Роль М.В. Ломоносова
Правильное определение роли и места реформаторской деятельности М.В. Ломоносова в истории русского литературного языка возможно при знании языковой ситуации, сложившейся в Российском государстве ко второй половине XVIII века.
Анализ этапов развития литературной формы русского языка показывает, что смешение различных языковых и изобразительных средств в произведениях конца XVII- начала XVIII веков было предопределено всей историей развития.
Если язык Киевского государства (X-XIV вв.) отличался непротиворечивым сосуществованием двух языковых основ (церковнославянской и древнерусской), то ситуация качественно меняется уже в период расцвета Московской Руси (XV-XVII вв.).
Окончательный распад Византийской империи и перемещение мирового религиозного центра из Константинополя в Москву (первым религиозным центром был Рим, затем Константинополь становится вторым, а Москва - “третьим Римом”), усилило не только влияние церкви на политику Московского государства, но и привело к противопоставлению книжнославянского языка живой разговорной речи. Этот период в истории языка называется “вторым южнославянским влиянием”, когда по образцу церковных книг создаются и редактируются произведения светской литературы.
Языковая ситуация еще больше усложняется в Петровскую эпоху. Общий процесс демократизации (сближение литературной формы с живой речью) и европеизации (заимствование языковых элементов и изобразительных средств из западноевропейских языков) языка сопровождался небывалым смешением элементов разных стилей, пестротой лексических средств, нерегламентированностью фонетических и грамматических форм языка.
Осуществляются не только первые попытки создать русифицированный книжнославянский тип языка, но и первые лингвистические теории, позволяющие предопределить дальнейшее языковое развитие.
Так, в первой половине XVIII века появляются теории Адодурова и Тредиаковского, дублирующие французскую программу Вожела и ее основную установку: “писать, как говорят”. Разговорным образцом нового литературного языка ученые считают язык образованной части общества - светский жаргон. Эта теория так и не была реализована в языковой практике не только потому, что особая олитературенная форма разговорного стиля еще не сложилась, но и потому, что основу “галантного политеса” светского общества составляли западноевропейские заимствования. В этих условиях М.В. Ломоносов и создает свою знаменитую теорию “т р е х ш т и л е й”.
Ученый в качестве каркаса своей концепции использует древнее учение о трех стилях речи, известное еще античным риторикам. Эта сюжетная канва необходима М.В. Ломоносову для реализации основных положений реформы:
а) обязательное сохранение всех сложившихся средств русского национального языка, правда, в разных стилистических нишах;
б) сохранение церковнославянских элементов в литературной форме языка, ибо они “вжились” в русский язык, стали его достоянием;
в) осторожное отношение к заимствованиям, обязательность проверки их жизнеспособности в практике общения носителей языка.
На основе названных положений и осуществлен анализ всего многообразия языковых средств, используемых в языке начала XVIII века.
При рассмотрении теории трех штилей обычно основное внимание уделяется р е ф о р м е л е к с и ч е с к о й с и с т е м ы. Так, справедливо указывается, что М.В. Ломоносов к высокому стилю, на основе которого “... составляться должны героические поэмы, оды, праздничные речи о важных материях”, относит церковнославянскую лексику и фразеологию, а также небольшую группу слов общеславянского происхождения. Средний штиль, или “посредственное наречие”, которым ученый рекомендует писать “все театральные сочинения”, состоит из слов, общих для церковнославянского и русского языков. В отличие от высокого стиля, лексика среднего уровня лишена патетической окраски. Это не случайно, поскольку в театральных постановках требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия. Лексика низкого штиля, или “подлое наречие”, чуждается церковнославянских слов. Она представлена разговорно-бытовыми и просторечными словами и выражениями и допускает “по рассмотрению” даже простонародную лексику. Сохранение слов низкого стиля продиктовано необходимостью: без них не обойдется ни одна комедия, увеселительная эпиграмма, песня, фамильярное дружеское письмо. Таким образом, в лексической части реформа М.В. Ломоносова довольно прозрачна. Но главная заслуга ученого заключается не только и даже не столько в систематизации лексических средств. М.В. Ломоносов тщательно анализирует и систематизирует грамматические средства русского языка, стилистически дифференцирует вариантные формы.
Г р а м м а т и ч е с к и е о т л и ч и я высокого слога от посредственного и низкого сводятся к следующему.
1) Для имен существительных:
а) в род.п. ед. ч. сущ. муж. р. твердого и мягкого склонения у “славенских” слов преобладает окончание -а, в то время как в среднем и низком стилях возможно употребление форм на -у: трепета, вида, возраста, ср. часу, визгу, взгляду и т.п.;
б) в формах предл.п. ед.ч. у этих же существительных при предлогах в, на преобладает окончание -е (в среднем и низком - -у): в лесе, доме, чаде, ср. в лесу, дому, чаду и т.п.;
в) имена существительные ср.р. на -ие в род.п. мн.ч. должны оканчиваться на -ий (желаний, отдохновений, поучений), в то время как в среднем и низком стилях возможны формы на - ев (желаньев);
г) имена существительные ср.р. в им.п. мн.ч. в высоком слоге не должны оканчиваться на -ии, -ы, -и: желании, селы, правилы;
д) существительные ср.р. на -мя целесообразнее склонять без наращений только в среднем и низком слоге, в высоком же стиле обязательно должно появляться наращение - ен: сын времени - сын время; в пламени -в пламе.
Последние три рекомендации были выработаны одним из самых последовательных учеников М.В. Ломоносова профессором А.А. Барсовым, который в своей грамматике (1771 г.) сформулировал вышеописанные требования. Однако под ними мог подписаться и сам М.В. Ломоносов, поскольку в своей литературной практике он придерживался именно таких употреблений.
2) У имен прилагательных формы сравнительной и превосходной степени на -ейший, -айший, -ший признаются приметой “важного и высокого стиля”: светлейший, высочайший.
3) Для имен числительных:
а) сложные количественные числительные должны сохранять при склонении архаические формы: четыредесятый - ”сороковой”, вторыйнадесять - “ двенадцатый”. Современные формы склонения признавались возможными для последних двух стилей;
б) числительные же типа двое, трое, четверо (собирательные) могли употребляться только в таких конструкциях, когда речь шла “ о людях - и то по большей части низких”. Естественно, что такие числительные нельзя употреблять в высоком стиле, ибо “неприлично сказать: трое бояр, двое архиереев”. Здесь, по мнению М.В. Ломоносова, можно употреблять только количественные числительные: три боярина, два архиерея.
4) Для причастий:
а) употребление причастий вообще признается важной приметой высокого слога;
б) кроме того, причастия “прошедшие” страдательного залога в “славенских” глаголах в им.п. ед.ч. должны иметь окончание - ый, а в род. п. - окончание - аго и всегда писаться с двумя Н (-НН). Причастия, употребляющиеся в других стилях, должны соответственно иметь окончания - ой, -ого ( и -ово) и писаться с одним Н: венчанный, питанный, венчанного, питанного, но: мараной, мараново.
5) Для деепричастий также устанавливается стилистическое разделение: “ деепричастия на - ючи пристойнее у точных российских глаголов”, “ нежели у тех, которые от славенских происходят”, и наоборот, деепричастия на -я “употребительнее у славенских, нежели у российских” (лучше сказать толкаючи, а не толкая, но: дерзая, а не дерзаючи).
6) Для глаголов:
а) невозможно употребление в высоком стиле междометных форм глаголов типа хвать, прыг, пых, трях, шасть и т.п.;
б) возвратные формы страдательного залога на -ся считаются особенностью высокого слога (от нас превозносится..., ветром или от ветра колеблется море и т.п.);
в) возможно применение глагола-связки есмь.
7) Для междометий признается возможность употребления междометия О! с формой род.п.: О чуднаго промысла! (в среднем стиле: О, чудный промысл!).
В теории М.В. Ломоносова содержится попытка систематизировать с и н т а к с и ч е с к и е с р е д с т в а русского литературного языка.
Правда, ученый систематизирует не все синтаксические модели, а только п е р и о д ы - сложные синтаксические конструкции, равняющиеся по смыслу полноценному монологическому высказыванию. Разрабатывая теорию периодической речи, М.В. Ломоносов выделяет три рода периодов.
Самыми распространенными признаются круглые периоды, которые представляют собой грамматическую основу (подлежащее и сказуемое), каждый член которой имеет одинаково большое число распространителей (зависимых второстепенных членов). Более сложными являются зыблющиеся и отрывные периоды.
Образец зыблющегося периода:
Смотреть на роскошь преизобилующия натуры, когда она в приятные дни наступающего лета поля, леса и сады нежною зеленью покрывает и бесчисленными родами цветов украшает, когда текущие в источниках и реках ясные воды с тихим журчанием к морям достигают, и когда обремененную семенами землю то любезное солнечное сияние согревает, то прохлаждает дождя и росы благорастворенная влажность; слушать тонкий шум трепещущихся листов и внимать сладкое пение птиц: есть чудное и чувства и дух восхищающее увеселение (цит.: 3, с.127).
Если проанализировать данную конструкцию, то нетрудно заметить, что в каждом простом предложении подлежащее и сказуемое имеют неравное число распространяющих их второстепенных членов. Конструкцию с неравным количеством распространителей подлежащего и сказуемого М.В. Ломоносов и называет зыблющимся периодом. Отрывные периоды состоят из коротких бессоюзных предложений.
Образец отрывного периода:
Уже врата отверзло лето,
Натура ставит общий пир,
Земля и сердце в нас нагрето.
Колеблет ветви тих зефир,
Объемлет мягкий луг крилами,
Крутится чистый ток полями;
Брега питает тучной ил,
Древа и цвет покрылись медом,
Ведет своим довольство следом
Поспешно ясный вождь светил (цит.: 3, с. 127).
М.В. Ломоносов приветствует также в высоком слоге непрямой, инверсионный порядок слов, справедливо полагая, что он может выступать дополнительным средством образности.
Итак, анализ теории трех штилей в конкретной языковой ситуации середины XVIII века раскрывает очевидные достоинства данного учения:
1) в условиях языковой и стилистической анархии ученый систематизирует весь арсенал языковых средств;
2) существенно сужает рамками одного стиля употребление церковнославянских слов и форм;
3) признает литературными языковые средства посредственного и низкого стилей;
4) закладывает основы практической стилистики как самостоятельного раздела языкознания.
Поскольку от ломоносовской теории нас отделяет два с половиной столетия, некоторые современные ученые начинают забывать или просто не видят очевидных достоинств данной теории. Так, в исследованиях Б.А. Успенского роль ломоносовской теории явно умаляется. Ученый называет концепцию Ломоносова двухстилевой лишь на том основании, что посредственное наречие охарактеризовано только на уровне лексических средств, а грамматический арсенал среднего стиля якобы не описан. Совершенно не учитывается, что Ломоносов не описывал в полном объеме грамматические средства ни одного из стилей. Он анализировал либо полярные, либо вариантные явления языка. Это совершенно не означает, как считает Б.А. Успенский, что Ломоносов “... в случае высокого и низкого стилей опирается на реальную языковую практику..., в случае среднего стиля основывается на своих представлениях о том, как должен развиваться литературный язык” (5, с. 147). Средний стиль уже сложился ко второй половине XVIII века, поэтому не требовал специального описания как искусственное образование в языке. Проблемой являлось смешение полярных стилистических явлений, и именно эту проблему в своей теории решал М.В. Ломоносов. Сам же он отдавал явное предпочтение высокому слогу, поскольку этот стиль служил оптимальной основой научного, научно- публицистического языка Ломоносова, основой его литературной манеры. Именно с явным завышением роли высокого слога связаны или обусловлены основные недостатки теории ученого:
1) в литературе высокого слога не могли использоваться языковые средства других стилей. При этих условиях трудно было создавать действительно живые образы, типажи и речь, и портреты которых отличались бы индивидуальными чертами;
2) использование архаичных форм затрудняло процесс чтения и понимания произведений, выполненных в манере плетения словес;
3) и самое главное: основной принцип деления языковых средств на стили являлся нормативно систематизирующим, не обоснованным ни историей языка, ни особенностями сложившейся системы.
Вероятно, последнее положение и является той основной причиной, по которой ведущие писатели и поэты того периода (Сумароков, Тредиаковский, Фонвизин и др.) не использовали и не реализовали на практике учение М.В. Ломоносова.
Реформаторская деятельность ученого не исчерпывается единственно теорией трех штилей. М.В. Ломоносов не только взялся решить труднейшую задачу систематизации языковых средств, но и единовременно работал над нормативной российской грамматикой, в которой отразилась современная ему языковая система.
На этот гигантский труд ушло 7 лет (1748-1755). По учебнику Ломоносова училось несколько поколений носителей языка; книга успешно выдержала десятки изданий.
В “Российской грамматике” ученый выделяет 8 основных частей речи, при этом очень точно описывая лексико-грамматическое значение каждой из них:
“1) Имя, для названия вещей.
2) Местоимение, для сокращения именований.
3) Глагол, для названия деяний.
4) Причастие, для сокращения соединением имени и глагола в одно речение.
5) Наречие, для краткого изображения обстоятельств.
6) Предлог, для показания принадлежности к вещам и деяниям.
7) Союз, для изображения взаимности наших понятий.
8) Междуметие, для краткого изъявления движений духа.”
Чтение “Российской грамматики” М.В. Ломоносова позволит убедиться, что эта книга является действительно научным описанием морфологии русского языка. Следует помнить, что это исследование было практически первой и удавшейся попыткой анализа грамматических средств русского языка XVIII века, а не каких-то разрозненных языковых явлений.
Таким образом, со времен М.В. Ломоносова складывается подлинно научный подход и к анализу языковых явлений, и к определению дальнейших путей и перспектив развития литературного русского языка.
Роль А.С. Пушкина