из расплавленного металла и обугленных перьев.
Ладно, сейчас не время думать об этом. Главное, несчастный был жив, а долг пилигрима из далекой северной обители братьев Глаукса, к которой принадлежал Саймон, требовал не задавать лишних вопросов, не проповедовать и не обращать новичков в свою веру, но по мере сил нести в мир покой, помощь и любовь.
А разве не в этом более всего нуждалась несчастная сова сейчас? И разве не для этого братья на долгие месяцы покидали обитель и странствовали по миру, исполняя свой священный долг? Брат-настоятель часто повторял: «Чрезмерно накапливая познания, вы лишь тешите собственную любознательность. Долг велит нам делиться всем, что мы имеем, и нести знания, почерпнутые из книг, миру».
Саймон впервые исполнял обет пилигрима, но сразу почувствовал, что ему наконец-то выпало первое настоящее служение. Возвращение в гнезда выпавших совят или улаживание ссор между враждующими стаями ворон (надо сказать, что братья Глаукса относились к немногим совам, пытавшимся взывать к вороньему разуму) — все это не шло ни в какое сравнение с нынешней задачей. Обгоревшая сова, без сомнения, нуждалась в особом уходе. Саймон уже видел, что тут потребуются все его познания в лекарственных травах и медицине.
— Все хорошо, дружище, не волнуйся, — низко проухал он, втаскивая раненого в дупло платана. — Здесь тебе будет очень уютно.
Как бы пригодилась ему сейчас помощь домашней змеи или даже двух! К сожалению, змеи остались в обители, поскольку пилигримам полагалось жить в аскезе, то есть ограничивать себя строгими рамками служения.
Пользоваться трудом домашних змей, которые из поколения в поколение убирали совиные гнезда и чистили их от червей и паразитов, считалось излишней роскошью, тем более для странников, посвятивших себя самоотверженному служению птицам. Что ж, значит, придется самому отправиться на поиски лечебных червей. Лучше всего для лечения тяжелых ран подходили пиявки, а рыбные филины считались знатными охотниками на этих кольчатых червей.
Устроив Клудда в мягком гнездышке из мха и пуха, выщипанного из собственной грудки, Саймон отправился за лекарством. По дороге к краю озера, где водилось особенно много пиявок, добрый пилигрим в недоумении вздыхал, вспоминая, с каким бешенством раненый — кажется, бедняжка все-таки был сипухой, — воспринял попытку спасителя почистить ему перышки. Странно, очень странно!
Саймон впервые встречал сову, которая противилась этой простой дружеской помощи. Перья у раненого были грязные и взъерошенные. Удивительно, как он вообще мог летать, ведь всем известно, что легкость совиного полета напрямую зависит от мягкости оперения.
На каждом маховом пере сов есть крошечные, почти невидимые крючочки и бородки: они скрепляются друг с другом, образуя ровную пластину, по которой скользит воздух. У раненой сипухи все бородки на перьях были перепутаны и торчали дыбом. Их нужно было аккуратно распрямить и как следует пригладить. Но когда Саймон попытался это сделать, раненый с неистовой силой отпихнул его прочь. Странно, очень странно!
Набрав полный клюв свежих пиявок, Саймон вернулся в дупло и стал обкладывать червями искореженные края жуткой металлической маски, прикипевшей к лицевому диску незнакомца. Снять маску Саймон не посмел. После тщательного осмотра он окончательно убедился в том, что раненый был сипухой, хотя и невероятно огромной для своей породы.
Взяв кусочек влажного мха, пилигрим принялся выжимать из него капли влаги в изуродованный клюв больного. Время от времени тот открывал глаза, по-прежнему не приходя в сознание. Он бредил, но даже в беспамятстве не переставал изрыгать жуткие проклятия, перемежавшиеся клятвами о мести и обещанием лютой смерти кому-то по имени Сорен.
Весь день и всю ночь Саймон ухаживал за странной сипухой, менял пиявок, выжимал воду на оплавленный кусок металла, торчавший на месте бывшего клюва.
Постепенно лихорадка у больного стала стихать, проклятия слышались все реже и реже — чему Саймон был особенно рад, поскольку принадлежал к мирному ордену, провозгласившему отказ от всякого насилия.
Раненый проспал почти два дня без перерыва, а на третий открыл глаза.
Саймон обрадовался, увидев, что он пришел в сознание, но первые же слова, донесшиеся из-под металлического клюва, потрясли бедного пилигрима сильнее, чем все предыдущее сквернословие спасенного.
— Ты не Чистый!
«Не Чистый? Великий Глаукс, о чем это он толкует?»
— Извини, боюсь, я тебя не понимаю, — покачал головой рыбный филин.
Клудд моргнул. «Наверное, он меня боится!»
— Ничего страшного. Кажется, я должен тебя поблагодарить?
— Нет-нет, ты мне ничего не должен. Не стоит благодарности. Я пилигрим. Я всего лишь исполняю свой Глауксов долг.
— Долг? Перед кем?
— Перед своим родом.
— Ты не моего рода! — рявкнул Клудд с такой яростью, что Саймон невольно отшатнулся. — Я — сипуха, амбарная сова Тито Альба! А ты… — Клудд изобразил брезгливое фырканье, — судя по вони, ты рыбный филин! Ты не моего рода!
— Это так, но я говорил о роде в широком смысле. Мой Глауксов долг распространяется на всех сов, независимо от их происхождения.
В ответ Клудд угрожающе ухнул и снова закрыл глаза.
— Теперь я должен ненадолго тебя оставить, — извинился Саймон.
— Если собираешься на охоту, учти, что мясо я люблю гораздо больше, чем рыбу. Полевка будет как раз кстати.
— Очень хорошо. Постараюсь тебе угодить. Уверен, как только подкрепишься, ты сразу почувствуешь себя лучше!
Клудд ответил ему злобным взглядом, но промолчал.
«На твоем месте я бы не был так уверен в чем-либо, если это касается меня! Глаукс Великий, что за уродливая сова — башка плоская, оперение какое-то гнусное: серо-бело-бурое! Ушные хохолки тоже под стать — до того редкие, что смотреть противно! В жизни своей не встречал более безобразного рыбного филина!»
Однако Клудд счел не лишним разузнать, что это за пилигримы такие. Он никогда не упускал возможность пополнить свои сведения о мире.
— Так ты, выходит, пилигрим? Откуда родом?
Саймон искренне обрадовался его вопросу.
— Из Северных царств.
Клудд насторожился. Он знал про Северные царства. Там родился старый Эзилриб, которого он почти схватил и так позорно упустил. А потом из-за него же едва не погиб в последней битве!
— Я всегда думал, что Северные царства славятся воинами, а не пилигримами.
— Совы Северных царств неистовы в бою, но разве неистовство возможно лишь в ненависти и боевом исступлении? Нам ведомо неистовство в стремлении к любви и миру.
«Глаукс, меня сейчас вырвет! Так бы и отрыгнул в твою уродливую рожу дюжину погадок!»
— Понятно, — буркнул Клудд. На самом деле он ничего не понял, но порой приходится быть любезным. Клудд не сомневался, что очень вежливо ответил этой мерзкой сове, от одного вида которой его выворачивало наизнанку.
— Поговорили, и ладно. Думаю, тебе пора на охоту. Принеси мне свежего мяса, только сочного, с шерстью и костями. Мой желудок стосковался по работе, ясно тебе?
«А мне самому нужно хорошенько все обдумать!»
Северные царства! Стоило уродливому филину обмолвиться об этих краях, как Клудда бросило в жар.
Необходимо как следует все обдумать, чтобы не повторить старых ошибок. Как ни крути, а похищение Эзилриба закончилось неудачей. Разумеется, тот план нельзя было назвать грандиозным.
Настоящий план Чистых заключался в том, чтобы набрать огромную армию, а потом осадить и захватить Сант-Эголиус, Академию для осиротевших совят.
Главари Академии долгие годы похищали птенцов совиные царств и с помощью жестокой дрессировки обучали их выполнять различные задания, в том числе добывать крупинки, из которых можно было изготовить невиданной силы оружие. Такое оружие не убивало, зато полностью подчиняло разум и волю пораженного.
Совы Сант-Эголиуса владели самым большим запасом бесценных крупинок, но были настолько глупы, что не могли им воспользоваться. Однако несмотря на это, они сумели каким-то чудом разыскать в руинах древнего замка убежище Чистых и попытались похитить совят, захваченных Клуддом и его приспешниками из рода Тито. Разумеется, Чистые не стали сидеть сложа крылья и вступили в бой за то, что считали своей законной добычей.
Битва в небе закончилась так называемым Великим Падением, в результате которого десятки беспомощных совят оказались на земле.
Великое Падение стало первым событием, предупредившим сов — в первую очередь благородных Ночных Стражей, которые каждую ночь поднимались в черноту небес с ветвей Великого Древа Га'Хуула, — о том, что в совином мире появилась угроза пострашнее Академии Сант-Эголиус.
До этого организация Чистых существовала в глубочайшей тайне и успела собрать огромную армию и выработать стратегию.
Великое Падение встревожило Ночных Стражей Га'Хуула. Но еще важнее — оно лишило покоя легендарного воителя, которого в Северных Царствах знали как Лизэ из Киля, а в Южных — как мудреца и наставника Эзилриба.
Клудда не интересовал легендарный воитель Лизэ. Ему был нужен мыслитель Эзилриб. Говорили, что он разбирается во всем на свете — от предсказания погоды и природы огня до главных тайн Земли и жизни. Неудивительно, что Эзилриб давно постиг тайную силу крупинок.
После потери совят, которые должны были завоевать для Чистых совиный мир, Клудд решил изменить тактику.
Похищение одного мудреца вроде Эзилриба с легкостью могло возместить утрату сотен безмозглых птенцов. Единственным способом заманить его в ловушку оказался Дьявольский Треугольник. Поместив мешки с таинственными крупинками в три укромных места, Клудд получил «треугольник», создававший мощное магнитное поле, полностью парализовавшее навигационные навыки Эзилриба.
Но это смертоносное излучение оказалось неожиданно и безвозвратно уничтоженным! На помощь Эзилрибу прилетела шайка молодых сов. Они испортили Дьявольский Треугольник, сломав его, словно хрупкий прутик! Высший магнетизм. Старый Эзилриб знал толк в запретных науках, вот почему он был так нужен Клудду!
Между Чистыми и совами, прилетевшими на помощь старику, разгорелась битва. Но самое ужасное ждало впереди. В одном из спасителей Эзилриба Клудд узнал Сорена, своего младшего брата, которого он неоперившимся птенцом выкинул из родительского гнезда.
Высшие посты в иерархии Чистых могли занимать лишь сипухи, лично прикончившие кого-нибудь из своей ближайшей родни, поэтому Клудд бестрепетно принес братишку в жертву Великому Тито Чистейшему.
Как оказалось, его жертва не была принята. Разбойники из Сант-Эголиуса заметили упавшего совенка и подобрали его. И вот теперь младший брат едва не убил старшего, самого Клудда!
Все закончилось катастрофой. Чистые лишились будущих воинов, потеряли Эзилриба, утратили свое тайное убежище. Надо было как можно скорее найти новое пристанище, где можно будет без помех вынашивать планы войны.
«Ладно, совсем не обязательно думать об этом прямо сейчас. Есть вещи поважнее — высший магнетизм, например. До сих пор я только мечтал. Мечтал о крупинках, мечтал о покорении и очищении всего совиного мира. О покорении Сант-Эголиуса с их огромными запасами крупинок и тысячами рабов для добычи новых. Мечтал о похищении Эзилриба. Теперь-то я точно знаю, что нужно делать. Надо подвергнуть осаде Великое Древо, что растет на острове Га'Хуула посреди моря Хуулмере. Да-да, Великое Древо Га'Хуула с его секретами огня и магнетизма, с его воинами и учеными должно стать нашим. Я дождусь своего часа. Я наберусь сил. Я соберу свою поредевшую армию, и мы поднимемся снова, став в тысячу раз сильнее, чем прежде. И всей этой силой мы обрушимся на Ночных стражей Га'Хуула!»
— Вот и сочная полевка! Крепкие косточки, густая шерстка, все как ты хотел. Смотри-ка, у нее уже полностью отросла зимняя шерсть. То-то будет славная работа для твоего желудка! — ласково ворковал вернувшийся с охоты пилигрим.
«Ты тоже станешь для него славной работой!» — усмехнулся про себя Клудд, решив, что как только окрепнет, первым делом прикончит этого мерзкого урода. Его же спасение должно какое-то время оставаться в тайне, так будет спокойнее. Завтра утром, когда кости полевки будут смолоты в порошок, у него уже будет достаточно сил, чтобы убить этого зловонного рыбного филина.
Клудд был настоящим убийцей, поэтому умел ждать.
ГЛАВА II
В дозоре
Эту сову-призрака можно было принять за скрума, но она в своем тускло-сером с белыми крапинками оперенье не была призраком. Эта очень необычная пятнистая сова не могла совершать долгие перелеты, а если поднималась в воздух, то летала зигзагами, потому что была калекой. Но несмотря ни на что, она каждый день летала на разведку.
Вот и сейчас сова-призрак сидела на ветке дерева неподалеку от старого платана. Для обитателей Амбалы она была почти неразличима, а те, кто ее все-таки видел, называли ее Мглой.
Мглу не замечал никто, зато она видела все. Стоило ей почувствовать опасность или заметить нечто тревожное, как она тут же отправлялась к орлам, с которыми жила в одном гнезде. В прошлом такую работу выполняли опытные лазутчики, но после убийства полосатой неясыти, следившей за землями Клювов и Амбалы, охотников на нее поубавилось.
Сова по имени Мгла чувствовала, что где-то рядом притаилась страшная опасность.
Несколько ночей тому назад она была свидетельницей тому, как в озеро рухнула горящая сова, а спас ее пилигрим, который потом отправился на ловлю пиявок.
Мгла удивилась. Неужели незнакомец выжил, да еще с такими страшными ожогами? Видимо, все-таки выжил, поскольку позже пилигрим заспешил на охоту — Мгла своими ушами слышала, как добрый филин, выслеживая полевку, в недоумении ворчал себе под нос о том, что раненый требует принести ему не рыбы, а мяса.
«Очень странный раненый, — отметила про себя Мгла. — И как у него хватает наглости так обращаться со своим спасителем?»
С тех пор рыбный филин вылетал на охоту по нескольку раз в день и каждый раз возвращался с мясом — крысами, полевками, белками. Рыбу он не принес ни разу.
Мглу все больше и больше разбирало любопытство. Что это за сова такая восстанавливает силы в дупле старого платана? Насколько близко к ней можно подойти?
Большинство обитателей леса не замечали Мглу, глядя сквозь нее, словно туман или сгусток облака. А совы если и замечали, то никогда не признавали в ней себе подобную — они, похоже, и птицей-то ее не считали! И Мглу это вполне устраивало. Только Зана и Гром — орлы, с которыми она давно дружила, знали, кто она такая.
Мгла осторожно продвинулась по ветке ели вперед. Отсюда было крылом подать до старого платана, где поправлялся неизвестный раненый. Мгновение спустя Мгла уже сидела на ветке соседнего с платаном дерева. Одна из его веток простиралась дальше других, почти касаясь платана.
Гнездо с раненым просматривалось с нее очень хорошо. Пятнистая сова заглянула внутрь — и еле слышно ахнула от ужаса.
Незнакомец был чудовищно огромен, а скрывавшая его черты металлическая маска придавала странной сове жуткий и устрашающий вид. У Мглы тревожно задрожало в желудке, страх медленно пополз по ее телу. Кажется, нужно немедленно лететь к орлам! В этой сове таилось зло, да такое, с которым ей никогда не доводилось сталкиваться прежде!
Заслышав приближение пилигрима, Мгла встрепенулась. В следующий миг перед ее глазами взметнулся вихрь окровавленных перьев, и лесную тишину разорвал жуткий визг. А потом все кончилось. Мертвый рыбный филин рухнул на землю. Одно крыло его было вырвано с мясом, а глотка вспорота так, что голова едва держалась на теле.
Когда тьма сгустилась над лесом, огромная сова в металлической маске подняла крылья и одним могучим взмахом поднялась в небо.
Желудок пятнистой совы превратился в лед, когда гигантская сипуха в маске опустилась на ветку рядом с нею.
Сколько раз Мгле чудом удавалось избежать смерти, неужели теперь она погибнет в когтях этого чудовища?
Сипуха повернула голову в ее сторону. Пятнистая сова затаила дыхание. Ей ни разу не удавалось оставаться незамеченной на таком расстоянии.
Чудовище мигнуло еще раз.
«Невероятно! Он смотрит прямо сквозь меня. Наверное, я и вправду превратилась в туман!»
Когда Клудд взмахнул крыльями и поднялся в ночное небо в поисках своих приспешников, ветка под ним вздрогнула и закачалась.
Убийство было совершено, и настало время отмщения. Месть и слава — вот все, что ему нужно. Желудок его трепетал от радостного волнения. В мозгу бился беззвучный крик:
«Вся власть Клудду!!!»
ГЛАВА III
На Великом Древе Га'Хуула
Толстые ветки Великого Древа Га'Хуула дрожали под порывам первой зимней вьюги. Наступило время Серебряного дождя, когда свисающие с дерева лозы окрашиваются сверкающей белизной. Лучшие ягоды молочника были собраны в сезон Медного дождя, пору ярко-красных лоз.
Клюв всепогодников, в котором состоял Сорен, только что вернулся из метеорологической экспедиции под руководством своего бессменного капитана Эзилриба. Это был первый его вылет после чудесного спасения из Дьявольского Треугольника. Урок прошел прекрасно — получилась шумная, веселая и бесшабашная вылазка с громкими песнями и грубыми шутками. При этом всепогодника удалось собрать много ценной информации, опровергнув мрачные прогнозы Отулиссы, грозившей, что они ничего не разузнают, если не прекратят гагарить впустую.
«Гагарить» на совином языке означало веселиться и валять дурака. Некоторые преподаватели, например Стрикс Струма, не допускали такого на своих уроках, но Эзилриб придерживался иного мнения. Он считал, что веселая потеха сплачивает клюв, помогая его членам установить доверительные отношения.
Но все равно, чересчур серьезная Отулисса, отличница из семейства пятнистых сов, сурово осуждала легкомысленное отношение к предмету и на дух не переносила грязных шуточек. По этому поводу у них с Сореном шли нескончаемые споры.
Отулисса с Сореном сидели на ветке перед обеденным залом, дожидаясь, когда Мартин сообщит, что завтрак готов. Завтраком на острове называлась последняя ночная трапеза перед рассветом. После нее совы отправлялись по своим дуплам и спали весь день напролет, пока сгустившиеся в небе вечерние сумерки не начинали медленно расползаться по земле.
— У чаек можно многому научиться, Отулисса, — говорил Сорен.
— Никогда с этим не соглашусь! Ваше верещание, гоготание и хихиканье над жалкими чаечьими шуточками искажают колебания фронта атмосферного давления!
Надо сказать, пятнистые совы отличаются исключительной чувствительностью к малейшим перепадам давления, вызывающим изменения погоды.
— Послушай, ты ведь определила, что вслед за ветром надвигается метель, и погляди — снегопад уже начался. О каких искажениях ты твердишь, если твой прогноз оказался абсолютно верным?
— Сорен, если бы вы не гагарили как сумасшедшие, я могла бы составить более аккуратный прогноз и точнее определить количество ожидаемого снега. И вообще, не нахожу ничего смешного в шуточках по поводу помета. Мы, совы, должны гордиться совершенством своей пищеварительной системы, своей уникальной способностью опрятно избавляться от переработанной пищи!
— Великий Глаукс, нашла чем гордиться! Подумаешь подвиг — отрыгивать погадки! — прогудела огромная бородатая неясыть по имени Сумрак, опускаясь на соседнюю со спорщиками ветку. Сумрак был одним из лучших друзей Сорена.
— Это не просто отрыгивание, Сумрак! Наша способность прессовать кости и шерсть переваренной добычи в аккуратные маленькие комочки и извергать их через клюв не имеет аналогов во всем птичьем мире! Мы почти не оставляем жидкого помета. Отрыгивание погадок — поразительное свойство нашего организма! — отчеканила Отулисса.
— Видел одну погадку — считай, видел все, — пробурчал Сумрак.
— Что-то мне холодно, — поежился Сорен. — Когда же будет завтрак? Честно говоря, я бы с удовольствием съел что-нибудь горячее.
Перед вылетом членам клюва всепогодников запрещалось брать в клюв приготовленную пищу. Эзилриб строго следил за тем, чтобы его ученики ели мясо сырым и непременно «с волосами» — так он назвал шерсть.
Большинство сов едят свою дичь сырой, поскольку не владеют секретами приручения огня. В отличие от своих многочисленных собратьев, совы Великого Древа Га'Хуула частенько лакомились жареным и печеным мясом.
На Великом Древе вообще ценили преимущества цивилизации и умели ими пользоваться. На протяжении многих лет Ночные Стражи делились своими познаниями с соседними совиными царствами и доблестно защищали тех от опасностей. Но в последнее время положение стало угрожающим.
Опасность исходила уже не только из зловещей Академии Сант-Эголиус, пленниками которой когда-то были Сорен с Гильфи. Теперь совиному миру грозила более грозная и непредсказуемая опасность — стая Чистых. Во время экспедиции по спасению Эзилриба Сорен с ужасом узнал, что в их главе стоит его собственный брат Клудд.
Косматая болотная сова Матрона высунула клюв из дупла над веткой, на которой сидели Сорен с товарищами.
— Завтрак готов! — весело крикнула она.
— Наконец-то! — встрепенулся Сорен.
— Летучие мышки! Я чую аромат их жареных крылышек! — раздалось у него над ухом веселое уханье Гильфи.
— Где ты была? — обернулся к подруге Сорен.
— Помогала Октавии в библиотеке!
— А что Октавия делает в библиотеке? — удивился Сорен.
— Наверное, ей начальство поручило. Мы с ней сортировали книги по магнетизму и крупинкам.
При упоминании о крупинках у Сорена привычно заныло в желудке. Неужели он никогда не сможет спокойно слышать это слово?
— Но при чем тут Октавия? С какой стати? Что за прок от слепой змеи в библиотеке? Ой, простите, миссис Пи, я не хотела вас обидеть, — быстро прибавила Отулисса, когда все расселись вдоль спины слепой розовой змеи по имени миссис Плитивер.
— Я так и поняла, милая, — с достоинством ответила та.
На протяжении столетий слепые змеи работали в совиных гнездах домашней прислугой, уничтожая червей и вредных насекомых. Однако на Великом Древе Га'Хуула змеи, помимо своих основных обязанностей, выполняли множество других задач: например, служили обеденными столами. В любой момент такой стол мог с легкостью растянуться, предоставляя место дополни тельным едокам.
— Ты спрашиваешь, при чем тут Октавия? — ответила Отулиссе Гильфи. — Но слепота ей не помеха! Она столько лет служил; Эзилрибу, что отлично знает, какие книги из специального отдела по магнетизму могут ему понадобиться. Кроме того, у библиотекарши i без того полон клюв работы. Мы отлично работали, пока не приперлась Вислошейка и не принялась нас поучать.
Друзья шумно вздохнули. Вислошейка была самой скучной наставницей на всем Великом Древе.
— А она-то что делала в библиотеке? — удивился Сорен. — Высший магнетизм не имеет никакого отношения к ее занудной Гахуулогии!
Отулисса взъерошила перышки.
— Какая разница? Ох, вы просто не представляете, с каким не терпением я жду начала занятий по магнетизму!
— Не представляем — и не надо! — огрызнулся Сумрак.
— Просвети же нас, умница-разумница, — еле слышно процедила Гильфи, и Сорен тихонько засмеялся.
Отулисса в самом деле была очень умной. Именно она догадалась, как устроен Дьявольский Треугольник, и придумала, как раз рушить его силу с помощью огня. Только благодаря Отулиссе они узнали о защитных свойствах мю-металла и сумели оградить себя от магнитного излучения крупинок.
Беда была только в том, что Отулисса вечно хвасталась своими знаниями и порой ужасно действовала всем на нервы.
Друзей особенно раздражало, когда она начинала бахвалиться своими именитыми родичами, которые сплошь были мыслителями и учеными, как, например, ее гениальная пра-пра-пра-тетушка Стрикс Эмеральда, автор бесчисленных научных трактатов. Только и было слышно: «Стрикс Эмеральда то да Стрикс Эмеральда сё…»
Через какое-то время сидящие за столом миссис Плитивер перестали слушать Отулиссу и снова заговорили о своем.
Гильфи обернулась к Сорену и тихо шепнула ему на ухо:
— Ты заметил, что в столовой нет ни Эзилриба, ни остальных членов парламента?
Сорен кивнул.
— Великие дела? — усмехнулась его подруга и подмигнула одним глазом.
Сорен заволновался. Гильфи явно что-то задумала! Что ж, ему давно хотелось отвлечься. Жизнь Сорена потихоньку вошла в привычное русло, хотя, разумеется, уже не могла быть прежней после того, как он понял, кто заманил Эзилриба в Дьявольский Треугольник!
Его собственный, его родной брат поклялся убить его!
Сорен часто думал об этом. Днем и ночью его преследовал образ Клудда, улетавшего прочь в своей плавящейся металлической маске, дико визжа на весь лес: «Смерть Нечистым! Смерть Сорену!»
«Мой родной брат. Мой родной брат стал Металлическим Клювом и поклялся убить меня!»
После завтрака совы покинули обеденный зал и отправились по своим дуплам. Снаружи бушевала вьюга, небо побелело от снежной круговерти. В такую же снежную ночь Сорен с Гильфи, Сумраком и Копшуей впервые очутились на Великом Древе.
Когда четверо друзей и Эглантина, сестра Сорена, остались одни, Гильфи негромко сказала:
— Я уже сказала Сорену, а теперь повторю для всех — происходит что-то очень важное.
— Откуда ты знаешь? — спросил Копуша.
— Ни один из членов парламента не присутствовал за завтраком. Значит, у них ответственное совещание.
— Наверное, готовятся к войне! — ухнул Сумрак. — Бьюсь об заклад, нас с вами поставят во главе дивизий!
— Жаль тебя разочаровывать, Сумрак, но война тут ни при чем! — отрезала Гильфи.
Сумрак и в самом деле был разочарован: он обожал сражаться: невероятное проворство вкупе с боевой яростью делали его несравненным воином.
— Речь идет не о войне, — повторила Гильфи. — Все дело в магнетизме!
— Великий Глаукс! — простонал Сумрак. — Что за скучища! Можно подумать, нам мало лекций по магнетизму от Отулиссы!
— Это очень важно, Сумрак. Мы должны как следует изучить этот предмет, — возразил Копуша.
— В этом-то все и дело, — заговорщически прошипела Гильфи. — Этот предмет — скрытень.
— Скрытень? — хором ухнули остальные.
— Так называют запрещенные знания!
— Запрещенные знания? Этого не может быть, Гильфи! — воскликнул Сорен. — Наверное, ты ошиблась! На Великом Древе нет никаких запретов! Это не в обычае Ночных Стражей. Они никогда не запрещают науки, а напротив, стараются дать нам как можно больше знаний!
— Возможно, раньше так оно и было, но сейчас кое-что оказалось под замком, — упрямо ответила Гильфи.
— Мне это не нравится! — отрезал Сорен. — Я против того, чтобы что-то объявлялось скрытней и пряталось под замок!
— Я тоже, — бухнул Сумрак.
Копуша моргнул, потом еще раз — очень медленно, как делал всегда, когда что-то обдумывал, а потом сказал:
— Да, я тоже считаю недопустимым прятать знания от молодежи. Только представьте, что было бы, если бы Отулиссе запретили читать книгу про Дьявольский Треугольник! Тогда бы мы никогда не освободили Эзилриба!
— Я считаю, надо пойти и прямо заявить им об этом! — подала голос молчавшая до сих пор Эглантина.
— Прежде чем что-либо предпринимать, — решительно заявил Сорен, — нужно убедиться, так ли это на самом деле.
— Значит, лезем в корни, Сорен? — уточнила Гильфи.
— Про скрытень ты тоже там узнала?
Гильфи кивнула. Она выглядела слегка смущенной, поскольку Сорен вынудил ее открыто признаться в таком неблаговидном занятии, как подслушивание заседаний парламента.
Толщу ствола Великого Древа Га'Хуула прорезали тысячи узких ходов, и несколько месяцев тому назад, когда страдавшая бессонницей Гильфи в очередной раз отправилась бродить по его бесконечным коридорам, сычик-эльф наткнулась на очень странное место под корнями Древа.
По какой-то необъяснимой причине древесина ствола там настолько истончилась, что каждое слово, сказанное в расположенном выше зале заседаний парламента, эхом отдавалось в корнях дерева.
Попасть эту в подземную часть было делом очень сложным: огромные корни Великого Древа тесно переплетались между собой.
Однако после долгих поисков, друзьям все-таки удалось найти отличное местечко, откуда можно было без помех подслушивать заседания парламента.
— Я так волнуюсь! — затараторила Эглантина, от нетерпения подскакивая на месте. — Я тысячу раз слышала ваши разговоры про эти корни, но еще ни разу не бывала под землей! Скорее бы туда попасть!
Повисло неловкое молчание.
Четверо друзей неуверено переглянулись.
— Даже не думайте избавиться от меня! Не бросайте меня, слышите? Это нечестно, — дрожащим голоском прошептала Эглантина.
— Просто не знаю, — покачал головой Сорен, глядя на сестру. — Во-первых, ты должна поклясться, что ни слова не скажешь Примуле!
Примулой звали лучшую подругу Эглантины, от которой у нее не было никаких секретов.
— Не скажу, клянусь! И вообще, не будь меня, не было бы и всей этой истории с магнитами!
Это была правда. Если бы не Эглантина, которую Чистые насильно заточили в склепе разрушенного замка, подвергая одурманивающему воздействию крупинок, друзья никогда бы не вышли на след Эзилриба.
— Ладно, — сдался Сорен. — Но помни — никому ни слова! Обещаешь?
— Обещаю! — торжественно кивнула юная амбарная сова.
ГЛАВА IV
«Шмякала я на ваш скрытень!»
— Никогда не поверю, что обучение юных и впечатлительных совят таким сложным материям может принести хоть какую-то пользу, пусть даже в самой отдаленной перспективе. Высший магнетизм — дело темное. Мы сами только-только начинаем постигать его, — говорила Вислошейка, преподавательница гахуулогии.
Пятеро друзей, устроившись в древесных корнях, внимательно внимали парламентским дебатам.
Сорен просто лопался от возмущения. Высший магнетизм, несомненно, был делом необычным, особенно по сравнению с гахуулогией, считавшейся самым занудным предметом на всем Древе. Хотя вообще-то гахууология была важна, поскольку давала знания о жизнедеятельности Великого Древа и учила, как сохранить его здоровым и цветущим, но скука на уроках царила невыносимая!
Между тем в парламенте мнения разделились. Вислошейка и Элван стояли за скрытень, тогда как Эзилриб и кузнец Бубо горячо выступали против. Стрикс Струма колебалась.
Внезапно пятеро друзей поняли, что под корнями они уже не одни. В самом темном месте их убежища шевельнулась чья-то тень, и малого — молодые совы оцепенели от страха. Потом разом повернули головы в одну сторону. Это была Отулисса!
«Что она здесь делает? — в бешенстве подумал Сорен. — Енотий помет!»
Он пошевелил клювом, и все поняли невысказанное: «Я сейчас срыгну от злости!» Оба ругательства были в совином языке са<