Сказания Высокогорья
Вечна погоня, вечно над морем лететь нашей вере;
Бледные норны шепчут: на север, вы в сером, вы звери...
Имя королевы Бесс.
Гордое племя жило среди гор. И горы те были горды, подобно своим обитателям. Выше звезд, задевая косой верхушкой кончик новой луны, поднялся там Эйтерваиль – король гор, что когда-то первый из земли вырос в этих краях. А рядом с королем, как и положено, нашла свое место королева: пик Арилонни был лишь настолько ниже короля своего, что до луны не дотягивался, но касался раздвоенной макушкой созвездия Лиры, играя на ней долгими ночами. Меж королевских пиков и нашла свое место Яркая река, а вдоль ее отвесного потока дома свои поставило гордое племя, о котором и пойдет рассказ. Были те люди светлыми и ясными, как воды реки, из которой пили. Не было в них степной красоты холодной и льдистой, прямой, как лезвие меча и такой же острой опасной; не было в них и южной жаркой красоты пряной и краткой, как цветение шафрана, огненной и мимолетной, как всполох спички. Но все они были красивы: красота их не была сродни ни одно из известных мне, но были в ней и монистовый звон серебра, и свет, не огненный, но бесконечно сильный и теплый, и ладанная свежесть. И не было среди них других, все были они красивы и прекрасны, а как известно, все, кто красив, добры к миру и к другим. И было так долго-долго, и жили гордые люди меж гор, не зная горя и бедствий, напиваясь водой из реки, что берет свое начало под небесами, строя свои дома из холодных камней, грел которые свет звезд.
Самые отважные мужчины испокон веков становились ловцами. И каждую ночь поднимались они выше и выше по склону Эйтерваиль, и каждую ночь останавливались лишь над облаками, и каждым утром возвращались домой со стеклянными сосудами, в каждом из которых бился звездный луч: вечно теплый, вечно живой, вечно прекрасный. И тогда женщины клали сосуды в большие плетеные корзинки, взваливали их на спины и спускались с гор в город Лунарру, где продавали свет всем, кто хотел согреть свой дом на долгие годы вперед.
Эйтерваиль, хоть и были его склоны опасны и хитры к путникам, весь был испещрен тонкими тропками, горками каменных курганов. Лишь на королеву гор Арилонни не ступал человек, а коли и ступал, то находил только беды. Говорят, снега там были столь высоки, что коли упадешь в них, никогда тебе уже не встать, там и останешься на века, замерзнешь и превратишься в облако пушистое над башнями Лунарры, в крошеную снежинку, что станет частью того снежного покрова, что погубит еще не одну жизнь. Гордые люди были горды, но чтили Арилонни свято, чтили ее глубокие снега и непреступные склоны. Лишь порой смелые женщины отправлялись к склонам королевы-горы просить о счастье.
И была в ту пору в деревне красавица одна. Отец ее и мать ее боялись отпустить девушку из деревни, страшась любви Эйтерваиль. Король гор, полюбив кого, никогда не возвращал возлюбленную людям, на века оставляя ее у себя на склонах. И была та девушка звонка, как тысяча бубенцов, и были ее волосы цветом, как осенняя листва, а глаза холодны, как лёд. И было имя ей под стать: Вольга. Волею звали ее в деревне. И знал ее в деревне каждый, и любил каждый, и каждого любила она. Но более всех любила она своего старшого брата – сильного молодца и ловкого ловца звезд, что приносил света боле прочих, что рожден был прямо на склонах Эйтерваиль. И было имя его Бар.
И был Бар хорош собою: темным золотом вились тугие кольца волос на висках, сияли теплым голубым, так не похожим на сестрин, огнем глаза. Был Бар силен и ловок: ходил в горы чаще других, свой тонкий и легкий стяг поставил он выше на кручах Эйтерваиль, нежели его друзья, и звезды он приносил самые яркие, свет от которых играет лишь на самых крутых ледяных склонах. И был он весел и легок нравом: песни пел он лучше всех на обоих берегах Яркой реки, а улыбка его была теплой и живой. И было у него много женщин, и многие женщины любили отважного Бара, но ни одна не стала ему женой и не родила ребёнка. И хуже, чем от жаркой хвори, страдал Бар от одиночества: сколько бы ни было женщин с ним, ни одна не оставалась законной хозяйкой в холодном доме.
Прекрасная Вольга – любимая сестра и единственное счастье Бара пропала в снегах королевы гор. И лишь тогда решился оставить все гордый молодец: крикнул он горько и надрывно, как кричат северные птицы, кружа над мертвым телом подбитой подруги. Крикнул и, не затворив дома, ушел напрямик к Арилонни. Встал прямо у подножия гордой горной королевы и сказал так:
- Королева гор! Отняла ты у меня сестру, отняла последнюю женщину жизни моей, так дай жену в замен! Дай такую, чтобы не было похожих на нее даже среди наших гордых девушек; дай такую, чтобы не ушла от меня, чтобы любила меня и осталась в доме моем, как не оставались там другие девушки! Помоги мне, королева Арилонни, не оставь одного, или же прими мою жизнь бесполезную в свои объятия!
Так сказал храбрый Бар. Сказал и шагнул прямо в снега горные. Но не смерть ждала его там.
Сквозь буран ветров, кружащих кругом пика королевы гор, шагнула к нему не женщина, но огня живой сгусток. И таял снег в полете кругом ее рук, а ветры ластились кошками к ногам. Были волосы девы этой черны, как небо в самую середку сечня; была кожа ее золотиста, как чешуя южных звонких змей, что жалят, больнее любви нераздельной; а глаза ее были алы, словно ртутной киноварью выкрашенные, словно вплели кругом зрачка огненные языки. И прикосновения девы этой были такими же горячими, как взгляды и бесстыдные, голодные улыбки. Тысяча юбок и платков, шитых нездешним узором, опадали с нее кленовыми листьями, звеня золотом монет.
- Как зовут тебя, прекрасное видение? – спросил Бар, поводя руками перед помутившимися глазами.
- Королева Бесс я. И сегодня ты будешь мне королем.
И долго любила королева Бесс прекрасного Бара, смеясь, искусала ему губы в кровь зверино острыми зубами. И до рассвета Бар не мог выпустить из рук прекрасную женщину. А снег кругом их растаял, обнажив беззащитный камень склона Арилонни.
А вместе с солнцем пришла тянущая боль под ребра Бара. И спросил он прекрасную Бесс:
- Ты уйдешь?
И ответила она:
- Уйду. Уйду, но оставлю тебе дочь. И вот тебе мой наказ: назови ее именем, что на языке севера значит «смерть», а на языке юга – «мечта». И когда найдешь ты такое имя, сможешь жениться на лучшей из женщин среди гордых людей.
- Не нужно мне другой женщины, кроме тебя, моя золотая Бесс. – сказал Бар. – И кем же будет наша дочь?
- Она будет той, в излучине чьих ключиц станут ютиться ветра, а на кольях ресниц замрут последние вздохи тысячи воинов. И на костяном корабле будет она увозить в закат исхудавшие одинокие души.
- Но где же мне сыскать указанное тобою имя? – спросил снова Бар.
- Сыщешь.
И вернулся Бар в деревню и зажил прежней жизнью, и забыл уже свою Бесс. А на рассвет долгого дня, в самый травень, когда отзвенели уже самые ярые капели, нашел он на своем пороге маленького ребенка. И была та девочка черноглаза, а сквозь черные бездны глаз глядели на гордого человека и смерть, и мечта.
И тринадцать лет не мог Бар отыскать такое имя, чтобы на языке севера значило «смерть», а на языке юга – «мечта». И тринадцать лет росла маленькая дочь человека и королевы Бесс без имени, чужая среди людей, чужая среди гор. А на четырнадцатый год, когда Сарра Новая Заря встала над гордыми людьми, нашлось такое имя. Принес его старец, шедший из степи, видавший, говорят, даже Ту, что творит. И имя то было Сваёне. И не хотел слышать это имя никто из гордых людей, потому что значило оно «смерть»; и тянулись к этому имени все, приходившие от Санакайна, так как значило оно на их языке «мечта».
И тогда вспомнил Бар прекрасную королеву Бесс, ее горячие глаза и руки, и заболели искусанные губы. И ходил Бар искать к подножию Арилонни ту тропу, что когда-то привела его к любимой, но не нашел ее.
А вскоре пришла со склонов матери гор Мойноролли прекрасная девушка, и вошла она в дом Бара, и была ему верная жена и хозяйка, и не было краше и лучше ее среди гордых людей. И имя ей было Беста.
Волк у подножия Арилонни.
Если идти из Лунарры, поднимаясь по старой дороге Тита, придешь в деревню скорее, к закату второго дня уже будешь у Яркой реки, а к рассвету достигнешь нижних домов деревни. Это знал каждый человек, который бывал в горах.
Но вот беда, Титова дорога была очень стара, а снежень в том году выдался, как в стародавние времена - лютым, сечень обещал прийти льдом: именно поэтому женщины спешили спуститься в Лунарру с товаром – снег покрывал дороги, путая гордых людей. Титова дорога обманула: девушка с древним именем Агне спуталась и зашла прямо к подножию королевы гор. А, как известно, королева гор неприкосновенна. И Агне упала в ее глубокие снега, и осталась там навечно.
Чистые снега Арилонни не терпели грязи, а человек, даже самый гордый, есть грязь. И снега навсегда оставляли его в себе, забирая. И, это знал каждый из гордых людей: если Арилонни забрала тебя, остается только пожелать ветру удачи, а снегу еще больше холодности, и умереть в спокойствие, повторяя молитвы.
В деревню утром приходило новое лето. Минул еще один год, а другой, оставив следы на новом снегу, прошел по домам, зажигая звездный свет ярче. Агне помнила об этом, и плакала. Помнила и ясные огни по улицам, и птиц, что спускаются с гор только под новый год.
Агне знала это, знала и то, что дома ждет ее матушка, укутав голову шитым голубым платком, привезенным с юга отцом, ждет ее брат. Брат, любимый ее Ойше, собирался на первый день нового года зоревать на Эйтерваиль, а уже следующей ночью поймать свою первую звезду. И женщины понесут ее в город с первым месяцем весны, а то и лишь с приходом цветня, коли зима долго лютовать станет. А пока все в деревне праздновали: и взвивался раз за разом под небеса искристый дракон, каких делал старый дедушка Тома из крошки огненного чужеземного камня. Агне знала все это, и плакала.
Сейчас глаза ее сделались холодными и блестящими от мерзлых слез. Такие глаза бывают у мертвецов, когда они только-только умерли. У мертвецов и совсем маленьких младенцев: в глазах детей еще не отразилась жизнь. Агне знала это, но теперь ей казалось, что в ее глазах отразилась смерть. Хотелось поглядеть на звезды, и Агне беззвучно молилась мерзлыми губами всем богам: уговаривала пургу отступить, а звезды показаться, согреть ее их светом. Но Агне, как все люди, бывавшие в горах, знала, что времени теперь очень мало.
Времени для нее не было.
Времени нет у человека только дважды в жизни, лишь два раза в жизни горы позволяют человеку встать наравне с ними и не видеть, не чувствовать, не чуять уходящих секунд. При рождение и при смерти. Агне помнила об этом и знала, что умирает. И плакала над своей смертью, над маленьким Ойше и его первой звездой, над материным платком и белыми кистями.
Агне думала о том, как ей больно. Думала, а сама давно уже смотрела со стороны на слезы, текущие из глаз. Наверное, она знала даже, что так все и будет. Гордые люди горды, но не глупы, а Агне была глупа и самонадеянна перед лицом гор.
В деревне было тепло и хорошо. И большие костры сияли над склонами холоднее света звезд, но достаточно жарко, чтобы гордые люди плясали кругом них. И Ойше не спал до зари, следил за небом, пытаясь поймать тот момент, когда синева старого года сменялась нежным вересковым рассветом нового. Агне думала обо всем этом и уже не плакала.
Она стояла по-над утесом, зная, что умерла.
По ту сторону пропасти стоял волк, каких Агне не видывала. В детстве и ей, и Ойше бабушка рассказывала об огромных волках, что навсегда схоронили свет звезды на дне своих глаз. Эти волки жили у подножия Арилонни и стерегли чистоту королевы гор. И на звездный свет их глаз выходили все заплутавшие души. Агне помнила это, и ей было не страшно.
- Ты заберешь меня?
- Нет, Агне. Я позову тебя с собой.
Агне знала, что те, кто умирал на склонах Арилонни, получали милосердную участь: они становились снегом и облаками. Арилонни принимала всех заплутавших к себе в объятия, а Эйтерваиль, как самый лучший король, хохотал над добротой своей королевы и признавал все души, находя им место. Оба они заботились о том, чтобы души добрались до Мойноролли – матери гор. Агне знала это.
- Я не хочу возвращаться к матери гор.
Мойноролли была милосердна, Мойноролли, как истинная мать, забирала к себе все души, что когда-то вышли из нее. Все знали это, и ясная Агне знала. Знала это и боялась.
- Ты не вернешься, ясная Агне. – сказал волк. – Ты станешь тем, кем должна была стать. Волком.
- Я хочу быть волком.
- Тогда иди ко мне.
И Агне шагнула, и засвистело в ушах, замела кругом вьюга, а потом не стало Агне. И улыбнулась королева гор, вновь становясь чистой и нетронутой человеком. И расхохотался Эйтерваиль так, что Яркая река треснула льдом и не замерзала этой зимою даже в сечень. Только плакала Мойноролли, что так и не получила светлую душу в свои объятия.
В деревне жгли костры и праздновали. Праздновали новое лето, что скоро расцветет в лазоревой степи вереском, и праздновали рождение нового волка.
Дочери Южного ветра.
Вольга просила у Мойноролли доброй судьбы. Вместе с сотнями девушек ходила она к скалистым склонам матери гор и просила. Просила дать ей сильного мужа, больше звёзд под крышей дома, добрые двери на крепких петлицах, сильных сыновей и прекрасных дочерей с быстрыми ногами, чтобы все добытые звезды скорее доставляли в Лунарру, просила дать табун лошадей с гривами до копыт и позолоченными уздечками, звонкими стременами, просила дать ей сил воспитать гордых людей из детей своих и быть достойной женой. Но стоило ей увидеть склоны горы, как стало ей страшно и больно в груди. И были молитвы ее холодны и бесчувственны и не хотела она того, чего просила. И Вольга ушла от матери гор, и никогда больше не просила ее ни о чем. Знала она легенды лучше многих в деревне, знала и те, что не знал никто. И знала она, что есть тропа, по которой можно пройти по склону Арилонни, не потревожив покоя королевы гор. И пошла Вольга к непорочной королеве и долго просила на коленях у долгих склонов, летящих ввысь. А просила она дать ей силы, дать ей власть быть не женой, но женщиной, дать ей волю, свободу, отвязать ее от родной деревни, уничтожить путы, держащие ее на месте. И вернувшись домой на следующий день Вольга знала, что не быть ей матерью, не быть ей женою, но быть на ровне с королевой гор.
Но Вольга была прекрасна и сотни женихов приходили к отцу ее, принося лучшие свои дары, приводя лучших своих лошадей, звенящих монистовыми стременами, привезёнными из дальних городов юга, и тысячи сияющих звёзд были возложены к ногам прекрасной Вольги, но все женихи были отвергнуты ею, и всех их она целовала в лоб, как любящая мать, как добрая королева, и извинялась так, что нельзя было ее не простить. И все женихи уходили от ее порога ни с чем, но не держа зла на гордую и сильную Вольгу. Воля была дорога ей, душа ее была не здесь и не для людей.
А потом со склонов южной горы Санакайн пришёл ветер. Южный ветер, горячее огня, ярче звездного света, ароматнее шафранных цветов и острее алого перца. Южный ветер пришёл сразу в дом Вольги, когда кроме неё не было никого, а звездный свет сиял тускло. Ветер пришёл и долго любил он прекрасную Вольгу. И любила его Вольга. И знала точно: не жена она ему, никогда не будет она его женщиной, но становилась она с ним тоже ветром свободным и вольным. И ветер ушёл на рассвете, сказав Вольге:
- Ты прекрасна, ты нравишься мне, гордая девушка. Я подарю тебе пять дочерей и когда последняя из них расцветёт и станет девушкой, я приду вновь и заберу тебя на гору Санакайн, или куда ты захочешь, к таким, как я. К таким, как ты.
И в ночь, когда луна была полной и ясной над склонами Эйтерваиль, появилась на свет первая дочь Южного ветра - черноволосая и черноглазая с руками холоднее, чем снег, и имя ей было Ратри.
Среди осенней листвы, среди костров ягод и людских улыбок, там, где пляшут языки живого пламени, родилась вторая дочь Южного ветра - с льняными косами и тёплыми глазами, ясная, и имя ей было Ягори.
В краткие часы меж временем, когда небо темнеет синей чернотой, и тем мгновением, когда оно окрашивается в цвет луны и вересковых цветков, в мир пришла третья дочь ветра - с волосами темными, как небо ночью, и глазами светлыми, как заря. И имя ей было Сарра.
В солнечный яркий полдень, когда небо тяжелое и низкое, под ним появилась четвёртая дочь ветра с жарким именем Радда - веселая и искристая, с тяжелым взглядом темных глаз.
Холодным вечером, когда разразилась гроза, срывая с ветвей редких деревьев жухлые листья, словно крашеные киноварью, последняя дочь Южного ветра пришла в этот мир. И дали ей имя легкое и невесомое, как и она сама - Баваль.
И Вольга знала, что она ближе к своей вечной и сладостной воле.
И когда расцвели пять дочерей Южного ветра, когда одна их дорога сделалась пятью горными тропками, узенькими, не шире трёх шагов, исполнил ветер своё обещание и забрал Вольгу в небо, но не полетела она с ним к южным склонам, а ушла кружить ледяными буранами над королевой Арилонни, не наравне с ней, но выше тонких пиков.
Выросла Ратри, дочь Южного ветра и ночи. И погрустнели ее чёрные глаза, сделались бездонными, но пустыми, словно никогда не плясало там живое пламя ее отца. И поселилась грусть в тонких складках кругом глаз. И тогда встала Ратри и ушла, укутавшись семью вышитыми платками. Ушла прямиком к матери, на склоны Арилонни, отдав свою душу, тело и жизнь королеве гор. Исчезла тихо и незаметно, словно и не было черноволосой Ратри среди гордых людей.
Долго смотрела ясноглазая Ягори, дочь ветра и огня, на звёзды, и пламень их отражался в её живых глазах, заставляя душу гореть так же ярко. И не знала Ягори, как жить ей без этих звёзд, и тосковала днём под тяжким небом. И не знал молодой ее муж, как спасти свою прекрасную Ягори. Дарил он ее лучшими камнями, что редкие торговцы завозили в деревню с караванами, идущими с запада; были те камни прозрачны, как солнечные лучи и так же алы, как ртутная киноварь закатных небес. И дарил он ее лучшими одеждами, чтобы никогда она не замёрзла в долгом своём пути до Лунарры. И любил Ягори молодой муж страстно и нежно, но однажды утром он не нашёл ее в доме. Ясная Ягори ушла искать Ту, что творит, чей дом стоял по легенде у подножия Эйтерваиль. И дочь ветра знала, что просить: она хотела уйти, уйти далеко и навсегда. К звёздам. И однажды над деревней, прямо там, где Яркая река двоится, расходясь в две стороны лучами голубой воды, зажглась ясная, огненная звезда.
Смелый охотник Ойше, приносивший в деревню звёзд боле, чем многие, чем все, полюбил легкую, ломкую, как птичья кость, Баваль, дочь холодного и жаркого ветров, сильно и словно бы навсегда. И Баваль улыбалась ему узко и тепло. Но не было ей места среди гордых людей, не было ей места на земле. И однажды она сладко поцеловала своего Ойше и сказала прямо и честно:
- Мне не воля нужна, мне жизнь моя нужна. А здесь мне не жизнь. Здесь мне тяжко. Так ведь и тебе, милый Ойше, здесь тяжело. Уходи, Ойше. Но без меня. Моя дорога - в небо, твоя - в снега.
И на рассвете Баваль взвилась ветром над своей деревней и улетела на юг, туда, где тянет острые шпили к небу Санакайн.
Радда, дочь солнца и Южного ветра, жила счастливо и весело и все любили ее в деревне, как любили когда-то ее прекрасную мать. Она знала тайные тропки и всегда первая приходила в Лунарру. А однажды она не вернулась из города, принеся счастье туда, да там с ним и оставшись. Она работала вместе с другими людьми, открыла кузницу на главной городской улице и ковала прекрасные оправы для звездного света. Все в городе знали Радду, но никто больше и не вспомнил о ней в родной деревне.
Средняя дочь Южного ветра и зари, появившаяся на свет меж ночью и первыми лучами солнца, Сарра жила в деревне долго и была уважаема, как никто. Она ходила вместе с мужчинами ловить звезды и с женщинами относила их в Лунарру и дальше. Она жила свободно, но тихо, в своём доме на отшибе, и кони ее были длинноногими и белыми, как парное молоко. Она была вхожа в Совет деревни, и даже старейшины слушали ее. И однажды, когда сила ветра в ней расцвела и распустилась вересковыми цветами, гордые люди признали ее высшей над ними, и приняла Сарра корону вождя меж гор. И любила она своей народ, а народ любил гордую, мудрую Сарру, прозванную Сарра Новая Заря.
И узнали гордые люди новое время и новый рассвет.
И Сарра долго жила среди людей и даже горы хохотали, когда видели ее, когда она улыбалась им гордо и широко - дочь Южного ветра и северной зари.
И ветры смеялись и гоготали от счастья.
Звезда Аделаида.
Шел на исход изок, а меж гор говорили уже про осень. Звезд в Лунарру носили все меньше, река закрыла ход к югу полноводным течением, в город все больше несли расписные тарелки и шитые луною платки с серебренными кистями и монистовым звоном монет.
И веселая Вольга с дочерями собирала племя кругом большого костра каждый вечер и каждый сказывал истории, какие только мог. Вот и зашедший из степи путник с прозрачными глазами, в которых сплелись вековая мудрость и боль, и какая-то беспричинная веселость чудным узором, тоже говорил сегодня. И сказывал он лучшую из легенд: легенду о Той, что творит.
И говорил он так:
«Та, что творит, жила у подножий гор, великих и вечных. С горами граничила степь, бескрайняя и неизведанная, как само время. В степи было всего несколько поселений, но и они убоги, одиноки и полузаброшены. Одна сияющая Лунарра стояла здесь, как стоит и поныне, прошивая небо башнями, но ясный город был далек от той деревни, о которой я говорю.
Та, что творит жила здесь так давно, что помнила еще крылатых людей.
Ту, что творит последний раз видели много десятков лет назад. Мне тогда удалось приподнять завесу тайны, окружающую Ту, что творит, и я узнал гораздо больше, чем должен был знать. И не было мне с тех пор покоя.
Была поздняя осень. Осень принесла с собой первые холода, дожди и ветра. Ветра были веселы и яростны, но не было среди них ни одного южного.
В те времена я был в одной из степных деревень, холодных и голодных.
Сам пришел я из краев таких далеких, что ни одна из великих гряд, ни матери гор, ни огненного Санакайна, ни короля, ни королевы не дотягиваются туда своими пальцами. Я пришел оттуда и никогда не слышал легенд ваших степей и гор. Но, придя, слушал жадно, переходя от деревни к деревне, слушал и в самой Лунарре, и везде попадалась мне одна и та же легенда: легенда о Творящей.
Эту девушку заметили на границе гор и степи еще дети первых людей. Изредка она входила в одну из деревень и всегда приносила за собой удивительные события. Легенда гласила, что девушка эта живет здесь с момента сотворения мира, помогая королю гор творить эти края. Говорили, так же, что все, сделанное ее руками, дышит жизнью. Найти Творящую всегда было не просто, но многие упорные и верящие находили.
С путника, ищущего помощи, и начинается моя история.
В ту пору жила в нашей деревне молодая девушка, она уже успела овдоветь. Война, что раскинулась взрывами на востоке, сотрясая Санакайн и его братьев, унесла жизни ее отца и мужа. Женщина осталась совсем одна с маленькой дочерью. И имя девочке было Феде.
В душе печальной женщины поселились лед, и горький ветер там качал голые деревья, и никогда не светили звезды. Феде росла, и горе матери тяжко давило на ее плечи. Жить в доме, где соседствует с людьми боль, невыносимо. Для жизни этот дом непригоден и бежать нужно от такого жилища за тысячи верст, запомните, гордые люди!
В ту осень девочка впервые услышала от меня легенду о Творящей. Я пересказывал ее такой, какой довелось мне услышать ее в Лунарре. И маленькая Феде знала тогда, что делать.
В одну из ночей месяца грудня девочка выскользнула из деревни и двинулась к горам, возвышавшимся на горизонте. Феде шла прямо к тому месту, где смыкали руки король и королева.
Прошло три дня и три ночи. А на четвертую в деревню вошли двое: девочка и Творящая. Та, что творит вошла в деревню, и ветер стих, как не было.
Феде привела Творящую в свой дом. И было чудо.
Мне известно не многое, но под утро Та, что творит ушла из дома, в котором царила любовь, и где вновь был мужчина. Умерший много лет назад человек снова стал живым под руками Творящей. И было это чудо чистым и ясным.
На прощание Творящая лишь попросила:
- Если когда-нибудь, в любое время дня и ночи, вы узнаете, где взойдет звезда Аделаида, позовите меня.
И ушла она из деревни. И ветер снова пошел по улицам быстрым шагом, поднимая пыль.
Все в деревне в тот день проснулись от беспричинного смеха, который срывался с уст непрошено.
И пообещал я себе тогда найти звезду, о которой так яростно мечтала сама Творящая. Я поклялся себе и своим богам, что найду Аделаиду и позову Ту, что творит туда, где взойдет Хозяйка звезд.
Шаг за шагом я прошел много земель. Шаг за шагом избороздил и океаны. Я побывал и в родных краях, но нигде не всходила Аделаида. Никто не указал мне пути и не помог. И ни в одной земле я не нашел человека, способного положить конец моим странствиям. Аделаида не всходила ни в одном из государств, ни в одной стране не видели нужной мне звезды, небо не озарялось ее светом.
Я вернулся туда, откуда путь был начат, ни с чем. Деревня изменилась за то время, что я бороздил земли и моря. Женщина, некогда бывшая несчастной, жила так чудесно, что вся деревня, глотая смело ее счастье, расцвела. Ветра стали ручными, как котята, холод закупорили в банки и плотно закатали до зимы, дождик послушно поливал посевы, а свет лился с небес неустанно и весело, будто звеня. В деревне завились невиданные доселе птицы. Они летали здесь и там, и шептались люди, что этих птиц принесла Творящая, сотворив их из бумаги.
Мне же оставалось лишь продолжать искать.
Звезда Аделаида зовет всех, кто услышит о ней. Она зовет людей, чтобы те рассказали ей свою тайну. Но тогда я не знал этого.
В те дни, когда небо было почти лиловым, а воздух холодал, возвещая о близкой земле, я вышел из дома и поклялся, что не вернусь, пока не отыщу Ту, что творит или звезду, или же того, кто назовет все это сказкой.
Я, не разбирая пути, шел вперед. Я не искал, мне не было пути и дороги: я был почти слеп.
Но сквозь слепое горе в глазах моих пробился ясный холодный свет.
- Аделаида... - шепнул я.
Над моей головой сверкала звезда, каких я не видел никогда и не увижу боле. Холодный голубоватый ее свет падал на землю, затмевая грустный лик луны. Аделаида сверкала ярче тысячи алмазов, и сияние это освещало не тело, но душу, указывая ей путь во тьме. Ничто не казалось ярким рядом с этим светом.
И в свете этом стоял человек. И был этот человек Творящей. И говорила она звезде:
- Сколько жизней я уже создала? Сколько судеб спасла? Но ты холодна, моя звезда Аделаида. Жизнь струится из-под моих рук уже не один век, но ты не веришь мне, Хозяйка всех звезд. Мало ли я сделала? Аделаида, моя Хозяйка, моя звезда, моя мать, забери меня обратно на небо, позволь вновь надеть корону зимнего неба, забудь о людях!
И узнал я тогда тайну Той, что творит. И рассказал эту тайну вам, гордые люди. С тех пор я был и у горячего Санакайна, и дальше к востоку, и даже у пустых земель. Я пытаюсь научиться творить, как умеют это звезды. Но птицы не взлетают из моих рук, а люди, давно умершие, не сходят с моих рисунков. И лишь мои истории правдивы, как правдивы творения Той, что творит.
Но однажды, верьте, гордые люди, и из моих рук вспорхнет бумажная птичка, и тогда позовите меня, если над склонами короля и королевы гор взойдет звезда Аделаида. Тогда на небе загорится еще одна ясная точка, тусклая в свете лучей Аделаиды, но этой звездой буду я.»
Так странник закончил свой рассказ. А вторая дочь Южного ветра, сжимала руку матери пуще прежнего.
Сарра Новая Заря.
Сарра встала над гордым племенем и была великим вождем. И звезды при ней сияли ярче прежнего, и река разливалась каждый год шире и привольнее. И, кажется, гордые люди нашли свой золотой век: молодые храбрецы нашли новые тропы к звездам, смелые девушки ходили со звездами и рукоделием уже и далее Лунарры, в Черный город на дороге к Санакайну. Но с каждым годом мутнели глаза Сарры, словно звало ее что-то туда, где растворились имена всех ее сестер. И не было Новой Заре покоя, даже когда народ ее был счастлив, даже на праздниках кругом высоких костров, даже когда встречали пятнадцатое лето ее верховенства. Не было Сарре покоя, и все чаще глядела она на Титову дорогу, по которой не ходил никто уже много лет, с тех пор, как стала она заводить на склоны Арилонни, пьянея и путаясь.
И однажды, собрав племя у большого костра, сказала Сарра, дрожа голосом и прожигая всех взглядом светлых глаз:
- Гордые люди! Чисты воды Яркой реки и надежны, как стены лучшей крепости, склоны гор кругом нас, звезды здесь ярче, чем над горячим Санакайном и матерью гор Мойноролли, и нам хорошо жить здесь! Не так ли?
- Это так! Это правда! – отвечал народ.
Сарра встала гордо над своими людьми и продолжала речь:
- Но, гордые люди, как прозвали вы меня? Вы назвали меня Сарра Новая Заря, и я хочу, чтобы при мне вы истинно узнали новую зарю, новое счастье! Я хочу, чтобы вы ушли за мной туда, где реки будут еще полноводнее, горные склоны надежнее, а поле шире и плодороднее!
Народ зашумел и дрогнули ряды гордых людей.
- Зачем нам уходить? – спросили гордые люди. – Для нас полноводна и наша река, а коли она подведет, за соседним утесом сияет водами Ясная Анна, берущая начало у матери гор. Для нас ярки наши звезды, и мы любим нашу холодную землю.
Так говорил народ, не понимая своей Сарры.
- На востоке много лет уже бушует война! Она придет и сюда! – говорила Сарра.
- Тогда мы должны будем защитить короля Эйтерваиль и его королеву. – возражал народ.
И Сарра опустила гордую голову. Но кто-то спросил все же тихо, боясь всеобщего неодобрения:
- Куда же ты хочешь вести нас, Сарра Новая Зоря?
- О! – воскликнула Сарра, вновь подымая светлые глаза. – Я поведу вас туда, откуда все мы и пришли, туда, откуда вышли Леда и Монуш, и сама Айса, в вересковое поле, обнятое руками королевской гряды и гряды матери гор!
И народ заколебался, и нахмурили брови гордые люди.
Все, кто жил в горах, знают, откуда пришли все люди, кто поставил первые дома у Яркой реки и Ясной Анны. А пришли первые люди из верескового поля…
Поднявшись из земли, Эйтерваиль призвал на свет богов свою королеву Арилонни и ту, что породит другие горы – мать Мойноролли. А в месте, где пересеклись королевская гряда и гряда матери гор, выросло густое и светлое поле вереска цвета ранних зорь. И круглый день сияли горячие звезды над тем полем, и было там тепло и привольно, а горы берегли покой вереска. А из вереска того вышли однажды двое первых людей: Леда и Монуш, а за ними вышла Айса – человек с женским лицом и крыльями птицы, с улыбкой женщины и глазами коршуна. И долго люди жили среди вереска, не зная нужды и горя, пока не сказала Айса: «Эй, а что же там? Слева нас обнимают горы, справа нас обнимают горы, но впереди нас степной простор. Что там, в этом степном просторе?» И Леда посмотрела вслед глазам Айсы, и Монуш проследил их взгляд. И встали первые люди, и пошли вон из верескового поля, чтобы больше никогда туда не вернуться. В степи было холодно и голодно, и все дальше стелился ее необъятный простор. Но первые люди построили дом и стали жить миром и правдой. И появились еще люди, и поймали они первую звезду, и согрела она своим светом их дома. Но однажды сын Айсы, с улыбкой мужа и глазами коршуна, веселый Сойку ушел от людей на юг, искать места, что утолит его скуку. И для скучающих воздвиг он из земли пик огненного Санакайна, где каждый мог найти себе радость, и назвал он место это Дом Солнца, а от него потянулась горами третья гряда. И гряда эта обняла вересковое поле с третьей стороны, навсегда закрыв легкий и вольный путь к прекрасному полю, откуда вышли первые люди.
Тогда Леда и Монуш сказали Айсе:
- Сын твой, Сойку, воздвиг эту стену из земли, закрыв наш путь домой. Он возгордился и стал глуп в своей слепой гордости и скуке. Ты не смогла воспитать его, как надлежит. Дети твои, со злыми птичьими глазами, скучают среди нас и сеют лишь зло. Забирай их и уходи в горы.
И Айса забрала своих сыновей и дочерей, что все были прекрасны и звенящи, как монисто. И они ушли в горы, поставили деревню на берегах Яркой реки. И род свой ведут от них гордые люди.
Но поле осталось замкнуто с трех сторон горами. И Сойку не смог вновь загнать горы в землю и, рассмеявшись, остался пировать на Санакайне вместе с другими скучающими. Айса же начала искать путей к вересковому полю.
- Гордые люди, - говорила Сарра. – Мы найдем вересковые просторы из которых вышли, и расцветет истинно новая заря!
Но никто не слушал уже ту, которую до этого ставили выше себя. И лишь один вспомнил:
- Ведь была уже однажды Сарра! Вспомните, люди, легенду! Сарра – первая дочь Айсы, с крыльями из золота и глазами изо льда, она полюбила младшую дочь Леды и Мануша Ольгу и поцеловала ее, и у Ольги за плечами распустились крылья из камня, и они улетели к вересковому полю и не вернулись больше! Они живут там и сейчас.
Смельчаку тут же возразили:
- Но помнишь ли ты, что случилось тогда? – возроптали люди. – Леда заплакала тогда о потере любимой дочери, и слезы падали на ресницы ее снегом, и тогда от боли она плакала еще больше, и пошел великий снег, и с тех пор горы покрыты им всегда, и с тех пор мы должны постоянно искать тепла!
- Опомнитесь, люди! Снег – наш дом теперь, разве зло он для нас?
Долго спорили люди, и долго прекрасная Сарра Новая Заря уговаривала свой народ пойти за ней, но лишь самые смелые и отчаянны встали на ее сторону.
- Хорошо же. – сказала наконец Сарра, когда большой костер уже почти потух. – Я и эти смелые люди уйдем. И мы откроем дорогу в наши вересковые земли! Вы же выберете себе нового вождя, пусть он живет, как знает. Ярких звезд вам, любимые мои люди!
И на следующий день Сарра Новая Заря ушла вместе с храбрецами искать вересковое поле и новой зари. Тогда люди сказали детям храброго Бара и дочери Мойноролли Бесты – лучшей среди рожденных женщин: «Станьте нашими вождями!», но никто не ответил им – дети их ушли за Саррой. Осталась среди гордых людей лишь первая дочь Бара – черноглазая Сваёне. И сказала Сваёне:
- Я встану над вами, если вы пожелаете.
Но люди ответили ей:
- Нет, дочь охотника Бара и королевы Бесс, имя твое значит смерть для нас, мы не хотим тебя над нами. Ты не сделала нам плохого, но глаза твои пугают нас. Ты чужая на берегах Яркой реки.
- Да. – ответила Сваёне.
Люди же долго еще не могли найти нового вождя, а костры их пылали не так ярко и тепло, как ранее.
Волчий век.
Первые люди, Леда и Монуш, жили в мире, и в мире жили их дети. Но тяготила Леду тоска по дому и по ушедшей в горы Айсе. Часто девушка выходила на склоны гор и плакала, подымая ледяные бураны и вьюги. И однажды на плачь ее с гор спустился могучий волк, шедший по снегам королевы гор, но не оставлявший следов на белоснежной поверхности.
- О чем ты плачешь, о Леда, первая из жён? – спросил волк.
- Я плачу о том, чего не понимаю. О потерянном и еще не найденном, чему тоже предстоит пропасть. Вот о чем я плачу, волк. – отвечала женщина.
- Не плачь, Леда, ибо ты благословенная среди женщин. Люди взяли от тебя свое начало. – говорил волк.
- Но то уже прошло.
- Тогда от тебя начало возьмет новое гордое племя, не знающее сожалений о потерянном и грядущем.
И вернулась первая среди женщин к мужу своему и детям лишь весною, когда травень грел землю солнцем. Леда принесла на руках первого сына Великого Волка, что мог безнаказанно ходить по склонам королевы гор.
И от сына этого взял свое начало род людей - Волков, которым Арилонни доверяла, и которые защищали снега ее от людей. Волки эти встречали и провожали души к их матери, и люди эти не умели сожалеть о прошлом и грядущем.
***
Ойше жил совсем один. Мать его умерла, когда Агне не вернулась из Лунарры на пятый день. Тогда и закрыли Титову дорогу тысячью проклятий. Но мать все равно умерла. А Ойше остался один.
Храбрый охотник Ойше <