З. Фрейд
ПРЕДИСЛОВИЕ
Дорогой читатель! Перед тобой очень своеобразная книга, открывающая такую же необычную серию, в которую войдут работы Фрейда «Заметки о любви-переносе», «Введение в нарциссизм», «"Ребенка бьют"» и «Поэт и фантазирование» с комментариями ведущих современных психоаналитиков.
За сто лет своего существования психоанализ прошел большой путь развития. Было сделано много научных открытий, мало в чем уступающих по значению открытиям Фрейда.
В рамках современного классического психоанализа сегодня выделяется целый ряд научных направлений, концепций, школ, к числу которых относятся: теория влечений (3. Фрейд), психология Я (А. Фрейд, *. Гарт-манн), кляйнианское направление (М. Кляйн, П. Хай-манн, В. Бион), психология Самости (*. Кохут, О. Керн-берг), теория объектных отношений (британская школа, Д. Винникотт, Р. Шпиц, М. Малер, Дж. Сандлер), психосоматическая теория (Ф. Александер), современная теория травмы, теория множественной (диссоциированной) личности (американская школа, Т. Коэн и др.).
Много изменений произошло также в клиническом и техническом применении психоанализа. Если клинический анализ Фрейда помогал только пациентам с эдипо-вой проблематикой, проявляющейся в двух видах невротической патологии — истерическом неврозе и неврозе навязчивых состояний (так называемых «неврозах
Предисловие
переноса»), то благодаря открытиям доэдиповых стадий развития объектных отношений, аутической, симбиоти-ческой, сепарации-индивидуации (Р. Шпиц, М. Малер), нам стали понятными и клинически доступными формы доэдиповой патологии (другие виды неврозов, пограничные состояния, психозы). Большим вкладом явились открытия М. Кляйн шизоидно-паранойяльной и депрессивной позиций, разработка ею теории проективной идентификации, учения о зависти и благодарности.
Вопреки утверждению Фрейда, что нарциссическое либидо в норме должно полностью перейти в объектное, *. Кохут обнаружил, что даже в норме часть нар-циссического либидо не переходит в объектное, а остается самостоятельным и имеет свои стадии развития, параллельные стадиям развития объектного либидо: 1) фрагментированная аутоэротическая Самость; 2) грандиозная архаическая целостная Самость; 3) зрелая нар-циссическая Самость. Фрейд утверждал, что нарцисси-ческим пациентам психоанализ помочь не в состоянии, потому что у них не развивается перенос. *. Кохут выявил у них развитие переноса в специфических нарцис-сических формах: идеализирующий, зеркальный, близнецовый. Кроме того, он обнаружил, что у любого человека наряду с объектным переносом (неврозом переноса) существует нарциссический компонент переноса. Благодаря этому стала возможной аналитическая помощь как нарциссическим пациентам, так и любым пациентам с нарциссическими проблемами.
Ф. Александер и его последователи в психосоматической медицине смогли понять аналитический смысл многих соматических заболеваний как.выражение психического конфликта на очень ранних стадиях развития («архаическая истерия»), когда у младенца еще не сформирована психика, а соматические реакции являются ее эквивалентом. При такой фиксации раннего конфликта эмоциональная сфера не развивается (телесные реакции заменяют аффект), появляется «алекситимия» (от-
Предисловие
сутствие эмоций) и «операторное мышление» (когда человек напоминает робота: не чувствует эмоций людей, с которыми общается, и основывает свое общение только на «информации»). В отличие от времен Фрейда, сейчас возможна аналитическая помощь таким пациентам.
В вопросе отбора пациентов на анализ во времена фрейда решающим являлся диагноз. На сегодняшний день благодаря многим открытиям вышеперечисленных (и не перечисленных) аналитиков к анализу пригодны пациенты с практически любыми видами патологии. Но отбор пациентов существует, и основывается он совсем на других принципах: на качестве функционирования здоровой части Я. Главный вопрос: будет ли способна эта здоровая часть психики выдержать трудную работу — анализ больной части психики? Параллельно были выработаны различные виды психоаналитического вмешательства в зависимости от силы Я. Фрейд только мечтал о других модификациях психоанализа, а на сегодняшний день они существуют: анализ в чистом виде, параметрический анализ, экспрессивная психоаналитическая терапия, экспрессивно поддерживающая психоаналитическая терапия, поддерживающая психоаналитическая терапия. При отборе пациентов важно рекомендовать подходящий из этих видов анализа.
Радикально изменилось и отношение к контрпереносу в психоанализе. Фрейд видел в нем только проблемы самого аналитика и помеху анализу. Это было естественным следствием отсутствия полного анализа самих аналитиков в процессе обучения. (Фрейд рекомендовал кратковременные периодические курсы анализа для самих аналитиков.) Благодаря революционной работе П. Хай-манн в 1950 году контрперенос стал восприниматься как результат взаимодействия личности пациента с личностью аналитика. Это открыло возможности использования чувств, проявляющихся при контрпереносе, в качестве ключа к пониманию проблем пациента, фрейд писал о двух способах донесения своих проблем пациентом
Предисловие
до аналитика: через воспоминания (вербально) о травматических событиях и их воспроизведение (поведенчески). Но проблемы, появившиеся на первом году жизни, до развития моторики и речи, не могут быть донесены этими способами. Оказалось, что только чувства при контрпереносе могут быть индикатором этих ранних проблем. Речь идет о воспроизведении экспрессивно-эмоциональной (довербальной и доповеденческой) коммуникации между матерью и младенцем в первом полугодии жизни.
Погружение на такие ранние стадии развития и помощь пациентам с доэдиповой проблематикой потребовали также изменения техники воздействия на психику пациента. Согласно Фрейду, единственной такой техникой является интерпретация. Но она эффективна только при достаточно зрелом Я. Для пациентов с несформировавшимся Я были разработаны другие способы воздействия: контейнирование (В. Бион), отзеркаливание (*. Ко-хут), повторное переживание (М. Гилл), обретение нового объекта (английская школа) и др. Были также разработаны техники работы с детьми разных возрастов: с подростками — принятие частичного отреагирования, с детьми латентного возраста — рисование в качестве метода свободных ассоциаций, эдипова возраста — свободные игры, от полугода до трех лет — моторное отреагирование (А. Фрейд, М. Кляйн, Д. Винникотт и др.). Разработаны также аналитические методы воздействия на детей разных возрастов через родителей, членов семьи (Э. Фурман, А. Фрейд, М. Кляйн, Д. Винникотт, С. Ле-бовичи).
Положение пациента лежа на кушетке перестало быть обязательным. По его выбору можно использовать различные положения: сидя лицом к лицу, сидя боком, сидя спиной, лежа на кушетке.
В противоположность фрейдовской реконструкции детского периода жизни по воспоминаниям и ассоциациям пациента было начато прямое наблюдение за развитием детей: А. Фрейд, М. Кляйн, С. Шпильрейн, А. Се-
Предисловие
гял, Д. Боулби, Р. Шпиц, М. Малер, Д. Винникотт, Э. Фурман, П. Лауфер, Г. Перенс. Это дало возможность понять не совсем полное соответствие взрослой «легенды о своем Детстве» реальной истории детства человека. На вопрос одной женщины о рекомендациях по воспитанию своего ребенка Фрейд ответил: «Воспитывайте как хотите, все равно воспитаете неправильно». Сейчас уже есть разработанные реальные рекомендации родителям по воспитанию своих детей как в случаях нормы, так и при различных отклонениях от нее.
Для Фрейда вопрос «были ли реальными совращение или травма ребенка в детстве, или это только сексуальные фантазии?» оставался открытым. Вспомним также, что свою теорию травмы он строил, основываясь на воспоминаниях пациентов с истерической патологией. В настоящее время американской психоаналитической школой выяснено, что истерическая патология развивается при фантазиях о травме или совращении (что тоже является вариантом травмы для Я). При реальной же травме или реальном совращении развивается зашита в виде вертикального расщепления, ведущего к диссоциирован-ной патологии личности (множественная личность в наиболее тяжелом варианте).
Обзор теоретической и технической эволюции психоанализа можно продолжать еще долго. Я остановился только на самых важных моментах, чтобы показать, насколько для России важно сейчас издавать книги по современному психоанализу, чтобы догнать мировой уровень развития.
Последнее, на чем хочу остановиться, это отношение психоанализа к другим видам психотерапии и психологической коррекции в современном западном мире. Первый этап развития психоанализа сопровождался большим подъемом его популярности, можно сказать, верой в его всемогущество. Затем наступил период закономерного разочарования (ибо всемогущих методов не бывает), сужения круга интересующихся. На сегодняшний день
Предисловие
количество психоаналитических пациентов по сравнению с общим количеством психотерапевтических пациентов составляет только 5-10%. Это естественный процесс: любой метод психотерапии (и науки в целом) проходил аналогичные этапы развития. Не существует «единственно лучшего» или универсального метода. Лучший метод — тот, который показан данному конкретному пациенту. Психоанализ занял свое место в ряду других методов психотерапии.
Скромное его место в этом ряду понятно: ни один другой метод не требует столько времени (до нескольких лет), денег, а также психических сил (из-за необходимости заново пережить все конфликты и травмы развития). Когда пациент только заболел неврозом, он выберет метод, способный помочь при минимальных затратах времени, денег, душевных сил. И существует немало методов, оказывающих такую помощь без «реанимации» всей жизни человека. К аналитикам приходят в основном те пациенты, которые уже попробовали разные методы психотерапии, оказавшиеся неэффективными, и поняли, что без полной «ревизии» всей жизни их проблемы не могут быть решены. В этом смысле психоанализ является самым глубинным методом психотерапии.
Но есть еще один примечательный факт: на фоне малого процента клинического психоанализа психоаналитическая теория является базой большинства современных психотерапевтических методов. В современном западном мире почти нет методов психотерапии, не основывающихся на психоаналитической теории развития. И в этом смысле психоанализ является наиболее глубинной теорией психотерапии.
Данная серия Международной психоаналитической ассоциации уникальна тем, что в одной небольшой книге читатель сможет проследить всю столетнюю эволюцию целого направления психоаналитической науки, идя от взглядов ее основателя до современных концепций.
Предисловие
Это очень интересный процесс открытия: посмотреть, как из одной небольшой статьи Фрейда, зачастую очень спорной и неоднозначной, в дальнейшем вырастает целое направление науки. Причем это направление далеко не всегда подтверждает догадки Фрейда: что-то подтверждает, что-то развивает, что-то опровергает. Но, быть может, в этом и состоит гениальность человека, ученого: высказать свои мысли таким образом, чтобы они толкали коллег-оппонентов (и современников, и будущих поколений) на спор, на движение в этом направлении и в конечном счете инициировали развитие науки.
Я думаю, читатель получит двойное удовольствие: и познав научные взгляды, и проследив их эволюцию в такой сжатой форме. Это можно сравнить с тем, что нам нравится наблюдать не только конечный «продукт», например бабочку, но мы с удовольствием смотрим научно-популярные фильмы, когда в ускоренной съемке нам показывают, как из яйца образуется личинка, из нее куколка, из куколки бабочка. Мы не можем сказать, что знаем все о бабочке, если не видели всех предыдущих стадий развития. Также и в науке ценны не только конечные знания на каждый «сегодняшний» день, но и история их становления. Без этого мы не можем видеть, что с этой наукой будет завтра.
Сопредседатель правления Российской психоаналитической ассоциации М. В. Ромашкевич
КОНЕЧНЫЙ И БЕСКОНЕЧНЫЙ АНАЛИЗ 3. Фрейд
Мы научены опытом, что психоаналитическая терапия, освобождение человека от его невротических симптомов, внутренних барьеров и аномалий характера, — долгий труд. Поэтому с самого начала предпринимались попытки сократить продолжительность анализа. Такие усилия не нуждались в обосновании; их можно было свести к самым понятным и целесообразным побуждениям. Но в них, пожалуй, проявлялся и остаток того нетерпимого пренебрежения, с которым в ранний период медицина рассматривала неврозы, считая их избыточными последствиями невидимых нарушений. И если уж приходилось заниматься ими, то хотелось отделаться от них как можно скорее. Особенно энергичную попытку в этом направлении предпринял О. Ранк в приложении к своей книге «Травма рождения» (1924). Он предположил, что акт рождения и есть истинный источник неврозов, поскольку привносит с собой возможность «первичной фиксации» на матери, которая не будет преодолена и сохранится в виде «первичного вытеснения». Последующей аналитической проработкой этой первичной травмы Ранк надеялся устранить невроз в целом, тем самым частичный анализ делал ненужной всю остальную аналитическую работу. И чтобы добиться этого, понадобится лишь несколько месяцев. Не будем спорить, ход мыслей Ранка дерзок и остроумен, но критической проверки они не выдержали. Впрочем, попытка Ранка была детищем времени, появившимся на свет под впечатлением
3. Фрейд
контраста между европейской послевоенной нищетой и американским «**********» ^ и предназначенным приноровить темп аналитической терапии к суматошной американской жизни. Не много довелось услышать о том, что дало применение плана Ранка к случаям заболеваний. Наверное, не больше, чем действия пожарной команды, которая при пожаре, вызванном опрокинутой керосиновой лампой, довольствовалась бы тем, что вынесла эту лампу из комнаты, в которой возник пожар. Хотя, конечно, работу пожарной команды удалось бы таким образом значительно сократить. Теория и практика ранковского эксперимента сегодня уже в прошлом, как и само американское «**********» ^
Другой способ ускорить процесс аналитического лечения был предложен мною самим еще до войны. В то время я занимался лечением одного молодого русского, избалованного богатством, который совершенно беспомощным приехал в Вену в сопровождении личного врача и сиделки ". За несколько лет удалось вернуть ему большую часть его самостоятельности, пробудить интерес к жизни, упорядочить отношения с наиболее значимыми для него людьми, но затем движение застопорилось; прояснение детского невроза, на котором основывалось последующее заболевание, не шло дальше, и было очевидно, что пациент находил такое свое положение вполне удобным и не желал сделать ни шага, который бы приблизил его к завершению лечения. Это был случай
' Процветание (англ.) — Ред.
^ [Это было написано вскоре после тяжелого финансового кризиса в Соединенных Штатах. Подробная критика теории Ранка содержится в работе Фрейда «Торможение, симптом и страх» (1926*).] — Здесь и далее в квадратных скобках примечания редактора к ******** *******.
^ См. опубликованную с позволения пациента статью «Из истории одного детского невроза» (1918Ь). Последующее заболевание молодого человека излагается там не подробно, а лишь урывками, где этого настоятельно требует связь с детским неврозом.
Конечный и бесконечный анализ
самозатормаживания лечения; оно оказалось под угрозой провала из-за своего — частичного — успеха. В этой ситуации я решился на героический шаг: установить сроки ^ В начале рабочего сезона я заявил пациенту, что этот год будет последним в его лечении, независимо от того, чего он добьется за оставшееся время. Вначале он мне не поверил, но когда убедился в полной серьезности моих намерений, наступило желанное изменение. Его сопротивления ослабли, и за эти последние месяцы он сумел воспроизвести все воспоминания и раскрыть все связи, которые казались необходимыми для понимания прежнего и преодоления нынешнего неврозов. Когда он покинул меня в разгар лета 1914 года, как и все мы, не подозревая о грядущих событиях, я считал его полностью и окончательно вылеченным.
В дополнении ' к истории болезни (1923) я уже сообщал, что все оказалось не так. Когда к концу войны он возвратился в Вену неимущим беженцем, мне пришлось помочь ему преодолеть еще не изжитую часть переноса; это удалось сделать за несколько месяцев, и я мог завершить свое дополнение сообщением, что «пациент, которого война лишила родины, имущества и всех семейных связей, с тех пор чувствовал себя нормально и отличался безупречным поведением» ^ Прошедшие полтора десятилетия не опровергли это заключение, но вынудили сделать кое-какие оговорки. Пациент остался в Вене и достиг некоторого, пусть даже скромного, социального положения. Но за это время его хорошее самочувствие неоднократно нарушалось приступами болезни, которые можно было расценить лишь как ответвления его жизненного невроза. Благодаря умению одной из моих учениц, д-ра Рут Мак-Брунсвик, эти состояния после кратковременного лечения всякий раз пре-
' [**.: ******** *******, 17, 10-11.] ^[Там же, 121.]
^ [Фрейд воспроизводит здесь цитату из своего дополнения не совсем точно. Ср.: **************, 8, 231.] 2 — 3328
^
3. Фрейд
Конечный и бесконечный анализ
одолевались; я надеюсь, вскоре она сама расскажет об этих опытах ^ Некоторые из этих приступов были связаны с остаточными явлениями переноса; при всей их мимолетности они имели явно выраженный паранойяльный характер. В других же патогенный материал состоял из фрагментов истории его детства, которые не проявились в проведенном мной анализе и теперь — невозможно избежать сравнения — по истечении времени отторгались подобно нитям после операции или омертвевшим кусочкам кости. Я считаю историю исцеления этого пациента не менее интересной, чем историю его болезни.
Позднее я применял установление срока и в иных случаях, принимая к сведению опыт и других аналитиков. Вывод о ценности этого шантажисткого приема однозначен: он эффективен, если применяется своевременно. Но он не гарантирует выполнения задачи в полной мере. Напротив, можно быть уверенным, что если одна часть материала под давлением угрозы становится доступной, то другая часть удерживается и тем самым, так сказать, оказывается погребенной, потерянной для терапевтических усилий. Однажды определив срок, его нельзя оттягивать, иначе пациент утратит впредь всякую веру. Напрашивающимся выходом было бы продолжение лечения у другого аналитика; хотя, как известно, такая перемена означает новую потерю времени и отказ от плодов затраченного труда. Невозможно также установить общее правило, когда наступает момент, чтобы применить это сильнодействующее техническое средство; все зависит от такта аналитика. Ошибку уже не исправить. Здесь уместна поговорка, что лев прыгает только раз.
' [На самом деле такое сообщение появилось еще за несколько лет до этого (*********, 1928). Другая информация о дальнейшей истории этого случая содержится в редакторском примечании в ******** *******, 17, 122, а также в опубликованной Муриэль Гардинер книге о «человеке-волке» (**** *-****, 1972).]
Обсуждение технической проблемы, как можно ускорить медленное течение анализа, подводит нас к другому, более интересному вопросу, а именно: бывает ли естественное окончание анализа, можно ли вообще привести анализ к такому завершению? Словоупотребление, бытующее среди аналитиков, похоже, говорит в пользу подобного предположения, поскольку часто слышишь, как о познанном в своем несовершенстве человеческом дитя с сожалением или извинением говорят: «Его анализ не завершен», или: «Он не до конца проанализирован».
Прежде всего надо договориться, что понимать под многозначным выражением «конец анализа». С практической точки зрения это сделать легко. Анализ завершен, когда аналитик и пациент больше не встречаются на аналитических сеансах. Это происходит тогда, когда в целом выполнены два условия: во-первых, пациент больше не страдает от своих симптомов, а также преодолел свои страхи и торможения; и, во-вторых, аналитик считает, что у больного осознано столько вытесненного, объяснено столько непонятного, устранено столько внутреннего сопротивления, что повторения данных патологических процессов уже не нужно бояться. Если достижению этой цели препятствуют внешние трудности, то лучше говорить о неполном, а не о незавершенном анализе.
Другое значение «конца анализа» гораздо претенциознее. В этом его значении мы спрашиваем, не было ли оказано на пациента столь большое воздействие, что продолжение анализа не обещает дальнейших изменений. То есть можно ли с помощью анализа достичь уровня абсолютной психической нормальности, который, как можно предполагать, способен оставаться стабильным, как если бы удалось устранить все имевшиеся вытеснения и восполнить все пробелы воспоминаний. Обратимся 2*
3. Фрейд
вначале к опыту, — встречается ли нечто подобное, а затем к теории, — возможно ли такое вообще.
Каждому аналитику приходилось иметь дело со случаями с таким благоприятным исходом. Удавалось устранить имевшееся невротическое расстройство, оно не возвращалось и не замещалось каким-либо другим. Отчасти понятны и предпосылки таких успехов. Я пациента не было заметно изменено ', а этиология нарушения являлась преимущественно травматической. Этиология всех невротических расстройств является все же смешанной; речь идет либо о чрезвычайно сильных, то есть не поддающихся приручению " со стороны Я влечениях, либо о воздействии ранних, то есть преждевременных, травм, с которыми не смогло справиться незрелое Я, — как правило, о взаимодействии обоих моментов, консти-туционального и случайного. Чем сильнее первый, тем скорее травма приведет к фиксации и оставит после себя нарушение в развитии; чем сильнее травма, тем вероятнее проявятся ее разрушительные последствия — даже при нормальном соотношении влечений. Без сомнения, травматическая этиология предоставляет гораздо более благоприятную возможность для анализа. Только в случае расстройства, обусловленного главным образом травмой, анализ способен проявить себя во всем блеске: заменить благодаря окрепшему Я неудовлетворительное решение, принятое в раннем возрасте, верным. Лишь в таком случае можно говорить об окончательно завершенном анализе. Здесь анализ сделал свое дело и не нуждается в продолжении. Правда, если пациент, вылеченный таким образом, не продуцирует более нарушения, заставляющего его обратиться к анализу, нам не известно, в какой мере за этот иммунитет он должен благодарить благосклонную судьбу, избавившую его от слишком суровых испытаний.
' [Идея «изменения Я» подробно обсуждается ниже, в частности в разделе *.] " [Термин обсуждается ниже.]
Конечный и бесконечный анализ
Конституциональная сила влечения и нежелательное изменение Я, то есть его искривленность и суженность, возникшие в защитной борьбе, являются факторами, неблагойриятно влияющие на анализ и способные растянуть его продолжительность до бесконечности. Первый фактор — силу влечения — пытаются сделать ответственным также за возникновение второго — изменение Я, но, похоже, последнее имеет и свою собственную этиологию; впрочем, следует признать, что эти отношения еще недостаточно известны. Только сейчас они становятся предметом аналитического исследования. Мне кажется, что интерес аналитиков в этой области вообще имеет неверное направление. Вместо того, чтобы исследовать, как происходит излечение посредством анализа, что я считаю достаточно выясненным, следует поставить вопрос: какие препятствия стоят на пути аналитического лечения?
В связи с этим я бы хотел обсудить две проблемы, непосредственно вытекающие из аналитической практики, как это будет показано на следующих примерах. Один человек, сам с большим успехом практиковавший анализ, считает, что его отношение как к мужчинам, так и к женщинам — к мужчинам, которые являются его конкурентами, и к женщине, которую он любит, — не свободно все же от невротических помех и поэтому решает подвергнуть себя анализу у своего коллеги, который представляется ему более опытным '. Такое критическое прояснение собственной личности приносит ему полный успех. Он женится на любимой женщине, а мнимый соперник превращается в друга и учителя. Проходят многие годы, в течение которых его отношение к прежнему аналитику ничем не омрачается. Но затем,
' [Согласно Эрнесту Джонсу, речь идет о Ференци, который три недели в октябре 1914 года и еще три недели в июне 1916 года (по два сеанса ежедневно) анализировался Фрейдом. См. Джонс (1962Ь, 180) и (1962а, 210 и 228). Ср. также фрейдовский некролог в связи с кончиной Ференци (1933с).]
3. Фрейд
без какого-либо внешнего повода возникает нарушение. Человек, прошедший анализ, становится в оппозицию к аналитику, упрекая его в том, что тот не провел полный анализ. Ведь ему следовало знать и учитывать, что отношения переноса никогда не бывают только позитивными; он должен был рассмотреть и возможность негативного переноса. Аналитик оправдывается тем, что во время анализа не было никаких признаков негативного переноса. Но даже если предположить, что он проглядел едва заметный признак такового, чего нельзя исключить, учитывая узость горизонта той ранней эпохи анализа, все же сомнительно, по силам ли было ему активизировать тему, или, как теперь говорят, «комплекс», просто указав на нее, коль скоро у самого пациента она не была актуальной. Для этого пришлось бы совершить в прямом смысле недружелюбное действие по отношению к пациенту. И, кроме того, не всякие добрые отношения между аналитиком и анализируемым во время и после анализа следует расценивать как перенос. Ведь существуют и дружеские отношения, имеющие реальные основания и доказывающие свою жизнеспособность.
Приведу тут же второй пример, в котором поднимается эта же проблема. Старая дева с пубертатного возраста была выключена из жизни неспособностью ходить из-за сильных болей в ногах — состояние явно истерической природы, не поддававшееся никакому лечению; аналитическая же терапия за три четверти года устраняет его и возвращает этой порядочной и достойной женщине право на участие в жизни. Но годы после выздоровления не приносят ничего хорошего: катастрофы в семье, потеря состояния, исчезновение с возрастом всяких перспектив на счастливую любовь и брак. Но бывшая больная доблестно противостоит всему и в тяжелые времена служит опорой для близких. Уже не помню, то ли через двенадцать, то ли через четырнадцать лет после окончания лечения ей пришлось пройти гинекологи-
Конечный и бесконечный анализ
ческое обследование по поводу сильных кровотечений. Была обнаружена миома, которая потребовала удаления всей матки. После этой операции женщина опять заболела. Она "влюбилась в своего хирурга, предавалась мазо-хистским фантазиям об ужасных изменениях внутри, окутывая ими свой любовный роман, оказалась недоступной новым попыткам анализа и до конца своей жизни так и не пришла в норму. Успешное лечение имело место так давно, что мы не вправе предъявлять к нему большие претензии; оно приходится на первые годы моей аналитической деятельности. И все же возможно, что второе заболевание проистекало из того же источника, что и успешно преодоленное первое, что оно явилось измененным выражением тех же самых вытесненных побуждений, которые лишь частично были разрешены в процессе анализа. И все же хочется верить, что без новой травмы не было бы и новой вспышки невроза.
Этих двух случаев, специально выбранных из большого числа подобных, вполне достаточно, чтобы развернуть дискуссию по нашим темам. Скептики, оптимисты, честолюбцы будут расценивать их совершенно иначе. Первые скажут: вот и доказано, что даже удачное аналитическое лечение не защищает исцеленного в то время больного от опасности заболеть в дальнейшем другим неврозом или даже неврозом, коренящимся в тех же самых влечениях, то есть, собственно говоря, от возвращения прежнего недуга. Другие сочтут это доказательство необоснованным. Они возразят, что оба случая относятся к раннему периоду психоанализа, к событиям двадцати- и тридцатилетней давности. С тех пор наши знания углубились и расширились, наша техника изменилась в соответствии с новыми достижениями. Сегодня можно требовать и ожидать, что аналитическое лечение окажется окончательным или, по крайней мере, что новое заболевание не будет оживлением прежнего нарушения влечения, выраженного в новой форме. Опыт не обязывает нас столь ощутимым образом ограничивать требования к нашей терапии.
3. Фрейд
Разумеется, я выбрал оба эти наблюдения именно потому, что они относятся к столь отдаленному времени. Чем недавнее успех лечения, тем, естественно, он менее пригоден для наших размышлений, поскольку у нас нет средств предсказать его дальнейшую судьбу. Ожидания оптимистов определенно предполагают разного рода вещи, которые отнюдь не являются очевидными: во-первых, что вообще возможно раз и навсегда устранить конфликт влечений (точнее говоря, конфликт между Я и влечением); во-вторых, что, избавляя человека от конфликта влечений, так сказать, удается привить его от всех прочих возможностей подобного конфликта; в-третьих, что в нашей власти в целях профилактики пробуждать патогенный конфликт, который не проявляется в данный момент, и что поступать так мудро. Я поднимаю эти вопросы, не намереваясь в настоящее время на них ответить. Пожалуй, дать определенный ответ на них сейчас вообще невозможно.
Вероятно, теоретические рассуждения позволят нам в какой-то мере их прояснить. Но уже сегодня нам ясно нечто иное: путь к исполнению возросших требований к аналитическому лечению не ведет к сокращению или через сокращение его продолжительности.
Аналитический опыт, насчитывающий несколько десятилетий, и изменения в моей деятельности побуждают меня попробовать дать ответ на поставленные вопросы. В прежние времена мне довелось иметь дело с большим числом пТациентов, которые, естественно, стремились к быстрому завершению работы; в последние годы преобладали учебные анализы. Кроме того, у меня осталось сравнительно небольшое число тяжелых больных, продолжавших лечение с короткими или более длительными перерывами. Терапевтическая цель в работе с этими
Конечный и бесконечный анализ
пациентами стала другой. Вопрос о сокращении лечения уясе не рассматривался; задача заключалась в том, чтобы полностью исчерпать возможности болезни и добиться радикальных перемен в личности.
Из трех моментов, которые, как мы признали, определяют возможности аналитической терапии — воздействия травм, конституциональной силы влечения, изменения Я, — здесь нас интересует только второй, сила влечения. Следующее соображение заставляет нас усомниться, действительно ли ограничение прилагательным «конституциональный» (или «врожденный») является неизбежным. Каким бы важным с самого начала ни казался конституциональный момент, все же вполне возможно, что возникающее в последующей жизни усиление влечения способно оказать такие же воздействия. В таком случае следовало бы изменить формулу и говорить о нынешней силе влечения, а не о конституциональной. Первый из наших вопросов гласил: «Можно ли посредством аналитической терапии полностью и окончательно устранить конфликт между влечением и Я, то есть патогенное требование влечения к Я?» Пожалуй, во избежание недоразумений будет нелишним остановиться на том, что мы имеем в виду под выражением «окончательное устранение требования влечения». Разумеется, не то, что оно исчезнет и никогда больше не заявит о себе. В целом это невозможно и даже было бы нежелательно. Нет, мы имеем в виду нечто иное, что примерно можно обозначить как «приручение» ^ влечения: это означает, что влечение приводится в полную гармонию с Я, ста-
' [Фрейд использовал это выражение также в работе «Экономическая проблема мазохизма» (1924с), чтобы описать процесс, посредством которого либидо может обезвредить влечение к смерти. Намного раньше, в «Проекте психологии» (1895), он использовал его для описания процесса, в результате которого благодаря вмешательству Я болезненные образы воспоминаний перестают быть аффективными (*****, 1950а, последняя треть 3-й части).]
3. Фрейд
Конечный и бесконечный анализ
новится доступным всем остальным стремлениям в Я и более не ищет собственных путей к удовлетворению. Если спросить, каким образом это происходит, то ответ будет найти нелегко. Приходится сказать: «Так ведьма, стало быть, нужна» '•. А именно ведьма метапсихологии. Без метапсихологических спекуляций и теоретизирования — едва было не сказал: фантазирования — здесь не сдвинешься ни на шаг. К сожалению, прорицания ведьмы и на сей раз не отличаются ни ясностью, ни обстоятельностью. У нас есть лишь отправная точка — правда, бесценная — противоположность между первичным и вторичным процессами, на которую и здесь тоже я хочу указать.
Если мы теперь вернемся к нашему первому вопросу, то обнаружим, что наша новая точка зрения вынуждает нас к определенному решению. Вопрос состоял в том, можно ли полностью и окончательно разрешить конфликт влечения, то есть «приручить» притязания влечения подобным образом. В такой постановке вопроса сила влечения вообще не упоминается, но именно от нее и зависит результат. Мы исходим из того, что все, что анализ дает невротику, здоровый человек достигает без этой помощи. Но у здорового человека, как показывает повседневный опыт, любое разрешение конфликта влечения происходит лишь при определенной силе влечения, точнее говоря, только при определенном соотношении между силой влечения и силой Я ". Но если сила Я вследствие болезни, переутомления и т.п. уменьшается, то все успешно прирученные доселе влечения могут вновь заявить о себе и устремиться аномальными путями к достижению своего эрзац-удовлетворения '.
' [Гёте И. В., Фауст, часть 1, 6-я сцена.] ^ Или, если быть совершенно точным, для определенного диапазона этого соотношения.
" Это служит аргументом в пользу этиологического подхода к таким неспецифическим моментам, как переработка, шоковое воздействие и т.д., которые всегда получали всеобщее
Неопровержимое доказательство этому утверждению дают уже ночные сновидения, реагирующие на засыпа-цие Я пробуждением притязаний влечений.
Не оставляет сомнений и материал другого рода. Дважды в течение индивидуального развития — в пубертате и в менопаузе у женщин — происходит значительное усиление определенных влечений. Мы ничуть не удивляемся, если человек, который прежде не был невротиком, становятся им в это время. Приручение влечений, удававшееся ему при небольшой силе влечений, теперь, при их усилении, не удается. Вытеснение ведет себя как плотина под напором воды. То же, что происходит при этих двух физиологических усилениях влечений, может иной раз возникнуть в любой другой период жизни вследствие случайных влияний. К усилению влечений приводят новые травмы, вынужденные отказы, коллатеральные влияния влечений друг на друга. Результат всегда один и тот же и он подтверждает неодолимую силу количественного момента в возникновении болезни.
Мне становится неловко за все эти тяжеловесные объяснения, поскольку все, о чем говорилось, давно известно и само собой разумеется. Действительно, мы всегда вели себя так, как будто все это знали; но в своих теоретических представлениях мы чаще всего забывали уделять экономическому аспекту то же внимание, что динамическому и топическому. Моим извинением является, стало быть, то, что я напоминаю об этом упущении \
Признание, но именно психоанализом были отодвинуты на задний план. Здоровье нельзя описать иначе, как метапсихологи-чески, как соотношение сил между познанными нами, если хотите, раскрытыми, предполагаемыми инстанциями душевн<