Я родился на Троицу и всю жизнь молился ей
В этом году 94-летие со дня рождения известного старца выпало в субботу накануне дня памяти всех святых, в земле Российской просиявших. Уже девять лет нет его на земле, но в поминальных записках, которые мне по диаконскому послушанию доводится читать на службах в киевском Ольгинском соборе, то и дело стоит имя схиархимандрита Исаии, с которым довелось познакомиться в далеком 1988-м в открывшейся в честь 1000-летия Крещения Руси Киево-Печерской Лавре. Помнят его в Грузии и в Абхазии, в России и на Украине – везде, где доводилось служить этому удивительному священнику.
Вспоминаю тот знаменательный 1988 год, когда впервые за весь атеистический период государство стало возвращать отобранные у Православной Церкви храмы и монастыри, позволило открывать семинарии и духовные училища. Я, тогда молодой и любопытный советский журналист, делал первые неофитские шаги и, глядя на увиденных впервые в жизни монахов в клобуках и черных мантиях, поселившихся почти что на развалинах возращенной из атеистического плена первой древнерусской обители преподобных Антония и Феодосия, полагал, что вижу таких же аскетов, постников и чудотворцев, о которых начитался в самиздатовском Киево-Печерском Патерике.
А когда поближе познакомился с игуменом Исаией, учеником кавказских отшельников и делателем Иисусовой молитвы, вовсе не удивился, полагая, что уважающий себя монах должен спать в дуплах деревьев, питаться травой и молиться ночи напролет. Помнится, как раз в тот период, прочтя «Откровенные рассказы странника», взялся и я за Иисусову молитву и ночные бдения. После чего отец Исаия строго-настрого запретил мне на исповеди такое «подвижничество», рассказав, как одного молодого монаха, молившегося под звездами с воздетыми руками, наместник Глинской пустыни, где отец Исаия принимал монашеский постриг, «сдернул за ноги с неба на землю», послал пасти коров и запретил молиться после вечернего правила, ограничив лишь совместной с братией молитвой. «А иначе – прелесть! А из прелести два пути – либо в дурдом, либо в блуд!..» – резюмировал тогда отец Исаия, весело глядя на меня.
Вообще это был на удивление веселый человек. Его духовные беседы и общение с людьми всегда перемежались шутками и прибаутками, отчего собеседникам сразу становилось легко и радостно на душе. Сейчас я понимаю, что отец Исаия был носителем великой благодати Божией, которую снискал от Господа за многолетний монашеский подвиг, строжайшую аскезу и безукоризненное соблюдение монашеских обетов, данных при постриге. И, безусловно, при общении со старцем и на исповеди у него испытывались неизреченная сердечная легкость и радостность, так что хотелось вновь и вновь видеть светлое лицо подвижника, что называется «сидеть у его ног»…
Шутки старца были простые и порой комичные. И, повтори их кто другой, можно было бы счесть их за глупость. Но у отца Исаии они выходили какими-то веселыми и легкими. Помню, едем в киевском троллейбусе к какому-то то ли монаху, то ли батюшке, который делал уникальные гитары с двойной декой и продавал их профессиональным гитаристам за большие суммы, перечислявшиеся затем в открывшиеся в Союзе обители. Так вот, на соседнем сидении капризничала девочка лет пяти, которую молодая мать никак не могла успокоить. Отец Исаия, уловив момент, когда заплаканный ребенок взглянул на него, улыбнулся, открыл свой школьный портфель (отец Исаия любил подобные аксессуары) и так весело стал махать рукой, предлагая малышке залезть вовнутрь портфеля, что девчонка притихла, помотала головой в знак несогласия и заулыбалась во весь рот, поняв, что белобородый дедушка с ней играет.
Другой момент сохранился в памяти. Вновь открывшаяся Коренная пустынь под Курском, куда отец Исаия в 1990 году из Киево-Печерской Лавры был приглашен для ее возрождения первым наместником. Новость о прибывшем из Киева игумене-духовнике быстро облетела курские веси, и в монастырь потек ручей паломников. Отец Исаия с утра до вечера трудился на развалинах обители – ремонтировался монашеский корпус и выстраивался разрушенный храм монастыря. Как-то стоял он на подворье в испачканном строительной пылью старом подряснике, решая с послушниками очередной хозяйственный вопрос, когда к нему подбежала нарядная напомаженная дама, видимо, только что прибывшая из Курска рейсовым автобусом. И, обращаясь к отцу Исаие, перебив его разговор, нервно спросила: «А где тут у вас прозорливый старец Исай принимает?» Батюшка на мгновение опешил, удивленно глядя на городскую гостью, но тут же озарился неизменной улыбкой: «Прозорливый? Да ты, что, мать, рехнулась?! Этот “Исай” – великий проходимец, жулик и шарлатан. Его вот только перед тобой “Скорая” в дурдом забрала…» – и, отвернувшись, продолжил прерванный со строителями разговор. А вечером в храме я увидел городскую гостью у исповедального аналоя: заплаканное лицо с потекшей глазной тушью и помадой светилось радостью, и отец Исаия, что-то ласково говоря, напутствовал ее крестом.