ВОПЛОЩЕННЫЕ БОГИ В ОБРАЗЕ ЛЮДЕЙ

Примеров верований и обычаев отсталых народов мира, приве­денных в предыдущих главах, достаточно для того, чтобы убедиться, что дикарь не признает пределов своей власти над природой, которые представляются нам столь очевид-

¹ Выдвинутая Фрэзером теория сакрального происхождения царской власти принята многими буржуазными учеными. Бесспорно, что историческая связь кол­довских и жреческих функций со светской властью вождя (царя, короля) действи­тельно существует; но первичной здесь является все же именно светская власть. Происхождение ее очень сложный процесс, в котором сакральные функции могут порой занимать видное, но не основное место.

ными. В обществе, в котором считается, что любой человек в большей или меньшей степени обладает сверхъестественными способностями, различие между богами и людьми едва-едва намечается. Представление о богах как о существах сверхчеловеческих, наделенных способностя­ми, несравнимыми с человеческими, возникает в ходе историческо­го развития. Примитивным народностям сверхъестественные силы не представляются чем-то неизмеримо высшим по отношению к челове­ку; ведь человек может нагнать на них страху и заставить исполнять свою волю. На этой стадии развития мышления мир рисуется одной великой демократией, в рамках которой естественные и сверхъестест­венные существа стоят приблизительно на равной ноге. С развитием познания человек научается более правильно оценивать огромность природы и признавать свою собственную слабость перед ее лицом. Но признание своей беспомощности не влечет за собой уверенности в бессилии сверхъестественных существ, которыми населяет мир челове­ческое воображение. Напротив, его представление о власти таких существ укрепляется. Ведь его умом еще не окончательно овладела идея мира как системы внеличностных сил, действующих в согласии с неизменными и неизменяемыми законами. В зародыше эта идея у че­ловека, конечно, имелась, и он действовал в согласии с ней не только в магии, но во многих случаях и в повседневной жизни. Однако эта идея остается неразвитой, и человек, поскольку он пытается объяснить мир, в котором живет, рисует его себе как проявление чьей-то сознательной воли и личной деятельности. Если он ощущает себя столь хрупким и слабым, то какими же громадными и могущественными должны пред­ставляться ему существа, которые управляют гигантским механизмом природы! По мере того как прежнее ощущение равноправия с богами мало-помалу исчезает, человек оставляет надежду на управление ходом природных событий с помощью одних лишь собственных ресурсов, то есть посредством магии, и все больше видит единственное вместили­ще сверхъестественных сил — которым он когда-то тоже претендовал быть — в богах. С развитием познания ведущее место в религиозном ритуале занимают молитва и жертвоприношение, а магия, которая когда-то ценилась не ниже их, постепенно оттесняется на задний план и опускается до уровня черной магии. Теперь в магии видят бесплодное и нечестивое вмешательство в сферу влияния богов: она сталкивается с упорным противодействием со стороны жрецов, слава и влияние которых усиливаются или падают в зависимости от славы и влияния их богов. Поэтому когда в более поздний период начали различать религию и суеверие, то занятием благочестивой и просвещенной части общества стали жертвоприношение и молитва, в то время как магия послужила прибежищем для людей суеверных и невежественных. Когда же еще позднее представление о стихийных силах как о силах личностных усту­пает место признанию природного закона, магия, основывающаяся на идее необходимой и неизменной последовательности причин и след­ствий, независимых от личной воли, восстанавливает пошатнувшуюся репутацию и путем исследования причинных связей в природе прямо прокладывает путь науке. Так алхимия ведет к химии.

Понятие человекобога или человеческого существа, наделенного божественными или сверхъестественными способностями, по существу принадлежит раннему периоду истории религии, тому периоду, когда

боги и люди продолжали рассматриваться как существа во многом одного и того же порядка п не были еще разделены непроходимой пропастью, которая разверзается между ними в сознании позднейших поколений. Какой бы странной ни казалась идея бога, воплощенного в человеческом образе, для первобытного человека, видевшего в челове-кобоге или в богочеловеке всего лишь более высокую степень присутст­вия тех же самых сверхъестественных способностей, которые он без малейших угрызений совести дерзко присваивает себе, в ней не было ничего из ряда вон выходящего. Ведь он не проводит сколько-нибудь четкого различения между богом и могущественным волшебником. Его боги зачастую не более как невидимые колдуны, которые за заве­сой природных явлений приводят в действие те же чары и заклинания, которые люди-маги в видимой и телесной форме используют среди своих соплеменников. А так как была широко распространена вера в то, что боги предстают перед верующими в человеческом облике, колдуну, с якобы присущими ему чудотворными способностями, нетрудно было обрести славу воплощенного божества. Так, начав с простого заклина­теля духов, знахарь или колдун постепенно объединяет в своем лице бога и светского властителя. Но, говоря о нем как о боге, мы должны остерегаться переносить на первобытное представление о божестве абстрактные и сложные идеи, которые мы с этим термином связываем. Наши идеи по этому важному вопросу являются плодом длительного интеллектуального и морального развития. Дикарь не только не раз­деляет их, но, когда ему их объясняют, он даже не понимает их.

Бурная полемика по вопросу о религии первобытных народов разгорелась большей частью из-за взаимного непонимания. Мысли циви­лизованного человека дикарю непонятны, а мысли дикаря понимают очень немногие из цивилизованных людей. Когда слово „бог" употреб­ляет дикарь, он имеет в виду одно существо; когда тем же словом пользуется человек цивилизованный, он имеет в виду существо совер­шенно иного рода. И если оба человека одинаково не способны понять друг друга, из их споров не проистечет ничего, кроме путаницы и оши­бок. Если цивилизованный человек настаивает на применении слова „бог" только к той концепции божественной природы, которой при­держивается он сам, то следует признать, что в уме дикаря вообще нет идеи бога. Но мы будем ближе к историческим фактам, если допустим, что большинство народов на высшей ступени дикости обладает по край­ней мере зачаточным представлением о неких сверхъестественных суще­ствах, которые могут быть названы богами, хотя не совсем в нашем смысле слова. По всей вероятности, это зачаточное понятие представ­ляет собой росток, из которого постепенно развились представления цивилизованных народов о божестве. Если бы мы до конца могли про­следить ход развития религии, то обнаружили бы, что наше представ­ление о божестве единой и неразрывной цепью связывается с представ­лением дикарей.

После этих разъяснений приведем примеры богов, которые, по мле­нию верующих, воплотились в живых людей, мужчин и женщин. Лица, в которых божество явило себя, не были верховными правителями или их потомками. Божество может, так сказать, вселиться даже в людей самого низкого ранга. Например, в Индии один бог начал свою земную жизнь в качестве отбельщика хлопка, а другой - в качестве сына плот-

пика. Поэтому я не буду приводить в пример исключительно особ коро­левской крови; ведь я хочу проиллюстрировать общий принцип обо­жествления живых людей, то есть воплощения бога в человеческом обра­зе. Такого рода воплощение является в примитивном обществе обычным делом. Воплощение может быть временным или постоянным. В первом случае воплощение, известное под названием вдохновения или одержи­мости, находит проявление скорее в сверхъестественном знании, неже­ли в сверхъестественной способности. Его обычными проявлениями оказываются в таком случае пророчества и предсказания, а не чудеса. Напротив, когда божественный дух нашел в человеческом теле посто­янное прибежище, от человекобога ожидают, как правило, совершения чудес. Не следует только забывать, что на этой стадии интеллектуаль­ного развития человек не рассматривает чудеса как нарушение естест­венной закономерности. Будучи не в силах постичь существование природного закона как такового, первобытный человек не может ура­зуметь и то, что значит его нарушить. Чудо является для него не более как необычайно сильным проявлением обычной способности.

Вера во вдохновение распространена повсеместно. Считается, что время от времени отдельные люди могут быть одержимы духом или божеством. На это время их собственная личность и тело выходят из по­виновения: дух заявляет о своем присутствии в конвульсивных вздра­гиваниях и сотрясениях тела человека, в беспорядочных движениях и блуждающем взгляде. Все это имеет отношение не к самому человеку, а к духу, который в него вошел; все его речи в этом аномальном состоя­нии воспринимаются окружающими как голос обитающего в нем и гово­рящего через него бога или духа. Например, на Сандвичевых островах (Гавайя) верховный властитель, персонифицирующий бога, изрекал оракульские ответы из-за укрытия в виде плетенки. На островах в юж­ной части Тихого океана,,в жреца часто вселялся бог, и тот, будучи пре­исполнен божественной силой, действовал и говорил уже не как созна­тельный человек, а как находящийся всецело под сверхъестественным влиянием. В этом отношении имеется поразительное сходство между грубыми полинезийскими оракулами и оракулами прославленных наро­дов Древней Греции. Как скоро бог вселялся в жреца, жрец начинал страшно трястись и доводил себя до явного бешенства: его мускулы конвульсивно вздрагивали, тело вздувалось, лицо приобретало ужасаю­щее выражение, черты его искажались, а глаза блуждали. В таком состоянии он часто катался по земле с пеной у рта, как бы мучимый божеством, которым он был одержим, и пронзительными криками, неистовыми и часто нечленораздельными звуками сообщал волю бога. Присутствующие при этом жрецы, сведущие в такого рода таинствах, слушали и передавали народу получаемые прорицания. После того как жрец произносил ответ оракула, неистовый припадок постепенно спадал, и наступало относительное затишье. Но бог не всегда покидал жреца сразу же после сообщения своей воли. Иногда жрец (taura) оставался одержим духом или богом на протяжении двух-трех дней. В знак одер­жимости или того, что в человека вселился бог, вокруг его правой руки обматывали кусок особого рода материи. Все это время его действия рассматривались как действия бога и поэтому к его словам и поведению относились с величайшим вниманием... В качестве урухиа, то есть одер­жимого духом, жрец считался столь же священным, как и бог, и в тече-

ние этого периода носил имя атау (бог), хотя в иное время именовался просто таура (жрец)".

Случаи временной одержимости столь многочисленны во всех час­тях света и столь хорошо известны в настоящее время благодаря кни­гам по этнологии, что нет надобности лишний раз их пересказывать. Нелишним было бы, однако, сослаться на два особых способа вызывать временную одержимость. Во-первых, они, вероятно, менее известны, чем другие, а, во-вторых, позднее мы еще будем иметь случай к ним обратиться.

Один из способов привести себя в состояние одержимости - напить­ся теплой крови только что принесенной жертвы. В храме Аполлона Дирадиотеса в Аргосе раз в месяц ночью приносили в жертву ягненка, и женщина - она должна была соблюдать целомудрие, - отведав крови ягненка и будучи приведена богом в состояние одержимости, пророче­ствовала и прорицала.

В городе Эгире в Ахейе жрица Земли, прежде чем спуститься в пеще­ру, чтобы пророчествовать, напивалась теплой крови быка. Равным об­разом у курувиккаранов, касты птицеловов и нищих в Южной Индии, бытует поверье, что на жреца нисходит богиня Кали и он изрекает проро­чества после того, как пососет кровь, которая струится из пере­резанного горла козы. У альфуров из Минагассы в северной части ост­рова Целебес жрец яростно набрасывается на только что зарезанную свинью и пьет кровь. Его силой оттаскивают от туши и сажают на стул, с которого он начинает пророчествовать о том, каков будет в этом году урожай риса. Потом он вторично подбегает к туше и пьет кровь, и вторично его силой усаживают на стул, откуда он продолжает свои предсказания.

Другой способ вызвать временную одержимость состоит в использо­вании священного дерева или растения. Например, на Гиндукуше жгут ветви священного кедра, и предсказательница с покрытой головой вды­хает густой едкий дым до тех пор, пока не начинает конвульсивно тряс­тись и не падает на землю без чувств. Вскоре она поднимается и заводит пронзительную песнь, которую подхватывают и громко повторяют все присутствующие. Жрицу Аполлона перед началом прорицания также окуривали дымом священного лавра и давали его поесть. Вакханки ели плющ и, по мнению некоторых авторов, были обязаны своей ярост­ной одержимостью возбуждающим и опьяняющим свойствам этого рас­тения. В Уганде жрец, для того чтобы привести себя в состояние одержи­мости, раскуривал трубку очень крепкого табака до тех пор, пока не приходил в состояние бешенства: его громкий возбужденный голос окружающие воспринимали как голос говорящего через него бога. На острове Мадура, близ северного побережья Явьт, у каждого духа имеется постоянный медиум, чаще всего женщина. Такая женщина, чтобы приготовиться к восприятию духа, вдыхает пары фимиама, исхо­дящие от дымящегося кадила. Постепенно она впадает в транс, сопро­вождаемый пронзительными криками, гримасами и сильными судоро­гами. Предполагается, что с этого момента в нее входит дух; когда она немного успокаивается, ее слова, будучи речами вселившегося в нее духа, рассматриваются как пророческие.

Человек, находящийся в состоянии временной одержимости, полу­чает от бога, как считается, не просто знание, но - по меньшей мере

в некоторых случаях - могущество. Когда в Камбодже вспыхивает эпидемия, жители нескольких деревень объединяются для поисков чело­века, которого местное божество якобы избрало своим временным вместилищем. Такого человека ведут к алтарю божества, где совершает­ся таинство воплощения. С этого момента он становится предметом культа для своих товарищей, которые умоляют его защитить деревню от напасти. Греки верили, что статуя Аполлона в священной пещере в Гиле (близ Магнесии) способна наделять сверхчеловеческой силой. Будучи вдохновлены этой статуей, жрецы прыгали в пропасти, вырыва­ли с корнями большие деревья и проносили их на спине через самые узкие ущелья. Подвиги такого же рода совершали одержимые дервиши.

Мы убедились на предыдущих примерах в том, что, будучи не в сос­тоянии распознать пределы своей власти над природой, дикарь приписы­вает себе и всем людям способности, которые мы назвали бы сверхъ­естественными. Он убежден также, что кроме обладания сверхъестест­венной способностью в общем виде некоторые лица на короткие про­межутки времени бывают одержимы божественным духом и становятся обладателями божественного знания и могущества.

От подобных верований один шаг до представления о том, что некоторые люди находятся в состоянии одержимости постоянно или каким-то другим путем наделены столь высокой степенью сверхъестест­венной способности, что могут быть (заживо) причислены к лику богов и принимать знаки поклонения в виде молитвы и жертвоприношения. В одних случаях власть этих богов в человеческом образе ограничивается чисто сверхъестественными или духовными функциями. В других слу­чаях они сверх того обладают высшей политической властью; тогда они являются одновременно и верховными правителями и богами. Форма правления в этом случае является теократической. Например, на Мар­кизских (или Вашингтоновых) островах существовал класс людей, которые обожествлялись при жизни. Считалось, что они обладают сверхъ­естественной властью над природными стихиями: они могли ниспосылать обильные урожаи и поражать землю бесплодием; они же могли насы­лать болезнь или смерть. Чтобы отвратить гнев таких людей, им прино­сились человеческие жертвы. Таких боголюдей приходилось на каждый остров не более одного-двух. Жили они в таинственном уединении. Считалось, что иногда их способности передаются по наследству. Мис­сионер описал одного из таких богов в человеческом образе на основе личных наблюдений. Богом был глубокий старик, живший в большом огороженном доме, где было установлено нечто вроде алтаря. На пере­кладинах и на деревьях вокруг дома головами вниз были развешаны скелеты людей. Внутрь ограды не входил никто, кроме лиц, посвятив­ших себя служению богу; простые люди могли проникнуть за огражде­ние только в дни, когда приносились человеческие жертвы. Этот челове-кобог получал больше жертвоприношений, чем все другие боги. Часто он восседал перед своим домом на чем-то вроде эшафота и требовал при­несения двух или трех человеческих жертв сразу. Требование всегда Удовлетворялось, потому что он внушал сильнейший ужас. Все острови­тяне обращались к нему с молитвами и со всех сторон к нему стекались подношения. Вообще говорят, что на каждом из островов Океании был челове который персонифицировал божество. Таких людей называли и, по сути, они выполняли функции божества. Иногда человеко-

Д. Фрэзер 97

бог был верховным вождем, но чаще он был жрецом или вождем более низкого ранга.

Древние египтяне поклонялись не только кошкам, собакам и проче­му мелкому зверью, но с большой щедростью приносили свое поклоне­ние и людям. Одно из таких божеств в человеческом образе проживало в деревне Анабис, и в честь него сжигались жертвы на алтарях, после чего бог, по словам Порфирия, совсем как простой смертный съедал свой обед. В классической древности сицилийский философ Эмпедокл (ок. 490 - ок. 430 до н. э.) выдавал себя не просто зачародея, но за бога. Он обращался к своим согражданам с такими стихами:

Други: о вы, что на склонах златого холма Агригента

Град обитаете верхний, ревнители добрых деяний.

Злу непричастные, гостю почтенному кров и защита, -

Ныне привет вам! Бессмертному богу подобясь средь смертных.

Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает,

В зелени свежих венков и в повязках златых утопая.

Сонмами жен и мужей величаемый окрест грядущих,

В грады цветущие путь направляю; они же за мною

Следуют все, вопрошая, где к пользе стезя пролегает.

Эмпедокл утверждал, что может научить своих учеников, как вызывать или успокаивать ветер, вызывать дождь и сияние солнца, изгонять болезнь и старость, воскрешать мертвых. Когда в 307 году до нашей эры Деметрий Полиоркет восстановил в Афинах демократиче­ское правление, афиняне оказали ему и его отцу Антигону (оба тогда еще были живы) божеские почести под именем Богов-Спасителей. Спа­сителям были воздвигнуты алтари, которые обслуживали специальные жрецы. Народ вышел встречать своего освободителя с гимнами, танца­ми, венками, курениями и возлияниями. Люди запрудили улицы и пели, что он был единственным настоящим богом, ибо остальные боги либо спали, либо пребывали далеко, либо не существовали вовсе. Вот стихи поэта того времени, которые распевали частным образом и публично:

Пришли в наш град

Из всех богов мощнейший и дражайшая,

Деметра и Деметрий

Явились вместе.

Она идет вершить обряды девы.

Он - радостный, смеющийся, прекрасный,

Как богу надлежит -,

Со славным видом,окружен друзьями,

Как звездами, он весь подобен солнцу.

Привет тебе, сын бога Посейдонаи Афродиты!

Все иные боги ушли далече

Иль совсем не слышат,

Или их нет, иль мы им не нужны.

Тебя же, бог, мы видим пред собою

Не в дереве, не в камне, - настоящим!

Поэтому и молимся тебе.

Древние германцы верили, что в женщинах есть нечто священное, и поэтому советовались с ними как с оракулами. Нам сообщают, что священные женщины у них смотрели на крутящиеся водовороты, прислушивались к журчанию или реву воды и по ее виду и звуку пред­сказывали, что должно было произойти. Но часто благоговение мужчин заходило дальше, и они поклонялись женщинам как настоящим живым богиням. Например, во время правления императора Веспасиана боги-

ней племени бруктеров считалась некая Веледа. В этом качестве она правила народом, и ее власть признавалась повсеместно. Жила она в баш­не на реке "Липпе — притоке Рейна. Когда жители Кёльна направили к ней послов для заключения договора, тех к ней не допустили: переговоры велись через посредство слуги, который действовал как глашатай и передавал ее оракульские изречения. Из этого примера явствует, с какой легкостью наши грубые предки объединяли идеи божественности и верховной власти. Известно, что вплоть до нашей эры у гетов всегда был человек, который персонифицировал бога и именовался в народе богом. Он обитал на священной горе и занимал должность советника верховного вождя.

По словам португальского историка Дос Сантоса, люди одной из на­родностей Юго-Восточной Африки, зимба или музимба, „не поклоняют­ся идолам и не признают никакого божества. Вместо этого они чтут своего царя, которого рассматривают как божество и о котором гово­рят, что он величайший и лучший в мире. А упомянутый царь говорит о себе, что он единственный бог на земле. Поэтому, если идет дождь, когда он того не хочет, или когда слишком жарко, он выпускает в небо стрелы в наказание за неповиновение". Машоны (Южная Африка) сооб­щали своему епископу, что когда-то у них был бог, но его прогнали (их соседи) матабелы. „Эти (слова) относятся к бытующему в некото­рых селениях обычаю держать человека, которого они именуют своим богом. Народ обращается к нему за советами и приносит подарки. В про­шлом один из таких богов жил в деревне, принадлежащей вождю Магон-ди. Нас просили не палить из ружей в окрестностях деревни, чтобы не спугнуть бога". Когда-то этот бог машонов был обязан ежегодно приносить дань в виде четырех черных быков и одного танца вождю матабелов. Один миссионер увидел и описал, как божество исполняет перед королевской хижиной последнюю часть своих обязанностей. Битых три часа без перерыва под грохот бубна, щелканье кастаньет и монотонное пение смуглый бог предавался бешеному танцу, присажива­ясь, как портной, обливаясь потом, как боров, и совершая прыжки с ловкостью, свидетельствующей о силе и упругости божественных ног.

Баганда из Центральной Африки верили в бога озера Нианца: време­нами бог находил себе обиталище в мужчине или женщине. Воплощен­ный бог вызывал страх всего народа, включая правителя и вождей. Пос­ле того как таинство воплощения совершалось, человек этот — или скорее бог, — прежде чем приступить к исполнению своих священных обязанностей, удалялся примерно на три километра от берега озера и там ожидал появления молодой луны. С момента, когда на небе прогля­дывал серп луны, правитель и все его подданные поступали в распоря­жение божественного человека, или лубаре (бога), который властвовал не только в вопросах веры и ритуала, но также в вопросах войны и государственной политики. С ним советовались как с оракулом: одним словом, он мог навлечь болезнь или излечить ее, остановить дождь или вызвать голод. Когда к нему приходили за советом, то приносили с собой богатые подарки. Уруа, вождь обширного района к западу от озера Танганьика, „самонадеянно присваивает себе божеские почести и власть и делает вид, что целыми днями может воздерживаться от пи-Щи, не ощущая в ней никакой необходимости. Он утверждает, что в качестве бога он выше того, чтобы испытывать нужду в пище, а ест,