Есть люди, чья судьба складывается спокойно и размеренно. Во всяком случае, за каких-то двадцать четыре часа с небольшим им не приходится проживать полжизни разом… С ней же всё было с точностью наоборот, причём передышек и возможности прийти в себя и собраться с мыслями ей не предоставлялось. Потерять дорогого человека, скорбно переживать это, внезапно узнать, что он пока ещё не лишился жизни, практически отдать за его спасение собственную и в кои-то веке понадеяться, что всё теперь будет хорошо, что они заслужили уединения и хоть какого-то покоя. Но тут же как никогда отчётливо понять, как горько она ошиблась, когда всерьёз рискнула предположить, что получила хотя бы капельку счастья… Именно таким был её затянувшийся день, именно так складывалась её корявая история, безжалостности сюжета которой не было конца и края. Уж в этом Гермиона убедилась наверняка, ведь этот горестно-счастливый день всерьёз стал для неё концом всему, что было прежде. Либо же началом конца…
Держась за руки, Драко и Гермиона не без помощи портала перенеслись к Малфой-мэнору. Время уже перевалило за полночь, и приближающиеся осенние холода чувствовались всё отчётливей. Пробежавшись взглядом по замку, Гермиона ощутила, как на губах вдруг заиграла лёгкая улыбка. Она вернулась домой. Уже давно она поняла для себя, что Малфой-мэнор стал для неё не чужим местом, но лишь в последние месяцы она остро не только осознала, но даже почувствовала это. Родными для Гермионы сделались не просто стены, в которых она жила, существовала, работала и нередко коротала свой досуг. Родными для неё стали и эльфы, и даже хозяева, – не считая Люциуса, к которому ей не было необходимости привыкать, ведь в последнее время он всегда находился где-то вдали. И потому даже вернуться сюда и знать, что теперь всё будет в привычном русле, для Гермионы дорогого стоило. Это стало бальзамом для её души, а ведь скажи ей кто-то прежде, что её домом станет мэнор – ни за что бы не поверила! Да и как вообще такую несуразную мысль можно воспринять?.. Как и новость о том, что она, Гермиона Джин Грейнджер, однажды придёт сюда под покровом ночи за руку с самим Драко Малфоем, так ещё и тайно находясь в статусе его супруги. И хотя их брак был заключён лишь фиктивно, что-то для них обоих, в их восприятии, заметно изменилось с того момента, как Гермиона стала молодой леди Малфой, о чём этому миру – и да поможет им в этом сам Мерлин! – не суждено узнать. Не только Гермионе это новшество не давало покоя и пробуждало в ней определённые волнения, но также и в самом Малфое, который даже смотреть на неё стал по-другому… Лишь какое-то ночное безумие, несуразный, ненужный, вынужденный брак, а сколько всего он заставил их, глядя друг на друга, переосмыслить, сколько всего начал менять! Замок спал, света в нём почти нигде не виднелось, во всяком случае, практически во всех тех спальнях и комнатах, что находились во фронтальной части дома. Взгляд Гермионы пробежался и по небу: оно было синим, насыщенного тёмного цвета и не имело оттенков. Но его щедро усыпали яркие, сияющие и даже отливающие золотом звёзды. Луна была восходящей, совсем небольшой и только начинала свой цикл. Поистине красивое зрелище! Минусом было разве что то, что молодая луна недостаточно сильно освещала землю, но разобрать дороги им не составляло труда. Обратив взор к Малфою, Гермиона заметила, что он точно также разглядывал ночные красоты и в данный момент каким-то особым взглядом, будто бы взглядом истинного художника, всматривался в пучину звёзд, причём в определённую их группку. А, быть может, он даже рассматривал одно из созвездий. Но тут налетел порывистый ветер, заставивший Малфоя, который пока не утруждал себя надеванием мантии, недовольно поморщиться и всего на секунду вздрогнуть.
– Пошли в дом, – предложила Гермиона, на что он, не глядя на неё, кивнул и направился вперёд, ведя её за собой.
Миновав кованые ворота, они направились вдоль дорожки к дверям замка. И снова у Гермионы на какое-то мгновение возникло чувство, словно она попала в сказку, но в это мгновение отчего-то злую: слишком уж тих, даже зловещ был замок, окрасившийся благодаря цветам ночи в чёрные тона, равно как и всё то, что прилегало к его территории. Хотя ничего удивительного не было в том, что мэнор, переживавший не лучшие, даже, как все полагали, трагичные времена, был как никогда мрачен и источал уже свой необъяснимый, но весьма ощутимый холод. Когда Гермиона окинула его угодья взглядом и невольно съёжилась, сердце отчего-то взволнованно забилось. Очевидных причин на то не было, а допускать предположений, что это являлось нехорошим предчувствием, она и не думала. Да и что теперь могло пойти не так? Она спасла Драко Малфоя, он возвращался домой, и она тоже. Рано утром, когда Нарцисса очнётся от беспокойного сна, она увидит, что её сын жив, здоров, и беспокоиться теперь не о чем. А в скором времени об этом доложат и Люциусу, который столько сил и времени положил на поиски Драко, но все последние сутки провёл на настолько жаркой битве, что спасители Малфоя не рискнули потревожить его. Даже Драко этого не хотел, а, возможно, желал сообщить Люциусу радостную новость самолично, навестив его поутру. Безмерно счастливы увидеть своего воспитанника живым будут и эльфы, а в особенности Иримэ, ведь она настрадалась из-за него не меньше его родной матери. И уже потому Гермиона постаралась откинуть всякие скверные ощущения и, неосознанно крепче сжав ладонь Драко, поспешила вслед за ним по ступеням. Они приблизились к высоким и надёжным входным дверям. Открыв их, Малфой пропустил её вперёд, и вошедшая в стены мэнора Гермиона с облегчением выдохнула.
– Мы дома! - на радостной ноте вырвалось у неё, и Малфой едва заметно усмехнулся её бурной реакции. Раньше Гермионе редко доводилось видеть, чтобы тот был мягок в проявлении своих эмоций, будь то улыбка или усмешка. Либо же чтобы они несли доброго, располагающего склада подтекст, но за последний день по отношению к ней он достаточно часто проявлял это. И потому не привыкшую видеть его таким Гермиону в эти минуты посещало какое-то новое волнение, образующееся где-то в груди и спускающееся ниже, к области живота. Однако то были даже несколько приятные ощущения. Возникли они и в этот момент, когда стоявший позади Драко притянул её к себе за талию, сильнее приобнял и нежно, но крепко поцеловал в висок. Ласковым движением положив свою руку поверх его, Гермиона отбросила всякие сомнения и стеснения, которые уж теперь в проявлении таких чувств стали лишними, и прижалась к его щеке лбом. И снова где-то в груди, независимо от её желания, зародились некие новые ощущения, небольшие беспокойства, упрямо твердившие, что теперь, когда оба они знали о своих чувствах, как раньше спокойно, бездумно и отстранённо касаться его, прижиматься к Малфою и даже смотреть на него Гермиона больше не сможет. И так до тех пор, пока они не привыкнут к своей обоюдной влюблённости, которая только теперь стала очевидной, полностью раскрылась им обоим – если таковому, конечно, суждено будет случиться. Гермионе уж точно требовалось на это время, хотя избегать Малфоя, как и прятаться от него, скрывая чёртовых бабочек в своём животе и предательский румянец на щеках, она не собиралась. Ни в коем разе не планировала она и отказываться от их ночных и таких желанных ими обоими свиданий. Всё ещё прохладные губы Малфоя опустились на шею и стали покрывать её неспешными поцелуями, и Гермиона, прикрыв глаза, заулыбалась. – Не здесь же! Даже в такое время кто-то из эльфов может нас увидеть, - не слишком отчётливо запротестовала она.
- А если мне хочется капельки экстрима? – шепнул тот, и горячее дыхание от его смешка слегка опалило кожу.
- Тебе его за последние дни без того было предостаточно. Лучше уйдём в спальню, - посмотрев в глаза всё же выпрямившегося парня, предложила Гермиона, на что он в своей привычной манере растянул губы в кривой усмешке.
- Тогда лучше отправимся ко мне. Хочу ещё переодеться, - сказал заметно довольный её предложением Драко, на что улыбнулась, причём лукаво, уже Гермиона.
- В ближайшее время одежда тебе навряд ли понадобится, - она сама поцеловала его, причём достаточно крепко и многообещающе, но вскоре, выскользнув из его объятий и повернувшись к нему, несколько играючи посмотрела в глаза. Не отпуская его руки, Гермиона, с губ которой не сходила на редкость кокетливая улыбка, сделала от него пару шагов прочь, в то время как не сводивший с неё взгляда Малфой продолжал стоять на месте. Однако мягким, ненавязчивым движением Гермиона потянула его за руку и увлекла за собой. Они направились вдоль по коридору, причём вела его на верхний этаж, в его спальню, сама Гермиона. Драко нравилась такая активность с её стороны, то, что она брала на себя ответственность за происходящее, чего от неё раньше бесполезно было ждать. А то, что девушка, причём, как бы дико и непривычно для них это не звучало – в некотором роде его девушка и возлюбленная, взяла на себя и даже осознанно приняла ведущую роль в их сближении, ещё больше заводило Драко, как и пробуждало в нём немало желания. Он снова безумно соскучился по ней, по их ночным встречам, по её изнеженному, всегда податливому для него телу, которое охотно выгибалось навстречу всем его ласкам и касаниям. Сейчас ему вновь хотелось раствориться в ней, забыть про всё, через что ему, да даже им двоим, пришлось пройти. Хотелось попросту быть с ней там, за закрытыми дверями, где они могут делать всё, что пожелают, и это будет лишь их дело.
Находясь в сладостном предвкушении того, что произойдёт всего через каких-то пару минут, Драко шёл за ней, но тут до его слуха донёслись неразборчивые голоса из бежевого зала. Услышала их также и Гермиона. Уже ступив на первую ступеньку высокой лестницы, она остановилась и настороженно посмотрела в ту же сторону. Переглянувшись, Драко и Гермиона ещё больше напряглись, никак не ожидая, что в замке в такой час ни просто кто-то не спит, но вовсе занимает бежевый зал за бурными обсуждениями. Однако гораздо больше заволновалась Гермиона и потому на всякий случай высвободила свою руку из его хватки. Не теряя времени, озадаченный Драко направился туда, а Гермиона, отстав от него на пару шагов, поспешила следом, но намеренно держась позади. По мере того, как они приближались к дверям, голоса всё сильнее возрастали, становились напряжённей, громче, словно кто-то ругался за ними, возмущался, либо же ожесточённо спорил. И лишь когда Драко и Гермиона подошли ближе, они поняли, что те голоса принадлежали Люциусу и Нарциссе. Осмелев и уже ничего не опасаясь, разве что жалея, что уединиться с Гермионой прямо сейчас не получится, Драко взялся за ручку одной из дверей и широко раскрыл её… Но тут он не просто остолбенел и замер на месте, но вовсе смертельно побледнел, в то время как его лицо вытянулось от поражения тем, что он увидел. Причём то же самое произошло с Гермионой, которую вовсе за какое-то мгновение пробрала дрожь во всём теле. Люциус и Нарцисса, явно никак не ожидавшие, что их кто-то может потревожить, обратили к ним свои потрясённые взгляды. Нарцисса в это время сидела на диване, а Люциус, на лице которого пылала ярость, стоял по другую сторону от журнального столика. На самом же столике лежала родовая книга, причём открыта она была на той станице, где имелась информация об их сыне. И, как сходу догадались Драко и Гермиона, данные в ней были только недавно восстановлены – всё то, что Драко так усердно вычёркивал! Вот только Люциус владел умением возобновлять информацию, а как именно это делалось, по своим на то причинам никому не раскрывал – во многом из желания при необходимости контролировать собственного сына, что и так всем было понятно… И вот сейчас именно это Люциус и сделал, и то, что стало известно ему и Нарциссе, не просто ввело их в состояние ступора, но вовсе вызвало у матери Драко настоящий шок, в то время как в нём самом породило неистовый гнев…
- Ты женился на грязнокровке! – сквозь зубы остервенело процедил тот. Люциуса всего трясло от неудержимой ярости, и оставалось только гадать, когда и как именно она выплеснется наружу.
«Теперь он точно убьёт меня… Это конец… Начало конца! Причём всему, что было…» - лишь эта единственная связанная мысль посетила Гермиону, стоявшую прямо за спиной Драко. Взгляды родителей навязанного обстоятельствами супруга устремились на неё, стоило им только заметить, что она тоже здесь, совсем рядом с ними… А, если быть точнее, рядом с Драко, что ещё больше усугубляло ситуацию. И если в глазах всё ещё переваривавшей информацию Нарциссы читались, скорее, сильнейшее потрясение и осмысление нелепой, невозможной, убийственной ситуации, то вот глаза Люциуса застилали лишь ненависть и гнев. Причём эмоции были до такой степени мощными, неудержимыми, каких Гермионе никогда ещё не доводилось видеть в свой адрес, и уже оттого ей захотелось не только провалиться сквозь землю, но вовсе умереть… Так было бы проще, всем им, а особенно ей!..
* * *
Святой Мерлин, как же она рыдала тогда, как кричала на всю каморку, с силой сжимая руками голову! До чего же она боялась каждого шороха, каждого звука, стоило им только раздаться поблизости, даже в отдалённых уголках коридора, хотя издавали их всего лишь проснувшиеся на крики отборной ругани господ перепуганные эльфы. Однако Гермиона ничего этого не слышала: перед глазами всё расплывалось от душащих слёз, в голове были шумы, в висках стучало, а сама она кричала навзрыд, будучи сосредоточенной исключительно на своих страхах. Даже фобии в виде кары Люциуса Малфоя, который в любой момент мог заявиться к ней и, наставив на неё палочку, выкрикнуть самые ужасные заклятия, какие он только знал… А, быть может, он даже расправится с ней голыми руками, ведь так будет легче, быстрее – покрывать тело беспомощной девчонки зверскими побоями. Зубы Гермионы стучали, руки тряслись, да и саму её всю трясло… Иначе быть и не могло – не после того, как позабывший обо всём на свете Люциус бросился на неё, стремглав помчался в её направлении с перекошенным лицом.
- Беги в свою каморку! – негромко, но напугано, что было так нетипично для этого человека, приказал ей тогда Драко. Однако забывшая, как шевелиться и даже дышать, Гермиона почти не услышала его: слова доносились до неё словно бы откуда-то издалека, из глубин морских вод. Всё её внимание было приковано лишь к приближающемуся, причём очень быстро, Люциусу, больше всего желавшему выплеснуть свой гнев на той, которую он давно считал проблемой их семьи и с которой желал разобраться самолично. И вот этот момент наступил, и Гермионе стало по-настоящему страшно, как никогда страшно! Сердце пропустило пару ударов, дыхание перехватило, да и как дышать Гермиона в тот момент навряд ли вспомнила бы, не оттолкни её Драко в последний момент куда-то к стене, прочь от дверей, и уже не выкрикни ей в лицо: - Беги, я сказал!
Именно в тот момент налетевший на него Люциус без каких-либо колебаний нещадно врезал сыну с кулака прямо по лицу, отчего голова Драко дёрнулась в сторону. Однако тот быстро взял себя в руки, возобладал над ситуацией и с немалой силой припёр отца к противоположной от Гермионы стене – как раз в тот момент, когда Люциус уже миновал его и двигался в направлении убегающей прочь дальше по коридору служанки.
- Я убью тебя, грязнокровка! И тебя, щёнок, за то, что ты сделал. За то, что решил погубить нашу семью и весь наш род. Я вас обоих, ублюдки, убью! От вас живого места не останется! – во всё горло страшным голосом кричал от окончательно затуманившей его разум злости Люциус, ещё больше взбешённый выходкой Драко, позволившему Гермионе на глазах родителей уйти, сбежать и спастись.
- Посмотрим! – послышался ей тогда же жёсткий и на редкость ледяной тон Драко, который всерьёз взялся противостоять отцу. Что до Нарциссы, в тот момент, когда началась вся эта заварушка, бледная, без того больная и измученная женщина, в глазах которой отразился безмерный ужас, даже не вымолвила ни слова, как и не сдвинулась с места. Она словно приросла к дивану и точно также забыла, как нужно дышать и говорить. Ей было не менее страшно, чем самой Гермионе, ведь два самых важных мужчины в её жизни: муж и сын – начали не просто потасовку, но вовсе перешли к рукоприкладству, и всё это она наблюдала собственными глазами. Что происходило между ними дальше, и были ли ещё потасовки, Гермиона не ведала. Ей, по сути, было теперь всё равно… За какое-то мгновение всё рухнуло, оборвалось, обратилось лишь в пыль и прах. А всё то, чего она так боялась, стало реальностью! Несложно было догадаться, что отчаявшиеся найти сына живым Нарцисса и Люциус, который только к полуночи, в свои свободные от войны минуты, смог попасть домой, решили обратиться к родовой книге, которая записывает все важные события из жизни членов семейства рода Малфой. И тут, обличив истинную, сокрытую книгой информацию, ещё до их прихода узнали, что Драко жив, спасён и… женат! Причём ни на ком-то хотя бы относительно стоящем, а на их служанке, своей любовнице, Гермионе, мать её, Грейнджер, ныне уже Малфой!.. Потому удивляться тому, что Люциус захотел попросту убить её, наплевав к чёртовой матери на все приказы Волдеморта – не было резона. Да и вряд ли, находясь в таком состоянии, он вообще хоть что-то соображал! Он горел лишь одним неутолимым желанием: убить её, избавиться от неё, придушить голыми руками и с наслаждением смотреть, как Гермиона будет умирать. Только это было для него тогда значимо, первостепенно и важно, и, не вмешайся Драко, всё этим бы и закончилось… Причём, с учётом того, что её связь с другими людьми, с кем её некогда повязали страховки ради господа, возобновилась, умирать и в страшных муках ей, быть может, предстояло далеко не раз.
«Уж лучше бы я умерла вчера, сгинула от той страшной заразы. Вот это действительно было бы в разы человечней, чем расправа Люциуса Малфоя! Того, чьего гнева мне никогда не удастся избежать!» - эти мысли далеко не раз посещали Гермиону, и какими же горькими они были. Ещё недавно она искренне радовалась тому, что Драко выжил, что с ними всё хорошо, они вернулись домой, и ничто больше не предвещает беды. И вот она пришла сама, настигла Гермиону как раз в тот момент, когда даже думать о подобном исходе было неуместно. Ведь всё, чёрт эту злоебучую жизнь подери, было отлично, всё было замечательно, действительно хорошо! И было это совсем недавно… А теперь она, боясь даже пошевелиться и уж тем более покинуть пределы своей комнаты, вся сгорбленная сидела прямо на полу, куда сползла в какой-то момент с кровати, и, обнимая свои колени, горько плакала. Иримэ пару раз пыталась заглянуть к ней, барабанила в дверь, но Гермиона, каким-то чудом умудрившаяся самым простым заклятием, причём без помощи палочки, выплеснуть свою магию и запереть проход, попросила ту уйти и не тревожить её больше, даже близко к её каморке не подходить. Как так вышло, что дверь заперлась, что за всплеск магии у Гермионы произошёл, она не имела ни малейшего представления. Такого с ней раньше не случалось, разве что совсем в детстве, когда она ещё даже не обзавелась палочкой и понятия не имела об этом мире. Как же сейчас она поистине сожалела, что вернула Драко свою палочку, ведь в противном случае она могла хотя бы попытаться защититься от нападок Люциуса. Могла нормально запереть проход и с относительно спокойной душой закрыться в своей спальне… Хотя, кто знает, быть может тогда Люциус без зазрения совести, защитив магией прочие стены, спалил бы всю её каморку вместе с ней внутри. Уж ему это ничего не стоило, и сотворил бы он такое с немалым удовольствием и жестокой улыбкой наслаждения на скривившихся в усмешке губах! Сколько она так проплакала – Гермионе оставалось разве что гадать. Из головы не выходил тот разговор, весьма эмоциональный и отчаянный, когда она ругалась с Драко позади свадебного бутика, едва не умоляя его отказаться от этой идеи со свадьбой. Позднее он сам пожалел о заключённом браке, но на тот момент не поддался её уговорам, не пошёл ей навстречу и так и не отказался от своей безумной идеи отвести её под венец. Он всё-таки использовал её в своих безжалостных играх и раз и навсегда, как он некогда полагал, сделал своей матери ход конём, перебив все её планы с его женитьбой на Агнесс. А ведь Гермиона ни на мгновение не хотела ничего этого, просила его остановиться, пойти на попятную и даже не думать об этой глупости… Но он настоял на своём, он пошёл на шантаж, вынудил её сказать у алтаря то чёртово «да»! И вот эта глупость стала их жизнью, более того, могла Гермионе жизни и стоить…
На шее у неё теперь висело сокрытое в медальоне обручальное кольцо Драко Малфоя, которое от одной мысли о нём будто обжигало кожу. С трудом поднявшись, она подошла к шкафу, просунула глубоко за него руку, не без усердия отскребла одну из отходивших от стены половиц и вынула из тайника уже своё кольцо. Скрывать его больше не имело смысла, всё равно все прознали о том, что они с Драко сотворили, пусть Гермиона и была самой ярой противницей всей этой ахинеи. Даже глаза её не глядели сейчас на кольцо Малфоя – больше всего хотелось его выбросить, расплавить, уничтожить, наведаться ради этого, мать его, в мифический Мордред, но никак не держать в руках! Однако Гермиона, в душе которой снова зияла огромнейшая дыра, именно это и делала. Вскоре в её ладони лежали уже оба кольца – этих символа редкой, но бескрайней глупости Драко Малфоя. Они были лишь традиционным атрибутом, холодным куском драгоценного металла, но так и казалось, что стоит избавиться от них, раз и навсегда убрать с глаз долой, как хотя бы часть её проблем чудеснейшим образом исчезнет, брак – аннулируется, а сама она окажется в безопасности… Если бы только всё было так просто! И ведь если бы их брак был простой формальностью, записью на ничего не стоящей бумажке, так нет же – Малфой сделал всё возможное, чтобы отменить его посторонним было практически нереально. Их всерьёз обвенчал священник, на ней было чёртово белоснежное платье, и обряд проводился древний, скрепляющий намертво, создающий между двумя людьми сильнейшую связующую нить. А эта грёбаная родовая книга, которая, стоит заметить, наверняка создала теперь запись и о ней самой, как о супруге одного из своих обладателей, рассекретила Люциусу и Нарциссе попросту всё, что только могла! И даже больше того… Всякие приватные договорённости остались в прошлом, тайны раскрылись всем обитателям замка, а сама Гермиона могла теперь разве что грезить о благополучном исходе конфликта и о собственной безопасности… Она боялась представить, чем всё закончится, как скоро у её двери объявится пресловутый свёкор, жаждущий стереть всякое напоминание о ней с лица земли. Ночь казалась бесконечной, даже секунды будто бы замедлились до такой степени, что создавалось впечатление, словно время застыло, намереваясь умереть вместе с ней. И то было затишье перед самой мощной на её памяти бурей. Руки дрожали так сильно, что зажатые в ладони кольца позвякивали, в ушах раздавался звон, а сама Гермиона боялась пошевелиться, боялась даже полноценно вдыхать грудью воздух. Мокрые ресницы почти не моргали, Гермиона ничего уже не видела, но всё равно упрямо и безысходно всматривалась в пустоту перед собой. Пожалуй, впервые ей как никогда хотелось, чтобы сердце просто перестало биться, причём одно только её, и всё, наконец, закончилось. Не было больше ни боли, ни страха, ни пресловутой драмы – ничего! Да только кто бы отпустил её так скоро и легко? О чём она, чёрт возьми?! Тогда это была бы совершенно другая история…
Не выдержав больше колоссального перенапряжения, свалившегося на её голову, Гермиона вскочила на ноги и с внезапно нахлынувшей решимостью сжала в руке ненавистную глазам ношу. Никто ей не поможет, если это не сделает она сама, никому нет до неё дела. Кто её станет спасать по собственной воле и встанет на её защиту? Домовики? Драко? Нарцисса? Смешно! Никому в том нет надобности, она сама по себе. Сколько бы боли, отчаяния и слёз не просились наружу, они не помогут ситуации, и потому нужно что-то решать, что-то делать. Вопреки её мироощущениям, что часы остановили свой ход – время стало её врагом, и, лишь вынудив себя остановить поток слёз и заставив разум хотя бы немного подавить эмоции, она как никогда отчётливо поняла это. В этом доме у неё был только один человек, её реальный должник, которому стоило сейчас без всяких колебаний напомнить об оплате, и оттягивать этот момент Гермиона не собиралась. Чем дольше она выжидала, тем больше драгоценного времени теряла, ведь, кто знает, в какой момент Люциус сочтёт нужным вершить самосуд… Подняв глаза на дверь, она приблизилась к ней, прислушалась к звукам в коридоре и, только убедившись, что угрозы пока нет, взялась свободной рукой за ручку. Дверь по-прежнему была заперта, тогда как Гермиона являлась пленницей собственной комнаты. Однако она точно знала, что раз сумела запереть магией замок, она же, пусть это и потребует огромной концентрации внимания, сможет высвободить себя. Зажмурив глаза и пару раз медленно втянув в себя, а затем выдохнув воздух, Гермиона постаралась сосредоточиться на таком же простом заклятии отпирания замков. Её взгляд упрямо всматривался в замочную скважину, а ладонь крепко сжимала дверную ручку. Про себя Гермиона раз за разом повторяла заклятие, всей душой надеясь, что всё пройдёт успешно, и уже вскоре она получит возможность свободно покидать спальню. Да только минуты неумолимо бежали вперёд, а результата от её действий не было никаких – выплеска магии ей совершенно не удавалось вызвать. На самом деле случившееся: то, что Гермионе удалось заблокировать проход без помощи палочки – немало озадачивало её. Но размышлять над тем, что в её внутреннем мирке после случившегося днём ранее колоссального выплеска тёмной магии произошли значительные изменения, у неё не было ни сил, ни даже желания – она уже ничему не удивлялась. С ней за последнее время в принципе происходило слишком много поразительного, и оттого все эти новшества постепенно стали терять свою актуальность. Единственное, что в данный момент волновало её, так это чёртова дверь, ведь всё могло обернуться таким образом, что ей придётся звать кого-то из других слуг на помощь. А раскрывать причин, по которым она вдруг оказалась заперта, Гермионе совершенно не хотелось – для начала стоило разобраться в самой себе и лишь после говорить об этом с кем-то посторонним. Одна, вторая, третья, пятая, десятая – минуты предательски убегали вперёд, а все её старания были понапрасну. Гермиона начинала отчаиваться, хотелось биться от злости в дверь кулаками, как и запулить в неё грёбаные кольца, да только излишняя эмоциональность её проблему никак бы не решила, а махать рукой на всё в такой день отнюдь не было вариантом.
- Давай! Ну давай же! – уже взмолилась Гермиона, отчаянно дёргая дверную ручку и из последних сил пытаясь сконцентрироваться на заклятии, что выходило у неё спустя столько впустую потраченного времени с немалым трудом. Казалось, всё в этом мире было настроено против неё, причём даже в мелочах, и эта мысль угнетала ещё сильнее. – Да откройся ты уже, чёрт тебя подери! – не сдержавшись, выкрикнула спустя ещё пару бесплодных минут Гермиона, нервы которой откровенно начали сдавать. К её нескрываемому изумлению, лишь после этого ругательства дверь действительно отворилась, и от серьёзной преграды на её пути не осталось и следа. С десяток секунд Гермиона позволила себе поудивляться происходящему, ведь всё, что было связано с невербальной магией, происходило независимо от её воли и желания. Она не запирала целенаправленно дверь, как и не отмыкала её сейчас с тем же успехом – всё выходило будто бы само собой, причём именно в этот день. И сомневаться в том, что Гермиона пробудила в себе нечто мощное и сильное, не приходилось. Оставалось только выжить и разобраться во всём… Если у неё вообще выпадет такая возможность. Не обращая никакого внимания на дорогу и всех тех, кто мог видеть её или же попасться на её пути, будь то эльфы или зачарованные портреты, Гермиона стремительно двинулась на второй этаж. Она старалась ни на секунду не замедляться, не оглядываться по сторонам – лишь идти вперёд, даже почти что бежать. Она точно знала, что найдёт госпожу в её спальне – та будет лежать на кровати и, заглатывая одно успокоительное зелье за другим, тщетно пытаться прийти в себя. Именно эта картина и предстала перед Гермионой, стоило ей наконец-то попасть в покои Нарциссы. Та была бледна, как смерть, её дыхание сделалось судорожным, Нарциссу хандрило, а рядом с ней с подносом в руках, щедро заставленным различными флаконами, стояла Иримэ. Как только Гермиона вошла, эльфийка сменилась в лице: пожалуй, впервые она смотрела на Гермиону с таким поражением, откровенным испугом и даже… благоговением и трепетом?! Не будь ситуация настолько плачевной и щекотливой, Гермиона обязательно иронично осведомилась бы у той, не вырос ли у неё нимб над головой – иначе объяснить такое поведение Иримэ было нельзя. Лишь парой секунд спустя Гермиона припомнила и поняла, что, по сути, являлась теперь для местных слуг уже не одной из них – формально она числилась одной из их господ, ведь ненароком стала принадлежать к родословной Малфоев. Вот только думать о сложившейся ситуации под таким углом Гермиона не хотела, да и бессмысленно это было, ведь её брак с Драко был лишь фарсом, чёртовым недоразумением, и именно эту мысль необходимо было донести до его матери.
- Иримэ, прошу, оставь нас, - хриплым голосом негромко, но уверенно произнесла Гермиона и посмотрела в большие глаза той. Растерявшись на какое-то мгновение, Иримэ замешкалась над тем, в каком варианте стоит ответить Гермионе, и нужно ли покланяться ей, как достопочтенной и полноправной госпоже. Но Гермиона вовремя поняла это и быстро закачала головой, давай ей понять, чтобы даже не вздумала затрагивать эту тему.
- Хорошо, - поняв, что Нарцисса не станет препятствовать ей, проронила Иримэ, а затем поспешила на выход. Однако, проходя мимо Гермионы, на мгновение задержалась и посмотрела на неё. В лице эльфийки отчётливо читалось, что та была безмерно поражена новостью, стремительно разнёсшейся по всему мэнору, и поверить в такое ей было невероятно сложно. Ей явно хотелось остаться с Гермионой наедине и расспросить ту о случившемся, причём сделать это отнюдь не из любопытства и любви к обсуждениям – из-за самых настоящих переживаний, терзавших её теперь за подругу и всё то, что творилось в её жизни. Но, не желая доставлять ей ещё больше неприятностей, Иримэ поспешила уйти и оставить их с Нарциссой наедине.
- Пойдите прочь, я не хочу вас видеть! - мучительно поморщившись из-за настигшей её на нервной почве мигрени, бросила Нарцисса. Даже просто смотреть на свою служанку, как и видеть её сейчас перед собой, ей совершенно не хотелось. Гермиону её реакция не слишком удивила, она и не ждала тёплого приёма, тем более понимания, даже со стороны Нарциссы.
- Нет, миссис Малфой, мы с вами поговорим. И пока это не случится, я никуда не уйду, - невозмутимым тоном поставила ей ультиматум Гермиона.
- Вы ещё имеете наглость ставить мне условия? Вы?! – воскликнула настолько порицательным и осуждающим тоном Нарцисса, болезненные глаза которой широко распахнулись и неистово загорелись, что Гермиону посетило желание отпрянуть от постели… Лишь бы не наблюдать, насколько сильно и как резко изменилось доброжелательное отношение к ней Нарциссы. А ведь совсем недавно, кажется, всё было замечательно, и они хорошо ладили, понимали друг друга, госпожа даже раскрылась ей. Какая же то была прекрасная иллюзия! Но лишь иллюзия…
- Я не ставлю вам условий, я лишь прошу выслушать меня и…
- Убирайтесь! – громким шёпотом прервала спокойно заговорившую Гермиону Нарцисса, в лице которой отразилось ещё больше боли. Казалось, одно только нахождение Гермионы поблизости отныне причиняло ей немыслимые мучения и только усугубляло её внутреннее состояние. Гермиона отчаянно затрясла головой.
- За что вы так со мной? – не выдержала она. – Я делала всё, что вы просили, я старалась быть вам преданной, как могла…
- И именно потому, воспользовавшись ситуацией, выскочили замуж за моего сына, разделили с ним его фамилию и, незаметно для всех нас, намеревались вступить в права его полноценной супруги! – поднявшись и присев на постели, громче прежнего высказалась Нарцисса. Прижатое ко лбу мокрое полотенце она порывистым движением практически откинула в сторону.
- Что вы несёте? – не поверила своим ушам Гермиона. – Вам так не терпится выставить меня крайней? Вам так будет проще, да, миссис Малфой? Считать, что во всём виновата именно я, а не ваш сын и уж тем более не вы сама? – повысила голос Гермиона, заметившая, что та намеревается перебить её. – Не хотите слушать меня и мою правду, а если быть точнее, единственную существующую истину? Так я заставлю вас сделать это!
- Покиньте мою комнату, предупреждаю вас в последний раз! – процедила сквозь зубы Нарцисса и поморщилась так, как будто увидела перед собой нечто на редкость неприятное, но Гермиону её требования ни на мгновение не остановили. Такое скотское отношение к ней только раззадорило её высказаться своей упрямой госпоже напрямую, не думая даже опасаться за её последующую реакцию. Хватит с неё! Довольно этого незаслуженного порицания, всех этих хлёстких и несправедливых упрёков. Уж кто-кто, а она повинна в случившемся была в последнюю очередь, но от случая к случаю эти несносные, бессовестные людишки выставляли виновницей всех своих бед именно её, ведь это было удобно им, так было проще. И наплевать, что ей за это всерьёз приходится расплачиваться и страдать. Малфоям никогда не было до неё дела, и Нарциссе, которую Гермиона не переставала раньше несмотря ни на что уважать, в том числе…
- С удовольствием, но только после того, как мы закончим!
Сузив глаза и сжав пальцы рук в кулаки, Гермиона постаралась перевести дыхание. В противном случае – она знала точно – от боли и обиды она перейдёт на крик, и уж тогда наверняка не достучится до этой упрямой и глухой к её словам женщины. Наконец Гермиона заговорила:
- Это был фиктивный брак, и организовал его ваш сын. Сделано это было с целью обойти вас и ваши планы на его скорую свадьбу с выбранной вами кандидаткой: Драко категорически не хотел этого, желал свободы выбора и потому пошёл на такой вздорный шаг. Меня он заставил, вынудил пойти с ним к алтарю. Ничего этого я не хотела, ведь знала, что вот этим всё и закончится, - Гермиона всплеснула руками. Она говорила быстро, потому как опасалась, что Нарцисса снова перебьёт её, и именно это та несколько раз намеревалась сделать. – Неужели вы всерьёз полагаете, что я могла желать себе таких последствий? Бояться носа из каморки высунуть, потому как ваш супруг хочет теперь расправиться со мной! У меня не было причин пытаться заполучить вашего сына…
- Но именно это вы и сделали! – всё-таки прикрикнула на неё разъярившаяся Нарцисса, усевшись на кровати и сверля Гермиону гневным взглядом как никогда чёрных, будто сама бездна, глаз. – И не переваливайте всю вину исключительно на него. Если бы вы этого не захотели – бракосочетание не состоялось бы!
- Если бы я не захотела? Вы издеваетесь надо мной?! – не выдержала больше Гермиона, самообладание которой улетучилось от такой нападки настолько стремительно, словно его не было вовсе. – А насилия вашего сына я тоже отчаянно желала? Всего того, что он делал со мной в первые месяцы моего пребывания в мэноре? И этого я тоже хотела, будучи обязанной быть ответственной за всё то, что происходит в моей жизни? И наплевать, что я лишь бесправная рабыня вашей семьи, не правда ли, миссис Малфой? Вы и тогда всё прекрасно видели, понимали, но предпочитали закрывать на всё глаза. Ведь вам и вашей семье не привыкать к жестокости, расправе и полному, безоговорочному доминированию над теми, кто находится в вашем распоряжении. Вы и в тот период предпочитали винить во всём меня, ве<