Филипп Федулович Ларионов был крестьянином в пятом поколении из известных мне предков. Был мощным и крепко сложенным физически человеком. Много занимался освоением из-под лесопашни, её раскорчевкой. Это производил при отсутствии современной корчевальной техники. Вытаскивая из грунта крупный сосновый пень, надорвался. Получил грыжу. В дальнейшем ему, чтобы быть живым, врачи посоветовали носить противогрыжевой пояс, поддерживающий кишки от выпадывания. Дед имел в семье 8 сыновей. На период коллективизации два сына жили своими семьями: мой отец –Давыд Филиппович и дядя Устин. Третий сын – Василий Филиппович учился в Красноуфимском техникуме на агронома, который окончил в 1930 году. Дяди Тихон и Иван к моменту событий по переустройству деревни отделились от отца, жили в Невьянске у брата, то есть у нас. Дядя Тихон поступил на работу на кирпичный завод, а дядя Ваня учился в школе. С дедушкой Филиппом оставалось двое сыновей: Дядя Евмений – женатый и дядя Иосиф – холостой. В период всех полевых работ дед не нанимал рабочую силу, а обходился рабочими руками сыновей. Во время полевых работ братья съезжались в деревню для проведения: посева, сенокоса, уборки. Дед имел 6 лошадей. Три лошади было у дяди Устина. Дяде Устину помогал в работе дед Миней и сын Иван, хотя был еще молодым. У деда было 3 коровы и две у дяди Устина. Дома стояли рядом, по существу хозяйство было общим. Завершали полевые работы дружно, учитывая, что в более напряженные периоды работ интенсивное участие принимали и жены женатых братьев. Кроме зерновых сеяли: коноплю, лен, клевер, репу. Я удивлялся, куда девать урожай с целого поля репы? Кроме домашней работы, зимой на плечи женщин ложилась работа по обмолоту льна, мочке льна и конопли, мятью и трепанию, вычески льна, прядению кудели, ручная ткацкая работа, а весной до схода снега отбеливание льняных тканей. Свиней дед не держал, но количество романовских овец было большое. Были у него в хозяйстве еще и кролики. Держал их вольным способом в отгороженном загоне за «стайкой». Зимой, кроме хозяйственных работ, дед занимался выделкой шкур животных. Он выделывал овечьи шкуры для производства полушубков и тулупов. Также из коровьих шкур выделывал сыромятные изделия. Для работы со шкурами во дворе им было сооружено подсобное помещение, где в чанах постоянно мокли шкуры для процесса удаления с кожи шерсти и волоса, для проведения процессов мочки и дубления. Дед строго по часам следил за идущими процессами. Для того, чтобы не пропустить установленные часы переработки, дед после того, как шкуры загружались для переработки, ложился на печи в подсобном помещении, причем, чтобы не проспать установленные часы, под голову клал кирпич. Спать на подушке в этом случае, он считал «баловством».
На завтрак, обед и ужин собирали всех в строго установленные сроки. Пока все не соберутся – еду не начинали. Ели всегда из общей большой чашки, причем дед следил за степенностью и порядком во время еды. В случае, если кто из членов семьи нарушал установленный порядок, дед наказывал, ударяя большой деревянной ложкой по лбу. Когда я был в гостях у деда, хотя мне шел всего четвертый год, наказывал и меня.
Баба Саша была богомольная, верила в Николая-угодника и, особенно, в Илью-пророка. Чтобы за мои грех Илья-пророк не наказал, во время грозы баба Саша садила меня на скамейку в простенок между окнами и требовала сидеть смирно до окончания грозы.
Дед в хозяйстве машин для облегчения труда не имел. Все полевые работы производились вручную Обмолот зерновых культур вели на общественной молотилке на конной тяге. Тут он был хозяин, так как лошади, в основном, запрягались – деда. Жили в двухэтажном доме, на верхнем этаже – дядя Евмений с семьей, внизу Дед и дядя Иосиф.
Несмотря на то, что дед не имел наемных работников, а значит - не относился к кулацким элементам, его семья вместе с семьей Евмения Филипповича были раскулачены. Оставлено только то, что носили на себе. Остальное было конфисковано в неделимый фонд, вновь образующегося, колхоза!
Зимой на подводах. На первой – дед с бабушкой и сыном Иосифом, на второй – вся семья Евмения Филипповича (кроме него, – жена (тетя Паня) и трое маленьких ребят, причем третьего, только родившегося, везли в пеленках)! Вывезли их в Тюменскую область на приток Оби – Конду, в заболоченную тайгу на берег реки. Выгрузили на снежную площадку. Предложили строить землянки, а затем деревянные дома. Евмений Филиппович прошел путь от работника промысловой артели, мастера, десятника до директора рыбокомбината! Иосиф Филиппович со временем окончил Тюменский механический техникум и стал работать механиком рыбокомбината!
Судьба семьи дяди Устина другая. Во время раскулачивания имел на иждивении старого отца и четырех детей. Отправили на поселение на стройку социндустрии – в Надеждинский район, на станцию Ауэрбах, на Воронцовский рудник. Здесь хоть поместили в бараки. Дядя Устие с первых дней был направлен в шахту на добычу руды. Тетя Дуня, имевшая грудного ребенка, поставлена на шахту стволовым. Старших ребят из-за малых лет – направили на лесозаготовки! Со временем, дядя Устин освоил труд забойщика, а затем, по-учившись, стал механиком на подземных работах. Там, на Воронцовском руднике, похоронены: дед Филипп, дед Миней, дядя Устин. Реабилитированы после 1965 года. Получили компенсацию за имущество, изъятое в фонд колхоза.
Компенсации хватило только на покупку и установку памятников дедам и дяде Устину!
Интересна судьба второй дочери Филиппа Федуловича – тети Нади (Надежды Филипповны Дедюхиной). После смерти первого мужа Дедюхина (я его не знал) тетя Надя вышла замуж за Полежаева Николая Филипповича. Это был человек неунывающий, хорошо знавший машины и механическое дело, веселый, певун, общительный по натуре. Когда бывал на веселее, всех маленьких ребят завлекал веселыми историями, называя их «ореликами».
В деревне Шумиха Пригородного района имел Николай Филиппович два дома: один на три окна – оборудованный под зимнее проживание, другой, поменьше, на два окна для летнего пользования. Передний – чистый двор, заслан половыми досками, раз в неделю мылся, задний – грунтовый, для выгона скота, имел соломенную подстилку. На передний двор выходила кузница с тисами, большим точилом и сверлильным станком. Тут же мастерская по поделке телег, саней, колес. Гнул из березы разные поделки, в том числе: дуги, колеса. Из сельхозмашин имел сеялку конную, сноповязалку, веялку и в образцовом состоянии общественную молотилку. Содержал машины в постоянном рабочем состоянии. Сельхозкультуры сеял на зерно и для получения кормов. Имел трех рабочих лошадей, двух коров. Со всем хозяйством справлялся с помощью жены и взрослого сына, т.е. наемный труд отсутствовал. Когда Филиппа Федуловича раскулачили, дядя Коля обратился за советом к учителю местной шумихинской школы, как ему поступить. С этим учителем семья Полежаевых дружила. Заведующий школы, будучи членом партии и депутатом сельсовета, был в курсе предстоящих преобразований села – кого предстояло раскулачить. Он посоветовал Полежаевым не держаться за имущество, хотя оно и нажито своим трудом. Он предложил им «самораскулачиться», т.е. все имущество сдать в колхоз добровольно, а самому уехать на какую-нибудь из строек пятилетки. Полежаевы послушали его совета. Посоветовавшись с семьей, отправился Николай Филиппович в правление колхоза, написал о своем желании отдать все, принадлежащее семье, имущество в колхоз и просил ходатайствовать перед сельским советом о выдаче паспортов ему и всем остальным членам семьи. Паспорта были выданы и они, собрав носильные вещи, подались на стройку Новокузнецкого металлургического комбината. Роман, их единственный сын, приехал к нам в Невьянск. Здесь окончил школу.
Немного о жизни Полежаевых. Ближе с их жизнью я познакомился, когда Николай Филиппович привез меня погостить в Шумиху. Ночью, когда мы ехали в Шумиху, мне запомнилось зарево пожара, которое стояло над лесом. Оно долго сопровождало нас в в нашей поездке. Когда его не стало видно, я заснул. Когда я проснулся от сильного толчка телеги (хотя под меня для мягкости дядя Коля положил большой слой свежего сена), то почувствовал, что с одной ноги слетела новая сандалия. Тряхнуло телегу, когда переезжали мост. Услышав о потере, дядя Коля остановил телегу и около часа затратил на поиски. Всё – безрезультатно. Я оказался в деревне без обуви, а подходящей в деревне не нашли. В зимнем доме мне отвели место на полатях около печки для ночлега. Так что в любое время года я не мерз. Тетя Надя все внимание сосредоточила на том, чтобы в этот приезд я значительно поправился. Она составила для меня изысканное меню, так мне казалось. Часто в меню использовала «заваруху». Готовила она её по своему методу. Были часто: блины, пельмени, готовила «кулагу» и «сусло». Для меня эти блюда были в диковину. Чтобы я не скучал, одну комнату в доме отдали под «лес». Для этого дядя Коля нарубил молодых елей, в стоячем положении закрепил их, расставил ели так, чтобы я мог двигаться между ними. Игры в лесу занимали все вечера. Поиграть в этом лесу приходили два сына заведующего школы. Игра заканчивались сказками. От них я впервые услышал сказки Мамина-Сибиряка. С наступлением эпидемии коклюша наши совместные игры прекратились. Мне так недоставало этих друзей, но против воли тети Нади, я ничего сделать не мог. Сын тети Нади Роман часто помогал отчиму в кузнице, работая за молотобойца. Приходили веселые, и часто чумазые. Тетка тогда отправляла их мыться в баню, куда увязывался и я. Баня Полежаевых находилась на берегу реки Шумихи, а это в полукилометре от дома. Напарившись в горячей бане, Полежаевы любили искупаться в холодной воде реки Шумихи. С наступлением зимы, после того как выпадет снег, Роман любил, в порядке закалки организма, валяться голым в снегу, потом попарившись на полку, обмотав ноги одними газетами и всунув ноги в носки, бежать домой по снегу без обуви. Это повторялось настолько часто, что тетка не обращала внимания на его выходки. По пороше Роман начинал ставить пели на зайцев, на их основных тропах. Попавшие в петли зайцы, разнообразили меню. Когда я уезжал, в подарок Анне Федосеевне (своей тете), Роман положил в сани несколько тушек этих ободранных и замороженных зверьков. Мою жизнь в Шумихе и заботу тети Нади, мы часто с Романом вспоминали, когда он, живя у нас, заканчивал школу.
Итак, я принят в первый класс школы № 3 города Невьянска. Попал я в класс, который вела старейшая учительница с большим опытом (еще дореволюционным) – Наталья Прокопьевна Гурина. Ей было тогда 55-58 лет, среднего роста. Постаревшее лицо показывало, что она перенесла в своей жизни много лишений. Из-за расшатанных нервов, она имела довольно взрывной характер. Старалась дойти до каждого ученика, хотя сделать это было трудно. В классе, который она вела, было от 35 до 40 учеников. Знания для преподавания в начальной школе были у неё широкие и разносторонние. Учебный процесс ею был организован так, что более способные ученики непроизвольно вовлекались в помощь по освоению знаний слабыми учениками. Недисциплинированных учеников воспитывала жестко. Прежде, чем повествовать о проведении ей уроков, хотелось бы остановиться на влиянии на неё молодой коммунистки Гуриной Зинаиды. Не знаю в каких родственных отношениях они состояли, но Наталья Прокопьевна несколько раз называла её нам – как пример для подражания. Эта Зина Гурина, будучи вожаком невьянских женщин, требовала: чтобы они активнее привлекались к вопросам воспитания в коммунистическом духе подрастающего поколения, активизации антирелигиозной пропаганды, в том числе среди школьников, поднимала вопрос о расширении пионерского движения. Зинаида Гурина была активным работником в Свердловской области, а впоследствии избрана секретарем Международной демократической федерации женщин. На словах, сказанных Зиной Гуриной, часто в четвертом классе останавливалась Наталья Прокопьевна, обсуждая школьные дела с родителями.
Наталья Прокопьевна все уроки старалась увязывать с теми событиями, которые происходили в нашей стране. Уроки природоведения начинала с ознакомления с историей родного города Невьянска. Так оказалось, что Невьянск делится на исторически сложившиеся районы, по мере заселения города пришлыми людьми из разных краев нашей России, да и не только! Выходцев из Тулы, мастеров кузнечного дела, которые приехали вместе с Никитой Демидовым, поселили на Тульской улице, первоначально самой красивой улице Невьянска. Она начиналась от центральной проходной и от конторы завода. Этот народ, мастера кузнечного дела, - был опорой хозяина завода, Демидова. В петровскую эпоху попали на Невьянский завод шведы. Позже, в бироновское время – немцы. Их селили в районе Невьянской башни (ныне улица Профсоюзов). Это место расселения немцев звали как и в Москве – Кокуй. После того, как Демидовы построили: в Сибири, в Колывани свои заводы, и после налаживания обмена людьми с Колыванских заводов, район, где селились сибирские люди, стали звать – Бараба. А Бараба – потому, что селились главным образом выходцы из Барабинской степи.
Поток, бежавших из центральных губерний России, раскольников, или как говорили «кержаков» (староверов) и крепостных помещичьих крестьян не ослабевал. Всех принимали приказчики Демидова. После некоторой выдержки в лесных тайниках и преображения под образ людей Демидова их селили в Забелье. Одиозным крепостным людям часто по указанию приказчика меняли фамилию на Нечкиных. Жителей с этой фамилией я часто встречал среди жителей Забелы и Тагильской улицы.
«Кержаками» в Забельском «районе» было организовано свое, отдельное от православного, Забельское кладбище. На кладбище оставался нетронутым старый кондовый сосновый лес. Подгон: березника, черемушника и вербы дополнял обильный тенистый подлесок. Кладбище было огорожено высоким забором. У входа на кладбище работала старообрядческая церквушка. Жил сторож, который охранял все это хозяйство. После 30 годов XX века, когда руководители горсовета церквушку закрыли, а сторожа уволили, кладбище, простоявшее два века, пришло в полный упадок. Сначала разобрали забор, порушили памятники столетий, а потом окружающие «лихие» люди принялись за лес. В настоящее время не осталось ни пней, ни могил. Могильные бугорки разровнены бульдозером. На могильном участке отвели место под лесопилку «современных русских», так я слышал от жителей Невьянска. По всей вероятности при строительстве лесопилки потревожили остатки костей усопших. Нет в Невьянске памяти о своих предках. А на этом кладбище похоронен брат моей матери – дядя Ваня (Иван Федосеевич Горбунов).
В 1773 году Невьянску, вернее Невьянскому заводу угрожало разорение армией народного царя – Емельяна Пугачева. Вокруг поселка Невьянского завода в срочном порядке был сооружен вал с деревянным частоколом из бревен. Об этой поре напоминает сейчас улица Валовая, то место, где новый тракт на Серов своим асфальтом отрезал район Барабы от новостроек возле вокзала. На горе (на кладбище) до сих пор сохранились фрагменты того оборонного вала. Есть еще района города Невьянска: «Пески» – район за горой на пологом берегу Невьянского пруда, там, где волна, размывая берег, произвела песчаный пляж; «Гора» - застроенная часть Малой Лебяжки и жилье у подошвы Большой Лебяжки.; район края города в сторону деревни Быньги – «Зажило». В 1914-1917 годах, когда поступили миллионные заказы на военную продукцию, появилась потребность расширении базы завода. Район новостроек получил название «Мильонка». В последнее время сильно расстроился район Цемзавода.
По словам Натальи Прокопьевны, она захватило еще ту пору, когда на Большой Лебяжке рос высокий сосновый лес. Правда и тогда вершина Большой Лебяжки была голой. Под деревьями на горе была мощная травянистая растительность. Встречалась здесь горечавка с красивыми синими цветами. Местами вейник поднимался до метра. Попадались кусты василистника. Зелень черничника, а местами и брусничника закрывала ковром щебенчатую поверхность горы. На открытых для солнечного обогрева лужайках часто попадалась земляника. Продолжение того леса служат остатки соснового бора на городском кладбище (на горе).
В 1890 году, как рассказывала Наталья Прокопьевна, На Невьянск обрушилось всеобщее несчастье. В мае при жаркой ветреной погоде загорелся дом в Барабе. При сильном ветре пожар перебросился на соседние дома и начал активно распространяться в сторону завода. От горевших домов шел нестерпимый жар, ветер подхватил горящие головни и понес их на рядом стоящие дома. Пожаром охватило все районы, за исключением «Горы» и «Песков». В этот пожар выгорело две трети построек и жилья в Невьянске. Пострадал и завод – сгорела половина цехов. Погорельцы, по словам нашей учительницы, обратились за помощью. Было дано разрешение на рубку леса для строительства, в даче под городом в районе горного массива. Восстановление шло быстро. При переписи через 7 лет в Невьянске уже насчитывалось 13,6 тысяч человек.
Лес на Большой Лебяжке так и не восстановлен. И до сих пор горный массив Большой Лебяжке стоит голый, безлесный. В травостое на современной Большой Лебяжке преобладают: хорошо переносящие долгую нехватку воды, степные виды мятлика; выживает на щебенке трава «кошачьи лапки» - родственник бессмертника. В логовинах междугорий встречается в виде небольших кустов можжевельник, да и то там, где не может потравить скот.
К сожалению, этот грандиозный пожар не был единственным. В 1917 году, по воспоминаниям старожилов, опять в мае в ветреную погоду, когда она при отсутствии дождей иссушила все построенное из дерева, при южном сухом ветре, опять на Барабе, загорелся сенной сарай. Горячим вихрем горящее сено и головешки подхватило и понесло в сторону Забелы. Пожар охватил деревянные дома в Барабе, легко перескочилреку Белая и пошел гулять по Забельскому массиву. Не удержала пожар и Тагильская улица. Пожар распространился на улицу Быньговская и последующие улицы до района «Зажило». Только отсутствие домов на окрайне города остановило пожар. Причем горели дома выборочно - те, куда падали искры и горящие головешки, и где жители не могли потушить очаги возгорания построек.
Пустыри, возникшие при пожаре, существовали около 10 лет, и я помню, как они постепенно застраивались. Сгорел в ту пору дом деда (Филиппа Федуловича Ларионова) и все надворные постройки, стоявшие на углу улиц Тагильская и Вторая Забела.
Большой интерес представляли воспоминания Натальи Прокопьевны об истории «золота» и связанными с ними разработками в районе Невьянска. О более древней истории, об открытии золота в районе Невьянска написано много. Наталья Прокопьевна рассказывала о более поздней поре. Она помнила, как начинали разработку золота на разрезе «Грязновский». Причиной, почему так назвали, был, по её словам, золотодобытчик, руководивший всеми работами – Грязнов. Открыли золото на Быньге, если ехать по новому тракту на Тагил, слева от горы Трошиной, по легенде – еще до 1900 года. Наталья Прокопьевна помнила, как начали разработку в месте, которое славилось большими зарослями черемухи, росшей по реке Быньге. Это было любимое место по сбору черемухи. Поэтому разработки - вызвали пристальное внимание жителей Невьянска, ходивших за ягодами. Разработки породы велись на конной тяге, но воду откачивали из карьера с применением паровой машины. Отвалы отработанной породы складировались недалеко, рядом по бокам карьера. Богатое золото поманило вначале, затем пошло бедное. С углублением более 15 метров золото стало добывать нерентабельно. Разработки прекратились. Но чистая свежая вода разреза «Грязновский» и сейчас манит своей прохладой, проезжающих по новому тагильскому тракту, отдохнуть на берегах разреза «Грязновский». К месту рассказать историю, которую поведал мне мой друг Борис Лебедев, связанную с разрезом «Грязновским» и нашими родителями.
В году 1935 мой отец, Василий Дементьевич Лебедев, Александр Замоткин и еще 3 дружков отправились отдохнуть одни (без жен) на лоно природы. Распрягши лошадей, пошли ловить чебаков удочками все шестеро. Рыба просто ловила наживку. Наловили быстро. Перед варкой ухи, изготовлением шашлыков распили бутылку. Водка показалась – слишком теплой. Василий Дементьевич взял авоську с бутылками и отнес на берег, охладить спиртное в водах разреза. Когда изготовили шашлык, и когда уха закипела, Василий Дементьевич пошел за авоськой, и каково его было разочарование, когда её он не обнаружил на положенном месте. Все «горючее» оказалось поднятое водой и оно соскользнуло на глубину по обрыву разреза. Почесали затылки мужики, да нечего делать – отдых срывался. Более молодые попробовали достать, но не могли достать дна и вылезли замерзшими. Александр Замоткин срубил березу метров 15, обрубил ветки и опустил на дно разреза – оказалось метров 12. Пошел за веревкой, привязал тяжелый камень и решил нырнуть, держась за веревку. Дно достал, но бутылок не видел. Пришла очередь Василия Дементьевича. Нырнул он, используя камень, чтобы дойти до дна, - вынырнул с двумя бутылками. Выпили для «сугрева» по рюмке и Давыд Филиппович (мой отец) не захотел, чтобы остальное добро пропадало. Нырнул и нашел авоську со всем остальным «горючим». Все так замерзли от холодной донной воды, что водка не помогла от простуды. Но отдых не сорвался, сопровождаясь обмывом. За горой Трошиной на пойме реки Быньги в 20 годы XX века на россыпях работал прииск «Ударник». Нам удалось на конце разработок. Золотоносную породу - пески направляли на промывочные машины. На решетчатых полотнах породу, добытую из шахты или разреза, водой, качаемой ручными насосами, размывали, причем оставались крупные камешки и гравий, в основном – кварцевый. Глинистые частицы и песок выносились к основанию промывочной машины и выбрасывались в отвалы. Золото задерживалось в отложениях поддона. Окончательно золото отмывалось вручную на лотке или в тазиках. В отвалах, там где высыпались камешки кварцевый гравий, нами часто обнаруживались кристаллы горного хрусталя, разной степени целости граней и реже сросшиеся кристаллы в друзе. Такие находки ценились выше. Говорили, что старателям попадались и более ценные кристаллы, но нам – ребятам, кроме дымчатого кварца ничего не попадалось
Россыпное золото разрабатывалось и по долине реки Нейва в направлении от района «Зажило» в Невьянске до Мохнуши (Быньговсие Горки). Долина реки была перерыта неравномерно. Разработка велась карьерным способом - разрезами, которые после окончания работ заполнялись водой. По краям водоемы зарастали рогозом, иногда камышом. Вскоре по заполнению разрезов водой дикими утками-чирками в водоемы была занесена озерная «чума» - элодея. Её эеленые заросли быстро заполнили прибрежные воды. Отработанная порода, в основном состоявшая из отмытых водой песчаных слоев прибрежной поймы, сосредотачивалась на бедных золотом массивах. Высота песчаных отвалов равнялась 4-5 метрам. Зарастали отвалы куртинами вейника и степного мятлика. В промежутках между отдельными грядами отвалов почва отличалась более богатой растительностью. После дождей, при установлении жаркой, с грозовыми дождями, погоде, в этих местах высыпали обильно грибы, особенно подберезовики и подосиновики. Я, обнаружив грибные места, стал часто приносить полные корзинки с грибами, чем гордился, так как теперь я кормил грибами семью. Мы много времени проводили на песчаных отвалах, где загорали, купались в глубоких разрезах, ловили рыбу с, сооруженных для этой цели, плотов. Ползая по утесам прилегающей горной гряды мы нашли залегания жилами асбестовых отложений в змеевике. В 60-70 годы XX века по старым быньговско-невьянским отвалам прошла драга. Она сняла и всё «бедное» золото, выровняв разрезы и отвалы, сделав вышеупомянутые водоемы более мелкими.
В 1937 году карьерные разработки производились на окрайне города, под самым забором «Французова сада» или впоследствии парка культуры и отдыха. Карьер имел глубину около тридцати метров. В карьере были установлены гидромониторы, при помощи которых слои поймы размывались водой и пульпа (водяная смесь с грунтом) по трубопроводу подавалась на «гора». Здесь в желобах, по которым струя пульпы подавалась в отвалы, золото отбиралось, и затем дорабатывалось вручную. Городу достались: глубокий водоем и широкие отвалы намытого грунта.
Здесь, на свежем срезе почвы и предпочвы, мне впервые пришлось встретиться с проявлением залежей естественного вивианита. Под слоем полуразложившегося торфа ярко видны на глубине 60-80 см слой синих с зеленоватым оттенком отложений толщиной в 10-15 см, довольно рыхлого строения. Убедился, что в природе встречаются не редко. Но должен быть более синим.
!930 год – год восстановления работ по разработке золота на шахте «Середовина». Поселок рудника был небольшой, представляя из себя 5-7 домов. Находился в 2 км с восточной стороны горы Большая Лебяжка. На шахту я попасть не мог. Там работал механиком на подземных работах дядя Тихон Филиппович. По его словам там велись разработки богатого жильного золота. Золото находилось в кварцевых жилах различной толщины. Дядя Тихон, в память о руднике «Середовина» подарил мне художественно оформленную коллекцию жильного золота. Это были отшлифованные плитки срезов жилы. Золото ярко блестело на фоне отшлифованного белого кварца. Коллекцию оставил дома, когда уезжал на учебу в Тимирязевскую академию. По приезду домой, коллекцию не нашел – кто-то безвозмездно позаимствовал её. В настоящее время шахта «Середовина», исчерпав месторождение, закрыта.
В 1932 году восстановлена работа по добыче золота на руднике «Осиновский». Работа велась шахтным способом. На прииске, впервые среди золотодобытчиков, внедрили метод «многозабойного обуривания». В отвалы рудника стало поступать много, как говорят, пустой породы – отработанного кварца. В дальнейшем, использованием для извлечения из кварцевой породы дополнительного количества золота заинтересовалось руководство Кировградского медькомбината. С целью вывозки кварцевого шлама на комбинат в Кировград в 1940 году была спроектирована узкоколейка, а затем построена с Осиновского рудника до станции Невьянск. Отсюда шлам – размолотый кварц, в качестве флюса, поступал на медный комбинат в Кировграде.
И все-таки большую роль в деле добычи золота играл старатель. Кто он? Это человек всю свою жизнь не знающий домашнего уюта, это человек, всю жизнь копающий и моющий золотоносную породу. «Пески» - это только название, в золотоносных «песках» больше глины и камней, чем песчинок.
В.И. Немирович-Данченко в своих записках об Урале указывал, что старатели при работе на золоте остаются нищими. На железном деле еще удавалось откладывать, а золотоискатели все кончают сумой. Таково роковое влияние золота. Все старатели ничего не имели. Недаром на Урале ходила поговорка – «Золото мыть – голодом выть». Золото не принесло невьянцам счастья и достатка. Недаром летописец конца XIX века заметил, что «в Невьянске у многих через золото слезы льются». Тот же Мамин-Сибиряк, характеризуя атмосферу того времени, считал, что «к отрицательным атрибутам жизни относятся водка и золото. Трудно сказать, которое из них вреднее…Конечно, само по себе золото тут ни в чем не виновато, но условия его разработки обставлены уставом такими формами, что рабочий-старатель остается не причем, а весь барыш выпадает на долю золотопредпринимателя». Наблюдая положение старателей, писатель просто негодовал против «бессовестной эксплуатации народного труда». И при советской власти положение рабочих-старателей изменилось в малой степени. Я уже ранее писал, что наш сосед рабочий – старатель Василий Сосков – Вася-дикий, жил, перебиваясь с хлеба на воду, а когда выпадал «фарт», то пускался в загул. О, напившись пьяным, куражился, что он все в мире может сделать, что будет всех богаче. Мы (забельские ребята) этим пользовались, говоря, что он человек удачи, ничего не жалеющий для своих друзей и попросили у него по мелочи. Он, бахвалясь с восторгом, лез в карман, выхватывал горсть мелочи бросаяеё, наблюдал, как ребята барахтаются в пыли, собирая мелочь.
Куражась, напившись пьяным, Вася-дикий раздевался до нага, и в чем мать родила выбегал на общее обозрение. Побегав по своей улице, Вася пускался в вояж по центральным улицам Невьянска. Он подбегал к какой-нибудь, идущей по улице молодой женщине, расшаркивался перед ней, представлялся и желал узнать её здоровье. Если женщина здоровалась с ним с улыбкой, Вася, немного поговорив, прощался, говоря, что ему дальше провожать некогда, много дел. Если женщина: возмущалась, отказывалась говорить с ним, поднимала крик, то Вася (все в голом виде) подхватывал её под руку и шел целый квартал с ней, демонстративно показывая окружающим, что она близко с ним знакома. Однажды в жаркий июньский день, пьяный голый Вася решил охладиться в воде колодца, что напротив его дома. Он держась за сруб колодца, ногой ступил в бадью, бадья с Васей сорвалась вниз, правда по старательской привычке падая вниз, он тормозил падение рукой за сруб колодца. Вблизи от уровня воды в колодце кольцом были остатки, намерзнувшего за зиму, льда. Упав в воду колодца Вася-дикий забился, взмутил колодезную глину и от ледяной воды протрезвел. При падении веревка оборвалась. Падение пьяного Васи-дикого видели вездесущие мальчишки. Собрался народ, но как вытащить – не знали. Позвонили в милицию. Через час прибыли на «ходке» 3 милиционера. Спустили веревку, какая была с ними. Он кричит, что она не годится – порвется. Пошли искать более прочную. Вытащили. Сильно замерз, зуб на зуб не попадал, но при падении никаких повреждений не получил. Только голый оказался весь в глине, как будто выкрашен охрой. Он, стуча зубами, садится на заднее сиденье «ходка», елозит по сиденью, мажет его глиной и приглашает милиционеров садиться рядом. Куда там, если сядешь, то окажешься сильно вымазанным в глине. Так и пришлось трем милиционерам поместиться на переднем узком сиденье. Когда поехали, Вася торжественно катался по мокрому сиденью. Когда Васю-дикого посадили в каталажку (так у нас называлась камера предварительного заключения), то он (пьяный) стал мазать калом стены. Установилась вонь. Вошедший милиционер спросил: «Как он смел мазать стены?», Вася-дикий ответил: «Какая власть, такая мазь».
В 1937 году, в период всплеска репрессий, Васю-дикого посадили за «политику». В Невьянске в заводсвом сквере в первые годы после революции был установлен один из первых памятников в России Владимиру Ильичу Ленину, в виде, обращающегося к массам человека с высоко поднятой рукой (в настоящее время памятник переставлен к зданию администрации Невьянска). Вася-дикий, купив в магазине связку круглых кренделей, однажды вечером повесил её на поднятую руку. Проходивший мимо, оперуполномоченный заметил эту выходку Васи-дикого: «Что ты тут хулиганишь?». Вася ответил ему: «Ну как не подать человеку, если он весь век просит». За такие слова Васе-дикому приписали 58 статью уголовного кодекса. Из заключения Василий Сосков не вернулся. Шел 1937 год.
Другие рабочие-старатели не отличались дикими выходками, но все же отличались от заводских рабочих своим разгулом, если повезет с золотом. Наталья Прокопьевна часто о ребятах из семей старателей, о необходимости как-то помочь им в быту, чтобы они не приобрели дурных поступков от своих отцов. Её уроки показывали, что такой захолустный город как Невьянск имеет богатую историю, когда то служил опорой страны, что его историей надо интересоваться.
Своеобразны были уроки арифметики. Наталья Прокопьевна наряду с задачами из современного учебника, привлекала в качестве примеров задачи из старых учебников, разъясняя стремление к наживе дореволюционных купцов-мироедов. Чтобы заинтересовать учащихся в освоении правил арифметики, давала большой набор задач, причем с возрастающей сложностью и ставила условие – кто быстрее решит? Подбирала пары равные по успеваемости и всегда поощряла ученика, первым решившим установленное задание. Победивший в паре становился героем класса и еще – получал повышенные отметки. Получал повышенные отметки и напарник, если укладывался в положенное время. Моей напарницей Наталья Прокопьевна рекомендовала Полю Бабкину, сидевшую на соседней парте. Поля Бабкина была хорошо известна потому, что ее мать, работала почтальоном в нашем районе и часто приносила почту домой к нам. Чтобы быть впереди меня по решению задач Поля Бабкина в 3 классе дома заранее решала набор задач. Сначала это обеспечивало ей успех. Поля на уроке решала быстрее меня и смеялась над моими усилиями и трудностями. Со временем я разгадал её маневр и стал дома решать задачи не только из школьного задачника, но и из отцовских старинных учебников-задачников. Это помогло мне занять первенство в соревновании по решению задач по арифметике в 4 классе. Я попал в число отличников, а это сильно утвердило меня в мнении класса, хотя я был самым маленьким.
На уроках географии Наталья Прокопьевна уже в 3-м классе требовала, чтобы ученик точно показал на карте: изучаемый город, реку, озера, моря, горы. В классе все время висела размером от пола до потолка подробная карта Европейской части страны. На уроках приносились и другие карты, смотря по теме. Надо было не растеряться и показать, что спрашивают. Многие, взирая на карты, – «плавали», вызывая иногда даже презрительные замечания класса и учительницы. Наталья Прокопьевна на родительском собрании предложила, чтобы наши родители купили и повесили дома карты: Мира, Азии, СССР, т.е. чтобы карты все время были перед глазами. Отец сначала успел приобрести большую (на всю стену) карту Европы и Азии. Отец в работе с картой ввел элементы игры. Вначале он ставил перед нами задачу, найти тот или иной город, реку, гору или иной объект, затем усложнил условия тем, что предлагал проехать их одной точки в другую с названием точек пути, как проехать. Требовал назвать высоту и глубину. И все это в соревновательном режиме. Спрашивал нас о конечных точках страны. Так еще в 3 классе я узнал, что в нашей стране крайняя северная точка страны – мыс Челюскина, южная – Кушка, западная – в то время была Шепетовка, восточная – мыс Дежнева. Уроки географии были для меня интересны, и показывать на карте было легко. Я удивлялся тогда, как это можно не знать, где находится Канин нос или где течет Индигирка. В то время я впервые узнал что есть моря: Белое, Черное, Желтое, Красное и даже Мертвое, что есть река Брахмапутра, древний город Каракорум и залив Петра Великого.
Конечно, отцу можно было усложнить задачи по географии, введя требования назвать сколько часов в той или иной части мира, но отцу на нашу учебу не хватало времени.
Хочется сказать несколько слов о чистописании и, вообще, об уроках русского языка. Наталья Прокопьевна стремилась, чтобы её ученики выработали ясный красивый почерк. Она учила правильно писать крупными буквами. Это ей со мной в какой-то мере удалось. Отец долго хранил мои первые работы по чистописанию. Они на мой взгляд были написаны довольно красиво. Но при переходе к быстрому письму и мелкими буквами я не смог удержать, выработанный большими буквами, красивый ровный почерк. Я перестал над ним работать, по-видимому, почувствовав, что меня перехвалили. Я в подражание старшей сестре Марусе стал при письме скорописью использовать перо «рондо», а не «86», с чем рекомендовала работать учительница, а затем с пером «Союз». Главное – мои записи скорописью велись мною небрежно, часто допускались кляксы и грязь. Кроме того мне нравилась в написании «букв с хвостом» угловатость. Дальнейшая доработка почерка в 5 классе отняла у меня много времени. В этот период нас, лучших учащихся, часто привлекали к общественной работе. Эта работа заключалась в помощи в оформлении праздничных революционных дней. Нам приходилось писать лозунги, чаще всего на бумаге, на красном полотне доверяли редко. Писали: к Новому году, к 8 марта, к 18 марта (День Парижской коммуны), к 1 мая, к 7 ноября. Особенно меня похвалила Наталья Прокопьевна за то, что лозунги к празднованию «Дня Парижской коммуны» я написал на французском языке. Французского языка я, конечно, не знал, но слова лозун