ВОЗДАЯНИЕ
И какою мерою мерите,
Такою и вам будут мерить
(Матф.7:2)
Fallen angel waiting for the prey
The devil has come to take a maimed away
Penetration of the twisted mind
The evil is out for the weak and blind
I can feel it in your voice
Ever so sweet – No
Do I really have a choice? No, no, no!
(Падший ангел ждет молитвы
Дьявол пришел калек забрать из битвы
Ущербный разум видит все
Слепым и слабым послужит зло
Я слышу это в голосе твоем
Извечно столь приятном - нет
Отяжелен ли я выбором? Нет, нет, нет!)
Avantasia «The Scarecrow»
Николас отложил книгу и выглянул в окно. Зарево заходящего солнца высвечивало темные тяжелые грозовые тучи на горизонте. Одиноко вспыхнула молния, время спустя, послышалось далекое утробное рокотание грома. Николас затворил окно, запер его на щеколду и вернулся к чтению.
Дурное предчувствие не отпускало его весь день, не радовали ни забавы брата, ни шутки сестры, ни любимое блюдо на обед. Марианна постучала в дверь и позвала ужинать. Ник отложил книгу, оставив ее раскрытой, положил на разворот карандаш, которым до этого делал пометки. И еще раз выглянул в окно на веские багровые клубы, медленно наплывавшие от горизонта.
Николас спустился. Вся семья уже была в сборе. Ужин не предполагал быть торжественным, но заурядным его назвать было трудно. Парадно одетые Эльза и Йозеф что-то тихо обсуждали, не спуская с губ легких усмешек, их тихий разговор время от времени перемежался тихими смешками и перемигиваниями. Николасу вспомнилась помолвка Эльзы – старшей сестры, знатный тогда вышел вечер… Маленькие Орф и Анжелика носились вокруг стола, никак не желая угомониться; дядя Патрик задумчиво курил в углу, мать лукаво улыбалась, и только отец выглядел совершенно безмятежным. Николас никак не мог взять в толк причину сегодняшнего оживления.
|
|
Все не были созваны к столу. Дети оставили забавы, и начался неспешный спокойный ужин, во время которого не прекращались перешептывания. Закрадывались подозрения, что сегодняшняя новость будет новостью только для Николаса.
Собственно, так и случилось, в завершение праздничного ужина, отец поднялся и, приподняв бокал вина, в присутствии всей семьи, и прислуги, с улыбками наблюдающей за речью своего господина объявил:
- Мы посовещались, и я решил, - после небольшого предисловия сказал отец. – Что ты, Николас, как неоднократно просил, сможешь продолжить свое обучение, продолжить в Сорбонском университете, и хотя я мечтал о вашей с Йозефом военной карьере, я не пойду против твоей воли. И если ты предпочитаешь книги эполетам, пусть так оно и будет, тем более что в наш цивилизованный век умение разить словом и пером не менее важно, чем владение шпагой.
Николасу трудно было дослушать речь отца, его слова едва пробивались через пелену мысли: «Я еду учиться!» - в миг развеявшей все дурные предчувствия. Собравшиеся с улыбками наблюдали за речью отца, и за изумлением, и радостью «молодого господина».
-… В общем, это все что я хотел сказать, - закончил свою речь отец и следующие полчаса Ник потратил на получение поздравлений.
Йозеф с улыбкой крепко пожал Николасу руку, хлопнул по плечу и пожелал удачи, обозвав «книжным червем». Эльза чмокнула в щеку и поздравила. Двенадцатилетний Орф и Анжелика, четырнадцати лет, отделались легкими поздравлениями, зато создали непередаваемую непринужденную атмосферу, вновь начав свои активные игры. Дядя Патрик произнес воодушевляющую речь в отцовском стиле.
|
|
Карл, Марианна, Альфонсо и другая прислуга так же поздравляли «молодого господина» пользовавшегося у них доброй славой за легкий нрав и уважительное отношение. Николас заметил отсутствие Якова. Тот давно служил их семье и был практически ее членом, на хорошем счету, как у отца, так и лично у Николаса. Карл сказал, что у того заболел сын и Патрик отпустил его до выздоровления, снабдив некоторой суммой на лечение.
Атмосфера в зале царила легкая и радостная, она живительными лучами выжигала снедавшее весь день Николаса беспокойство. Но двери не распахнулись, и в помещение не ворвался расхристанный и запыхавшийся Арнольд – отцовский лакей. Не успев перевести дыхание, он начал судорожно выплевывать слова:
- Деревня... разбойники… Сард Кровавый! Бежать! Режут…
Но даже из этих обрывочных фраз становилось понятно, что происходит в деревне, и кто в нее пришел. А так же куда они направятся дальше… Через пару минут к особняку стали подтягиваться те кто успел уйти до налета, таща нехитрый скарб, а кто и вовсе без оного: женщины с детьми, перепуганные крестьяне. Все они толпились у ворот, в надежде укрыться внутри, и отец приказал их впустить.
Каждый мужчина получал оружие, а женщины и дети – укрытие, запирались ставни, баррикадировались двери и окна. Не приученный к войне крестьяне и слуги сжимали в дрожащих руках арбалеты, шпаги, старые мечи и копья, иной тащил вилы, женщины прятали под подолами ножи. Николас зашел в свою комнату и взял перевязь с шпагой – подарок отца и вернулся ко всем. Йозеф, Патрик и отец уже были при всеоружии, Орф и Анжелика жались к матери. Она все еще пыталась сохранить спокойствие. Перепуганная, рядом сидела Эльза. Дом был наполнен детским плачем и женскими причитаниями.
|
|
- Нас обойдут, - успокоил дрожащих от страха женщин дядя Патрик. – В доме полно оружия, мы хорошо укреплены и нас много. Разбойники ограничатся деревней.
- Сомневаюсь, ой, сомневаюсь, - тихо произнес Йозеф, знакомый с репутацией Сарда.
И вот внимательные глаза, с ужасом всматривающиеся в темноту, различили движение среди деревьев, заметили отблески света на металле. Чуткие уши выжидающе насторожились, ожидая треска, шума, крика… Вместо них повисла угнетающая напряженная тишина, изредка разбавляемая тихими детскими всхлипами. Никто не призывал сдаться, не обещал пощады взамен выкупа…
- Если что-то произойдет, уходите через лаз, - сквозь зубы прошептал отец.
Будто в ответ на его слова в подвале раздался шум, на улице послышались вопли, загрохотал топот ног, просвистела стрела и уже, вскрикнув от боли, на пол повалился один из лакеев, другие защитники спрятались за стены или отпрянули от окон.
Раздался ответный разрозненный арбалетный залп защитников имения. Крестьяне и прислуга дрожащими руками пытались перезарядить оружие. Йохан помогал одному, отец другому. Визжали дети, одни женщины пытались их успокоить, другие сами бились в истерике. Кто-то пытался помочь раненым которые получили стрелы, пролетевшие в окна.
Дядя Патрик, услышав шум, распахнул дверь подвала и тут же схлопотал в грудь арбалетный болт. Еще не до конца веря в случившееся, он уставился на деревянный прут, торчащий из груди и повалился на колени. Однако первый из нападавших, пробравшихся через лаз, слишком рано списал его со счетов и получил добрый кусок стали в брюхо.
Карл и Альфонсо бросились на защиту раненого господина, пытаясь отогнать от теряющего кровь и силы Патрика, все набегавших из подвала разбойников. И вот уже один слуга упал с проломленным дубиной черепом, другой отчаянно отмахивался от наседавших на него убийц старым тяжелым мечом, не замечая ратекающееся по рукаву пятно крови. Йохан подскочил ему на помощь, но для Патрика было поздно, он отбыл в чертоги вечности.
Отец схлестнулся сразу с несколькими нападающими, женщины забились по углам, а, кто поумнее, вслед за матерью, Эльзой и Анжеликой рванули наверх. В окна с трудом сдерживаемые перепуганными крестьянами и прислугой уже совались бандитские рожи, вот один уже запрыгнул сквозь не перекрытое никем окно.
Николас ткнул шпагой ближайшего к нему нападающего, тот отбил его выпад в сторону и ответным ударом едва не проломил парню череп. От удара Николас отклонился, но споткнувшись упал. Следующий удар парень едва успел отбить подвернувшимся под руку стулом и изо всех сил с пола полоснул наседавшего на него противника шпагой по ноге. Тот взвыл и повалился на пол, не до конца осознавая что он делает, парень приложил упавшего бандита по голове все тем же стулом. Негодяй затих.
И в этот момент Николас сам полетел в сторону от чьего то сильного пинка. Уже не рассчитывая на спасенье, парень поднял глаза и не увидел своего обидчика, тому уже пришлось схлестнуться с каким-то дородным крестьянином, лихо орудовавшим обломком лавки, заменявшим ему дубину.
Бойня в доме превратилась в кровавую беспорядочную свалку. Кто-то сражается один на один, кто-то с двумя или тремя, кто-то катается по полу, пытаясь удержать свои кишки внутри рассеченного живота, кто-то тихо причитает в углу, а кто-то вообще молча лежит. Оборона еще кое-как держалась, но сражение уже было проиграно, разбойники все прибывали и прибывали через лаз в подвале. Они оттеснили защитников от окон и дверей. В ход шли шпаги, мечи, ножи, дубины, любая мебель: от вешалок до тумб, этажерок и кресел. Кровь заливала пол.
Николас наотмашь ударил одного бандита шпагой по лицу, оглянулся и увидел, как словно свора диких псов группа злодеев налетела на Йохана и бросился брату на подмогу. Полоснул по спине одного и тут же получил удар дубиной по плечу. Парень отлетел назад, упал, попытался встать, поскользнулся на крови и рухнул на пол, понимая что не успевает закрыться от следующего удара.
Николаса спас отец, бесцеремонно зарубив нападающего, вздернул сына на ноги и толкнул в сторону лестницы.
- Защити мать и сестер. Ты знаешь, где запереться.
- Но отец, я нужен здесь!
- Быстро, я сказал!
С патриархом в семье не спорили.
Николас уже не видел как бешеная свора забила насмерть ногами его брата, как пал его отец один, словно волк отбиваясь от бешеных псов, как зарублен был дородный крестьянин, героически орудовавший обломком лавки, как был добит раненый в руку Альфонсо. Как стащен и растерзан был отцовский лакей Арнольд, метко выцеливавший бандюг арбалетными болтами с верхушки лестницы, не слышал, как кричали женщины и не лицезрел, как были попраны тела.
Собрав всех, до кого успел добраться, вместе с сестрами, младшим братом, матерью и небольшой группой женщин и детей он заперся в потайной комнате, небольшой кладовой для ценных вещей.
Тихо всхлипывали дети, матери зажимали им рты и шептали успокаивающе слова. С пустыми глазами сидела в углу мать, прижимая к себе испуганных Орфа и Анжелику. Рядом дрожала Эльза.
Звуки боя за стеной стихли. Николас до боли сжал кулаки.
Всхлипы, дыхание и даже стук сердца казались ему слишком громкими. Слышался топот ног, громкое переругивание, треск мебели, чьи-то отчаянные крики, женские вопли и стоны.
Послышался властный голос. Стук чьих-то сапог остановился у самой стены. Раздался спешный топот взбегающего по лестнице человека, звук шагов приблизился, неизвестный постучал по стене и молодой голос произнес:
- Там, ломайте.
Ударили топоры. Николас вздрогнул.
В гробовой тишине стучал топор. В пролом упал луч света. Перепуганные женщины сгрудились в дальнем углу. Пролом быстро расширили, подцепив и сорвав ближайшие доски.
- Я же говорил, здесь, - повторил тот же молодой голос. Его обладатель первым рванул в проход и напоролся на шпагу Николаса.
- Дурак, - вновь раздался властный голос. – Быстро внутрь.
Скоро один за другим в пролом протиснулось двое громил, легко отшвырнув пытавшихся помочь Николасу женщин. Парень вновь ударил шпагой, разрезал кожу на руке одному и засадил лезвие в плечо другого, однако и сам упал после удара дубиной по ключице. Плечо пронзила дикая боль, и оно подтянулось нелепо близко к шее. Кость была сломана.
- Вот и все, - сказал обладатель сильного, властного голоса, переступая через стонущее тело первого человека рванувшего в проход, все еще корчащегося на полу и прижимающего руки к животу. – Гвидон, жить будешь?
- Да ответил здоровяк, раненый в грудь и сплюнул кровавую слюну. - Гаденыш.
С этими славами он положил шпагу Николаса на пол и, наступив сверху сапогом, напряг мышцы и сломал лезвие.
- Зря, - сказал вошедший человек, он был высок и атлетичен, длинные черные вьющиеся волосы обрамляли красивое лицо, украшенное кроткой эспаньолкой, одет он был аккуратно в дорогой кожаный камзол поверх белоснежной рубахи, кожаные же штаны, заправленные в высокие сапоги. Но поясе висела явно дорогая шпага и не менее дорогой кинжал в инкрустированных серебром ножнах. – Она стоила неплохих денег. Поднимите его.
Незнакомец оглядел комнату.
- Молодец, Гастон. Парень, жить хочешь? – задал он вопрос Николасу, которого поставил на ноги второй громила. – Тогда мы сыграем с тобой в одну простую игру. Здесь так много людей, а мне, знаешь ли, нужно поддерживать репутацию. Сам я человек не жестокий и от насилия удовольствия не получаю, поэтому предоставляю выбор того, кто умрет следующим, тебе. Как только я сочту, что жертв на сегодня достаточно я отпущу всех оставшихся, вместе с тобой. Честное слово.
На красивых губах заиграла улыбка. Гвидон тоже раззявил щербатый рот в злорадной ухмылке. Николас поник и, секунду спустя, дернулся вперед, вырываясь из рук громилы, рванул к главарю бандитов известному как Сард Кровавый. Левой, не травмированной, рукой схватил кинжал за поясом бандита и сразу, вырывая его, ударил по дуге, в горло, черкнув по пути левое запястье Сарда. Тот едва успел отклониться, и кинжал лишь слегка оцарапал горло. Ответный удар отбросил Николаса к стене.
- Щенок, ты пожалеешь, - взревел он и впечатал сапог в раненое плечо, ударил по голове, еще и еще…
Сард поднял выпавший из рук парня кинжал и лезвием пришпилил руку Николаса к деревянному полу.
- Так понравился? Оставь себе, – левая кисть Сарда истекала кровью и не шевелилась, видимо, ударом Николас перерезал сухожилие. – Идиот!
Последний крик был обращен к упустившему Николаса громиле. С этими словами Сард молниеносно выхватил шпагу и быстрым ударом перерубил горло подвернувшейся под клинок женщине. Хрипя и истекая кровью, та повалился на пол.
- Захотел по-плохому?
Кровавый проткнул лежащего Николаса, у того не оставалось даже сил закричать, лезвие шпаги прошлось по рукам и ногам не оставляя парню ни единого шанса подняться.
- Смори-ка, ты еще живой? – бушевал раненый главарь. – Тогда ты сейчас посмотришь, как я развлекусь с твоей родней!!!
Николас желал умереть, только что бы не видеть того, что произошло дальше, но дама с косой сейчас не торопилась.
Мать Николаса выхватила нож, что бы прервать жизнь свою и детей, спастись от боли, насилия и унижения, но подскочивший Гвидон сильным ударом вышиб из ее рук оружие. Боль затуманивала взгляд пришпиленного к полу, искалеченного Николаса, но он видел и слышал все, что происходило дальше: как Сард позвал злую хохочущую от выпавшего на их долю «веселья» толпу грязных разбойников, как не дрогнувшей рукой перерезал горло маленькому Орфу. Как под пятым насильником скончалась Анжелика. Как избивали и насиловали его мать и сестру. Что творили с женщинами и детьми, искавшими укрытия в их доме.
- Так же нельзя, мы не звери, - Николас не видел говорившего, но голос слышал отчетливо, как и удар от подскочившего Сарда Кровавого.
- Ты что такой серьезный, Риман?! – зло рявкнул главарь. – Развлекись, расслабься!
- Хорошо, - негромко, но решительно прозвучал голос. – Тогда я заберу себе вон ту.
- Бери, - безразлично бросил Сард.
- Но я еще не закончил, - взревел громила, навалившийся на Эльзу.
- Я сказал, пускай берет!!! – взревел Сард.
- Ну что, вперед, - осклабился Гвидон.
- Я поищу укромное место, - ответил Риман, подошел и, схватив за руку, дернул на себя замученную, едва живую Эльзу.
- Стеснительный какой, - пошутил что-то, вновь раздался звук удара.
Кровавая пелена застилала глаза Николаса, веки слипались. Только боль, отчаяние и злость не давали ему окончательно упасть в объятия Смерти.
- Заканчивайте здесь! – в конце-концов рявкнул Сард. – Ты еще дышишь, мой друг?
Он наклонился над Николасом.
- Ты искалечил мне руку, кажется мы квиты. Отдыхай.
Грабители оставили дом, забрав своих раненых, оставив трупы и полы, покрытые саваном крови. Николас уже не чуял запаха дыма, не ощущал хода времени, не нашел сил вскрикнуть когда языки пламени лизнули его плоть. Когда рухнула крыша, он мог бы принять Смерть с облегчением, если бы понял, что она пришла.
Одинокий паломник шел по дороге. Чистая сутана, неплохой дорожный плащ, не запыленные сапоги, к которым будто бы отказывалась приставать грязь, выдавали в нем не самого простого пилигрима. Почти не опираясь на длинный дорожный посох, он равномерно и быстро шел по старой дороге, лежавшей в стороне от главного тракта, держа путь в город. Да мимо него и сложно было бы пройти, как говорят, все дороги ведут в Рим.
- Не двигайся, - раздался сзади тихий, угрожающий голос и в спину путнику уткнулось отточенное лезвие.
Через пару минут на дорогу вышел крупный вооруженный отряд, часть которого составляли верховые.
- Кто таков? – зычным властным голосом спросил один из всадников.
- Я Марк - простой паломник.
- Что делать с ним будем, Сард? – спросил человек, стоявший за спиной у Марка.
- Не тронем святого человека, - подумав, ответил тот. – Может он нам грехи отпустит.
Отряд дружно хохотнул.
- Если вы раскаетесь, - серьезно ответил паломник.
- Либо он о нас не слышал, либо он полный дурак, - раздалось из толпы.
- Кто не слышал о Сарде Кровавом, - негромко, но решительно произнес странник.
Главарь шайки нахмурился.
- Моя вера защитит меня, - все так же спокойно произнес Марк.
- Что же, иди с миром, - ответил ему Сард. – Только не за нами. А то вере придется помериться со сталью.
И только когда они ушли, Марк увидел дым, поднимавшийся к небу вдалеке.
Развалины и пепелище. Все что Марк нашел, это были развалины и пепелище. Сожженная усадьба, разграбленная деревня, оставленная мародерами, в которую со страхом и опасением возвращались те единицы, что избежали своей участи. Но его поиск не ждал и, помолившись за души усопших, Марк продолжил свой путь в город.
Странник шел по городской брусчатке. Cолнце, раздвинув тучи, светило ярко, но на лицо молодого человека набежала тень. В одно мгновение Марк ощутил, что следует вернуться, что даже его поиск способен подождать… Ощущение инаковости, неясное предчувствие чего-то грядущего. И подчиняясь ведущей его силе провидения, Марк вернулся к пепелищу два дня спустя.
Погода изменилось. Дни назад громыхавший вдали гром пришел лично и принес с собой молнии и воду. Лили дожди. Земля размокла. Отяжелевшая трава гнулась к земле под тяжелой бомбардировкой капель. Молодой священник стоял у пепелища сожженного и разрушенного имения. Невдалеке, под сенью дерева, сейчас, в середине последнего месяца лета стоявшего с пожелтевшей листвой было пять могил с деревянными неумело сколоченными крестами из обгоревшей древесины, побывавшей в пожаре.
Марк подошел к могилам, подошел к каждой, читая криво выцарапанные имена. Рональд Орон, Мария Орон, Патрик Орон, Орф Орон, Анжелика Орон. И еще одна вырытая яма соседствовала с ними, ожидая своего постояльца, пустая, рядом с ней лежал крест с именем Николаса Орона. Странник поднял глаза и увидел дальше еще одну большую безымянную могилу, смиренно опустился на колени в грязь и прочитал молитву.
Трава вокруг свежего захоронения была мертвой, несмотря на обильные дожди. Дорожка из выжженной травы тянулась от пепелища до могил и дальше. Марк последовал вдоль нее. Время спустя он вышел к одинокому дому с неплохим хозяйством, стоящему на отшибе деревни. Следуя тропе, путник дошел до дверей и собрался постучать, когда от первого же его прикосновения дверь открылась.
Возможно, кто-либо другой брезгливо отшатнулся бы при виде трупа, но Марк вошел в дом и осмотрелся. Молодой парень лежал в кровати, в животе его была колотая рана, но не она послужила причиной смерти. У него было перерезано горло. Через несколько минут, несмотря на то, что выжженная тропа туда не вела, Марк зашел в сарай и нашел другой труп. Если первый был молодым человеком и был убит, лежа в постели, второй – мужчина на склоне лет висел в петле.
Марк нашел лопату и похоронил оба тела, прочитав отходную молитву погребенным, и пошел дальше по тропе, следуя мертвому следу.
Тьма, боль и ярость. Таким Николас увидел свое забвение. Полное бессилие перед судьбой. Один сожалеющий разум в пустоте, вне пространства, вне времени. Сперва, Николас подумал, что говорит сам с собой, настолько голос отражал его мысли и чувства.
- Это несправедливо.
- Да, это несправедливо.
- Такие твари не должны жить.
- Да, не должны.
- Почему всесильный Бог бездеятелен? Кто-то должен отомстить!
- Должен, но не отомстить, справедливо воздать за их поступки!
- Должен! Ты хочешь?
- Нет, но кто-то должен.
- Должен.
- Ты сможешь?!
- Смогу!
- Тогда я позволю, но не просто так.
- Какова не была бы плата: душа, сожаление, боль, служение, я готов платить!
- Да будет так!!!
И Николас открыл глаза. Или то, что было у него вместо глаз. Он поднял свое искореженное тело и вынес его из развалин. Шел дождь.
Полуобгоревший искалеченный труп стоял и смотрел в небо. Черный, темнее ночи, дух Николаса, словно плащ, вился вокруг мертвого его тела, укладывая призрачные свои складки, создавая иллюзию живого существа, воссоздавая иллюзорную плоть, обтягивая торчащие кости плотью и кожей, удерживая переломанные кости… Николас знал, что на дневном свету все это истает, но ночью, если не присматриваться, если не влезть в лунный свет, он может сойти за человека.
Орон вырвал засевший в руке кинжал, некогда пригвоздивший его руку к полу, от оружия осталось лишь лезвие да хвостовик, все остальное обгорело, поднял и чью-то кость, и силой своей ярости вплавил в нее хвостовик кинжала, воссоздавая оружие. Оживший провел по кости ладонью и все лишнее осыпалось трухой, оставив гладкую удобную рукоять.
- Ты тоже отомстишь, - сказал он кости, подняв к глазам кинжал за клинок.
Подобрал Николас и обломки своей шпаги…
Орон испытывал сильнейший голод, но терпел, терпел пока рыл могилы, пока доставал трупы, пока хоронил близких и тех людей, которые стояли с ним до конца.
Терпел и дальше. А потом пошел. Что бы осуществить суд.
Рядом каркнул ворон, садясь на перекладину могильного креста, Николас подобрал кусок грязи и метнул в настырную птицу. Ворон вспорхнул и больше не возвращался.
В дом Марк вошел без стука, без труда открыв запертую дверь.
- Кто это?! – Яков поднял тяжелый, замутненный взгляд.
- Это я, - тихо прошелестел голос Николаса.
- Молодой господин! – Яков вскочил со стула у постели, на которой покоился его раненый сын. – Мне сказали, что никто не выжил!
- Никто и не выжил, - ответил Орон, приближаясь к постели, с раненым человеком и занес руку, на которой призрачная ткань в мгновение ока создала острые как бритва, длинные когти.
- Что вы делаете, молодой господин, он же пытался вас защитить! – вскричал Яков, закрывая собой сына.
- Защитить?! – не понимая, гневно и зло переспросил Николас.
- Я уехал для него за лекарствами в город, у сына начиналась лихорадка, - сам лихорадочно затараторил Яков. – И когда пришли разбойники, сын, несмотря на болезнь, вместе со всеми защищал усадьбу и был ранен…
- Значит так, вот ка-а-ак… - прошептал Николас, вся его злость разом куда-то делась. – Они вошли через тайный лаз в подвале… У нас не было шансов, нас предали. И потом, потом, когда мы спрятались в тайной комнате… Яков, твой сын выдал нас. Он выдал нас! Он привел врагов в наш дом… И рана в животе, ее нанес я.
- Этого не может быть!!! – взревел Яков. – Вранье! Падаль, прогнивший дух лжи, убирайся!!!
Николас молча склонился над сыном Якова и, подцепив когтем цепочку на шее парня, вытянул у того из-за пазухи тяжелый серебряный фамильный крест, висевший ранее на шее отца Николаса, показал его Якову и сорвал, взяв серебряное распятие в кулак. Николас не знал, жгло ли его чужеродную жизни плоть серебро или символ, но из кулака повалил дым. Несмотря на боль, креста оживший не выпускал.
- Я ухожу, - сказал он Якову и вышел.
Уже снаружи он повесил крест на шею, и слился с ночными тенями.
Металл оставил на руке и груди ожег.
Марк шел дальше по мертвому следу, все быстрее приближаясь к существу, которое бежало все глубже в лес, протянувшийся почти что до городских стен.
Ночь была на удивление тиха, ни зверь, ни птица не тревожили ее мрак своими криками, только шелестение дождя, не способного смыть мертвый след… Но рассвет был близок. Марк дошел до каменистой прогалины и увидел дальше крупный завал камней то ли с низкой пещерой, то ли еще каким лазом среди них. Камень не оставлял следов, но в воздухе явственно слышались миазмы умертвия.
Священник еще не успел произнести: «Выходи», - когда, подчиняясь внутреннему чутью, из пещеры вышел зверь, что некогда был человеком. Не живой и не мертвый, упырь, вурдалак…
- Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri Jesu + Christi, eradicare et effugare a Dei Ecclesia (изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именем и добродетелью Господа нашего Иисуса + Христа, искоренись и беги от Церкви Божией), - безо всяких предисловий произнес Марк первые слова обряда экзорцизма, протягивая руку в направлении Николаса.
- Нечистого изгонять собрались, святой отец? – спокойно спросил тот. – Кажется, на меня немного не действует? Полагаю, уж после первых слов одержимый должен был бы кататься по полу?
- Тебе не место здесь, Николас Орон, дух, оставь тело этого человека. Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать. Пришло и твое...
Николас издал смешок.
- Воздаяние делающему вменяется не по милости, но по долгу. Рим.4:4.
- Смотрю, демон сведущ в священном писании, - ответил Марк. – И в чем же твой долг, Николас?
- Я же сказал, воздаяние, - при этих словах Николас невольно выпустил когти.
- Смотрю, стандартный обряд здесь не действует, - устало проговорил Марк.
- Anima Christi, sanctifica me.
Corpus Christi, salve me.
Sanguis Christi, inebria me.
Aqua lateris Christi, lava me.
Passio Christi. conforta me.
(Душа Христа, освяти меня.
Тело Христа, спаси меня.
Кровь Христа, опьяни меня.
Вода Христова, омой меня.
Страсти Христовы, укрепите меня…), - произнес священник громко и торжественно и простер руку в сторону Николаса.
Того отшвырнуло назад, вздев в воздух. Оживший упал и покатился по земле. В этот момент пробились первые солнечные лучи, раздвинув тучи лившего всю ночь дождя, и обжигая призрачную плоть. Николас вскочил и побежал под сень деревьев.
За ним широким быстрым шагом следовал Марк, надеясь настигнуть создание ночи при дневном свете. Быстро и уверенно шел Марк по сумрачному рассветному лесу, влекомый своей верой, будто наперед зная, куда ушел Николас. И вот деревья расступились и впереди показались серые городские стены. Неяркий утренний свет рождающегося дня осветил проплешину между лесом и городской стеной. Николас должен был быть здесь и, тем не менее, его не было. Не сбавляя шагу, Марк подошел к стене и, опустив глаза, увидел выломанную решетку системы стока вод.
Истинно, все дороги ведут в Рим.
Близился рассвет. Николас искал убежище от жгучего дневного света, от сжигающих душу воспоминаний, от стыда за слабость… Орон хорошо знал лес и быстро нашел расщелину в камнях, где собрался дождаться следующей ночи, когда он снова станет охотником и почувствует «запах» добычи. Серебряный крест жег грудь, но Николас терпел. Он забился в щель так глубоко как смог и ждал, беспокойно ворочаясь в душе, тело же его лежало, словно было мертво. И оно было! Но непокой мертвого был потревожен.
Николас ощутил чужое присутствие и вылез из пещеры в камнях. И то ли он увидел зарево нового дня, но ему привиделся светлый ореол вокруг стоявшего перед ним человека. Священник, он собрался свершить благое деяние, избавить мир от порождения тьмы. Слишком рано. Эта тьма была нужна Николасу. Но он не собирался вредить священнику, как и разводить с ним философские диспуты, однако тот оказался на удивление настырен и умел. Близящийся день истощал силы мертвого и Николас бросился наутек. Рванул через лес, стремительно несясь к городским стенам, выскочил под рассветные лучи, сгорая в солнечном свете, бросился к стене, надеясь перебраться через нее, и увидел решетку системы стока вод. Рванул ее на себя, прыгнул и провалился в зловонную жижу. Впрочем, запах Николасу был безразличен, он сам был скверной.
Вначале пришлось ползти, потом – идти, согнувшись, потом – в полный рост. Прошлепав изрядную долю расстояния, он вышел на подъем, где можно было идти вдоль несущегося рядом зловонного потока. Аккуратно обходя солнечные лучи, падающие сквозь решетки, Николас уходил все дальше вглубь городских коллекторов, пока на чистом сухом пятачке не натолкнулся на группу бездомных. Те в страхе кинулись врассыпную, завидев нежданного гостя. Николас подобрал с пола оставленную ими дерюгу и укутался в нее, надеясь найти защиту для своей полупрозрачной плоти на поверхности. Следовало убираться поскорее, врядли расторопные стражники последуют за спятившими нищими, но вот иной святоша…
Грязный и укрытый замрызганой дерюгой, закутанный в нее словно прокаженный Орон вылез на поверхность вдали от центра города. Веря в свое провидение он искал… Но днем охотничий инстинкт подводил, он не чувствовал своей жертвы. Сгорбившись и прихрамывая, натянув импровизированный капюшон, Николас шел по теневым сторонам улиц, вжимаясь в стены, и шарахаясь от людей, он продолжал бесцельный поиск… Движение ради движения, мертвые не спят.
Мимо прошел редкий в этих окраинах патруль стражи. Николас сгорбился еще сильнее и в этот момент его дернул за край дерюги слишком смелый ли, глупый ли сорванец. Солнечные лучи попали на одно мгновение приоткрытое лицо, сорванец вскрикнул, стража встрепенулась, а Николас дал деру.
Быстро проскакивая освещенные пространства беглец никак не мог оторваться от прицепившейся стражи, выскочил на людную улицу промчался, расшвыривая людей, заскочил в переулок. Пробежал на параллельную, и пару кварталов спустя, вернулся на ту же улицу, но уже шагом. Николас пробился через толпу, стараясь казаться как можно мельче и жальче, не привлекая внимания людей, пересек улицу и скрылся в переулке на другой стороне. Все кто видел бегущего человека, показали бы в другую сторону, а Николас тем временем удалялся, петляя дворами и темными переулками. Мертвым не нужно переводить дыхание. Через несколько минут Орон остановился, что бы осмотреться и заметил шевеление на темной замусоренной улочке, совершенно пустой, если не считать двух фигур – маленькой и большой, при этом большая, что-то яростно требовала у меньшей. В большой фигуре Николас без труда узнал второго громилу, того который держал его, Гастона.
Мертвый тихо подкрался и тенью возник из-за спины здоровяка, скинув не нужную в тени дерюгу и расправив изодранные клочья плаща теней. Маленький испуганно задрожал и кинулся бежать. Пальцы здоровяка соскользнули с его плеча, после чего он удивленно развернулся, на ходу доставая нож. И в ту же секунду ощутил стальную хватку на своем горле. Здоровяк в ответ, гадко улыбаясь, всадил нож в бок Николасу, однако тот даже не вздрогнул.
Глаза мстителя горели багровым огнем, на одну секунду он спустил с лица маску теней, приоткрывая мертвую плоть полуобоженного черепа. Матерый бандит задрожал, по его ноге побежала струйка мочи.
- Скажи где убежище Сарда и умрешь быстро!
Громила хватался за держащую его руку и испуганно вращал глазами, не способный издать не звука.
- Знаешь, наверное, я к тебе не справедлив, - хрипло проговорил Николас. – Ты же не сделал мне ничего плохого, верно? Просто держал, очень крепко держал…
Шея захрустела под пальцами Николаса.
- Смертельно крепко держал…
Рядом звякнул о мостовую извлеченный из бока нож.
- Там, это там!!! Это… Нечто! – Марк услышал истощенный вопль маленького человечка, дергающего за рукав стражника из патруля. Тот не стал отмахиваться, а выслушал сбивчивую речь и последовал, вместе со своими людьми, за испуганный человечком. Тихим шагом Марк отправился за ними.
Еще недавно он имел разговор с парочкой нищих, рассказывавших об огромной тени в системе водостоков. Все отмахнулись от них как от сумасшедших, но Марк терпеливо выслушал…
Петляя по узким улочкам, процессия вскоре вышла на темный переулок, где лежало изломанное тело. Сержант склонился над покойником и осмотрел его.
- Похоже, ему сломали шею, а потом с силой швырнули в стену.
- Гастон был сволочью, - маленький человек сплюнул. – Уйма людей хотели бы сделать это, но почему не после того, как он отдал бы мне деньги!!! Можно я заберу то, что нашарю в карманах?
Сержант отпустил свидетелю увесистую затрещину.
- Это вещественное доказательство! Если, конечно, что-то оставили в его карманах…
- Не думаю, что этому существу нужны деньги, - произнес Марк, выходя из тени.
- Какого… Прошу прощения, святой отец, - сержант собирался было отпустить веское словцо, но, увидев с кем разговаривает, придержал язык. – Что вы говорите?!
- Он не врет, это сделал не человек, вернее не совсем человек. Дождитесь ночи, сами поймете. Думаю, это не последний усопший на сегодня…
- Стража уважает мнение церкви, - задумчиво проговорил сержант, я доложу начальству, что у нас завелся… Упырь? Надеюсь, сегодняшние наряды усилят не только числом.
- Упырь? – переспросил Марк. – Что же, можно сказать и так.
Он умолчал о том, что видел этого человека, чей изломанный труп нынче лежал на мостовой. И помнил где и с кем.
Уходил свет, приходила тьма и с каждым умершим лучом, Николас чувствовал, как к нему возвращаются силы, но с ними приходила и жажда. Адский огонь тек по жилам вместо крови, требуя чужой.
Николас достал из призрачных ножен обломок шпаги. Тот задрожал в его руке.
- Веди меня, - тихо прошептал мертвый, скинул с себя дерюгу и словно скользя по стене, пополз к крыше. С одной прыгнул на другую, гигантским прыжком перескочил через освещенную улицу и понесся по одному ему известному маршруту над головами подгулявших граждан, ночной стражи, пугая чуткое ухо тех, для кого тьма стала сообщником.
Наконец он замер на гребне одной из крыш в шевелящемся плаще, покрове тьмы, сам словно став тенью. Багровое зарево, тлевшее в глазах, отражало образ человека только что задернувшего шторы…
Несколько минут Николас прислушивался к себе и окружению, будто претворившись в статую. Минуты покоя разразились стремительным движением, когда он резким толчком взмыл в воздух и по пологой дуге влетел в намеченное окно. Пятеро, живых здесь пятеро, мертвец знал это точно. Один даже не успел понять что произошло, его койка была у окна, он как раз стягивал платье с пьяной шлюхи, когда Николас влетел в окно и приласкал его когтистой лапой по уху. Разом, в один прыжок, оказавшись рядом со вторым, который успел оторваться от полураздетой проститутки и обернуться, оживший смел его в угол комнаты, и от удара об стену тот потерял сознание. Гвидон к этому моменту успел схватить дубину отскочить назад, готовый драться на жизнь или на смерть, но Николас не оставил ему ни шанса, отросшими когтями снеся дубину под основание. Своего врага Николас ухватил за горло и хватил головой о стену.
- Выметайтесь! - рявкнул он шлюхам и задвинул за ними запор, после чего придвинул массивный шкаф к дверям.
Когда Гвидон открыл глаза, первое что он увидел, – подвешенные за ноги трупы товарищей с выпущенными кишками. Бандита замутило. Сам он тоже был подвешен за веревку, стягивающую руки, правда, не вверх ногами.