По этой причине агрессивный государственный режим переносит всю тяжесть искусственного церебрального сортинга на собственное население, а гуманистический — на чужое. Через некоторое время процессы отбора меняются на прямо противоположные. Оба подхода никаким рассудочным содержанием не обладают, а являются компонентами одного и того же дикого процесса биологической эволюции. Эти социальные модели абсолютно непригодны для осмысленного развития человечества. Такие государственные конструкции являются только источником усиления внутривидовых различий мозга и топливом для аморального отбора.
Рассмотрим процесс формирования социальных иллюзий или инстинктов как инструмент эволюции несколько подробнее. Для появления новых социальных инстинктов достаточно на протяжении 15-20 лет проводить системное и методичное насаждение любых нелепостей, выдумок и откровенных глупостей. Свежее поколение убеждённых носителей новейших иллюзий не замедлит появиться на улицах городов в коричневых, белых, красных или чёрных рубашках, тюрбанах или фуражках, под красными, чёрными или радужными флажками. Сомкнув колонны, марширующие крикуны и певуны с молитвами, гимнами и маршами станут очередными инструментами церебральной эволюции. Большая их часть будут использованы для уничтожения устаревших конструкций мозга, а затем и сами отправятся на гильотину. В бескомпромиссной эволюционной гонке инструменты уже проведённого сортинга всегда становятся непригодны для будущего. Инстинкт, даже социальный, плох тем, что его можно убрать только вместе с головой.
К сожалению, напрашивается вывод о том, что в результате формирования любых новых социальных инстинктов эволюционный сортинг мозга начинается сразу внутри популяции или государства. Агрессивные режимы пытаются это явление использовать, а либеральные — замедлить. Независимо от хотения властей события всегда развиваются одинаково. Разница состоит только в степени публичности происходящих процессов. На первом этапе обладатели старых социальных инстинктов лишаются мест их хранения при помощи топоров, мотыг или гильотин. После начального интенсивного, но кровавого сортинга процесс немного замедляется. Проблема задержек состоит в том, что для создания новых инстинктов просто нет готовых носителей с совершенно пустыми головами. Их можно только изготовить заново. Стимулировать человечество к размножению не очень сложно, поскольку для большинства это единственная инстинктивная цель, развлечение и смысл незатейливого существования.
|
|
Инопланетные писульки чертовидного эстета оценили наши склонности к неуёмному фантазёрству как само собой разумеющееся свойство. Они приоткрыли оригинальный метод мышления даровитых галактических наблюдателей. Засланец откровенно писал:
«Двуногие владеют огромным мозгом, который обладает способностью к безудержной фантазии, почти не связанной с реальностью. Это драгоценное для нас свойство они растрачивают на мечтания о модных анатомических достоинствах, надевании разноцветных покровов, расширении личных зон размножения и приобретении раскрашенных самодвижущихся тележек. Если бы эти существа знали, что регулярные мечтания позволяют мозгу автономно находить оригинальные решения, то от них не было бы никакого спасения во всей Вселенной. На наше счастье, аборигены не понимают, что продолжают оставаться участниками дикой биологической эволюции. Они наивно считают, что преобразили природу и живут так, как сами придумали. Эта анекдотичная ситуация приводит к тому, что они увлечённо ускоряют искусственный отбор. Имея возможности решения практически любых планетарных и галактических проблем, они остаются невменяемыми инструментами биологических процессов».
|
|
Злорадство чертовидного Эльфовия легко можно понять, поскольку мы сами находим изысканные способы прекращения разумной деятельности.
Возвращаясь к социально-репродуктивным циклам изменчивости социальных иллюзий, следует отметить, что новодельные обладатели пустоватого мозга быстро насыщаются модернизированными инстинктами и становятся новым инструментом сортинга. Если бы человечество воспроизводилось со скоростью размножения дрожжей, то этот процесс шёл бы без перерывов и остановок. К нашему счастью, мы медленно размножаемся и долго выращиваем детёнышей, хотя в стремлении начинать обучение детей с 5-6 лет, снижении возраста замужества, первых родов и в поощрении многодетности просматриваются эволюционные цели. Умозрительно опираясь на экономические сложности последствий собственной некомпетентности, социальные доминанты во всём мире стремятся наращивать темпы смены поколений. Тотальное омоложение позволяет динамично заменять устаревшие наборы социальных инстинктов и стимулировать сцепленный с ними отбор мозга.
|
|
Все перечисленные чудесные преобразования нервной системы осуществляются только на подготовительном этапе действительно масштабного церебрального сортинга. Звёздные часы эволюции наступают в несколько иной ситуации, когда формируются наднациональные системы социальных инстинктов. Существуют многочисленные глобальные заблуждения, превращающиеся в иллюзорные инстинкты, необходимые для наиболее жестокого и глобального внутривидового отбора.
Самыми старыми и эффективными системами такого типа являются разнообразные культы вымышленных существ, природных явлений, животных или исторических персонажей. Религиозные подходы к выработке социальных инстинктов крайне важны и необходимы для ускорения церебрального сортинга. Дело в том, что сложные социальные инстинкты с невероятным трудом и огромными затратами могут быть привиты значительным массам гоминид. Их искусственное насаждение вызывает обоснованные внутренние протесты, обусловленные чрезмерными энергетическими затратами мозга и очевидной биологической бесполезностью. По этой причине самые успешные и глобальные культы обладают незатейливым набором примитивнейших социальных правил.
Разнообразные религии предоставляют потребителям предельно упрощённые и понятные наборы социальных инстинктов. Для их освоения не надо перенапрягать свой мозг, а биологический результат будет намного желаннее и дешевле расходов на социальный гуманизм. Все искренне верующие вполне успешно едят, размножаются и выпендриваются друг перед другом в разрешённых культом пределах. Столь выгодная и понятная перспектива привлекает ленивых, похотливых и праздных гоминид больше, чем любая другая социальная система, требующая заметных энергетических затрат мозга. По этой причине в наиболее ортодоксальных и регламентированных культах оказывается много молодых женщин. Их биологичный мозг экономит энергию, а гарантированный самыми жестокими правилами репродуктивный успех привлекает больше, чем любая социальная свобода. Действительно, зачем насиловать мозг рассудочными проблемами выбора поведения, когда достаточно соблюдать незатейливые правила и обряды. Учитывая интуитивное стремление мозга к экономии на всём чём можно, успех самых простых решений всегда гарантирован.
Особое значение для эволюции имеет культовое многообразие. Большинство религий построено на врождённых формах поведения, которые регулируются небольшим набором социальных инстинктов и двойственности сознания. Алгоритмы простых правил поведения, экономия энергии мозгом и делегирование личной ответственности абстрактным богам гарантируют успешную наркотизацию гоминид иллюзиями веры. По этой причине в эволюционном становлении человечества все виды верований играли огромную позитивную роль. Поскольку все культы эксплуатируют одни и те же особенности мозга, а различаются алгоритмами самообмана, их конфликтность неизбежна. Зачастую сторонники различных религий не скрывают своих противоречий или культивируют их в открытой форме. Сущность и структурная основа любого культа конфликтны по своей сути. Культ возникает как социальная исключительность одной части населения по отношению к другой. Затем культ разрастается в набор выгодных социальных инстинктов, повышающих статус каждой особи, уже освобождённой от личной ответственности. Результатом развития системы культовых иллюзий становятся кровопролитные столкновения на религиозной почве. Они обычно завершаются наиболее масштабным направленным отбором и ускоряют эволюционные процессы. По сути дела, все последователи религиозных культов оказываются самыми активными организаторами искусственного отбора и ярыми эволюционистами.
Собственно говоря, архаичные религии ничем не отличаются от современных иллюзий культового типа. Наиболее полезным для эволюции и искусственного отбора стало создание системы электронного моделирования реальности, которым раньше занимался только сам мозг. Компьютерный виртуальный мир был усилен системой социальных интернет-взаимодействий, что моментально превратило его как в значимую для эволюции гоминид систему искусственного отбора, так и в религию. По сути дела, новая социальная иллюзия может быть названа виртуанством, поскольку содержит все признаки очередного культа.
Для широкого распространения любая новая религия должна быть внешне очень прогрессивной и способной заинтересовать детей и подростков. Первое поколение неофитов всегда становится агрессивным и буйным носителем учения, которое сулит гигантские перспективы личного и общественного процветания. Все перечисленные соблазны широко представлены в виртуанстве. В этой модной религии уже есть свои боги, апостолы, святые и мученики. Идёт героическая борьба за обладание новейшими электрическими молельнями, за правдивый пиксель и внутримониторную свободу. В виртуанстве существует коллективное исполнение молитвенных оргий, где все участники могут демонстрировать символ веры и проповедовать одновременно. Мировая сеть создаёт иллюзию всезнайства и открытости мира, который включается нажатием пары клавиш. Виртуанство обещает невиданное цифровое равенство и возможность личного влияния на любой процесс. Наличие обратной связи гарантирует иллюзию причастности простодушных обывателей к созданию независимого от них и нереального мира. О таком масштабе самозадуривания и контроля за паствой ни одна архаичная религия не могла даже мечтать, что гарантирует их плавный переход в объекты культурологической археологии.
Таким образом, семейные, групповые, этнические, государственные и религиозные различия являются результатом естественной биологической эволюции. Конфликты между ними порождаются противоречиями созданных мозгом умозрительных иллюзий. Основной движущей силой отбора становится столкновение иллюзорных социальных инстинктов, которые имеют внегеномное наследование и быстро изменяются в зависимости от ситуации.
Основная трагедия происходящего состоит в том, что жизнь любых биологических сообществ заканчивается социальными тупиками. Из них можно выходить только при помощи войн или катастроф. По сути дела, мы будем и дальше пожинать плоды эквифинальности любых социальных фантазий и государственных систем, если не избавимся от вакханалии скрытой биологической эволюции.
ЦЕРЕБРАЛЬНЫЙ ЛАМАРКИЗМ
Наряду с автономизацией эволюции головного мозга, искусственным отбором или селекцией важнейшую роль в эволюции человечества играют социальные инстинкты с внегеномным способом наследования. Их значение трудно переоценить, поскольку наши отношения, особенности поведения, традиции, пищевые пристрастия, культурные различия и даже приёмы мышления передаются при помощи социальных инстинктов. Это важнейший инструмент гоминидной социализации, общественного манипулирования сознанием и основа искусственного отбора.
Изменчивость человеческой нервной системы усиливается в локальных популяциях внегеномным способом передачи поведения. Эволюция нашего мозга неотделима от конкуренции людей с разными социальными инстинктами. Они передаются из поколения в поколение во время воспитания и обучения детёныша, но имеют в мозге строгую локализацию, как и врождённые инстинкты. Для хранения социальных инстинктов существуют специальные «человеческие» области мозга, расположенные в лобных, височных и теменных областях (Савельев, 2016). Поведение закладывается в мозг ребёнка его окружением и мало изменяется в процессе жизни. Социальные инстинкты очень похожи на врождённые, но намного сложнее и отличаются изменчивостью при наследовании.
Надо отметить, что идея существования внегеномного наследования поведения далеко не нова. Одним из первых исследователей, понявших суть этого аспекта созревания мозга человека, был В.М. Бехтерев. Изучая проблемы социального отбора и наследственности, он писал: «Но необходимо признать ещё иной фактор, содействующий передаче приобретённых особенностей потомству. Этот фактор мы называем социальной наследственностью. Под этим наименованием мы обозначаем передачу из поколения в поколение приобретённых навыков и рефлексов путём воспитания и переимчивости вообще, основанных на подражании, внушении и усвоении» (Бехтерев, 1916). Рассматривая эволюцию сообществ в животном мире, он предлагал ввести понятие социального отбора в качестве одного из основных факторов эволюции. В.М. Бехтерев прямо писал: «...мы считаем социальный отбор наряду с дарвиновским естественным отбором основным законом жизни, который, как мы видели, в результате ведёт к поддержке более социальных особей, хотя бы и менее приспособленных к окружающей природе». Этот вывод сделан столетие назад, но он не был услышан и оценён в научном сообществе. Вполне понятно, что бесконечное самомнение и вера в нашу «духовную» исключительность успешно погубили прекрасную идею блестящего учёного.
У человека социальные инстинкты эволюционно возникли как способ адаптивного поведения в сообществах. Для традиционных генетических способов передачи столь сложной информации наш мозг непригоден. Зачастую новорождённые не торопятся даже сделать свой первый рефлекторный вздох, что вынуждает акушера шлёпнуть ленивца по попке. Некоторое время детёныши срыгивают пищу и демонстрируют неадекватные рефлекторные реакции, которые постепенно налаживаются при сенсомоторной стимуляции. Это показывает, что даже самые древние врождённые рефлексы начинают нормально воспроизводиться с большими затруднениями. При всей своей внешней примитивности рефлекторное дыхание, присасывание к материнской груди, глотание, проталкивание пищи через кишечник и дефекация далеко не так просты, как кажется на первый взгляд. В эти процессы вовлечены миллионы нейронов, которые с трудом и с ошибками запускают многоступенчатый и сложный механизм простейшего врождённого рефлекса.
Вполне понятно, что передать при помощи генома основные формы социального поведения или знания высшей математики невозможно. В линейной структуре ДНК можно спрятать частоту и скорость деления клетки, механизм и время белкового синтеза, что абсолютно необходимо для развития всех соматических органов. В небольших нервных системах насекомых при помощи этого способа передачи информации удаётся даже детерминировать пространственную организацию отдельных нейронов. Именно этот механизм позволяет беспозвоночным наследовать большинство форм инстинктивного поведения. В нервной системе человека, состоящей из миллиардов нейронов, детальное программирование морфологии всех нейронов и будущих социальных отношений осуществить невозможно. Даже среди общественных насекомых регуляция согласованной активности сообщества осуществляется хемогенетическими механизмами. Так, пчёлы постоянно «целуются», передавая химический сигнал подавления половой дифференцировки, который вырабатывается единственной яйцекладущей маткой. Если она погибает, то появляются несколько новых репродуктивных особей из числа рабочих пчёл. Самая зрелая матка заменяет старую, а остальных обычно уничтожают. Этот пример показывает, что даже в самых простых сообществах возникает внегеномная регуляция коллективных действий сообщества, которая позволяет эффективно управлять поведением отдельных особей.
У млекопитающих прямая генетическая детерминация сложного поведения затруднена ещё несколькими причинами. Во время развития нервной системы происходит непредсказуемая гибель клеток, а пул межнейронных корковых связей всегда индивидуален и неповторим, что затрудняет структурную генетическую детерминацию. Информационные связи и количество нейронов в каждом функциональном образовании индивидуальны. Из-за случайной гибели нейронов и вероятностного образования синаптических связей в развитии даже однояйцевые близнецы обладают различной организацией мозга. Этот регуляционный механизм индивидуального развития модифицирует самые консервативные врождённые рефлексы.
Следовательно, при помощи генетических механизмов создать эффективную систему наследования сложных форм поведения невероятно трудно. На практике порочность такого способа наследования социальных навыков усложняется тем, что общественные инстинкты и стандарты поведения изменяются в каждом последующем поколении. Иначе говоря, генетическая детерминация очень сложного и быстро меняющегося поведения даже гипотетически невозможна и очевидно губительна. По этой причине в эволюции сложился необычный способ наследования социального поведения. В него вовлечены геном человека, специализированные области коры полушарий и отношения людей внутри сообщества, которые копируются мозгом растущего организма. Эти компоненты неразделимы и являются основой стабильности передачи социальных инстинктов из поколения в поколение.
Социальные инстинкты вырабатываются между людьми внутри небольших популяций. Это могут быть традиции, религиозные правила, местные законы, общественные представления о добре и зле и прочие особенности публичного или домашнего поведения. В среде таких этнических или общественных популяций вырастают люди, которые воспринимают эти правила как повседневный и естественный алгоритм поведения или социальный инстинкт. Скопированный у взрослых в раннем детстве комплекс инстинктов аналогичен функции запечатления у животных. Хорошо известно, что гусята, никогда не видевшие своей матери-гусыни, запоминают в качестве родителя любой движущийся объект (Lorenz, 1965). Они преследуют абстрактную «маму», стараясь подражать ей и запоминать все её действия. Это запечатление может сохраняться всю жизнь или только на период развития, до полового созревания (Савельев, 1998).
Очень похожие события происходят и с развивающимся ребёнком. Отличие состоит в том, что масштабы детского и юношеского запечатления в развитии человека в тысячи раз больше, чем у животных. Человеческий вариант запечатления отличается множественностью одинаково глубоких и растянутых во времени отдельных событий. Ребёнок многократно запечатлевает алгоритмы самых разных социальных инстинктов в катастрофических масштабах. Источник наблюдаемых различий состоит в том, что у животных существуют многочисленные ограничения объёмов индивидуальной памяти.
У большинства беспозвоночных и низших позвоночных запоминание личного опыта связано с конкретными биологическими задачами и мало зависит от воспитания, которого часто просто нет. Поведение представителей этих групп обычно инстинктивно, а доля новоприобретённых знаний сказывается только на небольшой части адаптивных действий. Эти особенности обусловлены малыми размерами нервной системы и ограниченной ёмкостью памяти.
Для рептилий, птиц и млекопитающих ситуация немного меняется. Их мозг несравненно больше, а вместе с числом нейронов растут способности к запоминанию индивидуального опыта и подражанию. В результате этих нейральных приобретений возникают такие феномены, как запечатление, сложная и даже коллективная забота о потомстве, коррекция адаптивного поведения в стае или сообществе. У обладателей наиболее крупного мозга доля личного опыта приобретает всё большее значение, а внегеномные способы передачи поведения постепенно превращаются в обучение. Следует подчеркнуть, что в животном мире приобретённые формы поведения почти никогда не могут превалировать над врождёнными (Савельев, 1998, 2005б, 201 5a).
Всеми этими возможностями обладает и человек, но они усилены огромным ресурсом головного мозга. Простое запечатление мамы только вылупившимся из яйца гусёнком заменено в мозге ребёнка формированием целых комплексов социальных инстинктов. На самом раннем этапе индивидуального развития простейшие действия копируются у родителей. Обычно это интонации речи, слова, манера поведения и масштабы социальной агрессии. Автоматически фиксируются мозгом традиции питания, запахи, манера движения, обстановка помещений и суточные ритмы. Самыми существенными детскими запечатлениями являются представления о существующих в сообществе ценностях. Отношение к самой жизни, социальным взаимодействиям, предметам и явлениям запечатлевается как этнографический инстинкт поведения и сохраняется на всю жизнь.
С расширением внесемейных контактов подростка начинается активное подражание, принудительное или самостоятельное обучение. Эти процессы длятся более десятка лет, пока головной мозг не достигнет периода полового созревания. В это время он почти утрачивает способность ко всем формам подражания, кроме репродуктивного. Инстинктивная нацеленность на размножение снижает все механизмы запечатления и рассудочное восприятие окружающего мира. Это гормонально-эмоциональное потрясение организма является своеобразным финалом накопления универсальных поведенческих инстинктов социального происхождения. Способность осваивать новые алгоритмы поведения сохраняется на долгие годы, но в меньших масштабах. Дальнейшее восприятие мира зависит от индивидуальной организации мозга и носит более изощрённый характер.
Для нас важно то, что мозг человека развивается очень долго, а события, аналогичные гусиному запечатлению, могут происходить на протяжении полутора десятков лет. У человека это называется созреванием или взрослением. В этот период происходит своеобразное человеческое запечатление социальных инстинктов, которые сохраняются в специальных лобных, височных и теменных областях мозга (Савельев, 2015б, 2016). Однако проблема состоит в том, что социальные инстинкты прививаются молодым особям очень непредсказуемым способом. Степень случайности запечатления некоего алгоритма поступков и социальных ценностей зависит от состояния мозга в тот или иной момент созревания. Для каждого конкретного человека сущность формирования личности довольно проста и регулируется морфогенезом мозга.
Рассмотрим реальный пример социального запечатления подростком некоего алгоритма поведения или даже целостной жизненной стратегии, который можно считать социальным инстинктом. Например, быстро растущий юнец несколько дней провёл у любвеобильной бабушки. В это время он не мучил кишки в модных забегаловках, а отлично питался. Растущий организм оказался в блаженном переизбытке метаболитов, а это неизменно стимулирует рост отростков нейронов и образование новых синаптических связей, необходимых для формирования долговременной памяти. Вполне предсказуемо вырвавшийся от занудной старушки подросток решил потратить карманные деньги и пошёл в кино. Попав на хорошо сделанный и содержательный фильм о жизни нищего писателя, сочиняющего романы о суперагенте, мальчик был потрясён. На его детское сознание оказали огромное влияние как изящная шпионская жизнь с шампанским, сигарами и горячими красотками, так и убогость существования сочинителя этих соблазнов. Философия парадоксальности бытия была накрепко запечатлена в нейронных связях его мозга благодаря бабушкиным закускам. Подростка привлекла форма двойной жизни, которая сохранилась в виде социального инстинкта и стала его скрытой натурой. Прожив длинную жизнь шпиона, он в конце концов стал писателем, хотя и далёким от гротескного киношного образа. Такое влияние социальных моделей поведения на формирование сознания неизбежно происходит с каждым человеком, особенно в молодости.
Встреча с сильной и целеустремлённой личностью, плоды работы гения, просмотр яркого и умного кинофильма, прочитанная книга или случайный разговор могут повлиять на человека больше, чем любые педагогические ужимки родителей и учителей. Среди известных примеров достаточно вспомнить судьбы гениальных композиторов, учёных, ораторов и философов. Так, Моцарт в своих ранних сочинениях подражал Карлу Филиппу Эмануэлю Баху и Иоганну Адольфу Гассе, а Бетховен — Моцарту. Молодой Аристотель стремился походить на Платона, Тацит — на Цезаря, Лейбниц был ярым картезианцем (сторонником Декарта), а Кант — последователем Юма. Сильные юношеские впечатления изменили жизнь будущих гениев, послужив основой для редких и необычных социальных инстинктов. Следует уточнить, что каждый из этих великих запечатлителей гениальных образцов мог встретить другую одарённую личность и прожить совершенно иную жизнь. В этом отношении социальные инстинкты довольно случайны, но масштабы их притягательности и влияния зависят от сходства конструкции мозга учителя и ученика.
Надо отметить, что мозг сохраняет потенциал социального заполнения довольно долго, но само запечатление происходит быстро и зависит от метаболизма, среды и образца для подражания. Отличное запоминание обусловлено массивом межнейронных связей, причём неизвестно, в какое время и в каком окружении подростка они возникнут. По этой причине нельзя предсказать момент ключевого запечатления, которое может быть многократным. Эти особенности созревания мозга человека требуют внимательного подхода к заполнению его специфических областей необходимыми социальными инстинктами. Для успешной и глубокой замены одних социальных инстинктов на другие требуется в среднем около 20 лет методичной работы. Чем дольше внушаются нужные сообществу или властям социальные инстинкты, тем выше вероятность их запечатления. Примером является воспитательная политика Советской России и Германии в 20-30-е годы ХХ века. Для создания системы новых представлений о мире у молодёжи потребовалось всего 15-20 лет навязывания выдуманных социальных инстинктов. При хорошем контроле за общественной информацией в обеих странах удалось легко получить популяции убеждённых бойцов, которые вскорости перешли к массовому истреблению друг друга.
Аналогичные процессы происходят на Украине с 90-х годов ХХ века по настоящее время. Методичное и непрерывное внедрение национальных социальных инстинктов в мозг детей и подростков привело к формированию популяции с устойчивыми алгоритмами агрессии этнической направленности. Сущность такого поведения инстинктивна и построена на двух примитивных мотивациях лимбического происхождения (Савельев, 2015б). Одна обусловлена инстинктивным стремлением к увеличению личной, групповой или этнической доминантности. При этом способ достижения искомого биологического состояния не имеет никакого значения. Он стимулируется внутренней системой наркотического самопоощрения мозга, так как соответствует эволюционному опыту выживания.
Другая, более скрытая, мотивация активных участников передела мира связана с инстинктивными ожиданиями репродуктивных и пищевых преимуществ. Поскольку инстинктивные формы поведения легко конкурируют с рассудочными решениями, любая государственная поддержка тенденций биологической эволюции имеет огромный народный успех. Вместе с тем у народной любви к обещаниям и казённому поощрению архаичных инстинктов есть одна особенность — недолговечность. Стабилизация любых социальных опытов возможна только при быстром достижении преимуществ всеми участниками столь рискованного мероприятия. Для этого необходим военный или социальный успех с последующей раздачей «земель, злата, рабов и слонов».
Временные задержки в получении вкусной еды, денег, самок, славы и красивых орденов могут остановить самые перспективные авантюры. Если скорой раздачи «слонов» не происходит, то инстинкты перенаправят внимание обиженных исполнителей на мошну начальников. Это случается потому, что организаторы первыми накапливают запасы обещанного счастья и получают право ношения блестящих предметов на любой части своего тела. Иначе говоря, обращаясь к стимуляции инстинктивных форм поведения, необходимо сразу начинать готовить оплату или эффективное уничтожение носителей полезных, но очень временных инстинктов. Обычно происходит последнее, что с регулярностью подтверждается и замалчивается стыдливой историей человечества.
Основная проблема выращенного с заданными свойствами поколения состоит в том, что искусственные социальные инстинкты столь же устойчивы, как и наследуемые. Дело в том, что созданные для решения сиюминутных государственных задач социальные инстинкты воспринимаются растущим мозгом человека как абсолютная истина. Они внушаются простейшим способом через средства массовой информации, которые копируют друг у друга как содержание информации, так и способы её подачи. Если эта социальная среда дополнена фильмами, книгами и популярными образцами поведения, то накопление заданных социальных инстинктов и методов самоубеждения будет гарантировано. Для воспитанных в такой среде подростков изменение социальных инстинктов практически невозможно. В качестве острого опыта достаточно поговорить со старым носителем советских социальных инстинктов или молодым — украинских. Никому из них ничего объяснить или доказать противоположную точку зрения практически невозможно. По этой причине носителей революционных идей и старых инстинктов приходится физически заменять на новых и молодых.
Привитому в детстве миропониманию могут противодействовать только врождённые инстинкты. Недостаток пищи и риск личной гибели заставят обладателя диких социальных идей ненадолго отказаться от своих привычек поведения и общения. Однако при малейшем ослаблении внешнего давления на такого человека активность первичных социальных инстинктов проявляется вновь. Носительство усвоенных в детстве правил поведения необратимо меняет человека, как и наследственное заболевание генетической природы. Подобную патологию исправить обычно нельзя, а неподчинение казённым социальным инстинктам отражает их конфликт с семейными или врождёнными формами поведения.