В июне 1812 года наполеоновская армия, концентрировавшаяся на территории Германии и Польши, двинулась к границам России. Всю ночь с 23 на 24 июня четырьмя непрерывными потоками французская армия переходила по мостам, наведенным через Неман в районе Ковно и Тильзита. О переправе Наполеона через Неман Александр I узнал во время бала в городе Вильно. Он послал для переговоров к французскому императору своего министра Александра Дмитриевича Балашова, который от имени Александра I предложил Наполеону прекратить наступление и отозвать войска обратно за Неман. Наполеон ответил: «Неужели вы думаете, что я пришел к вам только за тем, чтобы посмотреть на Неман?» Конечно, Александр I, посылая Балашова с таким предложением, не думал, что Наполеон прекратит наступление, но он хотел, по его словам, подчеркнуть перед Европой, что войну «начинаем не мы». Подписав манифест о вторжении Наполеона в Россию, Александр I, по совету приближенных, покинул Вильно.
24 июня Наполеон, переправившись через Неман у Понемуня, взял без сопротивления Ковно и двинулся по направлению к Вильно. Наполеон жаждал генерального боя, т. к. имел большое численное преимущество, но русские армии начали свое отступление. 28 июня, после небольшого боя, данного арьергардом русской армии под командованием генерала Тучкова, Наполеон занял Вильно. Первая армия Барклая-де-Толли продолжала отступление по направлению к Дрисскому укрепленному лагерю. В Дрисском лагере русская армия задержалась на неделю, но затем оставила его.
Дрисский лагерь представлял собой не укрепление, а ловушку. Расположенный на берегу реки, он упирался в ее берега, и при отсутствии достаточного количества мостов русская армия не могла бы в случае нужды переправиться через Двину. Поэтому могла создаться опасность гибели всей армии. Кроме того, после осмотра этого лагеря выяснилось, что многие части укреплений Дрисского лагеря не имели между собой достаточной связи, и поэтому слаба была их взаимная оборона; к некоторым из укреплений доступ неприятелю был удобен, а между тем сообщение между нашими войсками затруднительно. Были места вблизи лагеря, где неприятель мог скрывать свои передвижения и сосредоточивать силы. Профили укреплений Дрисского лагеря были «так худо соображены», что с ближайшего возвышения было видно в них движение каждого человека. В силу этого решено было оставить без боя «укрепленный» Дрисский лагерь и продолжать отступление для соединения с Багратионом под Витебском. Армия Барклая-де-Толли отступала от Вильно на Свенцяны, Дриссу, Полоцк, Витебск, армия Багратиона – на Минск.
Наполеон торжествовал по поводу разъединения русской армии. Он сосредоточил свое внимание в первую очередь на уничтожении армии Багратиона. Считая этот вопрос уже решенным, Наполеон опрометчиво заявил: «Теперь Багратион с Барклаем уже более не увидятся». Против Багратиона, имевшего армию в 40 тысяч солдат, Наполеон направил на Минск армию маршала Луи Никола Даву в 50 тысяч и 80-тысячную армию своего брата Жерома (Иеронима), шедшую в тыл армии Багратиона.
Отступая на Минск, Багратион оказался окруженным с трех сторон, и только умелое маневрирование спасло его. Армия Багратиона стала отступать на Несвиж, Бобруйск, Могилев с задачей выйти к Витебску. Жером потерял армию Багратиона из вида и подвергся атаке казаков Платова, которые все время давали упорные арьергардные бои наполеоновским войскам. Казаки Платова атаковали неприятеля у Караличей, у Мира, в местечке Романово и в других пунктах. Успешно действуя, армия Багратиона раздвинула клещи, в которые ее хотели зажать, и ушла из-под носа французских войск. «Насилу выпутался из ада. Теперь иду к Могилеву», – сообщил он Барклаю-де-Толли. Но в Могилеве уже находился корпус Даву. Поручив отряду Раевского демонстрацию по захвату Могилева, Багратион с основными силами переправился через Днепр у Нового Быхова и продолжил дальше свой отход с расчетом соединиться с Первой армией под Смоленском.
Между тем Первая армия под командованием Барклая отступала на Витебск. Под Витебском полководец ждал для соединения армию Багратиона. Не имея никаких сведений от него, Барклай-де-Толли выделил для удержания неприятеля дивизию генерала Александра Ивановича Остермана-Толстого, которая вступила в местечке Островно 24 июля в бой с конницей маршала Иоахима Мюрата. Затем Барклай подкрепил дивизию Остермана-Толстого частями генералов Коновницына, Уварова и Тучкова, стремясь выиграть время и выяснить положение Багратиона. Во время боя он получил известие о том, что Багратион, не имея возможности соединиться с ним под Витебском, двинулся с этой целью под Смоленск. Тогда Барклай отдал приказ об отступлении.
В Витебске Наполеон задержался на две недели. Здесь он впервые задумался над целесообразностью дальнейшего продвижения вглубь России. В преследовании русских силы французской армии начали таять. Ослабевала дисциплина, участились случаи дезертирства; повсюду приходилось оставлять гарнизоны; обозы не поспевали за продвижением войск. Тыл наполеоновской армии беспокоили партизаны. Слух о том, что французский император даст крестьянам свободу, не оправдался. Наглядным примером тому служило образование Наполеоном на территории Виленской, Гродненской, Минской губерний и Белостокской области Княжества Литовского со столицей в Вильно. В состав его Временного правительства вошла крупная литовская знать, заявившая о сохранении всех ее прежних прав над крепостными крестьянами. Поэтому народное сопротивление Наполеону в Литве и Белоруссии было одновременно и отпором иноземному захватчику, и защитнику крепостнических порядков.
Перед Наполеоном имелись для наступления три возможных выбора главного направления: на Москву, Киев и Петербург. Главным и решающим наступлением он считал московское. Наполеон говорил: «Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги; если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову; заняв Москву, я поражу ее в сердце».
Смоленск был ключевой позицией по отношению к Москве, и поэтому смоленское направление имело особое значение в наступлении французских войск. Дорогу на Петербург французским войскам, действовавшим под командой маршалов Никола Шарля Удино, Жака Макдональда и Лорана де Гувиона Сен-Сира, загораживал корпус генерала Витгенштейна, который в июне дал близ Клястиц сражение французским войскам. Особенно отличились при этом части под командованием генерала Якова Петровича Кульнева. Русские войска потеснили французов, которые уже больше не решались проявить активность на этом направлении.
Южная русская армия под командованием Тормасова имела против себя австрийский корпус фельдмаршала Карла Филиппа цу Шварценберга, который потерпел в июле неудачу в боях у Кобрина и Городечны. Тормасов в сентябре соединился с войсками адмирала Павла Васильевича Чичагова и прикрывал дорогу на Киев. В дальнейшем как русские, так и австрийские войска не проявляли здесь особой активности. Наполеон устремился к Смоленску. На пути от границы и до Смоленска наполеоновские войска растягивались, они несли серьезные потери от арьергардных боев героически сражавшихся русских войск, от болезней, носивших часто эпидемический характер; в рядах наполеоновской армии развивалось дезертирство и мародерство. В общем, по некоторым данным, на пути от границы до Смоленска потери армии Наполеона дошли до 150 тысяч человек.
3 августа обе армии соединились под Смоленском. Соединение под Смоленском русским армиям удалось осуществить благодаря прекрасному маневрированию талантливого полководца русской армии Багратиона, который не только умело отступал, но и наносил Наполеону серьезные контрудары. Первая армия Барклая-де-Толли под Смоленском имела около 80 тысяч человек, а Вторая армия Багратиона – 40 тысяч.
На подступах к Смоленску Наполеон имел 180–190 тысяч своих войск, но они были разбросаны. При таких условиях Багратион, Ермолов и некоторые другие члены военного совета настаивали на наступлении на разрозненные части наполеоновских войск.
Барклай-де-Толли, учитывая это обстоятельство, направил из Смоленска свою армию к местечку Рудня, где казаки Платова нанесли поражение 6-тысячному авангарду французских войск под командованием маршала Франсуа Себастиани. Из Второй армии Багратиона была направлена под Красное дивизия генерала Дмитрия Петровича Неверовского. Однако решительного наступления Барклай-де-Толли под Рудней не развивал, да и не мог развить, так как армия Наполеона нацеливала свой удар на Смоленск через Красное, где находилась одна лишь 27-я дивизия Неверовского.
Армии Барклая-де-Толли и Багратиона еще не были объединены, и в силу их оторванности друг от друга и от Смоленска создалась опасность их обхода под Смоленском войсками маршалов Нея и Мюрата. На дороге к Смоленску основным силам наполеоновской армии противостояла одна лишь дивизия Неверовского. Эта дивизия и не дала французам возможности первыми подойти к Смоленску. 27-я дивизия Неверовского, состоявшая в основном из ополченцев, выдержала 13 августа ожесточенный бой с частями наполеоновской армии, которыми командовал Мюрат. Неверовский отразил за день 40 атак и хотя потерял 5/6 состава дивизии, но задержал на целый день продвижение двух французских корпусов. Багратион доносил Александру, что «нельзя довольно похвалить храбрость и твердость, с какой дивизия, совершенно новая, дралась против чрезмерно превосходных сил неприятеля». Остатки дивизии Неверовского отошли к Смоленску, куда к этому времени по своей инициативе успел подойти корпус Раевского. Основные силы Первой и Второй русских армий вновь спешно шли на соединение к Смоленску, но они были от него на расстоянии 40 километров, когда к Смоленску начали подходить наполеоновские войска.
Дежурный штаб-офицер корпуса Раевского Пяткин писал об этом: «Генерал Раевский вполне чувствовал опасность своего положения, ибо наши армии находились тогда от Смоленска в 40 верстах, и прежде следующей ночи нам нельзя было ожидать подкрепления. Он отправил к главнокомандующим курьеров с донесениями о силах неприятеля, расположившихся перед его корпусом; к князю же Багратиону присовокупил, что спасение наших армий зависит от упорной защиты Смоленска вверенным ему отрядом». Перед рассветом Раевским была получена от Багратиона следующего содержания записка: «Друг мой! Я не иду, а бегу; желал бы иметь крылья, чтобы поскорее соединиться с тобою. Держись!..»
Подкрепления от Багратиона подошли к концу дня. Смоленск, древняя русская крепость, имел тогда вокруг себя каменную стену в 5 километров в окружности, высотой – 25 футов и толщиной 10 футов. Перед стенами Смоленска был ров. Сзади Смоленска находился мост через Днепр. С 8 часов утра французы стали подходить к Смоленску. Наполеоновские войска в начале боя ворвались в ров и подступили к стенам города, но дальше прорваться не могли. Ров наполнился трупами. Орловский, Ладожский и Нижегородский полки оттеснили изо рва французские войска. Бой разгорался все сильнее и сильнее.
Наполеон, пустивший было к концу дня в ход большие силы, через некоторое время ослабил свой нажим. Он решил, что под Смоленском произойдет генеральное сражение, и стремился подтянуть свои главные силы. Благодаря сопротивлению корпуса Раевского части Первой армии подошли вновь к Смоленску и расположились на правом берегу Днепра. Ночью Барклай-де-Толли сменил Раевского корпусом Дохтурова и дивизией Коновницына. На другой день бой в Смоленске опять разгорелся.
Наполеон ждал наступления всей русской армии и, не дождавшись его, начал новую атаку Смоленска. Наполеоновские части несколько раз врывались в Смоленск, но каждый раз отбрасывались назад контрударом русских войск. Видя бессилие пехоты и кавалерии, несшей большие потери, взять город, Наполеон направил против Смоленска огонь 150 орудий. Смоленск запылал. В нем стояла такая жара, что яблоки пеклись прямо на деревьях, лопались от жары стекла. Но несмотря ни на что, героически боровшиеся русские войска не сдавали города. Бой кончился лишь в 11 часов ночи.
Ночью Барклай-де-Толли отдал приказ Дохтурову об очищении Смоленска. Незаметно Смоленск был оставлен русскими войсками. Наполеон, жаждавший генерального боя, не получил его. Он вошел 6 августа в Смоленск, представлявший из себя груду развалин. Оборона Смоленска показала исключительный героизм русской армии, которая рвалась в бой. Наполеон потерял под Смоленском около 20 тысяч человек, тогда как русские части – 6 тысяч. Даже после очищения города 6 августа бой шел в предместьях Смоленска, где засело несколько полков. Они задержали наполеоновские части до вечера и этим дали возможность спокойно выйти из Смоленска основным силам, его защищающим. Отдельные стрелки оставались и позже, они с деревьев метко поражали французов, а один солдат вел стрельбу даже 7 августа и был убит лишь прямым попаданием снаряда.
Оставление Смоленска вызвало недовольство в армии и стране. Багратион был буквально вне себя. Он писал генералу Алексею Андреевичу Аракчееву письмо, предназначенное для Александра I, в котором с негодованием обрушился на Барклая-де-Толли. «Я думаю, – писал он, – что министр уже рапортовал об оставлении Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал, но ничто его не согласило. Я клянусь всей моей честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 часов и бил их; но он не хотел оставаться и 14 часов. Это стыдно, и пятно армии нашей, а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно».
Конечно, Багратион был прав в том, что придавал Смоленску большое значение. Кутузов, узнав об оставлении его, заявил: «Ключи к Москве потеряны», т. е. дорога на Москву была теперь открыта. Это тоже свидетельствует о том, что он придавал большое значение его защите. Но твердых шансов на победу под Смоленском у русской армии при той обстановке, которая сложилась там, не было, так как Наполеон имел численный перевес.
До своего вторжения в Россию Наполеон проявлял известную осторожность. Он когда-то говорил знаменитому австрийскому государственному деятелю, занимавшему господствующие позиции в международной политике, Клеменсу фон Меттерниху, что дальше Смоленска в первый год войны не пойдет. «Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я ее в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь. Я укреплю эти два города и займусь в Вильне, где будет моя главная квартира в течение ближайшей зимы, организацией Литвы... и мы увидим, кто из нас устанет первый: я от того, что буду держать свою армию за счет России, или Александр от того, что ему придется кормить мою армию за счет своей страны. И, может быть, я сам уеду на самые суровые месяцы в Париж». А когда Меттерних спросил Наполеона, что он будет делать, если оккупация Литвы не вынудит Александра к миру, Наполеон ответил: «Тогда, перезимовав, я двинусь к центру страны, в 1813 году буду так же терпелив, как в 1812 году».
В Вильно Наполеон примерно те же мысли повторил Себастиани: «Я не перейду Двину. Хотеть идти дальше в течение этого года, значит идти навстречу собственной гибели». Даже в Смоленске интендант наполеоновской армии Дарю слышал заявление Наполеона о том, что дальше идти нельзя. Однако Наполеон поступил иначе. Чем же объяснить дальнейшее наступление Наполеона после взятия им Смоленска?
Это объясняется боязнью того, что столь малые успехи могли привести его многочисленную армию к разложению. «Моя армия, – заявил он, – составлена так, что одно движение поддерживает ее. Во главе ее можно идти вперед, но не останавливаться и не отступать, это армия нападения, а не защиты».
Наполеон считал, что его власть и авторитет могут держаться во Франции и Европе только при условии постоянных побед. Он видел также, что снабжение армии за счет населения невозможно, ибо оно оказывало ожесточенное сопротивление, увозило продовольствие, угоняло скот и само уходило в леса. Ширилось партизанское движение. «Война теперь не обыкновенная, а национальная», – писал Багратион. С первых шагов своего вторжения в Россию Наполеон оказался перед фактом развития широкой народной войны в России, и поэтому задерживаться на зиму в Смоленске считал невозможным. Он попытался через пленного генерала Тучкова передать предложение о мире, но оно осталось без ответа. Вот почему Наполеон двинулся дальше вслед за отступающей русской армией, он жаждал генерального сражения с тем, чтобы в нем разбить русскую армию, затем занять Москву и заставить Россию капитулировать.
Для того чтобы русская армия могла отступать, надо было обеспечить ее выход на Смоленскую дорогу, ведущую к Москве. Чтобы создать условия для этого, арьергард русских войск сдерживал, несмотря на их численное превосходство, наполеоновские войска в упорных боях у Валутиной горы и в Лубинском сражении.
В это время Барклай-де-Толли, человек большого военно-административного опыта, после сражения за Смоленск чувствовал отчужденность не только генералитета, но и общества. Падал его авторитет и у Александра I. Народный характер войны требовал назначения главнокомандующим человека, который бы пользовался всеобщим доверием и авторитетом нации. Армия и народ называли одно имя – Михаила Илларионовича Кутузова, в начале войны возглавлявшего войска Петербургского округа и петербургское ополчение. Император не любил Кутузова, в частности, из-за его популярности. Однако выдвижение Кутузова на специальном заседании Чрезвычайного комитета в качестве главнокомандующего заставило Александра I согласиться с этим решением. Назначение Кутузова было радостно встречено армией, ибо оно означало, что во главе армии стал известный стране военачальник и что скоро будет положен конец отступлению.
17 августа Кутузов прибыл в ставку русской армии, которая располагалась в местечке Царево-Займище. Здесь Барклаем-де-Толли была избрана позиция для генерального сражения. Однако Кутузов, не имея точных данных о количественном составе армии, возможных резервах, численности ополчения, отдал приказ о дальнейшем наступлении. Теперь настала пора рассказать о великой битве, получившей название…