Содержание
Книга I. События до вступления в войну южноафриканских войск. 2
Глава 1. Перед войной(Январь-июль 1914 года) 2
Глава 2. Начало войны (Август 1914 года) 9
Глава 3. Первые бои (Август-сентябрь 1914 года) 14
Глава 4. Ноябрьские бои у Танги (Октябрь-ноябрь 1914 года) 19
Глава 5. В ожидании дальнейших событий (Ноябрь-декабрь 1914 года) 26
Глава 6. Опять тяжелые бои на северо-востоке (Декабрь 1914 - январь 1915 г) 29
Глава 7. Малая война и новые приготовления (Февраль-июнь 1915 года) 33
Глава 8. В ожидании большого наступления неприятеля. Энергичное использование остающегося времени (Июнь - декабрь 1915 года) 39
Глава 9. Второстепенные участки военных действий. Малая война на воде и на суше (В течение 1914 -1915 года) 44
Книга II. Наступление со всех сторон превосходных сил противника (От появления южно-африканских войск до потери колонии) 54
Глава 1. Наступление неприятеля у горы Ольдоробо (Февраль 1916 года) 54
Глава 2. Наступление неприятеля и бой у Реаты (Март 1916 года) 56
Глава 3. Отступление под натиском превосходных сил противника (Март - апрель 1916 года) 62
Глава 4. Наступление неприятеля в районе Северной железной дороги (Апрель - июнь 1916 года) 67
Глава 5. Между Северной и Центральной железными дорогами (Июнь-август 1916 года) 73
Глава 6. Продолжительные бои в районе Руфиджи (Август-сентябрь 1916 года) 78
Глава 7. Нападение противника на юго-восточную часть колонии (Сентябрь 1916 - январь 1917 года) 83
Глава 8. Заботы и затруднения во время пребывания в области Руфиджи (Январь - март 1917 года) 91
Глава 9. На второстепенных участках военных действий (Вторая половина 1916 года) 95
Глава 10. В районе Линди и Кильвы (Январь-август 1917 года) 99
Глава 11. В юго-восточной части колонии (Август - октябрь 1917 года) 108
Глава 12. Последние недели на немецкой территории (Октябрь - ноябрь 1917 г.) 113
Книга III. Бои на неприятельской земле (От перехода в португальскую Африку до перемирия) 119
Глава 1. Через Ровуму (Ноябрь 1914-январь 1918 года) 119
Глава 2. Восточнее реки Лудженды (Январь-май 1918 года) 128
Глава 3. В районе рек Лурио и Ликунго (Май-июнь 1918 года) 135
Глава 4. Дальнейший поход в южном направлении (Июнь-июль 1918 года) 141
Глава 5. Опять на север к реке Намирруе (Июль 1918 года) 145
Глава 6. Назад к реке Лурио (Август-сентябрь 1918 года) 151
Глава 7. Еще раз на немецкой земле (Сентябрь-октябрь 1918 года) 158
Глава 8. Вторжение в Британскую Родезию (Ноябрь 1918 года) 161
Глава 9. Перемирие и возвращение на родину (Ноябрь 1918-февраль 1919 года) 164
Примечания. 172
Книга I. События до вступления в войну южноафриканских войск
Глава 1. Перед войной(Январь-июль 1914 года)
Мысли о задачах и назначении колониальных войск. Подробности возможных планов обороны колонии. Распределение, вооружение и обучение войск. Боевое использование и настроения туземцев. Богатства страны и туземное хозяйство, Коневодство и охота. Несколько поездок для осмотра частей и изучения страны. Национальная пропаганда в приграничных районах со стороны миссий наших будущих противников
Когда, в январе 1914 года, я высадился в Дар-эс-Саламе, я вряд ли предчувствовал, какую задачу нужно будет решать через несколько месяцев. Однако, в течение последнего десятилетия мировая война не раз становилась настолько вероятной, что я вынужден был серьезно ставить перед собой вопрос, придется ли подчиненным мне частям играть хоть какую-то роль в такой войне и какие задачи могут быть на нас возложены. Судя по положению колонии и численности имевшихся налицо войск, чей состав мирного времени немногим превышал 2 тысячи человек, нам могла выпасть только второстепенная роль. Я знал, что судьба колоний, как и других немецких владений, будет решена на европейских полях сражений. Однако каждый немец, независимо от того, где бы он ни находился, должен был принять посильное участие в этом решении. Таким образом и на нас, находившихся в колониях, возлагалась обязанность сделать для родины все, что в наших силах.
Вопрос заключался в том, были ли мы в состоянии оказать влияние на судьбу Германии на второстепенных театрах военных действий и могли ли с нашими слабыми силами отвлечь сколь-нибудь значительные части противника от Европейского или какого-либо другого важного театрах борьбы или же нанести неприятелю серьезные потери в личном составе и военном снаряжении. Лично я в то время отвечал на этот вопрос утвердительно. Тем не менее далеко не все верили в это и потому приготовления к войне оказались не полными.
Следовало иметь в виду, что мы только тогда сможем связать неприятельские войска, если действительно атакуем противника в чувствительном для него пункте или, по крайней мере, будем ему угрожать. Затем не надо забывать, что при чисто оборонительной тактике с имеющимися средствами обеспечить защиту колонии было невозможно. Ведь речь шла о сухопутной и береговой границе, примерно, такой же длины, как и у Германии. Поэтому нельзя было дробить незначительные наличные силы для местного сопротивления, но, наоборот, держать их вместе, схватить противника за горло и этим заставить его использовать войска для собственной защиты. Если бы удалось осуществить эту мысль, то были бы обеспечены самым действительным образом и наша береговая линия и наши бесконечной длины сухопутные границы.
Когда же задавали вопрос, где находится такой чувствительный для противника пункт, который давал бы надежду на успешное нападение или, по крайней мере, на возможность серьезной угрозы, то, само собой, останавливались на границе между германской и английской Восточной Африкой. Вдоль нее, на расстоянии нескольких переходов, проходит жизненная артерия британских владений — Угандская железная дорога, которую, при длине в добрых 700 километров, неприятелю было бы чрезвычайно трудно защищать и которая поэтому при действительной угрозе привязывала бы к себе большую часть его войск {1}.
Начатые мною в 1914 году первые разведывательные и инспекторские поездки привели меня от Дар-эс-Салама на пароходе в Тангу, оттуда в Узамбару и дальше в окрестности Килиманджаро и горы Меру. В Узамбаре я нашел в лице моего друга еще по военной школе, капитана в отставке, фон-Принца, одного из наиболее горячих сторонников мысли, что мы, восточно-африканцы, не имеем права сидеть спокойно в случае войны против Англии, но должны нанести удар, если только представится возможность облегчить ведение войны в Европе. Он сообщил мне о том, что в районах Узамбары, Килиманджаро и у горы Меру формируются добровольческие стрелковые отряды, в которые, как это можно предвидеть, скоро войдут почти все способные носить оружие немцы этой северной области. При тамошней плотности расположения колонистов это имело большое значение. В течение войны мы смогли выставить в общем около 3.000 европейцев на службу в колониальных войсках; и как раз эти районы, прилегающие к Узамбарской железной дороге{2}, дали главную массу набора. Во всяком случае, было трудно подыскать подходящую прочную военную организацию для этих добровольческих объединений и полностью использовать широкое добровольческое движение. Однако в конце концов все, даже те, кто не был военнообязанным, готовились пойти в случае войны в колониальные части. В местных правительственных учреждениях я нашел большую поддержку, но в то же время и правильные опасения — будут ли подобные добровольческие организации иметь необходимую устойчивость во время мировой войны, которая, вероятно, совершенно отрежет нас от родины, так что мы будем предоставлены собственным силам. Плохо обстояло дело с вооружением. Правда, почти каждый европеец имел годную для использования магазинную винтовку, но до описываемого времени не было устранено разнообразие образцов, что затрудняло снабжение патронами. Задачи вооружения добровольцев оружием военного образца остались не разрешенными до начала объявления войны.
В Вильгельмстале я встретил отделение чернокожих полицейских под командой дюжего вахмистра, родом из Дитмаршена.
В то время как собственно колониальные войска подчинялись военному командованию, некоторые отделения полицейских войск зависели от гражданских властей, и, таким образом, каждый управляющий округом имел отряд от 100 до 200 человек для взыскания налогов и для того, чтобы придавать его распоряжениям нужный авторитет. Господствовало стремление постоянно увеличивать эти полицейские части за счет колониальных войск. Наряду с колониальными войсками образовались такие же сильные полицейские части, которые по своему составу едва ли могли быть чем-либо иным, кроме как карикатурой на военную организацию. Управляющий округом, штатский человек, часто мало понимал в военном деле и предоставлял командование и обучение своих полицейских аскари{3} полицейскому вахмистру. Последний усердно работал с чувством долга старого служаки, унтер-офицера, но указания старшего строевого начальника редко доходили до него, так как полицейский инспектор-офицер мог только время от времени посещать каждый округ. Поэтому полицейские аскари распускались, и им зачастую не хватало строгой дисциплины. К сожалению, полицейские части нередко отнимали у колониальных войск лучший личный состав, — старослужащих из туземцев, которые затем в полиции теряли свои военные навыки. В результате качество колониальных войск все более и более ухудшалось ради полицейских частей, из которых при существующем положении никогда не могло получиться что-либо годное для боевого использования.
Из Неймоши, конечного пункта Узамбарской дороги, я отправился через Марангу, где встретил английского консула Кинга из Дар-эс-Салама, в область Килиманджаро, а оттуда в Арушу. Несколько немецких колонистов, частью бывшие офицеры, которых я посетил во время пути в их владениях, подтвердили мне, что тамошние немецкие поселенцы также представляют ценный военный материал.
Капитан флота в отставке Шенфельд гостеприимно предложил нам в своем неподалеку расположенном поместье стакан замечательного вина. Это было сделано тоном военной команды, который уже тогда обнаруживал в нем энергичного начальника, защищавшего позднее так упорно устье реки Руфиджи против превосходных сил неприятеля. Перед Арушей я встретил любезного старого обер-лейтенанта в отставке фон-Бока во время обеда на кофейной плантации моего старого товарища по кадетскому корпусу барона фон-Ледебура. Мы беседовали о добровольческих стрелковых объединениях, которые предполагалось создать в районе горы Меру, и я не предчувствовал, что несколько месяцев спустя 60-летний старик станет одним из наших настойчивых передовых разведчиков в восточной части Килиманджаро и нередко будет вместе со своими немногими людьми, большей частью новобранцами, успешно драться против нескольких неприятельских рот. Его прямодушие и отеческая забота о подчиненных завоевали сердца его чернокожих товарищей в такой степени, что он был в их глазах самым храбрым из всех немцев и они привязались к нему с трогательной преданностью.
В Аруше впервые состоялся смотр роты аскари. Дух и дисциплина черной части свидетельствовали о превосходном воспитании, которое было дано моим предшественником, полковником фон-Шлейницем, но обучение боевым действиям против по современному вооруженного противника, с точки зрения существовавших до войны тактических требований, оказалось поставлено значительно слабее. Эта рота, как и большинство рот аскари, была вооружена старыми ружьями образца 1871 года с дымным патроном. Неоднократно высказывалось мнение, что такое вооружение более целесообразно для туземных частей, чем современная винтовка с мало-дымным патроном. Эти части никогда до сих пор не применялись против вооруженного по-современному противника, а использовались только для боев с туземцами, где крупный калибр представляет известные преимущества, а вред демаскировки от дыма выстрелов не имеет никакого значения{4}. Правда, с началом войны даже самые ярые сторонники пехотного ружья образца 1871 года изменили свои убеждения. Последнее было безусловно хуже современной бездымной винтовки не только для боя на дальних дистанциях на открытой равнине, но также в поросшей кустарником местности, где стрелки бывают часто отделены друг от друга только несколькими шагами. В самом деле, стрелок, пользующийся бездымной винтовкой, остается скрытым, в то время как облако дыма скоро и верно выдает противника не только острому глазу туземца-аскари, но даже привыкшему к канцелярской работе европейцу. Таким образом, в начале войны самая большая награда, которая могла достаться аскари, заключалась в том, что ему давалась вместо его старого ружья с дымным патроном современная винтовка из числа трофейных.
Необходимо принимать во внимание и тот недостаток, что при рассредоточении частей отдельными ротами по всей территории колонии нельзя было практиковаться в боевом применении крупных войсковых соединений и обучить старших офицеров управлять последними. Было ясно, что на войне движение и руководство в бою войсковыми частями силой больше роты должно было натолкнуться на большие затруднения. По моему мнению, перед войсками стояла двоякая задача — быть одинаково готовыми как к бою против внешнего противника, вооруженного по-современному так и к борьбе с туземцами внутри колонии; поэтому и боевая подготовка частей должна была распадаться на два различных вида.
Тактические учения для подготовки к войне с туземцами представляли при этом картину, которая сильно отличалась от наших европейских приемов обучения. В Аруше на таком учении рота двигалась сквозь густой кустарник — "пори" и, по обычаю туземцев, была атакована во время похода. Противника изображали воины племени меру, которые, в полном военном наряде, с копьями и в своих головных украшениях из страусовых перьев, устроили засаду и затем с расстояния в несколько шагов, испуская свой военный клич, напали на походную колонну Сафари. В 1891 году в подобного рода близком бою погибла Целевская экспедиция у Иринги, — столкновение разыгрывается накоротке и в несколько минут. Часть быстро смыкается вокруг начальника и атакует противника. В соответствии с таким характером боя с туземцами, до сих пор не было необходимости в тщательном и основательном стрелковом обучении аскари в духе современных требований. Поэтому оно находилось на довольно низкой ступени и, что для военного читателя должно быть интересным, при стрельбе стоя с руки на 200 метров по круглой мишени некоторые роты едва достигали круга с отметкой 3 и только очень немногие роты несколько превосходили круг с отметкой 5{5}. Характер боя с туземцами не предъявлял и достаточных требований для основательного обучения пулеметному делу. К счастью, я очень скоро выяснил, что европейские части понимают важность этого оружия в современном бою. Несмотря на такую, не слишком высокую степень, обучения, результаты боевых стрельб на дальние дистанции были удовлетворительными. Аскари тут в значительной степени пригодилось острое зрение, при помощи которого они наблюдали за местом ударов пуль и, сообразуясь с этим, вносили изменения в точку прицеливания.
Путешествие привело меня затем через миссию Уфиоме, где жил патер Дюр, в Кондоа-Иранги, Килиматинди и назад в Дар-эс-Салам. Впечатления этой первой инспекторской поездки сводились к тому, что еще многое надо было сделать в военном отношении, если мы хотели быть основательно подготовленными на случай войны с Англией. К сожалению, влиятельных должностных лиц убедить в этом не очень удалось. Царило мнение, что мы находимся в необыкновенно хороших отношениях с Англией и что война, если она вообще и случится, то в далеком будущем. Таким образом, когда через несколько месяцев война действительно грянула, мы оказались к ней неподготовленными.
Для меня, как новичка в Восточной Африке, путешествие имело не только военный интерес. В Бомала-Нгомбе, районе между Неймоши и Арушей, еще при покойном обер-лейтенанте Иогансе была поселена масса старых аскари. Они занимались главным образом торговлей пивом и достигли известного благосостояния. Известие о моем приезде опередило меня, и люди явились в полном составе, чтобы приветствовать мое прибытие. У меня осталось впечатление, что эта преданность не была чисто внешней; люди восторженно рассказывали мне о немцах, под начальством которых они раньше служили, и, кроме того, с началом войны они без приглашения и без малейшего нажима предоставили большую сумму денег для содержания войск. В той же местности я увидел также первых масаи, которые, в противоположность большинству восточно-африканских племен, чистые семиты и живут в особом округе.
Нужно упомянуть, что Меркер, лучший знаток масаи, видит в них первобытных евреев. Они в ярко выраженной форме обладают качествами настоящих степных жителей. Случайно в моих охотничьих поездках меня сопровождал один из этих высоких, стройных и очень проворных людей. Острота их зрения, а также способность разбирать следы, поразительна. Наряду с этим масаи умны и очень лживы, по крайней мере по отношению к чужим. Они живут в закрытых поселках из глиняных хижин и, как все номады, кочуют со своими стадами по степям. На военную службу они поступают редко{6}. Земледелием масаи почти совсем не занимаются, в то время как оно составляет главное занятие у остальных племен и вызывается густотой населения. Так например, банановые области на восточном склоне Килиманджаро кормят туземное население, племени вадшагга, приблизительно в 25.000 человек, и это число может в дальнейшем еще увеличиться. Большое количество скота в области Аруши, в Массейской степи и у Кондоа-Иранги подсказало мне, что муха цеце{}>, этот главный враг африканского скотоводства в этих областях, здесь попадается сравнительно редко. Для сравнения можно указать, что число рогатого скота в одном только округе Аруша считается большим, чем во всей юго-западной Африке. В Кондоа-Иранги и в Сингидде люди прибыли издалека и отстроились вдоль дороги. Все путешественники, исследовавшие эти области, не могут не сделать вывод, что в плодородном и высоко расположенном центральном районе хватит места для поселения сотен тысяч европейцев.
Я хотел бы здесь упомянуть об одном впечатлении, которое я получил позднее, во время войны. Мы иногда проходили по плодородным областям, совершенно брошенным туземцами, но, как было известно, еще год тому назад густо населенным. Люди просто ушли и поселились в другом пункте обширной никому не принадлежавшей, безлюдной и плодородной местности, где они взялись за обработку новых полей. Если бы действительно использовать годную для заселения площадь, то в немецкой Восточной Африке, до сих пор населенной примерно 8 миллионами, можно было бы прокормить население, которое по числу жителей немногим уступало бы Германии{8}. Англичанин, взятый в плен во время войны в Махенге, утверждал, что из Восточной Африки можно сделать вторую Индию, и я убежден, что он был прав. Опыт войны укрепил мое мнение, что существует много экономических возможностей, о которых перед войной мы едва ли имели ясное представление.
Уже несколько дней, как я удачно охотился на буйволов, но мне не удавалось подстрелить сильного самца, и я выслеживал такого, насколько мне это позволяло время. Кроме туземца-мальчика, у меня были еще, в качестве следопытов, два лучших аскари Кондоаской роты. Как только я после окончания перехода прибывал в лагерь и слазил с мула, я спрашивал Кадунду, одного из этих аскари, который проделывал этот переход пешком, готов ли он к охоте. Всякий раз он соглашался с величайшей готовностью и мы отправлялись дальше по следам сквозь кустарник, который иногда бывал до того густым, что нужно было ползти под ветвями. Подобная охота по следам сквозь густой кустарник и тростник выше человеческого роста, часами под палящим солнцем для еще не привыкшего к африканскому климату европейца крайне тяжела. Подстреленный буйвол считается в Восточной Африке самым опасным диким животным; нередко он с большой решимостью и стремительно бросается на человека.
Например, недавно в Мпонди подстреленный буйвол так неожиданно напал на охотника, что тот, хотя и очутился по счастливой случайности верхом на спине животного, но вряд ли спас бы свою жизнь, если бы в критический момент с него не упала его тропическая шляпа. Чудовище тогда атаковало шляпу, а стрелок воспользовался этим обстоятельством, чтобы всадить ему смертельную пулю под лопатку.
Из этого и подобных рассказов можно судить, как чрезвычайно растет напряжение и обостряются все чувства, когда следы, по которым идешь, становятся все более и более свежими. Однако, хотя я часто в нескольких шагах от себя слышал дыхание буйвола, чаща была настолько густая, что я не мог стрелять. Я уже потерял надежду на исполнение своего желания и пустился со своим караваном в обратный путь, когда мы, в 7 часов утра, пересекли совершенно свежие следы буйвола. Здесь лес был реже, и проводники выразили желание идти по этим следам. Тогда мы оставили караван, а сами после четырехчасового напряженного преследования увидели буйвола. Когда я хотел прицелиться, находясь в прогалине, шириной около ста метров, Кадунда запротестовал и настоял на том, чтобы мы подкрались к буйволу, проходящему мимо нас в очень редком строевом лесу, на 30 шагов. К счастью, пуля пробила буйволу большую сонную артерию и он свалился. Этим были исключены всякого рода дальнейшие неожиданности. Как часто случается, мы и здесь нашли во внутренностях животного застрявшую пулю из туземного ружья — след давней схватки. Остальная охотничья добыча состояла из большого количества антилоп и газелей различных пород. Львов мы слышали, причем часто, но не видели.
Во время этого путешествия сквозь пори я, к своему смущению, осознал тот факт, что бесследно исчезнуть даже в глубине Африки не легко. Я уехал, не оставив указаний, какую выберу дорогу. Вдруг неожиданно во время перехода через пори появился туземец и передал мне заокеанскую почту. Туземцы обмениваются друг с другом точными сведениями обо всем, что творится в их районе. Крики, огневые сигналы, звуки трубы служат для быстрого распространения и обмена новостями. Необъяснимую способность распространения бесчисленных слухов, с которой я впоследствии должен был познакомиться, можно по большей части отнести к этим приемам передачи.
В марте, после возвращения в Дар-эс-Салам из первой инспекторской поездки, было начато перевооружение трех следующих рот. До сих пор только три роты имели современные винтовки. Замечательно, что, по крайней мере, эти ружья с соответствующим количеством патронов попали в колонию вовремя, до начала войны. При инспекторской поездке в апреле в Линди, где я осматривал третью полевую роту, я при падении на камень повредил себе колено и поэтому смог начать мою следующую большую поездку только в конце мая. Хотя пассажирское движение по Центральной железной дороге{9} могло быть открыто только до Таборы, все же постройка ее продвигалась так быстро, что я по этой дороге добрался до Кигомы (у озера Танганьики) и таким образом уже тогда получил первое знакомство с этим важным средством сообщения, которое непосредственно связывало наше морское побережье с озером Танганьикой, с прилегающими к нему богатыми областями и дальше с водной системой реки Конго. В Кигоме пароход "Гецен" еще только строился и я отправился в Бисмаркбург на маленьком пароходе "Гедвиг фон Виссман". В Бодуинвилле, в области Конго, я сделал короткий визит тамошнему епископу Белых отцов{}, не имея никакого представления о том, что скоро начнется война с этой областью. Обширные роскошные фруктовые сады окружали станцию. Бедствия от львов должны были быть там очень велики; миссионеры рассказывали мне, что недавно лев ночью пробрался через стену внутрь двора и убил корову. Нам был оказан очень хороший прием.
Точно так же нас хорошо приняли в миссии Мвази в германской области, где также жили Белые отцы, по большей части бельгийцы. Однако, захваченная во время войны переписка доказала, что французские миссионеры, которые жили также на станциях области Танганьика, не только пеклись о распространении христианства, но также вели определенную агитацию в пользу Франции. Письмо одного миссионера содержит объяснения, в чем заключается разница между "missionaires catholiques" ("миссионерами католическими") и "missionaires francais" ("миссионерами французскими"). Последние обязаны вести наряду с проповедью христианства также и французскую национальную пропаганду. Известно, что от подобной национальной пропаганды немецкие миссионеры в общем держались в стороне.
Дальнейшие путешествия показали мне, что в высшей степени плодородная область расположена около Нейлангенбурга и Сонги, где находится много полей пшеницы и о плотности, населения которой можно судить даже по карте — по многочисленным имеющимся там миссиям. Между тем область эта обеспечивалась только одной единственной ротой, с которой не было даже обычной проволочной связи. Если мы бы захотели снестись с Нейлангенбургом по телеграфу, то из Дар-эс-Салама это можно было сделать только через Южную Африку по английской линии. Имевшаяся связь по гелиографу{11} от Иринги до Нейлангенбурга благодаря своей ненадежности не могла заменить в полной мере телеграфа. Необходимо отметить, что в этой области не только туземцы вовлекались в культурную работу через миссии и немецкое управление, но что там существует также достойная упоминания старинная туземная промышленность. При почве, богатой железом, там встречаются многочисленные кузницы, меха которых по первобытному образцу сделаны из шкур. Очень хороши также ткацкие работы туземцев, распространено и плетение корзин, которое существует здесь, как почти всюду в колониальной области. Они делаются с большим вкусом и настолько плотными, что туземцы употребляют для питья плетеные кубки.
Я остановился в миссии Мбози, и тамошний миссионер Бахман, многолетний и выдающийся знаток страны и населения, сообщил мне, что бросается в глаза перемена, происходящая в настроениях туземцев. Пришлые арабы и суахили{12} рассказывали населению, что немцы скоро уйдут и страной завладеют англичане; это было в июне 1914 года.
Дальнейшее путешествие привело меня около Иринги в такие районы, где крупный вождь, по имени Квава, не подчинялся немцам, а около Ругано отдельные люди из многочисленных собравшихся туземцев смогли сообщить мне свои личные наблюдения об уничтожении Целевской экспедиции.
Несмотря на мои старания войти в круг своих восточно-африканских обязанностей, я считался у старых африканцев новичком. Тем не менее, моя служебная карьера подготовила меня до известной степени к задаче, поставленной мне судьбой.
Вероятно, примерно в то время, когда я, рано оторванный от своей родины (Померании), будучи кадетом, изучал "Галльские войны" Цезаря, Бисмарк подарил Германии ее первые колонии{13}. В 1899-1900 году я изучал в генеральном штабе, наравне со многими иностранными, и наши собственные колонии. Во время китайской смуты (1900-1901){14} я изучил в Восточной Азии все воюющие вместе с нами войсковые иностранные части, особенно англичан, как во время службы, так и при товарищеских сношениях. Восстание гереро и готтентотов в Южной Африке{15} познакомило меня в 1904-1906 году с особенностями войны в кустарнике. Тогда же я, будучи в распоряжении генерала Трота{16}, получил, в качестве самостоятельного командира роты и отряда, богатый личный опыт в отношении не только туземцев, но и буров. Выдающиеся качества нижне-германского племени (голландцев-буров), поселившегося с давних времен в африканской степи, обеспечивали мне уважение. Я не предчувствовал тогда, что позднее бурский народ окажет решающее влияние на переход германской части Африки к англичанам{17}.
В 1906 году я был ранен на юго-западе. Это привело меня в Капштадт, так что я в некоторой степени познакомился и с Капской колонией. На обратном пути я впервые проехал по германской Восточной Африке — арене моей позднейшей деятельности.
Моя последняя должность — командира 2-го морского батальона в Вильгельмсхафене{18}, позволила мне заглянуть во внутреннюю жизнь нашего быстро развивавшегося морского флота, который был так тесно связан с заокеанской деятельностью Германии. Я принимал участие в учениях и морских походах на больших и малых судах, в маневрах и плавании флота в Норвегию, причем всегда узнавал новые стороны как общественной, так и военной жизни. Точно так же и после возвращения в армию переходы из строя в штаб и обратно давали мне много поводов и случаев к сравнению. Таким образом, я по своему образованию был подготовлен к тому, чтобы быстро разобраться в новой обстановке. Однако, как бы я не был признателен за расширение своего кругозора, за все лучшее я должен благодарить отечественную армию, где под руководством отличных командиров мне посчастливилось ознакомиться с правильно понятым духом военной службы и настоящей дисциплиной.
Глава 2. Начало войны (Август 1914 года)
Получение известий о мобилизации. Участие в войне или нейтралитет. Численность колониальных войск и потери англичан во время войны. Английский консул и его деятельность. Губернатор колонии, высшая военная власть и оборона морского побережья. Мобилизационная подготовка. Этапная служба (сущность и характер), подвоз и продовольствие. Санитарная служба и малярия
В начале августа 1914 года, по дороге через Кидоди на Килоссу, я получил через срочного курьера телеграмму губернатора, где говорилось, что я должен немедленно вернуться в Дар-эс-Салам, а на следующий день пришло сообщение, что объявлена мобилизация, но что военное положение не распространяется на территорию колонии{19}. Телеграмма статс-секретаря государственного колониального управления призывала колонистов к спокойствию. Наоборот, адмиралтейство — по радио — указывало на Англию, как на вероятного противника.
В Килоссе удалось сесть на товарный поезд, и таким образом 3 августа я прибыл в Дар-эс-Салам. Здесь царило большое оживление, Объявление войны непосредственно совпало с приготовлениями к большой выставке, в программу которой должно было также входить и торжественное открытие Танганьикской (т.е. Центральной) железной дороги. В Дар-эс-Салам прибыло в гости большое количество немцев, которые не смогли вернуться на родину. С целью подготовки к выставке туда прибыл и капитан фон-Гаммерштейн, начальник 6 полевой роты в Уджиджи. Это оказалось весьма кстати и я немедленно воспользовался случаем для мобилизации этого дельного офицера, с которым меня связывали, кроме общности взглядов, также и сердечные личные отношения.
Сразу же возникал вопрос, останется ли колония нейтральной в предстоящей, по-видимому, мировой войне, в которой, по всей вероятности, примет участие также и Англия. Как выше было уже отмечено, я считал, что нашей военной задачей является сковывание, если это будет возможно, неприятельских, то есть английских, войск. Но это было бы невыполнимо, если бы мы оставались нейтральными. В этом случае, не владея морем, мы вынуждены были бы бездействовать с нашим, правда, в данный момент маленьким, войском, за которым, однако, стояло больше 8 миллионов крепкого, преданного, очень здорового и вполне годного для военной службы населения.
Англии же, наоборот, не было никакого смысла использовать против нас в Восточной Африке хотя бы одного человека. Англия могла бы, насколько это допускалось заботой об английском туземном населении, отмобилизовать даже последнего годного аскари на другие театры военных действий, которые были важнее восточно-африканского. Таким образом, для Англии, несомненно, было выгодно, если какое-либо соглашение принудит нас к нейтралитету. Но этого не случилось. Договора относительно экваториальных областей говорили только о том, что при столкновениях двух из подписавших соглашение держав, третья может предложить свои услуги в качестве посредника. Но, насколько мне известно, никто не предлагал такого посредничества. Итак, мы не были обязаны воздерживаться от операций на основании какого-либо договора. С военной точки зрения, для нас, но не для англичан, являлось выгодным чтобы война велась и на восточно-африканской территории. То обстоятельство, что нам не нужно было оставаться нейтральными, дало нам возможность, используя благоприятные условия морского побережья, служить опорным пунктом и убежищем для крейсерской войны в Индийском океане, и, что важнее всего, мы могли со своими несколькими тысячами человек удерживать в продолжение всей войны значительно превосходившие нас неприятельские силы.
Колониальные войска в начале войны состояли из 216 белых (из которых часть считалась ушедшими в отпуск) и 2.540 аскари; затем, в полицейских частях было 45 белых и 2.140 аскари; к этому позднее прибавился личный состав с "Кенигсберга"{20} (который в начале войны ушел в плавание) в 322 человека и парохода "Чайка" — в 102 человека. Наши силы во время войны в общем переоценивались, хотя сообщения, появившиеся непонятным образом в германской печати, давали неприятелю довольно верные сведения. Фактически во время войны наибольшее число войск едва достигало 3.000 европейцев и 11.000 аскари. Приведенные цифры содержат также в себе и всех нестроевых, как, например, полицейскую охрану, санитарный состав, служащих магазинов и т.д. Во сколько миллиардов обошлась противнику попытка сломить наши небольшие военные силы, это, вероятно, будет когда-нибудь изложено в английской печати. Здесь же можно только отметить, что мы были в состоянии, по всей вероятности, продолжать войну еще несколько лет и после 1918 года.
Что касается неприятельских сил, то в моем распоряжении нет точных сведений, и я должен возложить ответственность за правильность приводимых мной цифр на английских офицеров и на сообщения печати. По этим данным, против нас было выставлено 130 генералов и около 300.000 солдат, причем противник потерял 20.000 европейцев и индусов убитыми и 140.000 лошадей и мулов. Эти цифры, особенно число генералов, кажутся мне самому несколько преувеличенными, а потому я могу только повторить, что взяты они из английских источников. Во всяком случае, потери должны были быть очень велики, и, принимая во внимание то обстоятельство, что число убитых и умерших чернокожих солдат не опубликовано, общее число погибших можно считать не ниже 60.000 человек. В журнал военных действий уже сейчас внесено, по крайней мере, около тысячи боев, хотя в нем нет еще сведений от Тафеля и Винтгенса{21}.
Было очень интересно в эти напряженные дни наблюдать поведение английского консула в Дар-эс-Саламе Кинга. Его можно было встретить везде — и в офицерском собрании за игрой в карты, и на почте, куда сдавались наши телеграммы. Захваченные позднее у Танги официальные распоряжения английского экспедиционного корпуса, которые по большей части были основаны на сведениях от Кинга, показали, как был спокоен этот человек накануне войны и как отлично он был осведомлен о внутренних делах нашей колонии. Его оценка обстановки отличалась такой полнотой, что он сравнивал между собой европейцев различных областей в отношении их боевых качеств и отмечал отсутствие у Дар-эс-Саламцев большого стремления к бою. Будучи честным, нужно признать, что, действительно, для большей части тамошних немцев, а также для тамошних правительственных учреждений, потребовалось некоторое время, пока они прониклись воинственным настроением, без которого нельзя было выполнить нашу задачу.
Очень тяжелое положение было в приморских районах, густо населенных европейцами (среди них много женщин и детей), которые каждую минуту могли подвергнуться обстрелу со стороны английских военных судов. Губернатор отстаивал ту точку зрения, что необходимо во что бы то ни стало избежать подобного обстрела. Согласно существующим законам, которые, без сомнения, не предусматривали случая европейской войны, высшая военная власть в колонии находилась в руках губернатора. Вследствие прекращения связи с Германией не было в