НЕДОСТАТОЧНОЕ ТРИЕДИНСТВО

О МОЛОДОЙ СТУДЕНЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ

Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розгами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.

А.С.Пушкин

«Тогда, душой беспечные невежды//Мы жили все и легче и смелей», - писал Александр Сергеевич, вспоминая свои лицейские годы. Мне представился удачный повод выяснить: «беспечны ли душой» современные вчерашние школьники, нынешние студенты, есть ли в них Пушкинский анакреонтический задор, каковы сегодня «затеи юности» и есть ли они, эти затеи, вообще. Двадцать седьмого октября в Малом зале ЦДЛ буйствовала зелень. На поэтическом вечере-диспуте к годовщине Пушкинского лицея и Дню товарищества «Связь поколений и талантов» присутствовали студенты младших и старших курсов Московского гуманитарного университета и Московского государственного института культуры. Помимо молодой поросли вечер посетили и мастеровитые, состоявшиеся поэты из студии «Поэзия на Никитской», которой долгое время руководил ведущий вечера, поэт Александр Александрович Бобров. Собственно говоря, он же является и профессором обоих упомянутых институтов. Странное дело, но наш уютный творческий вечер навёл меня на неутешительные мысли: поколения в данном случае связал сильными руками сам Бобров, буквально закрутил в крепкий узел своей волей. А вот тонкая невидимая нить, протянувшаяся было через зал, задрожала и оборвалась, когда на сцену продефилировал первый же молодой поэт.

Отчего же? Угрозой пахнуло, как только я вошла в двери великого Дома. В мягких креслах развалился студент моего института, местный поскучневший Гамлет. Перемежая свою речь бойким матерком, он пожаловался на стагнацию в творчестве и выразил следующие опасения: «Мне ничё не хочется, понимаешь? Вот как чё-то захотеть? Мне знакомая говорит: сходи к психологу, а то ты совсем какой-то. А я просто ничё не хочу». Он картинно задрал ногу на ногу и продолжил разглагольствовать в таком же духе. Так и представила его на кожаной кушетке из американской драмы, рассказывающим учёному мужу, что ему «ничёнехоцца». Молодой человек тут же признался мне, что читать он сегодня ничего не будет, потому что: «А чё? Я ничё не написал». Остальные соинститутники откликнулись ему в тон, и даже первый свежий курс неприветливо заблестел глазами в ответ на предложение изречь что-нибудь поэтическое на знаменитой сцене. Встречались и вовсе неадекватные реакции: дебютант прошлого года истерически закричал шёпотом сквозь зубы: «Нет, нет, я не буду читать, я сказал: нет», — будто я предлагала ему что-то уж совсем неприличное и противоестественное.

Но всё же среди присутствовавшей на вечере многочисленной молодёжи нашлись те, кто решился лирически порассуждать на тему дружбы, осени, поделиться самым сокровенным переживанием. И что же? К микрофону один за другим выползали торопливые паучки, которые плели стихотворную паутину сами из себя (знаю, что сравнение это не новое, я сознательно заимствую его у Фрэнсиса Бэкона, но оно кажется мне очень точным в данном случае). У меня было стойкое непреходящее ощущение, что молодые поэты не знают о существовании мира вне их эмоционального спектра. Их же вселенная мало населена: в неё всегда есть отчетливое «я», условное «ты», загадочное «мы».

Наименьшим из зол мне показались стихотворения-рассуждения с ломким ритмом и узнаваемой детской интонацией, с общими мыслями, которым будто кто-то научил.

Лейла Фролова, 1 курс журналистики МосГУ:

Какие качества важны?
Пожалуй, первым — будет верность,
Затем открытость, дальше честность.
Я выделяю только эти,
Лишь потому, что в них основа.
Но что же для меня есть дружба...
Рассмотрим-ка вопрос мы снова!

Друг — это тот, кто рядом.
Он не осудит тебя взглядом,
Советы нужные он даст,
Поддержит и никогда он не предаст.
С тобой переживет и горе,
И радость делит на двоих,
Но дружба — это ведь когда вас двое...

Александра Марченко, 2 курс литературного творчества, МГИК.

Есть время на пустые переписки,
Есть время на данный момент.
Есть время на все, но на близких,
Обычно времени нет...

<…>

Нет времени на гнев и переписки.
Нет времени больше на спесь.
Нет времени даже на близких.
У близких на нас время есть.

Первое стихотворение представляет из себя ритмизированное сочинение на тему «Что такое дружба?». Выводы соответствующие. «Какая хорошая девочка», — подумал бы проверяющий тетрадку учитель. Во втором произведении мы видим поклёпы на конфликт, попытку привлечения современного предметного материала (переписки), закольцованность мысли. Здесь же нам встречается и разрушающийся ритм, и ненамеренная алогичность: «Проходим по общим законам//Безумно по жизни скользя» - это куда же мы проходим?.. Или: «Нет времени на гнев и переписки//Нет времени больше на спесь», — куда же делся временной лимит на виртуальное общение, а вместе с ним — и отведённые на спесь часы? Но симпатичная наивность и антитеза первого и последнего четверостиший позволяют надеяться на то, что молодая поэтесса избавится от невнятности, «наберёт» художественности и — а вдруг? — начнёт говорить не общими формулами, а своими собственными прочувствованными стихами.

Привлёк моё внимание и второй тип прозвучавших стихотворений, более раскованных и откровенных, конкретных и будто иллюстрирующих понятие «вещь в себе».

Пырина Арина, 2 курс журналистики МосГУ:

Твои последние строки выскоблены на веках моих,
С изнаночной стороны.
И мир пока что оберегает нас от таких, как ты.
Я.
Мы.
Гневом окровавленных рук душат убийственный ураган у тебя внутри.
Оголенный электрический эгоизм на главной площади.
Пощади.

Василий Гербст, 2 курс журналистики МосГУ, песня «Лишь пепел»:

Остается лишь пепел на земле
От твоих фотографий и сюрпризов.
Остается лишь пепел в голове
От твоих истерик и капризов.
Я не знаю что произошло,
Но теперь мы чужие друг для друга.
Я не знаю сколько времени прошло,
Но теперь мы не вместе. Друг без друга.

Здесь молодые поэты и не делают попыток притворяться: пресловутая тройка «я, ты, мы» ударна, заполняет собой весь поэтический объём, не оставляя места для использования и овладения поэтическим инструментарием, застилая неопытный взгляд своим величием. Конечно же, апогеем «молодой» части стало выступление Эмила Карабаджака, студента литературного творчества 2 курса МГИК. Приведу характерный кусок:

Я сделаю, все, что хочешь, лишь попроси меня.
Золото, камни, смерти врагов,
Земли, планету отдам. Я готов
Жизнью пожертвовать, дабы отведать кусочек,
Того что ты прячешь за тканью в цветочек.
Так ты согласна? Опять тишина
Голову опустив, взглядом уперлась в землю.
Я расценю это как ответ "да".
Будешь моею первой.
Я целую тебя во сладостные места,
Запах созревшей женщины,
Как ты прелестна, как хороша.

«Отведать кусочек того, что ты прячешь за тканью в цветочек» — быть может, забавно от абсурдности и нереальности происходящего в зале ЦДЛ, но по вдумчивом прочтении наедине с текстом — пугающе и неловко. Органична ли такая сексуальная откровенность, вызывающая и язвящая, нахальная и дерзкая? Она в духе времени, но, как говорит один мой товарищ-критик: «А перед лицом вечности?»

Особенно контрастно такой смелый подход выглядел в сопоставлении с опытами взрослых товарищей. Поэт Эльвира Кошман, предваряя своё выступление, произнесла несколько важных фраз. Она говорила о том, что если поэта представить в образе дерева, то «старшие», возможно, ощущают себя ближе к корням, в ответственности за всю экосистему. «Младшим» же пока важны их личные спонтанные вспышки-переживания. Кошман выразила надежду, что в будущем молодые поэты ощутят всю поддерживающую силу корней. А вот меня после этого вечера мучают, неотступно преследуют слова Марины Ивановны Цветаевой: «Плохие стихи — ведь это корь. Лучше отболеть в младенчестве». У поколения нынешних двадцатилетних младенчество затянулось.

Твёрдая связь с землёй, с людьми прошлого и будущего, с судьбой страны ощущалась в стихотворении классика поколениях 70-х Татьяны Ребровой. «Светят звёзды над родимым кровом…» о битве на Куликовом поле:

А потом,
как только сшиблись рати,
Сразу — и вдова, и сирота.
Жаль,
что не оставил мне дитяти
Мой мужик в те горькие лета.

Выращу березу —
как затеплю
Перед ликом родины свечу.
И соседского мальца
за нашу землю
С недругами драться научу.

Парадоксально: в звенящем чтении Ребровой, в её нервном и прерывистом высоком голосе, в её мелких и быстрых движениях — не говоря уже о самом поэтическом материале — энергии и жизни было гораздо больше, чем во флегматичном мычании «молодняка». Прозаик и в своё время самый молодой лауреат премии Ленинского комсомола Марина Кретова «ранила золотом» слушателей:

Литьё оград в узор листвы вросло,

Нам клонит голову светло и тяжело –

Не осень, нет – предчувствие потерь…

Весь город ранен золотом как зверью.

Мне кажется, дело тут совсем не в возрасте (Кретовой на момент написания стихотворения было двадцать шесть), а в умении наблюдать и образно трактовать окружающую реальность, поворачивая её лицом к современности, выжигать словом в веках. Возможно, если бы выступавшие (и не выступавшие) молодые поэты обратили свой взор не внутрь себя, а посмотрели вокруг, то поколения бы встретились — пересеклись взглядами на вечных и локальных проблемах. На взаимоотношениях отцов и детей; на проблемах национальной самоидентификации; на поиске своего жизненного пути; в конце концов, на предстоящих выборах (в которых, судя по количествам молодых митингующих в этом году, заинтересованы отнюдь не только «взрослые»). Но пока мы будем лелеять и холить свои бесценные только для нас переживания, в литературу мы не придём. Как ни старайся, как пафосно ни бросайся в зал поэтическими пароксизмами и сгустками саморефлексии. «Я, ты, мы» — увы, давно недостаточное триединство.

Яна САФРОНОВА

28.10.17