Начнем с того, что, рассматривая историю эвенков, нельзя оставить в стороне наиболее близкий эвенский этнос, т.к. в действительности мы являемся одним народом, разделение с которым весьма условно и инициировано искусственно в результате ввода в документальный оборот официальных этнонимов «эвены» и «эвенки» в 1931 г. Также как близки и другие тунгусо-маньчжурские народы, история которых была общей на протяжении длительного исторического времени. Например, негидальцев, чье название происходит от эвенкийского «побережные». В действительности – это группа эвенков, расселившаяся по Амуру и его крупным притокам.
Ранее все соседние народы идентифицировали эвенков и эвенов распространенным этнонимом «тунгус», а также в соответствии с самоназваниями крупных территориальных объединений – хамниганы, солоны, бирары и др., а также в соответствии с родовой принадлежностью – Баягир, Эден, Сологон, Бута, Килен, Дулугир, Манягир и др. Сами же эвенки и эвены до 30-х гг. XX в. идентифицировали себя как этнос соответственно наиболее древним самоназваниям: илэл, эвэнкил/эвэсэл, а также локальным самоназваниям: ламучер, орочол, мэнэл, манягир, негидал и упомянутым выше. Наиболее древние этнонимы илэ, эвэнки, эвэн – в своем глубоком значении тесно взаимосвязаны с понятием «человек вообще». Илэ – человек. По нашему мнению, этнонимы «эвенки, эвэн» так же связаны с понятием человек, что вполне наглядно прослеживается в традиционном фольклорном этнониме «Дюр халгалкан, кон,норин дылилкан эвунки еhачи уранкай» - двуногий, черноголовый да поперечноглазый уранкай. Т.е. в данном случае этноним эвенки, эвены с наибольшей вероятностью происходит от слов «эвунки, эунки, эвэники, означающих «поперечноглазый», т.е. опять-таки – в противопоставление животному миру. В этом отношении В.А. Туголуков грамотно предпринял попытку интерпретировать этноним, увязав его с горными хребтами и составной частью этнонима «уранкай» - производное от «урэ» - горная местность, в результате чего родился красивый этнический эпитет «идущие поперек хребтов». Однако, все же верным видится фольклорное объяснение этнонима. Так же стоит уточниться по происхождению этнонима «тунгус», разночтения которого в научных кругах доходят до абсурда – как например, глубоко ненаучного предположения от тюркского слово «мерзлый». В действительности происхождение популярного этнонима лежит на поверхности – слово «тунгус» вошло в широкий обиход из ненецкого языка, именно так – тунго/тунгу (ед.число), тунгос/тунгус(мн. число) называли и называют эвенков ненцы и в обиходе и в фольклорных источниках. Точно также как существующий этноним якут вошел в оборот из эвенкийского языка от слов «йоко/йокол».
Комплекс культурных признаков тунгусов, отчетливые черты которого мы можем наблюдать на огромной территории Сибири на протяжении длительного исторического времени, не позволяет усомниться в наличии богатой эпохальными событиями истории тунгусо-маньчжурских народов – от позднего каменного века до современности.
Переходный этап от палеолита к неолиту стал отправной точкой для формирования будущих этносов. Именно в неолитических культурах исследователи древней истории Сибири обнаруживают первые признаки выделения каких-то больших этнических образований, больших племенных групп, к которым тянутся самые глубокие корни современных этнических групп, нынешних племен и народов[1].
Этногенез тунгусов связывается исследователями, преимущественно, с районами Прибайкалья и Забайкалья. По данной концепции, основа древней прототунгусской культуры пеших охотников начала складываться в неолите в горно-таежных районах Южного Прибайкалья. Основанием для этого являлись антропологическое сходство неолитических племен Прибайкалья и современных тунгусо-маньчжуров, а также многочисленные культурные параллели, наблюдаемые в археологических культурах байкальского неолита. Начиная с исаковского периода прибайкальского неолита стремительное развитие получила новая для той эпохи охотничья культура – культура мобильных таежных охотников, вооруженных луками[2]. Эта культура заменила существовавший ранее с глубокой древности оседлый тип хозяйствования крупных общин. Эти перемены были обусловлены глобальным климатическим воздействием, начиная с конца эпохи последнего ледникового периода (около 12 тыс.лет назад) и изменением ландшафта – от горной тундры к горной тайге, что вызвало глобальные изменения в окружающем мире – в т.ч. заменой главных объектов охоты.
Овладение луком позволило человеку изменить технику охоты, с тем, чтобы подстроиться под изменяющиеся условия объективной действительности. Теперь главным объектом охоты на всей территории Сибири уже не могли быть стада северных оленей, и на значительной части сибирских территорий место основного объекта охоты занял лось. Лось, в отличие о северного оленя, бизона и др. не стадное животное и не способен прокормить очень большие сообщества, но вполне способен служить в качестве основного объекта охоты для относительно небольших родоплеменных объединений. Естественным образом, фигура лося, как важнейшего объекта охоты, прочно вошла в систему мировоззрений древних охотников. Образ лося тесно переплетен с важнейшими символами зародившейся в то время языческой религии, черты которой мы можем наблюдать вплоть до наших дней. Именно в неолитическом времени прослеживаются корни возникновения ряда мировоззренческих представлений эвенков: образ Лосихи-прародительницы, космогонические представления о лосе и солнце, сюжеты мифа о небесной охоте на лося, охотничий обряд «Сингэлавун» и праздник «Икэнивкэ».
Приобретение древними тунгусами культуры мобильных охотников на лося находит прямое отражение в эпических традициях эвенков. Распространенным сюжетом эвенкийских нимнгаканов является сюжет об одиноком пешем охотнике. Изобретение героем лука происходит в процессе постижения охотничьего искусства и упоминается в прямой зависимости от желания добыть лося. В эпосе не зря объединено вместе изобретение лука и самострела. Несмотря на то, что эти изобретения, несомненно, отделяет определенное время, с точки зрения истории – это единый процесс, характеризующий возникновение новой охотничьей культуры. Процесс охоты на лося при помощи лука, самострелов, изгородей нашел отражение и в искусстве древних охотников – наскальной живописи, который археологи назвали «гимном лосю», сюжеты которого распространились вместе с древними кочевниками по территории северо-восточной Сибири, проникая от Прибайкалья на восток, северо-восток, север и северо-запад.
Формирование ядра древних тунгусов можно предположительно датировать исаковско-серовским периодом байкальского неолита, что подтверждается рядом культурных параллелей у неолитических прибайкальцев и тунгусов. Неолитические исаковцы и серовцы имели комплекс орудий труда весьма схожий с орудиями труда кочевников-тунгусов: луки сложного типа, разнообразные типы охотничьих стрел, «вкладышевые» костяные ножи[3], каменные обоюдоострые копья. В эпических традициях эвенков имеется характерная традиция – полный комплекс вышеперечисленных типов охотничьего оружия встречается в текстах героических сказаний. Возникновение тунгусского типа колыбели также относится к серовскому этапу байкальского неолита[4]. К периоду ангарского энеолита относится традиция ношения ножа на правом бедре, упоминаемая в эпосе эвенков, отмеченная этнографами в традиции некоторых групп эвенков[5].
Значительный скачок в развитии традиционного хозяйства древних прибайкальцев не мог не повлиять на появление особых мировоззренческих представлений, что подтверждает присутствие орудий охоты уже в захоронениях «исаковцев» и «серовцев». Индивидуальная принадлежность таких сложных орудий как М-образный лук, набор стрел и «вкладышевые наконечники копий», свидетельствует о возникновении развитой системы верований о душе и загробном мире. Характерной чертой ритуальной практики «прибайкальцев» является присутствие особого «культа охры». В неолитических захоронениях Прибайкалья, начиная с «исаковского» периода, наряду с предметами быта и орудиями охоты повсеместно встречается традиция использования минерального природного красителя – охры. Культ охры неолитических прибайкальцев находит отражение не только в мифах и текстах героических сказаний эвенков, но и обрядовом фольклоре современных эвенков[6]. Личный характер орудий в захоронениях свидетельствует не только о стройных представлениях о мироздании и душе, но и говорит о важнейшем значении и степени развития охотничьего промысла и, как следствие, охотничьей обрядности.
Объективная ситуация времени становления древней тунгусской общности характеризовалась не только количественным увеличением прототунгусов, но и значительно изменившимся типом хозяйствования – переход от оседлого образа жизни – к кочевому. Обусловленность первичных миграций прототунгусов объективными экономическими причинами может служить ответом на вопрос о причинах перемещения древних тунгусов из районов Прибайкалья. Следы глобальной миграции неолитических охотников на лося отчетливо прослеживаются в археологических памятниках в верхнем и среднем течении Лены, на Амуре, а также бассейнах рек Алдана, Маи и Олекмы. Фигура лося является центральной в наскальной живописи неолитических охотников лесной полосы Северной Азии.
Естественный рост мощи молодой формации также способствовал расселению прототунгусов из очага первоначального зарождения. Фольклорный мотив поиска себе подобных, может отражать возникновение первых межэтнических отношений на пути движения прототунгусов, продиктованных объективным процессом развития этноса. Более отчетливо этот мотив проявляется в сказаниях, где герой напрямую выражает желание встретиться и сразиться с кем-либо. Важным, на наш взгляд, является отсутствие осознания героем конечной цели, а в некоторых текстах, даже направления своего путешествия. По сюжету, герой, принимая решение двинуться в путь, прощается с домом и уходит странствовать. В тексте не указывается направление его движения – он просто отправляется в дальний путь. Это характеризует древние миграционные процессы, когда отдельные группы людей в результате поиска новых, богатых дичью и зверем мест, двигались в различных направлениях, руководствуясь, главным образом, экономическими и социальными интересами, а также удобством направлений движения в географическом плане.
В соответствии с сюжетами и сведениями героических сказаний можно в общих чертах предположить основные направления миграции древних тунгусов. Зародившись в горно-таежной местности, под описание которой, в целом, подходят горные районы Прибайкалья и Забайкалья[7], предки эвенков, эвенов и других тунгусо-мачьжурских народов в своей массе двигались в восточном направлении. Восточное направление путешествий героев эвенкийских эпических произведений в целом соответствует выводам ученых о перемещении предков древних тунгусов из Прибайкалья и Забайкалья в Приамурье, Приморье и Северный Китай, где сформировались многие народы, относимые ныне к тунгусо-маньчжурской группе. О контактах тунгусов на востоке в период неолита свидетельствуют и древнекитайские летописи[8].
К числу крупнейших этногенетических контактов прототунгусов в древности исследователи относят взаимное влияние предков тунгусов и аборигенов Амура, о чем этом свидетельствуют археологические находки на Дальнем Востоке, датируемые II- началом I тысячелетия до н.э.[9] По всей вероятности, сибирские таежные группы проникали в бассейн Нижнего Амура неоднократно. Исследования последних лет под носителями древнетунгусского культурного пласта подразумевают тунгусские племена пеших охотников, известных под именем илоу (иру). Обратим внимание на упомянутый этноним «илоу». Наиболее древним этнонимом-самоназванием, характеризующим эвенкийский этнос, является слово илэ, которое в современном эвенкийском языке не является этнонимом в полном смысле этого слова. В древности этнонимом илэ характеризовали тунгусские племена в первых сведениях китайских летописей и работах некоторых современных исследователей[10].
Контакты тунгусов с аборигенами Амура дали основу крупным родам эвенков и народов Приамурья. В описании распространенной эпической героини прослеживаются отчетливые черты, характерные для народов, населяющих среднее и нижнее течение Амура. Племена, называемые в эвенкийских сказаниях киливли [11], по всей вероятности,отражают длительные взаимоотношения тунгусов и аборигенов Приамурья, из длительных контактов тунгусов с которыми образовались современные народы Приамурья. Взаимные этнические отношения тунгусов и аборигенов Приамурья складывались на почве брака. Процесс установления межэтнических связей был длительным, сопровождавшимся первоначально военным противостоянием. Этапы этого сложного процесса нашли отражение в фольклоре эвенков, эвенов, удэгейцев, нанайцев[12].
Контакты тунгусов на Амуре не ограничивались взаимными браками с аборигенными племенами. По мнению исследователей, в Приамурье начиная с неолита проникали самые различные этнические группы, в числе которых преобладали тунгусы, тюрки и монголы, которые смешиваясь с местным автохтонным населением, формировались в различные этнические общности. Примером подобного смешения являются кидани, обозначенные в эвенкийском эпосе названием «кидан»[13]. Тунгусы оказали важную роль в этногенезе Приамурских племен, объединяемых в истории под общими названиями шивеи, мохэ, чжурчжени. В пользу этого говорят не только исторические сведения, но и лингвистический материал, а также фольклорные традиции, в частности, восточных эвенков.
Наиболее выраженные враждебные контакты тунгусов происходили с юго-западными племенами степных скотоводов. Это противостояние находит отражение в непримиримом противоборстве эвенка-уранкая с богатырями-авахи. Враждебные персонажи эвенкийского эпоса обладают характерными для степняков культурными традициями, в числе которых – скотоводство, тотемные хищные птицы, развитое кузнечное и военное дело. Этимология имен, содержание запевов отрицательных эпических персонажей, и другие сведения позволяют сделать предположение о принадлежности главных врагов (для эвенков-уранкаев) к племенам хунну.
Естественно, что глобальные миграции древних тунгусских племен не были ограничены востоком. Вероятно, начиная с неолита древние тунгусы начали расселение также в северо-западном, северном и северо-восточном направлениях, освоив широчайшую территорию от Таймыра до Охотского моря. Расселение тунгусов на север и северо-восток вероятно происходило изначально в восточном направлении через Забайкалье вдоль широких речных долин вплоть до соединения рек Шилки и Аргуни. Дальнейшее продвижение древних тунгусов в северном и северо-восточном направлениях, вероятно, происходило вдоль речных систем Олекмы, Зеи, а также Селемджи (для северо-восточного направления). Расположение археологических памятников на Олекме, Алдане, Мае сопоставимо с указанными предположительными направлениями миграций тунгусов в неолитическое время.
Исследования неолитических памятников Якутии позволили определить ряд культурных признаков, обнаруживающих аналогии с памятниками прибайкальского неолита. К их числу можно отнести фрагменты керамики с отпечатками сетки-плетенки, наконечники стрел, шлифованные каменные орудия труда, костяные гарпуны и пр. Важным в свете нашего исследования является выраженная «охотничья» направленность культуры пришельцев с юга. Основным объектом охоты сыалахцев был лось, что подтверждается обилием сюжетов с лосем в наскальной живописи на писаницах Лены, Алдана, Амги, Олекмы и др. рек Якутии. Существование древнего охотничьего культа связывается и с находками каменных фигурок лося в верховьях Олекмы и Вилюя.
Присутствие явных тунгусских признаков в культуре северных, приполярных этносов свидетельствует о давних тесных контактах аборигенного населения и проникавших с юга тунгусов. Наиболее заметное тунгусское влияние обнаруживается в культуре юкагиров – распашной тип летней одежды, присутствие тунгусского языкового пласта в языке «лесных» юкагиров[14], а также в антропологическом сходстве юкагиров с тунгусо-маньчжурскими народами.
На протяжении истории из всех народов Сибири максимально выраженной охотничьей культурой обладают именно тунгусы. Древняя сибирская охотничья культура, зародившаяся еще в каменном веке, в культуре современных эвенков и эвенов остается в качестве основополагающего культурного признака. Все прочие составляющие традиционного типа хозяйствования всегда были подчинены главному – охоте.
Эвенки и эвены относительно недавно освоили оленеводство и до освоения оленя в качестве транспортного животного были знакомы с верховой ездой на коне. Исследователи истории Дальнего Востока относили начало приобретения тунгусами коневодческой культуры к III в. н.э. В эпосе герои – пешие охотники приобретают коней от киданей и сивиров во время движения на восток. Конь, в отличие от оленя, фигурирует в подавляющем большинстве текстов эвенкийских сказаний. Первые упоминания о содержании оленей тунгусами датируются V в.н.э., массовое проникновение оленеводства в среду пеших охотников происходило значительно позже. Также как и в случае с приобретенным ранее коневодством, оленеводство вошло в культуру эвенков и эвенов в результате контактов с племенами оленеводов. В сказаниях эвенков описывается как герой приобретает оленей, женившись на девушке другого племени.
На протяжении длительной истории коневодство, оленеводство и рыболовство играли второстепенную роль в хозяйстве эвенов и эвенков, что неоднократно отмечалось исследователями. Главной причиной этого является преобладание охоты в основе хозяйства для большинства групп. Если при освоении новых мест становилось невозможно сохранять оленеводческую культуру, эвенки осваивали коневодство. Также поступали и в обратном случае. Исключение составляет забайкальская группа эвенков, перешедшая от охотничьего хозяйства к скотоводству. Данная группа эвенков, в которую входят эвенки Внутренней Монголии КНР исторически не была знакома с оленеводством вообще.
История эвенков и других тунгусо-маньчжурских народов геополитически связана с расселением на обширных территориях и историческим развитием ряда современных государств. Кочевой образ жизни и сопутствующие глобальные миграционные процессы обусловили широкий ареал распространения тунгусских народов. Южные границы расселения тунгусов ограничиваются юго-восточной Азией[15], восточные – Северной и Южной Кореей[16], а наиболее удаленные взаимосвязи тунгусов в северо-восточном направлении, вероятно, следует искать в Северной Америке[17].
Наибольшая историческая взаимосвязь тунгусов распространяется на современные территории России и Китая. Северо-восток современного Китая принадлежал тунгусо-маньжурским племенам и народам на протяжении длительного времени с начала н.э.[18] В начале н.э. тунгусы участвовали в создании государств на пограничных территориях современной России, Китая и Кореи. В 698 году было основано первое тунгусо-маньчжурское государство Бохай, основу населения которого составляли тунгусы-мохэ, монголоязычные кидани, а также корё (предки современных корейцев). Государство Бохай просуществовало до 926 г., когда было завоевано монголоязычными киданями и вошло в состав империи Ляо. Спустя два столетия потомки тунгусов-мохэ – чжурчжени основали самое крупное тунгусское государство Айсин Гурун («Золотая империя», кит. «Цзинь»). Границы Айсин Гурун охватывали почти всю территорию современного Китая. Империя чжурчженей просуществовала до 1234 г. и пала в кровопролитной борьбе с усилившимися к тому времени монголами. Трагедия чжурчьженьского народа тем не менее не стала катастрофической для всего тунгусского этноса, т.к. к примеру, многие группы эвенков были расселены за пределами активных военных действий эпохи расцвета монгольской империи. Некоторые группы эвенков участвовали в военных походах монголов, так, один из авангардов войска Чингисхана составляли конные лучники-хамниганы, являвшиеся превосходными стрелками.
К эпохе средневековья тунгусы были расселены на большой территории, а этнические признаки современных тунгусо-маньчжурских народов были в своей основе сформированы. Эвенки и эвены в своем большинстве оставались кочевниками сибирских просторов – это были все те же мобильные охотники, вооруженные луками. Средневековая история эвенков подробно описана в эвенкийских преданиях, события которых можно датировать довольно точно. Большинство преданий может быть датировано XVI-XVIII веками. Главные событиями той эпохи в среде эвенков являлись межплеменные и межродовые военные столкновения. Основными иноплеменными противниками являлись чангиты, предположительно, относимые нами к племенам урало-алтайского происхождения. Свидетельствами этих контактов стало возникновение цикла исторических преданий о врагах-людоедах. Эпоха средневековья сопровождалась также частыми противоборствами внутри этноса. Основным сюжетом родовых преданий эвенков является межродовое военное противоборство, а главными героями являются воины - ганальчи и сонинги[19]. Эвенкийские родовые предания повествуют о реально происходивших событиях, действительно существовавших личностях и предельно точно передают сведения исторического характера.
До прихода русских эвенки и эвены освоили огромную территорию, внешние границы которой можно очерить Уральскими горами на западе, Охотским морем на востоке, степями Забайкалья на юге и приполярными территориями на севере и северо-востоке. Основные внешние контакты незначительно осуществлялись с соседними народами в пределах приграничных территорий. Предметом отношений, преимущественно являлся товарный обмен. Кроме основных межэтнических контактов эвенков в низовьях Амура, наиболее интенсивный культурный обмен на других территориях происходил у эвенков с бурятами и якутами, у эвенов – с коряками, ительменами и чукчами. Следствием этих культурных взаимосвязей стали отдельные группы[20] и некоторые народы со смешанными культурными признаками (например, долганы).
Первые контакты эвенков с русскими зафиксированы в самом начале XVII века. До конца XVIII века отношения эвенков с русскими строились главным образом на основе обязательств ясачной подати. С конца XVII в. территории, принадлежавшие тунгусам начали сокращаться, что во-многом связано с имперской политикой «опоры на оседлые народы».
Средние века стали испытанием и для эвенков, проживающих на территории Китая. Родственная и дружественная на протяжении многих лет династия Цин требовала подчинения и опасалась своеволия эвенкийских вождей. В 1630-40-х гг. эвенки-солоны под предводительством Бомбогора - вождя союза эвенкийских племен Приамурья, подняли восстание. В течение нескольких лет немногочисленные эвенкийские и даурские рода противостояли десятикратно превосходившей регулярной армии империи Цин. В 1640 г. вождь эвенков Бомбогор был схвачен маньчжурами и казнён в крепости Мукден.
Эти события нашли продолжение в развитии российско-китайских территориальных отношений XVII в. Территория Забайкалья и верхнего Приамурья была присоединена к России при непосредственном участии эвенков Баягирского и Дуликагирского родов в 1667 г., когда предводитель эвенков и дауров Гантимур[21] с 40 старшинами своих родов перешел под подданство России. С того времени тунгусские рода в качестве служилых людей-казаков на протяжении длительного времени осуществляли охрану границ Российской империи на приграничных с Монголией и Китаем территориях.
Не меньшая роль эвенков принадлежит и китайской истории. Значительные территориальные завоевания Китая, начиная с позднего средневековья, осуществлены при непосредственном участии эвенков. Так, одним из величайших полководцев китайской истории того времени является Хайланьча, который со своим тысячным войском, состоявшим из конных эвенков и солонов в течение 40 лет охранял и приумножал границы Китая. Подвиги Хайланьчи и его войска воспеты в эвенкийском, китайском и тебетском фольклоре.
Еще в начале XX в. эвенки и эвены, расселенные на огромной территории представляли собой сильный и сплоченный этнос, свидетельством чему является организованное восстание тунгусов против уродливых форм коллективизации 20-х гг. XX в., когда охотские, майские и оймяконские тунгусы с оружием в руках выступили против существующей несправедливости. В течение двух лет – в 1924-25 гг. эвенки и эвены успешно противостояли регулярным частям Красной Армии и наемникам, выдвигая правомерные коллективные требования, озвученные на Всетунгусском съезде Охотского побережья. На съезде было объявлено о независимости тунгусского народа и о неприкосновенности его территории с морскими, лесными, горными богатствами и ресурсами. Лидеры движения разных национальностей составили «Обращение» к мировому сообществу, в котором выражалось желание к национальному самоопределению.
В целях борьбы с повстанцами была созвана III Чрезвычайная сессия Якутской ЦИК. На ней секретарём обкома Байкаловым К.К. повстанцы были названы бандитами, а их руководители — «одурманенными иллюзией элементами». Позднее Сталин отправил инструкцию Байкалову, возглавлявшему операцию по "ликвидации тунгусского повстанчества" в которой говорилось: “ЦК считаясь находит целесообразным мирную ликвидацию восстания, применяя военные силы лишь в том случае, если это будет диктоваться необходимостью…”. Смена политики силы на политику диалога постепенно принесло плоды и 18 июля 1925 г. последний организованный отряд тунгусов под предводительством Павла Карамзина в местности Медвежья голова, находящемся в 50 км. от Охотска, присоединился к мирной сдаче. Дальнейшая судьба повстанцев трагична – спустя некоторое время, начиная с 1927 г. и вплоть до начала II-й мировой войны они подвергались репрессиям, были расстреляны 128 человек, 130 получили различные тюремные сроки, из них часть не была связана с восстанием.
Многие эвенки в то трагичное время попытались перейти границу, чтобы попасть к своим сородичам в Китае, некоторым это удалось. С тех пор контакты эвенков двух стран прервались на долгие годы. Лишь на рубеже XX и XI вв. мы с удивлением узнали, что в соседней стране живут несколько групп наших сородичей, некоторые из которых являются близко-родственными, в т.ч. принадлежат к тем же родам, что ныне проживают на территории Якутии Амурской области, Бурятии и Забайкалья.
События, оказавшие наиболее сильное влияние на традиционное общество эвенков, эвенов и других народов Сибири, произошли в последние 2 столетия, что было вызвано объективными причинами, характерными для всего человечества. В этом отношении история эвенков мало чем отличается от истории других этносов, жизнь которых основана на тесной взаимосвязи с окружающим миром тайги и тундры. Современное состояние малочисленных народов, находящихся на грани исчезновения, является печальным фактом и свидетельством исторической несправедливости, вызванной варварским воздействием эпохи эксплуатации невозобновляемых природных ресурсов, тотального наступления инокультурного общества на гармоничный мир исторических взаимоотношений человека и природы.
Радует то, что к началу XXI в. человечество постепенно начинает приходить к осознанию необходимости смены индустриального мышления более прогрессивным – экологическим. Этот глобальный положительный сдвиг общественного сознания, вероятно, предоставит этносам тайги и тундры последний шанс нового исторического развития в ближайшем будущем.
Для нас – эвенков, эвенов и других аборигенов тайги и тундры этот шанс заключается в реализации стратегии сочетания «традиций и новаций». Во-первых, мы должны сохранить и передать своим потомкам важнейшие составляющие нашей этнической культуры (язык и историю, традиционное мировоззрение и менталитет, образ жизни и традиции хозяйствования). Все названное невозможно сохранить вне единства с живой природой, потому что экология – основа культуры нашего народа. Нет оленя – нет эвенка и эвена, нет охоты – нет эвенка и эвена. Во-вторых, чтобы быть конкурентно-способным этносом, необходимо иметь в массе передовые знания и уметь их применять. Эти знания должны быть коллективно направлены на улучшение экологического состояния ландшафта, от которого напрямую зависит жизнь наших сородичей сейчас и в будущем. Результат применения этих знаний должен быть экономически успешным и конкурентно-способным в противопоставлении к существующему индустриально-потребительскому отношению общества к природе. Поясню на примерах – нужно сделать традиционные и смежные отрасли экономически успешными, чтобы создать альтернативу варварскому освоению природных ресурсов; (например, нужно масштабно экспортировать чистую воду в страны и регионы, в ней остро нуждающиеся вместо того, чтобы позволять губить реки старателям-временщикам); нужно развивать альтернативную энергетику, чтобы снизить потребление газа и нефти, и как, следствие – снизить давление на природу; нужно стремиться к замене условных единиц ценности в виде природных элементов (золота, алмазов), чтобы дать земле отдохнуть и восстановиться. Совсем скоро общество будет измерять ценности в иных, более прогрессивных и более человечных категориях, основанных на интеллекте, а также духовной, в т.ч. этнической культуре. Наша с вами задача – приблизить этот момент, главным образом, этническим воспитанием и обеспечением качественного целенаправленного образования подрастающего поколения нашего народа. Развитие этноса на любом этапе истории не обеспечивает лишь генетическая и территориальная общность, а лишь вкупе с этнокультурной общностью и единым коллективным разумом.
Октябрь 2018г., Якутск
[1] По А.П. Окладникову (1950а).
[2] Появление лука в Прибайкалье датируется «хиньским» этапом неолита (А.П. Окладников).
[3] По форме ножи «вкладышевого» типа напоминали многофункциональное копье рубящего типа («пальма»).
[4] Г.М. Василевич 1963а.
[5] Г.М. Василевич 1969, с. 260.
[6] Самый распространенный хороводный запев эвенков «Дэвэ» отражает обрядовые традиции, связанные с культом охры.
[7] В некоторых эвенкийских сказаниях напрямую говорится о месте рождения одинокого героя-охотника (например, местность Егинде на р. Онон).
[8] В.Я. Бичуриным обнаружены свидетельства древнекитайской истории о контактах с южными тунгусами за «2200 л. до Рождества Христова» [Бичурин, 1951].
[9] Появление тунгусского пласта на Дальнем Востоке связывается с «ольгинской» культурой.
[10] Л.Н. Гумилев. История народа хунну.
[11] Девицы Киливли во многих сказаниях становятся женами эпического героя-эвенка.
[12] Как правило, женитьбе героя предшествует военное противостояние с родичами будущей жены.
[13] В эпосе восточных эвенков эвенки-уранкаи связаны с племена кидан традициями взаимобрачия.
[14] Г.Н. Курилов отмечает разительное культурное (в т.ч. языковое) различие «тундровых» и «лесных» юкагиров.
[15] Ответвления племени мяо-лингучи, населяющие горные части Вьетнама и Камбоджи.
[16] Тунгусы, перешедшие на территорию государства Корё после распада Бохай.
[17] На возможную взаимосвязь указывает сходство ряда фольклорных мотивов, не встречающееся у других народов, а также гипотезы некоторых исследователей археологии и генетики (Назарова А.Ф. и др.).
[18] Начиная от племен мохэ, продолжая чжурчженями и заканчивая маньчжурами и др. современными народами тунгусо-маньчжурской группы.
[19] Сонинг – воин, прославленный в битвах.
[20] От взаимных связей с бурятами возникли хамниганы – эвенки-скотоводы, от связей с якутами некоторые эвенкийские рода (Йэкэ, Сологон и др.).
[21] Предводитель конных тунгусов Гантимур был родственником китайского императора, имея четвёртый по значимости в империи чин цзолина. Он занимал видное место в Китае и пользовался милостью богдыхана. Ежегодное жалование Гантимура составляло 9 пудов серебра и 4 коробки золота. Имел небольшую мобильную армию в 300 вооружённых воинов [Арсеньев].