Такова марксова трактовка отчуждения и его роли в развитии человека – гегельянская, историческая и диалектическая. По крайней мере, таково ее абстрактное и формальное резюме. Тем не менее, отчуждение как историческое состояние есть характеристика конкретных обществ. Оно возникает в определенный момент в истории конкретных обществ и будет преодолено при условии определенного характера развития исторических событий. Когда оно начинается? Как оно будет изжито?
Для Гегеля, современное либеральное (т. е. капиталистическое) общество означает конец отчуждения индивидуума и сообщества, которым характеризовались более ранние общественные формы. Маркс, конечно, отвергает эту точку зрения, рассматривая отчуждение как неизбежную черту капиталистического общества. Он также считает, что отчуждение может быть преодолено с приходом коммунизма[12]. Но ограничивается ли отчуждение капитализмом или же оно существует и в докапиталистических условиях? Маркс оказывается неожиданно неясен в этом вопросе, особенно в отношении отчужденного труда как такового [Элстер (Elster, 1985, 77)]. То, что он все-таки говорит по этому поводу, представляется противоречивым. В Рукописях 1844 года дело по большей части выглядит так, что, по допущению Маркса, отчужденный труд является специфической особенностью капитализма. Так считал Лукач; он указывал, что Маркс [Marx, 1975b, 330-1, 24], когда он говорит о продукте отчужденного труда, «принадлежащего другому», явно описывает ситуацию «так называемого свободного рабочего, который вынужден работать с не принадлежащими ему средствами производства и которому, следовательно, и эти средства производства, и его собственный продукт противостоят как чуждая, независящая от него сила». [Лукач (Lukács 1975, 549)]. (Русский перевод: Лукач Д. Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества. М.: Наука, 1987. С. 596. – Прим. перев.)
|
|
Еще более явно Маркс пишет об отчуждении как о специфической особенности капитализма в своем знаменитом тексте «Товарный фетишизм и его тайна» в I томе Капитала [Маркс (Marx 1961a, chapter 1 section 4)]. В ней он описывает, каким образом социальные отношения при капитализме принимают отчужденную и «фантастическую форму отношения между вещами» [Маркс (Marx 1961a, 72)], и противопоставляет это положение дел «простому», «прозрачному» и легко «уразумеваемому» способу проявления общественных отношений как в докапиталистических обществах, так и в будущем «союзе свободных людей, работающих общими средствами производства» [Маркс (Marx 1961a, 77-9)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 23. С. 82, 86–89. – Прим. перев.)
Аналогичная трактовка дана в известном отрывке из работы «Основные черты критики политической экономии» («Grundrisse der Kritik der Politischen Ökonomie») – предварительном наброске соответствующего раздела «Капитала». Здесь к тому же Маркс представляет развитие как диалектический процесс, который проходит путь от первоначального состояния простого единства через стадию отчуждения к более высокой форме единства. Процесс социально-экономического развития, как описывает его Маркс, начинается с докапиталистической ситуации, в которой имеют место «прочные (исторические) отношения личной зависимости в сфере производства» [Маркс (Marx 1973, 156)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 46. Ч. 1. С. 99. – Прим. перев.) Это «те первые формы, при которых производительность людей развивается лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах» [Маркс (Marx 1973, 158)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 46. Ч. 1. С. 101. – Прим. перев.) С приходом капитализма эти формы связи распадаются, и на их место приходят отчужденные отношения рынка, где:
|
|
«Общественный характер деятельности, как и общественная форма продукта, как и участие индивида в производстве, выступает здесь как нечто чуждое индивидам, как нечто вещное; не как отношение индивидов друг к другу, а как их подчинение отношениям, существующим независимо от них и возникающим из столкновения безразличных индивидов друг с другом. Всеобщий обмен деятельностями и продуктами … представляются им самим как нечто чуждое, от них независимое, как некая вещь ». [Маркс (Marx 1973, 157)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 46. Ч. 1. С. 100. – Прим. перев.)
Эти отчужденные отношения в конечном итоге будут преодолены. «Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние, – такова третья ступень» [Маркс (Marx 1973, 158)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 46. Ч. 1. С. 101. – Прим. перев.) Здесь же Маркс явно утверждает, что «вторая ступень создает условия для третьей»; иначе говоря, необходимо пройти через капитализм и отчуждение, чтобы создать условия для их преодоления и для коммунизма [см. Гулд (Gould 1978, chapter 1].
Но в других местах Маркс, как представляется, утверждает, что отчуждение – более «всепроникающий» феномен, присущий не только капитализму. Так, в Рукописях 1844 года у него встречается характеристика феодального землевладения как формы «отчуждения» [Маркс (Marx 1975b, 318); Артур (Arthur 1986, 22-5)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 80–81. – Прим. перев.) Есть и другие его высказывания, где, по-видимому, предполагается, что особенности труда, обычно ассоциирующиеся с отчуждением, присутствуют и в других видах общества. Например, в «Немецкой идеологии» Маркс дает понять, что разделение труда как таковое – форма отчуждения [Маркс и Энгельс (Marx and Engels 1970, 53)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 3. С. 33. – Прим. перев.) Но разделение труда существовало на протяжении всей известной истории. Аналогично, в «Grundrisse» Маркс [Marx 1973, 611] говорит о том, что труд выступает как чисто инструментальный и несвободный не только при капитализме, но и во всех обществах, разделенных на классы. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 46. Ч. 2. С. 109–110. – Прим. перев.)
|
|
Является ли отчуждение специфической особенностью капитализма или присутствует во всех классовых обществах? Полагаю, вопрос поставлен неправильно. Вместо того, чтобы пытаться дать ответ на него, следует критически рассмотреть то понятие отчуждения, которое выступает предпосылкой вопроса. Вышеописанная историческая трактовка рассматривает отчуждение как необходимый этап более широкого процесса развития. Это – общая теоретическая схема для осмысления того, как изменяются люди. Этот шаблон можно применять по-разному даже к одному и тому же историческому явлению – здесь нет единственно правильного способа. Мы должны не пытаться определить какое-то одно-единственное состояние как состояние отчуждения, а задаться вопросом: могут ли конкретные исторические изменения с пользой рассматриваться как отвечающие модели отчуждения и его преодоления – и если могут, то как? Это можно сделать разными способами, и могут быть разные временные масштабы, на которых можно увидеть соответствующие этапы развития. Этим различным вариантам рассмотрения будут соответствовать различные концепции отчуждения.
Например, весь ход исторического развития человечества можно рассматривать как начинающийся с этапа естественной простоты и единства. Энгельс [Маркс и Энгельс (Marx and Engels 1978, 473n); Энгельс (Engels n.d. [1961?], chapter IX)] в явном виде постулирует такой этап, который он называет «первобытным коммунизмом». С разделением общества на классы, человечество вступает на путь длительного развития, проходя через многочисленные формы разделения и отчуждения. В конце концов, по Энгельсу, оно преодолеет их в будущем бесклассовом обществе. С этой точки зрения, отчуждение было характеристикой классовых обществ на протяжении всей истории.
Не совсем ясно, принимал ли Маркс гипотезу начальной доисторической стадии «первобытного коммунизма». Некоторые цитаты, как мы уже говорили, подразумевают подобное видение[13]. Однако чаще он рассматривает отчужденный труд как особенность капитализма, подразумевая, что труд в докапиталистических обществах не отчужден. Это не означает, что люди в условиях докапиталистических обществ не воспринимают свой труд как изнуряющий и несвободный. Конечно, в таких обществах трудовая деятельность часто тяжела и неприятна, и она (например, в ситуации рабства или уплаты налогов или десятины) часто воспринимается как принудительная, вынужденная либо императивом «природных нужд», либо давлением со стороны других людей, либо и тем, и другим. Но в рамках отстаиваемого мною толкования «отчужденный труд» означает нечто более четко выделенное, чем просто неудовлетворенность работой. Это не универсальное и абстрактное моральное понятие, а обозначение исторически конкретного явления.
Для прояснения вопроса полезно интерпретировать в этом свете описание Марксом четырех аспектов отчужденного труда в Рукописях 1844 года как применимое именно к труду в условиях капитализма[14].
1) Решающим фактором, порождающим отчужденный труд с приходом капитализма, является преобладание товарного производства и наемного труда. В докапиталистических условиях товарный обмен играет лишь ограниченную роль. Производство удовлетворяет потребности, которые редко выходят за рамки семьи и местного сообщества. Существует прямая и непосредственно видимая связь между трудом и потребностями, который он удовлетворяет. С приходом капитализма ситуация меняется. Прямая связь между трудом и потребностями нарушается. В отношения между производителем и потребителем теперь вмешиваются деньги и рынок. Продукт уже не создается для удовлетворения местных, непосредственно видных потребностей, а предназначен для обмена на более широком рынке.
Кроме того, в капиталистической системе производители более не контролируют процесс обмена; они не владеют ничем, кроме своей способности к труду. Они теперь – наемные работники, которым не принадлежат ни средства производства, ни материалы, с которыми они работают, ни продукты их труда. Они теперь принимают форму капитала, который становится силой, независимой от рабочих и противостоящей им. Таков конкретный смысл первого аспекта отчуждения, как его описывает Маркс [Маркс (Marx, 1975b, 325)], – отчуждения от предмета труда. Это не туманное субъективное отсутствие связи с продуктом, а конкретная, объективная экономическая ситуация.
Необходимо заметить, что эффект понимаемого таким образом отчуждения труда не является чисто негативным. При разрыве своей связи с объектом (предметом труда) труд в то же время освобождается от того подчинения (даже рабства) объекту, которое существует в докапиталистических формах – в крепостном труде, где оно достаточно очевидно, и в ремесленном труде, где оно проявляется в виде цеховых ограничений. Тем самым отчужденный труд создает условия, в которых могут развиваться более универсальные формы трудовой деятельности и жизни [(Сейерс (Sayers 2011, chapter 3)]. Таким образом, потеря связи с предметом труда в отчужденном труде одновременно освобождает его и создает условия, благодаря которым предмет труда может быть впоследствии вновь присвоен более полным образом[15].
2) Что касается второго аспекта – отчуждения от трудовой деятельности: опять же, Маркс имеет в виду не недовольство или неудовлетворенность вообще, а конкретное состояние, вызванное наступлением эпохи наемного труда. Труд – всегда «инструментальная» деятельность в том смысле, что он направлен на производство продуктов, удовлетворяющих человеческие нужды (потребительных стоимостей). В докапиталистических обществах труд является автономной деятельностью, по большей части – непосредственно удовлетворяющей потребности домашнего хозяйства или кого-то живущего в данной местности. С приходом капитализма труд сам становится товаром и осуществляется за плату. Люди работают не на себя, а на кого-то другого, и их деятельность принадлежит этому другому – капиталу – и контролируется им: «…внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому. <…> …деятельность рабочего не есть его самодеятельность. Она принадлежит другому, она есть утрата рабочим самого себя». [Маркс (Marx, 1975b, 326-7)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 91. – Прим. перев.)
Опять же, такое отчуждение не является чисто негативным явлением. Работа больше не совершается для удовлетворения конкретных потребностей домохозяйства или (местного) сообщества – но она теперь обслуживает какие-то более общие потребности. Они опосредованы через рынок, они проявляются в отчужденной форме. В работе на другого индивида за заработную плату труд освобождается от непосредственной связи с удовлетворением конкретных потребностей и приобретает более универсальный характер. Таким образом, работник больше не связан с конкретными лицами и местностью, а включается в более широкую сеть общественных отношений. Более того, труд, приобретая характер более широкой социальной деятельности, становится частью более масштабного разделения труда; и даже если это разделение труда выступает как нечто чуждое и навязанное извне, оно на самом деле является отчужденной («остраненной») формой новоприобретенной социальности труда.
«Социальная сила, т. е. умноженная производительная сила, возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов … представляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следовательно, уже не могут господствовать над этой силой ». [Маркс и Энгельс (Marx and Engels 1970, 54)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 3. С. 33. – Прим. перев.)
Эти отчужденные формы деятельности, в конечном итоге, будут вновь присвоены и перейдут под сознательный контроль человека. Отчужденный труд и отношения, которые он создает, играют решающую роль в «расчистке пути» к этому будущему. «Всесторонняя зависимость, эта стихийно сложившаяся форма всемирно-исторической деятельности индивидов, превращается... в контроль и сознательное господство над силами, которые, будучи порождены воздействием людей друг на друга, до сих пор казались им совершенно чуждыми силами и в качестве таковых господствовали над ними» [Маркс и Энгельс (Marx and Engels 1970, 55)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 3. С. 36. – Прим. перев.)
3) В докапиталистических условиях труд является прямым ответом на естественные потребности – в этом отношении он похож на природную активность, наподобие дыхания. Труд не является «средством», внешним по отношению к жизни, он неотделим от самой жизни. Прямая связь между трудом и потребностями, производством и потреблением нарушается с появлением наемного труда. В результате производительный и общественно полезный труд – наша «сущностная» и отличительная «родовая» деятельность – превращается в средство зарабатывать зарплату. Работа становится чисто инструментальной деятельностью, только внешне связанной с потребностями, которые она удовлетворяет – любой вид труда «годится», пока за него платят. Наша родовая деятельность сводится к простому средству для удовлетворения физических потребностей, и мы отчуждены от нее. Это третий аспект отчуждения. Однако данное отчуждение от производственной деятельности также представляет собой шаг на пути к нашему освобождению от чисто природных условий. Ибо в этом случае производственная деятельность перестает быть квази-естественной и квази-инстинктивной, она становится сознательной и, в конечном счете, свободно выбранной деятельностью.
4) Четвертым аспектом является отчуждение «человека от человека». Изложение у Маркса в Рукописях 1844 года носит, как уже было сказано выше, отрывочный характер. Но в более поздних работах он анализирует этот аспект отчуждения подробно: например, в «Grundrisse» и в «Капитале» – в разделах о «товарном фетишизме» [Маркс (Marx 1973, 156-65; 1961a, chapter 1.4)]. Более того, в соответствующих текстах Маркс в явной форме говорит о таком отчуждении как об особенности капитализма и товарного производства.
В докапиталистических условиях люди связаны друг с другом в виде некоторого «квази-естественного» сообщества. Рынок разрушает это сообщество. При наемном труде индивиды, по видимости, работают исключительно сами по себе – независимо от других. Общество фрагментировано на множество «атомов» – индивидуумов. В то же время произведенные товары, как кажется, обретают на рынке собственную самостоятельную экономическую жизнь. С одной стороны, общество выглядит как состоящее из множества отдельных индивидов, преследующих свои собственные интересы, а с другой стороны – экономика как бы подчиняется объективным и не зависящим от человеческой воли законам. Обе видимости обманчивы. В отличие от законов природы, эти экономические законы суть исторические феномены, характерные для капиталистического общества; и то же относится к отчужденным друг от друга индивидам. «Категории буржуазной экономии» суть «мыслительные формы для производственных отношений данного исторически определенного общественного способа производства – товарного производства» [Маркс (Marx 1961a, 76)] (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 23. С. 86. – Прим. перев.)[16]То, что представляется в виде безличных экономических законов рынка, действующих в мире товаров, то есть вещей, на самом деле есть отчужденные социальные отношения между производителями вещей, между людьми. Они являются социальным оформлением творческой деятельности человека, но в отчужденной и внешней форме.
Такие отчужденные экономические силы не существуют в докапиталистических обществах, в которых рынок не доминирует и где «общественные отношения лиц в их труде проявляются... как их собственные личные отношения» [Маркс (Marx 1961a, 71-2)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 23. С. 87–88. – Прим. перев.) Они специфичны для капитализма. И такое отчуждение будет преодолено в будущем обществе, в котором производственная деятельность будет возвращена под сознательный социальный контроль. Мировая экономическая система капитализма создает необходимые условия для такого будущего, развивая экономические и социальные отношения универсальным образом.
В этом смысле условия для преодоления отчуждения создаются самим отчужденным трудом, который формирует не только объективные, материальные предпосылки для его преодоления (хотя он создает их и они имеют важное значение), но и субъективные и человеческие условия для этого. Ибо отчужденный труд – это не просто средство для достижения экономических целей, как это изображается в экономической теории; это не какая-то чисто негативная деятельность, которая одновременно производит некоторый желаемый результат. Это более сложный и противоречивый феномен, содержащий внутри себя как положительную, так и отрицательную сторону. Он сам порождает условия для собственного преодоления. «Труд есть для-себя-становление человека в рамках отчуждения, или в качестве отчужденного человека» [Маркс (Marx 1975b, 386)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 159. – Прим. перев.)
Идея о том, что отчужденный труд является необходимым этапом в историческом развитии, часто рассматривается как консервативная по своей сути. Утверждается, что она слишком далека от объяснения критической силы концепции отчуждения и работает на рационализацию капитализма и оправдание его как «прогрессивного» строя. Собственные аргументы Маркса направлены главным образом против тех политэкономистов, которые пытаются оправдать капитализм, утверждая, что он соответствует универсальной человеческой природе. Моральная критика капитализма осуждает его в таких же универсальных терминах. Я изложил свою позицию: обе оценки в равной степени неудовлетворительны. Исторический подход судит о капитализме в относительных терминах, утверждая, что капитализм образует необходимый этап исторического развития. Но это всего лишь этап, следовательно, его необходимость ограничена и относительна. Капитализм прогрессивен, но только по отношению к прежним условиям, а не «по природе своей». Со временем он перестает быть прогрессивным и становится тормозом в развитии. Тогда капитализм может быть подвергнут критике – в этих терминах, по отношению к той ситуации будущего, наступлению которой он препятствует. Соответственно, капитализм необходим, но лишь в течение определенного времени, поскольку это лишь этап, и со временем он будет преодолен [Энгельс (Engels 1958b, section I)].
Такова историческая теория Маркса в ее минимальном объеме; но было бы неверно относиться к ней слишком догматически или утверждать ее как незыблемый закон. Сам Маркс так не делал. К концу своей жизни он считал возможной революцию в России, которая перейдет к построению социализма на основе существующих российских сельских общин, минуя капиталистическую стадию [Сейерс (Sayers, 1999)]. Маркс и Энгельс обсуждают это в предисловии к «Манифесту коммунистической партии», написанном для русского издания 1882 года:
«Но рядом с быстро развивающейся капиталистической горячкой и только теперь образующейся буржуазной земельной собственностью мы находим в России большую половину земли в общинном владении крестьян. Спрашивается теперь: может ли русская община – эта, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землей – непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? » (Маркс и Энгельс [Marx and Engels 1978, 471-2]) (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 19. С. 305. – Прим. перев.)[17]
Маркс и Энгельс не исключают такой возможности. Такой переход может произойти, продолжают они, лишь при благоприятных международных обстоятельствах (а именно, если одновременно произойдет «пролетарская революция» на Западе, которая его поддержит). Маркс признает, что исторические процессы сложны и непредсказуемы, они не могут быть спрогнозированы с какой-либо определенностью.
Впоследствии эти вопросы были подняты русской и китайской революциями. Обе эти революции пытались перепрыгнуть через капиталистическую стадию и создать социалистические общества на основе преимущественно докапиталистических условий. Ленин (Lenin, 1969) и Мао (Mao, 1967) утверждали, что исключительные международные условия сделали такой скачок возможным. С распадом советской системы и эволюцией Китая в необузданно капиталистическое общество сама идея, что созданные в этих обществах формы «реального социализма» в принципе были формами социализма, должна быть подвергнута сомнению; соответственно, развитие событий в этих странах вовсе не составляет исключения из теории, согласно которой капитализм является необходимым этапом, но, напротив, подтверждает ее. [МакКарни (McCarney 1991)].
Преодоление отчуждения
Как отчуждение может быть преодолено? Данный вопрос также нужно понимать с точки зрения изложенной выше исторической и диалектической трактовки. В соответствии с ней, как мы видели, отчужденный труд не является чисто негативным явлением, как то предполагается «моральной» интерпретацией. Отчуждение не просто мешает реализации некоей неизменной человеческой природы, а играет важную роль в процессе человеческого саморазвития, составляя необходимый его этап. Далее, преодоление отчуждения не достигается просто через отрицание или отмену порождающих его условий. Этого невозможно добиться посредством возвращения к прежнему докапиталистическому состоянию. Даже если в докапиталистических условиях отчуждения нет, эти условия более не будут нас устраивать. При моральной трактовке, напротив, нет веских доводов в пользу того, почему бы не преодолеть отчуждение таким путем. Например, Каменка [Kamenka (1966, 124-8)] использует концепцию отчуждения Маркса для такой критики капитализма, которая предполагает подобный вариант, и после этого недоумевает по поводу несовместимости этого подхода с настойчивыми утверждениями Маркса о необходимости индустриальной базы для социализма. В соответствии с исторической трактовкой, однако, преодоление отчуждения предполагает наличие достижений, реализуемых благодаря отчужденному труду, и строится на этих достижениях. Оно предусматривает выход за пределы отчуждения на более высокую ступень развития.
Говоря кратко, преодоление отчуждения не есть его голое отрицание. Оно принимает форму диалектического преодоления (снятия), при котором условия отчуждения не только отрицаются, с выходом за их рамки, но одновременно и удерживаются как то, на чем строится желаемый результат[18]. Для описания такого типа развития Гегель использует слово «Aufheben». (Стандартный русский перевод – «снятие». – Прим. перев.) Этот термин по-разному переводится на английский язык («supersede», «transcend» или «sublate»), но ни один из этих вариантов не отражает адекватно немецкое значение, которое, по Гегелю [Hegel (1969, 107)], сочетает в себе идеи отрицания и сохранения: «Aufheben имеет в немецком языке двоякий смысл: оно означает сохранить, удержать и в то же время прекратить, положить конец. <…> Таким образом, снятое есть в то же время и сохраненное…». (Русский перевод: Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Том 1. М.: Мысль, 1970. С. 168. – Прим. перев.)
Это, опять же, формальное и абстрактное философское описание процесса. Каков его конкретный характер? Как может отчуждение, которое является особенностью капиталистического общества, быть снято в действительности? Маркс говорит об этом мало – и в Рукописях 1844 года, и в дальнейших работах. Он, как известно, неохотно выдвигал гипотезы о будущем. Однако то, что он все же высказал (в Рукописях 1844 года и в других работах), временами выглядит так, что, по Марксу, отчуждение является результатом того обстоятельства, что продукт труда принадлежит капиталу, а не производителю, и это используется для господства над рабочим и его эксплуатации. Иными словами, Маркс, по-видимому, предполагал, что основной причиной отчуждения является капиталистическая система с частной собственностью. Это хорошо вписывается в обычное понимание его идей, и этот тезис позволяет предположить, что для преодоления отчуждения нужно уничтожить капиталистическую собственность – частную собственность на средства производства.
Несомненно, это существенный аспект трактовки вопроса Марксом, но это еще не полное ее изложение. Оно недостаточно ни для характеристики взглядов Маркса, ни для описания реальной ситуации. В одном из параграфов в последней части рукописи «Отчужденный труд» Маркс [Marx (1975b, 331-2)] утверждает, что частная собственность – не причина отчужденного труда, а его следствие. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 97. – Прим. перев.) Это озадачило ряд комментаторов [Артур (Arthur 1986, 156)]. Данное положение становится особенно проблематичным, если, как это часто бывает, отчуждение рассматривается как чисто субъективное отношение к труду. С другой стороны, если «отчужденный труд» интерпретируется, как я предлагаю, как понятие, относящееся к наемному труду и объективно существующей экономической системе, частью которой он является, то слова Маркса вполне здравы и согласуются с остальными его философскими взглядами. Маркс говорит, что система собственности порождается экономической системой наемного труда и капитализма, а не наоборот. Это – основное положение того, что впоследствии станет известно как «исторический материализм»[19].
Это также означает, что в целях преодоления отчуждения необходимо изменить больше, чем просто систему собственности. Важно понимать, что именно такова позиция Маркса – и в Рукописях 1844 года, и в последующих его работах. Один из самых развернутых текстов Маркса о преодолении отчуждения содержится в разделе Рукописей 1844 года, посвященном частной собственности и коммунизму. Маркс там критикует то, что он называет «грубым» коммунизмом, который предполагает отмену частной собственности и ее преобразование в коммунальную или государственную. «Грубый» коммунизм противопоставляется тому, что Маркс считает подлинным коммунизм, требующим гораздо более глубокой и полной трансформации, направленной на создание условий для «истинного присвоения человеческой сущности» [Маркс (Marx 1975b, 348); Сейерс (Sayers 2011, chapter 7)].
В более поздних работах Маркса на место этой трактовки приходит теория, согласно которой посткапиталистическое общество делится на две стадии. Первая из этих стадий характеризуется многими чертами, которые в Рукописях 1844 года приписывались неадекватным концепциям коммунизма[20]. В частности, она предполагает отмену капиталистической частной собственности путем преобразования ее в коммунальную[21]. В Рукописях 1844 года Маркс критикует эту идею, поскольку она основана на ограниченных и неудовлетворительных представлениях о «присвоении». Но в более поздних работах он считает, что это – необходимый начальный этап [Маркс (Marx 1978a, 531)]. Лишь спустя какое-то время (длительность которого остается неопределенной) будут созданы условия для перехода ко второй стадии – «полного коммунизма» и «истинного присвоения». Маркс ясно дает понять, что этот переход будет предполагать не только правовые и политические изменения (достигнутые на первом этапе), но и намного более широкие и глубокие человеческие и социальные трансформации, требуемые для окончательного преодоления отчуждения.
Идея о необходимости такой трансформации для преодоления отчуждения неизменно присутствует в мысли Маркса, но он указывает лишь в общих чертах, что именно она будет включать и как фактически может быть осуществлено преодоление отчуждения[22]. Однако в Рукописях 1844 года содержатся некоторые указания на то, к каким изменениям в человеке это приведет. Марксово изложение расплывчато, но тем не менее наводит на размышления и даже обладает провидческим оттенком. Там появляются два «тематических блока»: «истинное присвоение» повлечет за собой трансформацию наших отношений 1) к вещам и 2) к другим людям. Эти темы могут быть связаны с четырьмя описываемыми Марксом аспектами отчужденного труда (хотя в явном виде он этого не указал).
1) Все наши способности, связанные с объектами, – «зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, мышление созерцание, ощущение, желание, деятельность, любовь», – являются, по Марксу [Marx (1975b, 351)], способами их «присвоения». (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 120. – Прим. перев.) Отчужденный труд и система частной собственности ограничивают и сковывают эти отношения, сужая их до соображений владения и полезности. «Частная собственность сделала нас столь глупыми и односторонними, что какой-нибудь предмет является нашим, лишь тогда, когда мы им обладаем, т. е. когда он существует для нас как капитал или когда мы им непосредственно владеем, едим его, пьем, носим на своем теле, живем в нем и т. д., – одним словом, когда мы его потребляем » [Маркс (Marx 1975b, 351)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 120. – Прим. перев.) Например, «торговец минералами видит только меркантильную стоимость, а не красоту и не своеобразную природу минерала» [Маркс (Marx 1975b, 353)] (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 122. – Прим. перев.)[23]. Такая ограниченность является одной из форм отчуждения. «Истинное присвоение» способствует его преодолению, выходя за рамки просто изменения характера собственности. Оно будет означать «полную эмансипацию всех человеческих чувств и свойств» [Маркс (Marx 1975b, 352)]. Оно освободит чувства и позволит им функционировать полностью человеческим образом.
2) Преодоление отчуждения от трудовой деятельности превратит труд в деятельность по самореализации. Работа станет «первой потребностью жизни», как позже выразился Маркс [Marx (1978a, 531)]. Но переход от частной собственности к общему владению не приведет к этому сам по себе. Многие виды работ по существу своему не приносят удовольствия, они имманентно являются ограничивающими и опустошающими. Простое изменение формы собственности вполне может повысить мотивацию к работе, но оно не изменит коренным образом характера самой трудовой деятельности, внутренне ей присущего. Необходимы более глубокие изменения, преобразующие нынешнюю форму работы и разделения труда. Изменения, предлагаемые Марксом, могут быть осуществлены только на основе развитой индустриальной экономики, созданной отчужденным трудом капитализма. Эти мысли занимают центральное место в обсуждении Марксом будущих форм работы в «Немецкой идеологии» и «Капитале». Но в Рукописях 1844 года об этом почти не говорится. Здесь эта тема развиваться не будет; отмечу лишь, что это один из основных недостатков изложения темы в этой работе Маркса (см. [Сейерс (Sayers 2011, chapter 9)] для дальнейшего обсуждения).
3) В процессе трудовой деятельности мы производим не только товары, но и социальные отношения, и в действительности мы создаем и изменяем саму человеческую природу: «… вся так называемая всемирная история есть не что иное, как порождением человека человеческим трудом» [Маркс (Marx 1975b, 357)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 126. – Прим. перев.) Как я уже подчеркивал выше, данный процесс включает прохождение через стадию отчуждения. В конечном итоге результатом является не только богатство в виде имущества и товаров – богатства в узком экономическом смысле, – но также, в конечном счете, и высокоразвитый социальный индивид [Маркс (Marx 1975b, 356)], по-настоящему богатый человек – «богатый в своих потребностях». В этом и реализуется наша «родовая сущность». «Мы видим, как на место экономического богатства и экономической нищеты становятся богатый человек и богатая человеческая потребность. Богатый человек – эт о в то же время человек, нуждающийся во всей полноте человеческих появлений жизни, человек, в котором его собственное осуществление выступает как внутренняя необходимость, как нужда » [Маркс (Marx 1975b, 356)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 125. – Прим. перев.)
Предпосылкой этих изменений является максимально полный рост человеческих производительных и творческих сил. Коммунизм есть «положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого … подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; … полное … возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному» [Маркс (Marx 1975b, 348)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 116. – Прим. перев.)
4) Ликвидация отчуждения «человека от человека» означает конец экономического фетишизма, возвращение наших социальных и экономических отношений под сознательный социальный контроль. Это, опять же, предполагает радикальную трансформацию, которая устраняет не только частную собственность на средства производства, но и товарное производство, и рынок в целом. Этот результат должен быть достигнут не путем возвращения к докапиталистическим условиям, когда производство сосредоточено вокруг определенной местности и диктуется императивами «естественных нужд», а через полную реализацию коммунального и социального начала:
«Предположим, что мы производили бы как люди. В таком случае … в моем индивидуальном проявлении жизни я непосредственно создавал бы твое жизненное проявление и, следовательно, в моей индивидуальной деятельности я непосредственно утверждал бы и осуществлял бы мою истинную сущность, мою человеческую, мою общественную сущность.
Наше производство было бы в такой же мере и зеркалом, отражающим нашу сущность» [Маркс (Marx 1975с, 277-8)]. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 42. С. 35–36. – Прим. перев.)