Тихо притворив дверь в своих покоях и грозно зыркнув на стоящих рядом стражников, Елизар легкой походкой старого, наученного в боях вояки, стал проделывать вояж в сторону шибко неприступной башни, которая находилась на главном шпиле его княжеских палат…
В клетке, насупившись, сидела канарейка неземной красоты. Хотя почему же. Очень даже земной, только русский взгляд не был привычен к такому виду. Практически воробей (точнее, воробьиха), только зеленого цвета и с желтыми перышками на крыльях. Так вот, эта самая канарейка хмуро смотрела на тихо вошедшего в ее узилище папеньку. Слов от нее не поступало, поэтому князь начал говорить первым. Те чарки, которые он принял при встрече с Матьяшем и потом, в одиночестве, отозвались в его голове какой-то определенной смелостью, поэтому он начал очень «трезво» рассказывать своей доченьке о прелестях такого союза, который может быть с Велигонией, о прелестях ее жениха (как только самого не вырвало) и о прочей галиматье. Послушав все эти изливания князя, канарейка грозно сказала:
– Князь Муромской, а как это пристало тебе, политические дела бывших врагов твоих решать такими низкими договорами. Дочь свою, наследницу, и ярую блюстительницу всех твоих земель ни во что не ставить. Старость что ли, папаша?
Елизар, как услышал это, так и сел.
– Ау. А моя ты ли дочь, али может Царица Небесная?
– Я, папенька, я. Сколько твердить тебе, что не дура уже. Ум не в косе (хотя теперь, точнее будет, не в перьях ум).
– Так и чего? – князь даже не знал что сказать.
– А вот чего. Избавляйся ты от этого Матьяша и от Людовика его, хоть войной иди, хоть чего делай, а замуж не пойду. Улечу отсюдова, и видели вы меня за дальними холмами.
– Да как же ты улетишь, ежели клетка? – не понял князь.
– Как угодно, но не желаю я видеть этого жениха и его папашу, который спит и видит, как княжество твое к рукам прибрать через наш с Людовиком брак.
– А как мне? Дипломатия и все такое?
– Кто это говорит! – патетически сложила крылья канарейка, – великий полководец, сумевший объединить под свои стяги столько княжеств. Папенька, ты ли это?
– Настасья! – насупился Елизар, – ничего ты не понимаешь в международной политике. Пойду я на него, он там таких союзников найдет в своей Ювропе, что несдобровать мне со всеми моими княжествами.
– Да ты же раньше никогда не боялся этого! Мне же наш летописец сказывал, каким ты был.
– Так это когда было, – промямлил князь, – тебя еще не было, а сейчас, мне каждый твой волос, каждое перышко дороже жизни.
– Папа. Я все-таки требую объяснений, почему ты боишься их. За нами же сила какая. Один лес чего стоит!
– Да напортачил я с лесом, – хмуро признался Елизар.
– Как это? Что, договор нарушил? – канарейка крылом сбила поилку в своем праведном гневе.
– Нет, не нарушал, но… – князь подумал, махнул рукой и решил выложить дочери своей все начистоту.
– Ну, когда этот, с подковами объявился, жених твой, гм… ну да, хрен бы с ним. Одним словом. Мы тогда, если ты помнишь, с Матьяшем тебя в птаху обратили.
– Ага, «мы». Это Матьяш твой постарался.
– Да ты не перебивай. А ему, то есть жениху твоему, сказали, будто бы тебя Змей Горыныч утащил, и, надо тебя выручать. Вот он и пошел. И, думаю, наворотил там. Либо съел его Змей, либо он Змею надавал, в общем, не знаю, вот и ждем вестей. Но как не гляди на это, лесные жители могли узнать чего, и теперь уже боязно мне к ним обращаться. Так что, не помощники они теперь нам… хотя, кто знает.
– Вот именно, папа. Еще ничего неизвестно. Ты все-таки потяни время, иначе точно сбегу. Я хоть и канарейка теперь, но все же приходят сюда люди, кормят. Да и ты приходишь. Не оставишь же в беде, ежели чего. Не отдашь кровиночку свою, отпустишь?
– Да я бы отпустил, но только не знаю, как в человеческий облик тебя потом обратить.
– А об этом раньше надо было думать, князь, – строго сказала Настя, – когда кровиночку свою заморскими чародействами в птаху невинную обращал, когда парня недалекого на смерть отправлял и тем самым жителей лесных в двойственную ситуацию ставил, что и помощи просить уже не у кого. Не делал бы этого, были бы тебе и союзники и чародеи, которые бы меня сразу же девушкой обратили, при первой же просьбе. А теперь и неизвестно, чего ждать.
– Да уж. Сглупил. Хотя не понимаю, почему. Мы ведь этот договор подписывали, когда я практически взял уже Велигонию, лет семь назад было, но, то ли слова он говорил какие-то, а то ли и колдовством баловался, но отступил я, и договор этот, грешный, свадебный подписал.Ра
– Да, папенька. Теперь уже и не сделаешь ничего, но только ты знай, ежели час придет, вызволяй меня из клетки, и полечу я, и найду возможность собою стать, и тебя выручить. Аль не родная я тебе дочь!
– Это да. Ты у меня боевая. Как вспомню твои гневные слова «Не пойду!!!», так аж дрожь схватывает.
– Ладно, иди. Тебя опять этот Матьяш, возможно, ищет.
– Не думаю, я его в покои отослал. Мол, подумаю, поразмышляю, найду возможности и прочее, сама понимаешь, политика.
– Ага. Вижу я твою политику. В клетке сижу, света белого не вижу, – канарейка почесала клювом крыло, – ты иди, папенька. Тяни время. Авось и поможет оно, время это.
Князь пошел к себе мелкими перебежками. Лишь бы прислужники матьяшевские не заметили. «Да что это такое!» – гневно подумал про себя князь. «Я уже в своем доме прячусь, как тать. Что твориться?» Он прекрасно понимал, что запал этот только на этот вечер, а как придет Матьяш, будет лебезить перед ним из-за этого, прах его побери, договора. «Что стало со мной? Дочь верно говорила. Где этот воевода, Елизар Смелый, где это имя, которым меня народ назвал, когда я покорял самые неприступные крепости, где мои семнадцать лет?».
Князь шел к себе, тихо бурча под нос те слова, которые скажет своему будущему свату (хотя, будущему, или несостоявшемуся, еще не известно), а в это время, зеленый кенар достигал шибко неприступную башню на самом длинном шпиле княжеских палат. Достигнув оной, он не преминул усесться перед окном и тихо вздохнуть:
– Да уж. Оказывается, лететь и не такая уж премудрость, только тяжело очень. Лучше бы они меня орлом каким сделали, может и не запарился бы так. А то по Смородине делай шесть верст, теперь около сорока летом да еще и на самый поверх. Как меня еще кто не слопал. Надоело. Как только с невестой переговорю, так сразу к Яге-бабушке и пусть я лучше всю жизнь меха раздувать буду в кузне у батеньки, и то легче.
Поговорив таким образом с собой единственным, Захар посмотрел внутрь башни. «Ага. Точно. Прилетел куда надо. Вот она клетка стоит, только, как теперь туда пробраться. Набрались эти князья (хотя чо на тестя-то пенять), набрались, однако технологиев заморских. Как мне теперь это стекло (пусть ему пусто будет) проклевать?» Юноша понимал, что если бы вместо стекла здесь пузырь бычий был, как у него дома, то проблемы особой не было, а тут…
Захар был паренек деятельный, поэтому принялся клевать. А что ему. Вот она, княжна, лишь бы добраться. Тем более, уловила звуки и смотрит на него с определенной опаской и удивлением. Клевание по стеклу не помогало. Кто бы мог подумать, что у кенара клюв гораздо мягче, чем эта штука, что стеклом зовется. Поэтому Захар сел на хвост и начал усиленно думать.
«Клевать – занятие гиблое. Надо что-то другое. Вот ежели бы молоточек мой, так я бы и не унес его в этом размере. Вот. В размере дело. Я же нынче маленький, значится, могу просочиться в любую дырочку, то есть найти ее, эту дырочку, и я уже там».
Подумав так, он вспорхнул и начал искать хоть какую-нибудь лазейку, которая могла бы привести его к своей цели. И нашел. Была в этой башенке отдушина, которая свежий воздух поставляла, и именно в нее влетел наш богатырь…
Княжна сидела в своей клетке и не могла понять, что это за странный кенар долбит своим клювом стекло. С одной стороны, откуда здесь кенар, все-таки страна-то не южная, а с другой, чего ему от нее запонадобилось. Хотя, если так посмотреть, все-таки мог бы какой-нибудь купец и привезти для своей дочери такую зверушку. Но опять же, что он делает здесь, и чего ему от нее надобно. Небось, увидел сородича и думает семью создать. Хотя тут ему, конечно, ничего не светит. Да и клетка, все-таки, на первый взгляд, неприступная.
Когда кенар залетел, Настасья, даже немного удивилась. Вот же, только что сидел, и долбил клювом стекло, и как он тут оказался. А кенар уселся рядом с клеткой на полочку и произнес человеческим голосом:
– Доброго вечера, тебе, невестушка моя названная.
– Ч… Чего??? – чуть не поперхнулась княжна.
– В смысле, «чего»? – немного оторопел кенар, – ну как же, батюшка твой, недавно совсем, нас женихом и невестой объявить изволил, аль не помнишь?
– Так ты тот «жених» и есть, что ли? – недоверчиво, и, с другой стороны, со смешком спросила канарейка.
– Ну, дык. Самый, что ни на есть, он! – важно сказал Захар.
– И чего прилетел? – чуть оправившись от потрясения, поинтересовалась Настасья.
– А за многим, чем, прилетел, – нахохлился кенар, – вопросы у меня есть к тебе и батюшке твоему.
– И какие вопросы эти? Желаешь руку мое и сердце получить? – язвительно чирикнула канарейка.
– И это тоже, но не это главное.
– Как это не главное? – Настя немного обиделась.
– Давай по порядку. Бабушка Яга с дядей Кощеем просили вежливыми мне с тобою быть. Вот я и пытаюсь. Ты главное не перебивай.
– Согласна. Излагай.
– Тогда вот слушай. Во-первых, как мне попытались объяснить знающие люди (хотя не люди, но не беда), батюшка твой нечестную игру затеял со мной, и как оказалось, не только со мной, но и со всем лесом. Мир желает разрушить, заручившись моей поддержкой через то, чтобы я Змею Горынычу головы отсек!
– А ты отсек? – с каким-то непонятным интересом спросила княжна.
– Нет, – честно сказал паренек, – не успел. Да и слава Господу, что не успел, поскольку оказалось, что к краже твоей он совершенно непричастный оказался.
– Слава Господу! – тихо сказала канарейка, понимая, что возможно и не потерян еще мир с лесом, так давно их княжество защищающем.
– Слушай дальше и не перебивай, – веско поднял крыло кенар и продолжил, – Жители леса нашего подумали и решили, что мир все-таки дороже, и послали меня выяснить, где это они дорогу нашему князю перешли, что он таким нечестным способом пытается смуту поднять и мир этот разрушить? – он немного подумал и закончил, – и почему тебя, тогда, канарейкой в самой неприступной башне держат, почему об этом никто не знает, и, собственно, к чему это приведет?
– Нда… – задумалась канарейка, – заварил мой батюшка кашу. И как теперь быть, даже не представляю, – она развела крыльями.
– Ты давай не увиливай, – забеспокоился Захар, – на вопросы отвечай, или мне к князю самому полететь, да у него все и выяснить?
– Подожди горячку-то пороть. Тут подумать надо. И на вопросы я тебе честно отвечу. Вот, послушай…
И княжна рассказала все, что знала о мирном договоре с Велигонией. О том, как ее батюшка, непонятно под каким предлогом подписал его, о том, что от женитьбы с ненавистным ей Людовиком спасло только своевременное его, Захара, появление в палатах княжеских. О том, как заперли ее в клетке в виде канарейки, и о том, как батюшка ее, боясь за честь княжескую, спрятал дочь свою здесь, от греха подальше.
– О том, что тебя к Змею Горынычу отправили, я узнала только сегодня, незадолго до твоего странного появления. И о том, чем это сулить может, тоже мне сегодня батюшка рассказал. Он ведь сам понимает, что наделал делов, но изменить ничего уже не может. Как будто сглазил его кто-то.
– Вот оно как получается… – задумался Захар, – и как же нам быть? Надо, наверное, и батюшке твоему объяснить, что лес тоже мира хочет, и тебя от свадьбы этой, тебе ненавистной, избавить.
– Надо, только как?
– Ты главное не думай, княжна, я уже начал немного понимать эти ваши игры политические, Кощей в этом деле собаку съел, вот и меня немного научил. Ежели чего, не буду тебе в мужья лезть, раз не хочешь. Радостно было, конечно, за папеньку и маменьку, что так меня устроили, но что ж. Мир дороже. Да и я нелюбым не хочу быть. Не по совести это как-то.
– Да ладно. Я уж лучше за тебя, чем за Людовика этого. Уж больно у него рожа настырная.
– Ой. А разве княжнам так можно говорить: «рожа»?
– Мне можно. Я же уже и не княжна вовсе, а канарейка, в клетке запертая. Так что ты особо не переживай на этот счет. Думать давай, как поступим. Кстати, меня Настей зовут, а вот тебя-то как?
– Захаром меня кличут.
– Будем знакомы, «жених», – с чуть утихнувшей язвинкой усмехнулась княжна.
Янош Черншок расхаживал по просторной зале своих покоев и думал думу. Добрых вестей от Матьяша все не было. Пару раз появлялся Людовик, который портил советнику все нервы своими претензиями. Когда несколько лет назад, они с Матьяшем смогли остановить полное разорение Велигонии князем Елизаром, призвав могучие силы для подписания свадебного договора, ему тогда казалось, что это наилучший выход. А сейчас появились сомнения. Точнее, они появлялись и тогда, но об этом в те трудные времена думалось в последнюю очередь. Черншок тогда только стал советником Матьяша, не знал еще всех политических премудростей, поэтому защитил страну свою, как мог, хоть и знал, чем это может аукнуться в дальнейшем. Знал он о странной и страшной силе Муромских лесов, которая никогда не пропустит власть иноземцев в свой край.
Зачем королю эти восточные земли, Янош не мог понять и сейчас. Тогда – дело старое и понятное, – невыполненные договоры, земля плодородная, народ покладистый, власть уважающий. А сейчас, когда ясно же стало, что не будет у них того союза, на который рассчитывали, и не получит король этих земель, даже если и породнится с князем. Уж очень сильная у него дочь. Она этого Людовика под каблук заткнет и будет править как княжеством Муромским, так и его, Яноша, родной Велигонией. И даже авторитет Матьяша как-то мерк в глазах Черншока, по сравнению с кровью Елизара, которая текла в дочери его, Настасьи.
«Тут может быть один всего выход, да и тот очень уж зыбкий» – думал советник: «Только жизнь их прервать, после того как брачный союз будет установлен».
Но лес. Именно он не давал покоя советнику короля. Про силы этого леса был он наслышан еще тогда, когда проходил курсы практической магии в запредельных странах. И все его преподаватели тогда сходились в одном: силы этого леса невозможно просчитать и уяснить их суть, уже не один практикующий маг сложил свою голову в этом деле. Поэтому считалось просто непревзойденной тупостью соваться туда, а тем более пытаться захватить эти силы и уничтожить.
Думы Яноша прервал стук в дверь.
– Господин советник, к вам срочный гонец от короля Матьяша!
– Впустить! – рявкнул Янош.
Дверь торопливо распахнулась, и в нее влетел потрепанный гонец.
– Господин советник, – задыхаясь, отрапортовал он, – король Матьяш требует вас незамедлительно отправиться в княжество Муромское для решения срочных вопросов, связанных со свадьбой его сына и княжны Настасьи.
– Свободен, – махнул рукой советник и начал думать, еще быстрее перемещаясь по залу.
О том, что творится в княжестве, Янош знал из первых рук. Сподобился как-то научить Людовика телепортации (несмотря на свой несуразный вид, магии принц обучался достаточно легко, не то, что его папаша). Вот Людовик и бегал из княжества в Велигонию и обратно, чтобы позудить в ухо Яношу, попортить нервы своими рассказами и просьбами быстрее обустроить его судьбу. Скорее всего, и сейчас Людовик находится где-нибудь в Велигонии, в каком-нибудь кабаке со своими дружками, поскольку в Муроме никто ему свободы такой не давал.
«Во-первых», – думал Черншок, – «надо найти его. Во-вторых, взять походное оборудование. И, в-третьих, не теряя ни секунды, мчаться к королю».
Но не терять ни секунды у советника не получилось. На поиски несносного мальчишки Людовика ушло не меньше получаса. Поисковое заклинание было одно из самых простых, но и одно из самых медленных. Необходимо было подготовить необходимые карты, чертежи. Напитать их своею силою, произнести заклинание и ждать появления результата. Зачастую такой результат мог быть и неверным, поскольку искало это заклинание не объект на карте а его следы, и только от опыта наблюдателя зависело, найдет ли он именно последний след разыскиваемого. Хорошо хоть то, что Янош, был очень опытный в этом деле. Не раз, по просьбе короля, приходилось вылавливать Людовика из очередного притона, поэтому след принца был ему очень известен. Самого принца он так и не смог обучить этому заклинанию, слишком был он нетерпелив.
Выяснив, где именно находится его принц, Янош незамедлительно создал туда портал и шагнул в него. Притон был ему знаком. Здесь, вроде бы застенчивый на людях принц, всегда показывал истинное свое лицо. Здесь, со своими дружками он обычно квасил напропалую и соблазнял невинных (а иногда и не совсем невинных) девушек.
Вот и сейчас принц находился в обществе одной пышнотелой девахи, судя по всему, не очень тяжелого поведения.
– А... Гааспаадииин Саавееетник, – медленно, растягивая слова, произнес Людовик, – какие новости? Неужели и свааадебка моя скоро?
– Как это свадебка? – надула губки деваха.
– Не волнуйся, зооолотце. Сваадьба удовольствию не помеха, – приободрил он свою подругу, – никуда от тебя, дорогуша, не денусь.
– Давай собирайся, твое Высочество, пора к королю.
– А может вы с папулей сами там, как-нибудь, а меня потом позовете, к алтарю уже? – нахально предложил принц.
– Ты, вообще-то, там должен быть, во всяком случае, так думает король. А я не премину сообщить ему о твоих подвигах здесь, в Велигонии, если ты сейчас же не пойдешь со мной.
– Вечно ты так, советник. Надо же мне перед свадебкой погулять.
– Нагулялся уже.
Советник бесцеремонно отодрал от принца хохочущую деваху, схватил его за шиворот и поволок в портал, который все так же висел по центру притона.
– Но так же нельзя с королем будущим! – трепыхался нетрезвый юноша, – ведь казню же, когда королем стану.
– А ты стань сначала. Король по-королевски должен жить, а не так, как ты. Пьянь!
Когда они очутились в покоях Черншока, советнику пришлось наложить заклинание отрезвления на своего принца. Это заклинание ему приходилось применять нередко, особенно последние пару лет. После протрезвления, принц, немного успокоившись, надулся и сказал:
– Ты роняешь мой авторитет в глазах подданных, советник. Разве так можно?
– Ты сам его уронил, черт знает когда. Жизнь твоя не может быть примером для подданных. Хорошо еще, хоть притоны выбираешь такие, где ни одного трезвого нет. Да и подкормлены они и казнью запуганы, а то уже давно ходила бы про тебя слава такая, что из покоев не выходи. Давай бегом к себе. Приводи в порядок свою особу, а я пока уложу, чего может потребоваться, в дорогу, и стрелой ко мне. Полчаса на сборы. А не то, твой отец нам обоим головы открутит.
– Ну, может тебе и открутит… – буркнул Людовик.
– А я до этого откручу тебе! Все, кончай разговоры! Мигом! Жду.
Принц, буркнув напоследок что-то еще, исчез за дверью, а маг приступил к сбору своего чемоданчика. Сложив аккуратно вещи первой необходимости, он нашел свои основные книги и приборы и стал бережно укладывать их в чемодан. Это был очень хитрый чемодан. Он был сделан из кожи очень древнего дракона и куплен им за бешеные деньги. На дно этого чемодана могло уместиться столько добра, что никому и не снилось, поскольку обладал он чарующими свойствами бездонности. И, что самое характерное, весу это ему не прибавляло. За этим занятием и застал его принц.
– Ну вот, – запричитал он, – мне приходится бегом, а он тут с цацками играется.
– Твое Высочество. Не буди во мне зверя. Сам знаешь, какие это цацки и зачем они могут мне понадобиться.
– Ладно, ладно, не гневайся страшный зверь (тушканчик, наверное, – это Людовик сказал про себя). Молчу и жду.
Через несколько минут чемодан был собран, и маг, поднявшись, сказал:
– Твори портал в покои батюшки твоего.
– А почему сразу туда? Давай сначала ко мне, чтобы он не заметил моего отсутствия.
– Облизнешься! Некогда уже. И так времени с тобой потеряно немеряно. Надо и ответ держать за необдуманные поступки свои. Бегом твори портал, набирайся практики.
Принц, вздохнув, произнес необходимое заклинание, и портал был открыт. Советник поднял свой чемодан, схватил принца за шиворот, чтоб не сбежал и шагнул в огненное чрево…
– Вот и ты, наконец, – вздохнул с облегчением король Матьяш, увидев своего верного советника. Потом перевел удивленный взгляд на сына, – а Людовик здесь чего делает?
– Отец. Так получилось, что пришлось мне по важным делам в Велигонию отлучиться. Вот меня там господин советник нашел и привел к тебе.
– Знаю я твои «важные» дела. Небось, опять в кабаках безвылазно сидел. И какой из тебя в будущем король, ума не приложу?
– Я образумлюсь, Ваше Величество, вот женюсь и образумлюсь.
– Твоими бы устами шампанское хлестать. Марш к себе, и чтобы я тебя не видел, нам с советником поговорить надобно.
– Ну как же это, марш? – заканючил принц, – ведь моя же судьба решается!
– Ты королю вздумал перечить, сопляк? – взвился Матьяш, – сгинь. Не доводи до греха.
Людовик вскинул голову, но встретившись взглядом с метающими огни глазами батюшки, решил не гневить Бога и ушел в свои палаты, как всегда, что-то бурча на ходу…
– Слушай меня внимательно, Янош. Ты в курсе происходящих событий?
– Ага. В курсе. Сын твой докладывал.
– В смысле, докладывал?
– Так он же порталом перемещается, думаешь, как он в Велигонию попал, не на коне же.
– Странно, а я и не знал, что он умеет.
– Я же сам его обучал и тебе докладывал, что у него преотличнейше получается.
– Жаль, что не запомнил. А то бы не пришлось столько тебя ждать, гонцов посылать.
– Ничего страшного, я думаю это промедление и тебе на руку, не только князю Елизару.
– Да уж. Сват темнит чего-то, не хочет невесту выдавать.
– Его тоже можно понять, Ваше Величество. Сам видишь, каков у нас жених.
– Но договор!
– А что договор. Ты же сам понимаешь, бояться нас ему не резон, рылом не вышли, гм… точнее силой и количеством. Тем более, к словам княжны он прислушивается, и не его вина, что ты на авантюру ту странную согласился, мол, кто первый зайдет, тот и жених. Не думаю я, чтобы он втайне от тебя ей кузнецкого сына бы представил. Просто случайность.
– Да я тоже так думаю, точнее, понял, когда поразмыслил на досуге. Хотя Елизар этот – тот еще жук. Вижу, не хочет девицу свою за сына моего отдавать. Да и я, если честно, уже и сам не рад этому договору. С одной стороны, стать фактически хозяином этих земель мне и не светит – князь еще в могилу не собирается, с другой, если все-таки этот брак удастся, и мой сын станет королем Велигонии и князем Муромским после нашей с Елизаром кончины, королем ему не быть. Прибьет его наша невестушка, как пить дать, прибьет. Слабохарактерный он у меня какой-то.
– Это да, – вслух подумал советник, – не в коня корм. Но с другой стороны. Что же нам делать? Если мы сейчас пойдем на попятную и предложим князю расторжения свадебного договора, он посчитает нас слабыми и всегда сможет взяться за старое.
– Не факт, – призадумался король, – далась ему наша Велигония. Он здесь, как кот в масле катается. Его за героя все принимают, хозяина, чуть не молятся на него. Надо же, объединил народы и прочая. А Велигония – она хрен знает где. И народ ему там чужд, собственно, как и народ здешний мне. За старое он возьмется, если мы попытаемся у него кусок оттяпать, а с нашими финансами очень бы этого хотелось.
– Может тогда имеет смысл все-таки эту свадьбу сыграть, а потом, несчастный случай?
– Ага. Два несчастных случая. Ты как себе это представляешь? Если князь скопытится, то дочь его княжество себе в руки приберет, догадается, как и что, ополчение поднимет, и выгонит нас из этих земель, да еще сына моего в заложники возьмет, да где-нибудь упрячет, чтобы мы не рыпались. Если же княжны не станет, то князь возмутится и надает нам по рогам, да так, что вся Велигония вздрогнет, а за ней и союзники наши. А если двоих, то народ подвох учует, восстание поднимет.
– Восстание и подавить можно.
– Не получится, – с жаром сказал Матьяш, – я уже думал над этим. Лес! Он ведь страшной силой обладает и по мирному договору народу поможет.
– Да… лес этот и у меня в печенках сидит. Очень уж там жители интересные, за землю свою радеющие, врага не подпускающие. А вот если разрушить этот мирный договор. Провокацию какую-нибудь сотворить?
– А ты дело говоришь, Янош! – в голосе короля заиграли радостные нотки, – ведь князь сам себе могилу роет. Он же того кузнеца в лес отправил, чтобы тот Змея Горыныча извел, поскольку, вроде как его виновным сделали в похищении княжны.
– Так ведь кузнеца этого в первую очередь изведут, если туда сильнейшие маги ходить зареклись, то сын кузнеца и не враг им.
– Возможно, изведут, но, возможно, вначале допрос с пристрастием учинят, почему, мол, и как, и тут он им и скажет, что его князь послал со Змеем разбираться. Чувствуешь, Янош, возможно тут и конец их миру, если князь сам дает задание расправиться с чудом лесным своего подданного.
– Зыбко все это, король. А как не спросит его Змей, а просто сожрет, чтобы другим неповадно было, да и дело с концом.
– Нда. Об этом я и не подумал.
– Вот видишь, король. И нам это промедление на руку. Надо бы узнать, все-таки, что с этим кузнецом, и какие отношения леса с княжеством теперь.
– Это подождет. Я тут такого из себя обиженного и грозного князю нарисовал. Отсрочки ему даю, тебя дожидаясь, как будто и не он тут князь, а я. Надо, все-таки, княжну найти, сам же знаешь, не силен я в поисковом заклинании.
– Это у вас семейное. Людовик тоже не смог усвоить, хотя заклинание простейшее, ему и более сложные удавались безо всяких проблем.
– Ладно. Это лирика. Давай собирайся. Бери свои приборы магические. Идем к князю, будем его дочь искать. Только надо это так сделать, будто бы я сам ее нашел, чтобы авторитет мага мой у Елизара не иссяк, а то есть у меня подозрение, что он догадывается, что я, кроме того, как человека в птицу превратить, больше и не умею ничего.
– Сделаем. Ты главное рядом со мной стой. Скажешь что советник выполнит черную работу. И карту замка у князя возьми. Только грозно требуй, как умеешь. Без нее поисковое заклинание сработать не сможет. Точнее можно и на чистом листе, только как потом искать, если следы есть, а где они – непонятно. И еще, запомни, заклинание простое, но не очень удобное. Это я твоего сына с полпинка найти могу, не раз этим занимался, а невестку твою ни разу искать не пробовал, хотя при первой встрече с ней необходимые приготовления произвел. Но, все бывает, могу и сбиться со следу.
– Не вздумай! – грозно навис над ним Матьяш, – это дело чести!
– Вот именно так, – задумчиво произнес Янош.
– Что, именно так? – не понял король.
– Говорю, именно так нависай над князем, карту замка у него требуя. Вдруг он испугается, и нам вообще не надо будет княжну искать, сам покажет.
– Ты не язви. Я уже пробовал. Не показывает.
– Ничего, нам двоим покажет…
В княжеских покоях было всего четыре человека, когда туда, сопровождаемый советником Яношем явился король Велигонии. Это были сам Елизар, его старый советник дьякон Егор и двое дружинников. Князь предавался думам. Точнее было бы сказать, что думам предавались все четверо. Они сидели на лавках, дружно обсуждали создавшееся положение и дегустировали княжеские настойки из нескольких штофов, обреченно стоявших на столе в окружении незатейливой закуски: икра черная, икра красная и хлебушек белый.
- Батюшка, князь Елизар, к тебе тут сват с советником! – возвестил дружинник, который не был причислен к лику ближайших собутыльников князя за свою молодость и безусость, а поэтому стоял на страже, – пущать?
Князь подумал, а потом махнул рукой, дескать, была не была: – Пущай!
Король Велигонии и советник Янош чинно зашли в княжеские покои.
- Ну чего еще тебе, Матьяш? – Князя уже развезло, – я свое слово сказал. Пока новости про кузнецкого сына до меня не дойдут, хрен тебе, а не свадьба.
– Да погоди ты, князь, – остановил его дьякон Егор, – тут к тебе важный человек, а ты его посылаешь. Присядешь с нами, Величество?
– А почему бы и не присесть? – пожал плечами Матьяш, который знал, что без верной чарки князь и не приступит к разговорам. Он кивнул Яношу и они присели на лавки рядом с дружинниками, несмотря на то, что королевский статус по всем дипломатическим нормам мог позволить Матьяшу сидеть по одну из рук от князя. Но в данный момент его этот деликатный вопрос не очень-то и волновал.
– Штрафную гостю моему разлюбезному и советнику его! – веско провозгласил князь.
Дружинники весело налили всем по чарочкам, и князь, как хозяин стола, произнес:
– Выпьем, други, за свата моего, короля Матьяша, советника его, Яноша, и за нас горемычных.
Выпив положенные штрафные чарки (а Матьяш уже привык к такому обычаю, не то, что его советник, который закашлялся и принялся немедленно истреблять подставленное ему под руку блюдо с черной икрой), король сказал:
– Князь Елизар. Пришел я к тебе с тем, чтобы сказать следующее: доколе ты еще будешь прятать от меня невесту сына моего, почему мы не можем скрепить до сих пор наш союз, и почему три дня отсрочки не вразумили тебя и не доказали твердости моих намерений.