(вторая половина XVI - начало XX вв.)
В.Н. Волкова, Государственная публичная научно-техническая библиотека СО РАН
Современная этнокультурная ситуация в России, обострение национального самосознания народов, поиски ими идентичности в условиях полиэтнического Российского государства вызывают потребность в осмыслении глубинных многовековых историко-культурных процессов, протекавших на обширных территориях страны. В этом плане значительный интерес представляет такая тема, как формирование книжной культуры коренных народов Сибири. При кажущейся локальности данной проблемы она является ключевой для понимания их социокультурной эволюции. Наличие собственной письменности, а затем и книги на национальном языке - важнейший культурообразующий фактор, признак зрелости народа, способного формулировать, определенным образом фиксировать, хранить, обогащать и передавать во времени и пространстве основополагающие духовные ценности, выработанные на протяжении веков. "В сложном процессе становления и развития человеческой культуры, - отмечает Ю.А. Петросян, - рождение книги - вначале рукописной, а затем и печатной - сыграло, пожалуй, не меньшую роль, чем появление орудий материальной культуры" [1]. По утверждению ученых, возникновение книги знаменовало собой переворот в отношениях человека с окружающим миром, обозначило "новый этап не только в коммуникативной сфере, но и в формировании нового типа сознания, предопределив общий информативно-книжный тип культуры Нового и Новейшего времени" [2].
Широко проявляющийся сегодня интерес к истории национальных культур сибирских народов включает и книжные аспекты. Требуется еще долгая и кропотливая работа, чтобы с достаточной полнотой восстановить реальную картину бытования книги в определенной этнической среде. Однако наряду с этой конкретно-восстановительной работой важно понять и общие закономерности становления книжной культуры коренных народов зауральских территорий, последние три - четыре столетия развивающихся в составе России.
|
|
В статье делается попытка обозначить некоторые аспекты проблемы. Первое ключевое положение, из которого важно исходить при разработке темы, - это понимание этнического бытия народа, нации не как застывшей, закрепленной на века данности, а как процесс непрерывных межэтнических контактов и взаимовлияний, разрушения этнических границ, существования в условиях той или иной государственной или даже цивилизационной системы или выпадения из нее, обретения, а иногда и утраты языка, письменности, книжности. Состояние книжной культуры народа на конкретном отрезке времени необходимо рассматривать не только как итог сиюминутной политической, экономической, социальной ситуации, но и в контексте более широких исторических и общеинтеграционных явлений. Второй момент, который важно учитывать при изучении темы, заключается в том, что зарождение или распространение письменности и книжной культуры на конкретной этнической почве, как правило, связаны с включением народа в систему определенных государственных отношений. Именно это обстоятельство, требующее более сложной, чем в условиях патриархально-общинного уклада, регламентации административной и хозяйственной деятельности, вызывает необходимость письменной фиксации правовых и этических норм.
|
|
У истоков письменности и книжности современных народов стоит обычно одна из мировых религий - буддизм, христианство, ислам. Именно они были способны сплотить в едином государственном образовании большое число разноязычных, разноплеменных, политеистических народов и этнических групп, включить их в определенную цивилизационную систему, дав тем самым толчок для дальнейшего развития.
Предки сибирских народов познакомились с мировыми религиями, а через них и с книжной культурой, за много веков до их официального утверждения на данной территории. В период существования ранних средневековых государств - тюркских и Уйгурского каганатов (VI - IX вв.), Кыргызского ханства (VI - XIII вв.) - в Центральную Азию и Южную Сибирь проникают индуизм, буддизм, зароастризм, христианство [3]. Одним из высших достижений тюркской культуры этого времени было создание уйгурской и енисейской рунической письменности. Вместе с буддизмом из Индии и Тибета к предкам бурят и других народов приходят книги, научные знания, фольклорные и литературные сюжеты [4].
Впоследствии, при распаде тюркских государств (IX - XIII вв.), многие этносы утратили зачатки письменности и книжности, но память о них продолжала сохраняться в преданиях и эпических сказаниях народов. Так, в фольклоре хакасов - потомков енисейских кыргызов - можно встретить упоминания о высокой грамотности их далеких предков, наличии у них письменности и книги [5]. По утверждению специалистов, корни образного мышления якутов, ярко проявившегося в их устном народном творчестве, следует искать прежде всего в орхонских рунических памятниках письменности. Перекочевав в IV - XII вв. из северного Прибайкалья в районы средней Лены, предки якутов утратили письменность, но сохранили в исторической памяти элементы тюркской культуры [6].
|
|
В конце XIV в. появились первые книги в среде сибирских татар. Они были привезены за Урал мусульманскими проповедниками [7]. Принятие предками сибирских татар ислама способствовало объединению их в крупном феодальном государстве - Сибирском ханстве. В XVI в. при хане Кучуме ислам становится официальной государственной религией [8]. Вместе с ним начинают распространяться арабский и персидский языки, письменность на арабском алфавите, мусульманская книжная культура.
Фольклорные источники свидетельствуют о существовании письменности и у предков алтайцев, входивших в состав различных кочевых государств, в частности Джунгарского ханства. С принятием в первой трети XVII в. ламаизма (центрально-азиатской разновидности буддизма) в качестве государственной религии, Джунгария восприняла вместе с ним и письменность. В эпических сказаниях алтайцев упоминаются разного рода "письма", посылаемые фольклорными героями друг другу, предания говорят о священных книгах, привозимых местными проповедниками буддизма из Тибета и Монголии [9]. После падения в 1755 - 1758 гг. Джунгарского ханства связь алтайских племен с ламаистским миром была ослаблена, а письменность и зачатки книжной культуры утрачены.
Во второй половине XVI - начале ХХ вв. политическая и этнокультурная палитра Сибири резко меняется. Движение России на восток, освоение ею зауральских территорий приводят к существенным переменам в этническом составе населения. Все более четко определяются задачи Империи по управлению разноязычным населением края. Естественным проводником государственных интересов становится официальная религия России - христианство, которая на протяжении текущих столетий активно внедряется в сознание и быт аборигенных народов. Вместе с христианством за Урал приходят русская письменность и русская книжная культура.
Одновременно с христианством на локальных участках азиатской России со второй половины XVII в. усиливается влияние двух других мировых религий и их книжных культур - ислама в среде сибирских татар и казахов и ламаизма среди бурят Забайкалья. В XVIII в. последние приобщаются к старомонгольской письменности, которая в дальнейшем получает в этом крае широкое распространение. Сибирские народы оказываются на уникальном скрещении путей трех мировых религий и культур, глубинное влияние и взаимодействие которых на территории региона до сих пор еще недостаточно изучено. Однако нельзя не отметить, что большинство местных этносов к моменту появления здесь русских не было восприимчиво к достижениям книжных цивилизаций. Они представляли собой в основном кочевые и полукочевые племена и народности тюркской, монгольской, финно-угорской, тунгусо-маньчжурской, самодийской языковых групп в стадии патриархальных родоплеменных или феодальных отношений. Их социальная, культурная и религиозная жизнь чаще всего обеспечивалась на уровне языческих верований, шаманизма, устных преданий и табу, фольклорных традиций. Этих социальных институтов было достаточно для поддержания равновесия внутри этноса и при его взаимодействии с окружающей средой.
Письменность и книга вошли в жизнь подавляющего большинства коренных народов Сибири именно на волне российской государственности. При этом в качестве доминантной (государствообразующей) естественно складывалась книжная культура европейского (христианско-православного) типа.
Большая часть сибирских народов вошла в состав России уже в конце XVI - XVIII вв. В середине XIX столетия в основном завершился длительный процесс присоединения к Империи казахских степных и дальневосточных территорий. На протяжении XVI - начала ХХ вв. резко нарастала русская промышленная и земледельческая колонизация края. К началу ХХ в. в Сибири проживало 8 млн. человек, из них русских - не менее 6 млн. (75%), коренных народов - 2 млн. (25%) [10]. К наиболее многочисленным из них принадлежали казахи, буряты, якуты, алтайцы.
Необходимость хозяйственного, культурного и просто бытового взаимодействия, а также управления разноязычным населением восточных территорий требовала со стороны царской администрации и русских поселенцев создания условий для межнациональных контактов. Важной предпосылкой для подобных контактов становилось приобщение коренных жителей края к русскому языку и русской грамоте. Однако практика показала, что выполнить эту задачу можно было лишь при создании письменности и книги и на языках самих народов.
Большой вклад в создание письменности на языках аборигенного населения, разработанной на основе русского алфавита, внесли отечественные ученые - лингвисты и этнографы, участники многочисленных сибирских экспедиций, населявшие северный край политические ссыльные. Первопроходцами же в деле создания книги для самих коренных жителей края и ее распространения в инородческой среде стали православные миссионеры. Они шли в Сибирь вместе с первыми русскими землепроходцами и поселенцами, выполняя важный государственный заказ Империи - сделать "дикого номада средней Азии... русским человеком по вере, языку и образу жизни" [11], воспитать его "в духе православия, самодержавия и русской народности" [12].
На фоне этих широких общеполитических задач русская православная миссия и проводила свою кропотливую работу по просвещению коренных народностей Сибири, орудием которого должно было стать миссионерское печатное слово. В первые периоды миссионерской деятельности (XVII - XVIII вв.) необходимых для этого изданий еще не было. Миссионеры несли коренным жителям "слово Христово" на русском языке, одновременно пытаясь обучить их русскому языку и грамоте. Однако очень скоро миссионерская проповедь на русском языке зашла в тупик, и возникла необходимость перевода основных догматов веры, священных и богослужебных книг на языки просвещаемых народностей. За эту работу и принялись миссионеры, жившие в самых разных уголках Сибири. За Уралом возникает и действует большое число православных духовных миссий - Алтайская, Киргизская, Обдорская, Забайкальская, Камчатская, Иркутская, Амурская, Гольдская и др. На протяжении XIX - начала ХХ вв. миссионерами издаются книги на алеутском, алтайском, бурятском, казахском, мансийском, нанайском, ненецком, ороченском, селькупском, татарском, хантыйском, чукотском, эвенкийском, эвенском, якутском и других языках. Выпускаются азбуки, грамматики, словари, материалы для первоначального чтения, молитвенники, богослужебная и религиозно-нравственная литература, переводы основных священных книг. Для татар, приобщенных к исламу, выходят книги на арабском и русском алфавитах, для бурят - в старомонгольской и русской графике. Одновременно накапливаются многочисленные письменные и печатные тексты фольклорных произведений, фиксируемые учеными и миссионерами, переписка этнографов и лингвистов с грамотными представителями коренных народов на их языке, переводы работ с одного языка на другой. Все это способствует накоплению того "культурного пласта", который необходим для возникновения и функционирования национальной книги.
Однако взаимодействие "книжного пласта", привнесенного в инонациональную среду православными миссионерами и русскими исследователями, с самой народной средой протекало медленно и слабо, что было обусловлено как свойствами самой книги, так и особенностями этносов. Миссионерская книга при своем продвижении в массы коренного населения испытывала явное "сопротивление материала". Сам дух христианского вероучения не соответствовал особенностям социального сознания большинства сибирских народов. Отсюда и огромные трудности при переводе христианских книг на их языки, тесно связанные с укладом жизни населения и мало приспособленные для выражения абстрактных религиозно-этических категорий. Нельзя не учитывать и условий бытования миссионерской книги среди коренных народов, мизерного количества самих изданий, находящихся в обращении. Никакие самые энергичные усилия миссионеров не могли насытить огромные пространства Сибири с ее кочующим населением ощутимым количеством книг. Издания доходили до миссионерских станов иногда в единственном экземпляре. К самим представителям коренных народов религиозные и учебные книги на их языках попадали крайне редко [13].
О том, насколько книга и чтение вошли в быт коренного населения зауральских территорий, можно судить по степени распространения грамотности. На начальных этапах развития письменности именно этот показатель является основополагающим при оценке жизнеспособности книги в конкретной этнической среде.
Анализ данных "Первой всеобщей переписи населения Российской империи, 1897 г." позволяет обнаружить большой разброс показателей грамотности среди различных сибирских народов. К концу XIX в. наименьшие успехи в этой области наблюдались у народностей Севера и Северо-Востока. Чукчи, юкагиры, коряки, эвенки, ненцы, а также якуты, усвоив в очень незначительной степени русскую грамотность, оставались почти полностью неграмотными на своих языках. Русская грамотность наиболее привилась у эвенков Забайкалья (5,9% грамотных), ненцев Томской губернии (3,8%), якутов, проживающих в областном центре (4,5%). Мало распространялась грамотность (русская и тюркская) среди казахского населения Акмолинской области, хотя по другую сторону Урала она была довольно значительной. Из ранее бесписьменных народов наибольшие успехи в овладении русской и национальной грамотой обнаружились у алтайцев, живущих вблизи миссионерских центров (в городах Томской губернии - 11,9% - русская грамотность, 12,3% - национальная грамотность. В целом у алтайцев соответственно - 3,2% и 2,5%).
Нетрудно заметить, что в случаях, когда необходимость грамотности осознавалась коренным населением прежде всего при взаимоотношениях с русскими, она в большей степени прививалась на русском языке, чем на собственном. Грамотность же на национальных языках преобладала над русской и вообще более значительна лишь у народов, имевших многовековой опыт письменности и книжной культуры (7,2% грамотных у бурят, 21% - у татар Тобольской губернии).
При всем различии условий формирования книжной культуры у ранее бесписьменных народов Сибири нельзя не отметить идентичности форм ее зарождения и существования. К концу XIX в. младописьменные народы в целом еще не были готовы к созданию собственной книги и ее использованию. Книга пришла к ним извне, по инициативе православной церкви, не вписываясь в круг их насущных потребностей. Поэтому она еще долго оставалась книгой для данной народности, а не ее собственной. Важнейшее условие формирования национальной книжной культуры - это включение в процесс создания произведений печати собственного духовного потенциала народа, появление стабильного круга интеллигенции, способной их создавать, использовать и распространять. Важность этого качественного скачка - от потребления книги к ее созданию - хорошо понимали алтайские миссионеры. "История свидетельствует, - отмечается в "Отчете об Алтайской духовной миссии за 1895 г.", - что духовное развитие народов только тогда достигало полного своего процветания, когда развитие совершалось собственными естественными силами народа, хотя, может быть, первый толчок развитию и был дан извне" [14].
XIX век делал первые шаги в этом направлении. Он выдвинул из среды коренных жителей Сибири первых национальных писателей - алтайца М.Чевалкова, шорца И. Штыгашева, казаха Ч. Валиханова, якута А.Уваровского, чуванца А. Дъячкова и некоторых других. Впервые среди аборигенов края появились люди со средним и даже высшим образованием. С вхождением в состав Российского государства северных и восточных народов началось их приобщение к русской, а через них и европейской книжной цивилизации. На волне российского общественного и революционного движения начала ХХ в. усилились поиски наиболее сложившимися сибирскими этносами своей национальной идентичности. В отдельных случаях, например у якутов, это уже в данный период привело к рождению собственной литературы и книги [6].
Вместе с тем подавляющая часть коренных народов Сибири и в начале ХХ в. оставалась неграмотной и бескнижной, продолжая жить категориями докнижной культуры (фольклор, непосредственное слово носителя религиозного культа, устная передача информации и т.д.). В целом по отношению к ранее бесписьменным народам можно говорить лишь о начальности книжно-культурной традиции.
Более сложно и многоаспектно складывалась книжная культура у бурят, испытывавших на протяжении столетий перекрестное воздействие христианской и буддийской книжности. К началу ХХ в., по мере включения бурят в общественную жизнь России, понятие "грамотный человек" уже не так однозначно, как прежде, связывалось с получением монастырского (буддийского) образования. С помощью книги происходит активное взаимодействие русской и бурятской культур, а приобщение части бурятского общества к русскому языку и книжности позволило его отдельным представителям выйти на просторы европейской образованности.
Во второй половине XIX - начале ХХ вв. бурятская книга, в отличие от книги других сибирских народов, с трудом прививающейся на ранее бесписьменной почве, быстро набирает силу, реализует творческий потенциал местной интеллигенции, становится основой духовного развития нации [15]. В то же время на протяжении обозреваемого периода так и не удается решить важнейшую для национальной книжной культуры проблему - создание единого бурятского письменного языка и единой графической основы для книгопечатания. Поэтому книги для бурят на протяжении XIX - начала ХХ столетий выходят чаще всего в монгольской графике на старомонгольском литературном языке и в кириллице на наречии северобайкальских бурят. Многовариантность развития бурятского книгоиздания - это результат не только внешнего (административного) на него воздействия, но и внутренних противоречий, присущих самому процессу формирования национальной книги (как и нации в целом) в условиях полиэтнического государства. Говоря в целом о состоянии книжной культуры коренных народов Сибири XIX - начала ХХ в., нельзя не отметить элементарный уровень ее развития. За этот период на языках ряда сибирских народов была создана письменность, появились зачатки грамотности, накопился определенный "книжный пласт", необходимый для дальнейшего самостоятельного развития книжной культуры. В XIX - начале ХХ вв. закладывались основы того языкового и книжного строительства, которые предопределили дальнейшую судьбу многонациональной книжной культуры региона. Процесс овладения младописьменными народами грамотой, навыками чтения, формирование самих книжных потребностей всегда сложен и длителен. XIX - начало ХХ вв. лишь обозначили начало этого пути.
Список литературы
Петросян Ю.А. Азиатское наследие в русской культурной и научной традиции // Петербургское востоковедение. СПб., 1994. Вып. 5. С. 386.
Мельников Г.П. Пролегомены к рассмотрению феномена книги в пространстве культуры // Книга в пространстве культуры. М., 1995. С. 3.
Михайлов Т.М. Взаимодействие этносов и культур в Байкальской Азии: история и современность // Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур. Новосибирск, 1995. Т. 2. С. 182 - 186.
Дугаров Р.Н. К вопросу о влиянии индийского буддизма на народы Южной Сибири на рубеже I и II тысячелетий н.э. // Культура и интеллигенция России: социальная динамика, образы, мир научных сообществ. Омск, 1998. Т. 2. С. 192.
Бутанаев В.Я. Хакасы: историческая память этноса и современность // Народы Сибири: права и возможности. Новосибирск, 1997. С. 25.
История якутской литературы (середина XIX - начало ХХ в.) / Тобуроков Н.Н. и др. Якутск, 1993. 195 с.
Вольхина М.Г. Из истории татарского просвещения в Сибири // Ежегодник Тюмен. обл. краевед. музея. 1993. Новосибирск, 1997. С. 110 - 111.
Ахметова Ш.К.. Селезнев А.Г. О мусульманско-языческом синкретизме у народов Западной Сибири // Народы Сибири и сопредельных территорий. Томск, 1995. С. 263.
Шерстова Л. Тайна долины Теренг. Горно-Алтайск, 1997. С. 76, 84; Садалова Т.М. О фактах бытования разных форм письменности в алтайском эпосе // Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур. Новосибирск, 1995. Т. 1. С. 322 - 323.
Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск, 1932. Т. 2. Стб. 683; Головачев П. Сибирь: Природа. Люди. Жизнь. М., 1902. С. 82.
Отчет об Алтайской миссии за 1909 г. Томск, 1910. С. 5.
Якутское церковное братство во имя Христа Спасителя за IX год его существования. Отчет за 1900 - 1901 гг. Якутск, 1902. С. 3.
Волкова В.Н. Сибирское книгоиздание второй половины XIX в. Новосибирск, 1995. С. 159 - 164; Она же. Книга на языках коренных народов Сибири и Дальнего Востока в XIX - начале ХХ в. // Книга в автономных республиках, областях и округах Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1990. С. 9 - 41.
Отчет об Алтайской духовной миссии за 1895 г. Томск, 1896. С. 7.
Нимаев Д.Д. Бурятия: диалектика этнического и государственного // Народы Сибири: права и возможности. Новосибирск, 1997. С. 8 - 20; Янгутов Л.Е. К проблеме бурятского просвещения // Национальная интеллигенция и духовенство: история и современность. Улан-Удэ, 1994. С. 53 - 56.