Джейн ван Лавик-Гудолл
В тени человека
Предисловие к русскому изданию
Среди большого количества вышедших у нас книг по этологии книга Джейн ван Лавик-Гудолл не может остаться незамеченной, так как она посвящена изучению поведения наших ближайших родственников — человекообразных обезьян шимпанзе.
Нельзя сказать, чтобы шимпанзе как объект научного исследования не получили должного освещения в литературе. В многочисленных научных трудах отражены результаты экспериментов по изучению физиологии и психологии шимпанзе в неволе. Однако сведения о биологии этих обезьян в естественных условиях обитания оставались до сих пор отрывочными и разноречивыми.
Между тем уже в начале 60-х годов были опубликованы результаты подробных исследований поведения других человекообразных обезьян на воле — горилл (Дж. Шаллер) и орангутанов (Б.Харриссон). Очередь была за шимпанзе. И эту тяжелую задачу взяла на себя английская исследовательница Джейн Гудолл. Конечно, и у нее были предшественники. Г. Ниссен по заданию лаборатории психологии Йельского университета наблюдал за жизнью шимпанзе, проведя два с лишним месяца на опытной станции в Гвинее. Природные места обитания шимпанзе обследовал и В. Рейнольдс. Однако эти полевые наблюдения и путевые записи носили характер предварительных исследований. Многое из экологии и этологии шимпанзе оставалось далеко не выясненным, например, характер их стадности, взаимоотношений в сообществе и доминантной иерархии, миграций, питания, суточного цикла, гнездостроительства и т. д. Вот почему подробное исследование разных сторон биологии этих обезьян представлялось важнейшей и необходимой, хотя и нелегкой, задачей.
|
|
Это великолепно понимал профессор Л. Лики — выдающийся палеонтолог и антрополог, ученый со всемирно известным именем. Он предложил Джейн Гудолл, еще не имевшей специального образования в области этологии, саму идею эксперимента и всячески способствовал ее осуществлению. Интерес этот понятен — за последние полвека в Африке было сделано много замечательных открытий в области палеоантропологии, обнаружены костные остатки древнейших предшественников человека. Найти в поведении наших ближайших, ныне живущих родственников черты, проливающие свет на эволюцию человека, — вот идея, которой увлекся Лики.
Вооружившись лишь биноклем, Джейн Гудолл бесстрашно отправилась в самые дебри тропической Африки, чтобы во всех подробностях увидеть повседневную жизнь шимпанзе. Нет необходимости говорить о том, сколь рискованным было подобное предприятие — читатель убедится в этом, прочитав книгу. Но смелость и мужество отважной женщины были вознаграждены интереснейшими результатами десятилетних наблюдений за сообществом шимпанзе в заповеднике (позднее национальном парке) Гомбе, расположенном на восточном берегу озера Танганьика (Танзания). Картины из жизни обезьян написаны так подробно и так ярко, что кажется, будто мы сами вместе с исследовательницей побывали в джунглях Африки.
Большое место в книге отведено описанию и характеристикам внутригрупповых взаимоотношений шимпанзе: самка — детеныш, самки — самцы, молодые особи — взрослые особи. Чрезвычайно интересна своеобразная «иерархия» в стаде шимпанзе. При рассмотрении внутренних противоречий в стаде обезьян[1]необходимо иметь в виду, что ряд особенностей во взаимоотношениях между полами у шимпанзе данной группы, равно как и у других африканских шимпанзе, объективно направлен к главному биологическому результату — к процветанию группы и, тем самым, всего вида.
|
|
В своем описании поведения шимпанзе и мотивов их поступков автор не избежала антропоморфизма — этой, по выражению Яна Дембовского, «Харибды зоопсихолога». Налет «гоминизации» животных особенно заметен в описаниях полового ухаживания самцов и самок, а также в описании взаимоотношений между матерью и детенышами.
Позиция автора отчасти объяснима — Джейн Гудолл относится к объектам своего исследования с необычайной любовью и сочувствием. Она стремится своей книгой помочь сохранить столь редкостных сородичей человека. Не случайно и название книги — «В тени человека»: люди, превосходящие по интеллекту своего ближайшего родственника, должны помочь ему выжить, не дать ему исчезнуть с лица земли. Между тем численность человекообразных обезьян катастрофически уменьшается. В африканских джунглях к югу от главной излучины реки Конго, к северу от реки Луибала в последние годы шло полное истребление редкого вида карликовых шимпанзе «бонобо» (Pan paniscus). Весьма неблагополучно, обстоят дела и с численностью остальных представителей рода Pan. Вот почему появление книги Дж. Гудолл, призывающей к охране природы — ее ценной фауны и флоры, — следует признать необычайно своевременным.
Экологические и этологические наблюдения Гудолл открыли много нового и интересного для приматологов и антропологов. Действительно, шимпанзе в долине Гомбе-Стрим оказались способными к разнообразным приемам использования предметов окружающей среды при добывании пищи. При этом обезьяны в ряде случаев видоизменяли их.
|
|
Исключительно важны наблюдения Гудолл над тем, как шимпанзе употребляют природные предметы в качестве орудия или оружия для усиления естественных средств защиты и нападения. Такая деятельность чрезвычайно наглядно регистрировалась с помощью фотоаппаратуры Гуго ван Лавиком — мужем Джейн Гудолл. Тем не менее необходимо подчеркнуть, что вся столь обильно документированная орудийная деятельность швейнфуртовских шимпанзе ни в одном из приведенных в книге примеров не носит характера истинно трудовой деятельности. Выше подправки природных орудий с помощью собственных рук и неловкого швыряния камней в противника шимпанзе исследуемой группы не поднимались.
Поэтому нельзя согласиться с мнением автора о необходимости пересмотра самого определения человека (стр. 38). Исходя из работ советских исследователей, можно сказать, что примеры употребления и даже изготовления орудий шимпанзе Гомбе-Стрима не выходят за рамки чисто биологической адаптации, за рамки приспособления к условиям окружающей среды. Основным критерием трудовой деятельности следует считать употребление орудия-посредника, то есть изготовление орудия путем обработки одного другим. Только в этом случае речь может идти об изготовлении орудия труда.
Как показали эксперименты Г. Ф. Хрустова, на которые ссылается в своей книге Дж. ван Лавик-Гудолл, «ни один из них (подопытных животных. — М. Н.) не сделал попытки обработать неподатливый материал предложенным вместе с ним каменным орудием или чем-либо иным, кроме своих естественных орудий, органов своего тела»[2]. А между тем несомненно, что в лабораторных условиях животное проявляет большие способности, чем в естественных условиях обитания. Кроме того, экспериментатор применял многократный показ решения всей задачи с помощью орудия. Как справедливо замечает Дж. ван Лавик-Гудолл, для окончательного ответа на этот вопрос необходимы эксперименты с большим количеством животных. Однако автор эксперимента неоднократно подчеркивал, что в данном случае речь идет не о статистическом, а о методологическом, принципиально ином подходе, при котором «чрезвычайная трудность… выявилась… с достаточной очевидностью»[3].
Эксперименты другого советского исследователя, К. Э. Фабри, показали, что «внимание обезьяны привлекают изменения предмета, находящегося у нее в руках, то есть орудия, но не изменения, происходящие с объектом воздействия, то есть субстратом. Однако в трудовом процессе, предполагающем оперирование двумя предметами — объектом труда и орудием труда, — решающее значение имеют изменения объекта воздействия, то есть объекта труда. Следовательно, у обезьян налицо и принципиально иная установка, делающая невозможным изготовление орудия труда»[4].
Переход грани между животным и человеком мог быть осуществлен лишь в недрах наиболее смышленого, самого активного вида этих обезьян, лучше всех других приспособившегося к трудным условиям жизни.
Чрезвычайно интересен в наблюдениях Гудолл тот факт, что шимпанзе сообща, а то и поодиночке охотятся на других млекопитающих, в том числе и на обезьян. Шимпанзе нападают на поросят кистеухой свиньи, на небольших лесных антилоп, а из обезьян — на гверец, на голубых и краснохвостых мартышек и, наконец, — при случае — на детенышей павиана анубиса.
Для приматолога, антрополога и этолога большой интерес представляет описание и объяснение различных эмоциональных состояний шимпанзе. При классификации звуков и сигналов шимпанзе Дж. ван Лавик-Гудолл безусловно использовала классический труд своей замечательной предшественницы — нашей талантливой исследовательницы психологии обезьян — Н. Н. Ладыгиной-Котс[5].
К числу важных аспектов биологии шимпанзе следует отнести сооружение ими гнезд: такому строительству у человекообразных обезьян всегда уделялось большое внимание. Наиболее глубоко эта форма поведения была проанализирована Н. Н. Ладыгиной-Котс[6].
Гнездостроительство, различные формы взаимоотношения особей в сообществе, миграции и питание, употребление орудий, возрастное развитие и процессы полового созревания — вот неполный перечень проблем, которые затрагивает в своей книге Дж. ван Лавик-Гудолл. Не вызывает сомнений, что ее богатейшие наблюдения дадут большой материал не только приматологам, антропологам и этологам, но и специалистам в области палеоантропологии. Трудно отказаться от мысли, что жизнедеятельность небольшой популяции шимпанзе может иметь некоторое сходство с образом жизни ископаемых форм человекообразных обезьян, близких к биологически более развитым австралопитековым и послуживших источником возникновения наидревнейших людей на Земле.
Для многочисленного круга читателей, уже знакомого с Джейн Гудолл по некоторым публикациям в нашей печати[7], эта книга дает полное и подробное представление о жизни наших ближайших собратьев в мире животных.
М. Ф. Нестурх,
профессор Института и Музея антропологии МГУ
Предисловие
Читателю этой книги выпала счастливая возможность познакомиться с одним из тех исследований, которые заставляют человека изменить представление о самом себе.
Среди огромного количества живых существ, населяющих нашу планету, едва ли найдется еще одно, которое было бы столь же сходно с человеком, как шимпанзе. Недавние исследования показали, что сходство это гораздо глубже, чем предполагали раньше. Идет ли речь об иммунных реакциях, форме головного мозга, структуре белков крови или самого генетического материала (ДНК), шимпанзе обнаруживают удивительную близость к человеку, оставляя далеко позади представителей других видов. Эксперименты Иеркса и Кёлера[8]— пионеров в области изучения поведения высших приматов — показали, что шимпанзе обладают поразительными поведенческими возможностями. Вот почему ученые всегда стремились узнать, как ведет себя животное в естественных условиях обитания, а не за решеткой вольеры или клетки.
Но шли годы, сменяли друг друга десятилетия, а наши знания о жизни шимпанзе на воле оставались по существу неизменными. Иногда начинало казаться, что тайна шимпанзе так и не будет раскрыта, ведь и эти животные, подобно многим другим уже вымершим видам, постепенно исчезают с лица земли под неумолимым натиском человека.
Проникнуть в тайну жизни диких шимпанзе и в самом деле невероятно сложно, по мнению многих специалистов — попросту невозможно. Шимпанзе обитают в густых, труднодоступных лесах, где исследователя подстерегают всякие опасности; обезьяны не позволяют вести за ними наблюдения с близкого расстояния, и это обстоятельство затрудняет работу исследователя, мешает ему составить детальное описание поведения шимпанзе на воле. Наконец, мало кто из ученых мог отважиться на проведение длительного, многолетнего эксперимента. Все это и заставляло приматологов прийти к выводу, что проблема едва ли будет решена.
Но вот в начале 60-х годов из Танганьики стали поступать сведения, что молодая женщина но фамилии Гудолл взялась за это трудное и опасное дело. Первое время шимпанзе убегали, едва завидев ее на расстоянии пятисот метров, и угрожали ей, если она заставала их врасплох. Непривычный климат, малярия и другие трудности значительно осложняли работу мужественной исследовательницы. Лишь через два года обезьяны стали подпускать ее на близкое расстояние, и лишь через четыре года она смогла вести действительно полные и подробные наблюдения. Уже одно то, что она не отказалась от своих намерений, — действительно научный подвиг. В конце концов барьер был сломлен — таинственная завеса, долгое время окутывавшая жизнь ближайших родственников человека, начала приподниматься перед взорами исследователей.
Этому эксперименту уже пошел одиннадцатый год. Сейчас у Джейн Гудолл нет недостатка в прекрасных помощниках, которые внимательно следят за всеми аспектами поведения шимпанзе. Исследований подобного рода в истории изучения поведения животных еще не было — не только потому, что уникален сам объект исследования, но и потому, что в поле зрения оказываются отдельные животные со всеми их индивидуальными особенностями, и потому, что детальнейшие и всесторонние наблюдения аккуратно записываются и фиксируются, а великолепные фотографии Гуго ван Лавика придают этим записям подлинную достоверность; потому что прослежены изменения жизненного цикла животных на протяжении десяти лет, поведение отдельных обезьян изучается внутри их сообщества, не нарушены естественные условия обитания шимпанзе, а само исследование выполняется с необычайной тщательностью и полнотой.
Вырисовывающаяся картина поражает воображение. Перед нами предстает существо, обладающее незаурядными способностями, живущее в сообществе себе подобных, способное к прочным и длительным привязанностям, располагающее сложной коммуникативной системой — арсеналом поз, жестов, гримас и звуков, которые, правда, столь же далеки от человеческого языка, как и привязанности обезьян — от человеческой любви и дружбы. Это существо не только эффективно использует орудия, но и изготовляет их; делится со своими собратьями пищей; способно обманывать и запугивать; обладает повышенной возбудимостью и агрессивностью; употребляет предметы в качестве средств нападения. Шимпанзе охотятся и убивают мелких животных — представителей других видов, причем нередко эта охота носит организованный коллективный характер. Наконец, шимпанзе приветствуют и успокаивают друг друга, выражают почтение и агрессивность, удивительно напоминая поведение человека в аналогичных ситуациях.
Совершенно очевидно, что для человека изучение шимпанзе представляет огромный интерес. Это исследование в большей степени, чем какое-либо другое, восполняет пробел в знаниях о нашем ближайшем родственнике.
Чтение этой превосходно написанной книги помогло мне по-новому взглянуть на человека: увидеть его тесные связи с другими живыми организмами; понять и оценить их общее наследие в области механизмов поведения и в то же время охватить во всей полноте те решающие отличия, которые и делают его человеком. Эта книга больше, чем любая другая книга нашего времени, заставляет оглянуться на тот долгий и трудный путь, который проделало человечество, прежде чем достигло сегодняшнего уровня, и помогает с должной скромностью, но с высоты нашего современного понимания оценить то место, которое занимает человек в системе живой природы.
Дэвид Гамбург,
профессор медицинского факультета Стэнфордского университета
Начало
Вэнн, Луису, Гуго — в память о Дэвиде Седобородом
И этот день мало чем отличается от предыдущих. С раннего утра я карабкаюсь по крутым склонам, с трудом продираясь сквозь густой кустарник. То и дело приходится останавливаться, прислушиваться к малейшему шороху и внимательнейшим образом осматривать окрестности. Уже пять часов, а мне до сих пор не встретился ни один шимпанзе. Через два часа наступят сумерки, и тогда заповедник Гомбе-Стрим погрузится во тьму. Еще засветло я добираюсь до Вершины — своего излюбленного наблюдательного пункта — и устраиваюсь здесь в надежде, что мне повезет хотя бы в конце дня и я увижу, как шимпанзе строят свои гнезда.
Мое внимание привлекла группа мартышек, которые резвятся на деревьях у подножия горы. И вдруг — крик шимпанзе. Быстро обшариваю биноклем густые кроны деревьев, но звук замирает, прежде чем мне удается установить, откуда он исходит. Наконец, после нескольких минут тщательных поисков я обнаруживаю четырех шимпанзе. Небольшая потасовка уже кончилась, и они уписывают какие-то желтые плоды, напоминающие сливы.
Расстояние между мной и шимпанзе слишком велико, чтобы уловить все детали их поведения, и я решаюсь подойти поближе. Внимательно осмотрев местность, я вижу недалеко от обезьян группу вполне подходящих для этой цели деревьев: если пробраться незамеченной к тому большому фиговому дереву, обезьяны будут видны гораздо лучше. Для осуществления этого плана мне потребовалось минут десять. И когда я, соблюдая величайшую осторожность, добираюсь наконец до толстого сучковатого ствола, то обнаруживаю, что ветви дерева пусты — шимпанзе исчезли. Мной овладевает ставшее уже хорошо знакомым чувство отчаяния: снова — в который раз! — обезьяны заметили меня и бесшумно скрылись. Но вдруг сердце мое замерло…
На расстоянии каких-нибудь двадцати метров на земле сидели два взрослых самца и пристально смотрели на меня. Затаив дыхание, я ждала, что они в панике бросятся в гущу леса — так было всегда, когда я неожиданно сталкивалась с шимпанзе нос к носу. Однако на этот раз ничего похожего не произошло. Два крупных шимпанзе продолжали внимательно следить за мной. Очень медленно я опустилась на землю, и они через несколько секунд принялись спокойно обыскивать[9]друг друга. Я отказываюсь верить собственным глазам. Но вдруг на другой стороне поляны я заметила еще две головы — сквозь густую траву на меня смотрели самка и детеныш. Они мгновенно скрылись, как только я повернулась в их сторону, но вскоре вновь появились, сначала одна, потом другой, на нижних ветках дерева, которое росло примерно в сорока метрах от меня. Они уселись там и настороженно, почти не шевелясь, разглядывали меня.
Более полугода я старалась преодолеть у шимпанзе присущий им инстинктивный страх перед человеком, который заставлял животных бесследно исчезать при моем появлении. Вначале они убегали, едва завидев меня на другой стороне лощины метрах в пятистах. Но дистанция постепенно сокращалась, и вот теперь два самца сидели так близко от меня, что я отлично слышала их дыхание. Это был, несомненно, один из самых волнующих моментов, который мне когда-либо доводилось переживать. Две царственные особы занимались обыскиванием в моем присутствии — значит, они признали меня. Я хорошо знала обоих самцов: один из них, Дэвид Седобородый, всегда боялся меня меньше других, вторым был Голиаф, который получил это прозвище вовсе не из-за гигантских размеров, а из-за своего великолепного телосложения и главенствующего положения среди других самцов. Черная шерсть обезьян красиво лоснилась при мягком вечернем освещении.
Процедура обыскивания продолжалась немногим более десяти минут, а потом Дэвид встал и пристально посмотрел на меня. Как раз в этот момент солнце начало скрываться за горизонтом и отбросило удлиненную тень от меня прямо на Дэвида. Эта минута надолго врезалась в мою память: радость от первого близкого контакта с дикими шимпанзе и капризный случай, заставивший мою тень упасть на Дэвида именно тогда, когда тот, казалось, пытался проникнуть в мои мысли. Впоследствии этот эпизод приобрел почти символический смысл, ибо из всех живых существ ныне только человек с его высокоразвитым мозгом и интеллектом затмевает и превосходит шимпанзе; только человек, обладающий огнестрельным оружием и осваивающий джунгли, может поставить под сомнение само существование шимпанзе в дикой природе и, наконец, лишь человек может взять шимпанзе под свою защиту[10]. Однако в тот момент я не думала об этом. Я просто любовалась Дэвидом и Голиафом.
Уныние и отчаяние всех предыдущих месяцев не шли ни в какое сравнение с тем ликованием, которое охватило меня, когда группа наконец двинулась в путь; я стала торопливо спускаться вниз к своему палаточному лагерю на берегу озера Танганьика.
…Все началось три года назад, с того памятного дня, когда я впервые встретилась в Найроби с доктором Л. С. Лики[11], знаменитым антропологом и палеонтологом. А может быть, все началось гораздо раньше, еще в далеком детстве. Когда мне исполнился год, мама подарила мне игрушечного шимпанзе, большую лохматую обезьяну, которая была выпущена в продажу в честь знаменательного события — рождения первого за всю историю Лондонского зоопарка детеныша шимпанзе. Мамины друзья пришли в ужас и наперебой твердили, что от одного вида «этого страшного создания» у ребенка начнутся кошмары. Однако Джубили (так звали моего шимпанзе и его знаменитого собрата) стал моей любимой игрушкой и неразлучным спутником. Я до сих пор храню эту старую облезлую обезьянку.
Животные начали интересовать меня, едва я научилась ползать. Одно из самых ранних детских воспоминаний связано с тесным душным курятником, куда я забралась, чтобы увидеть как курица несет яйца. Меня нашли только через пять часов. В доме уже поднялся настоящий переполох, а мама даже заявила в полицию об исчезновении ребенка.
Года через четыре, когда мне исполнилось восемь лет, я впервые решила, что как только вырасту, поеду в Африку и буду жить среди диких животных. И хотя, окончив школу в восемнадцать лет, я поступила на курсы секретарей, а потом устроилась на работу, стремление поехать в Африку все еще жило во мне. Вот почему, получив приглашение от школьной подруги погостить на ферме ее родителей в Кении, я в тот же день уволилась со студии документальных фильмов, без сожаления расставшись с завидной должностью, и устроилась на лето официанткой в своем родном городе Борнмуте — мне нужно было скопить денег для этой поездки, а сделать сбережения в Лондоне — задача не из легких.
Через месяц после приезда в Африку кто-то посоветовал мне повидать доктора Лики: «Если вы любите животных, непременно зайдите к нему». В то время я уже присмотрела для себя довольно скучную работу в какой-то конторе, поскольку мне не хотелось злоупотреблять гостеприимством подруги. Я встретилась с Луисом Лики в Найроби в Национальном музее естественной истории (так теперь именуется это учреждение), где в то время он занимал должность куратора музея. Лики, должно быть, почувствовал, что мой интерес к животным не случаен и сразу же предложил мне место помощника секретаря.
Я многому научилась в музее. Все сотрудники были опытными натуралистами, энтузиастами своего дела. Они с радостью поделились со мной частью своих знаний. Но самая большая удача выпала мне, когда Луис Лики и его жена Мэри взяли меня в очередную палеонтологическую экспедицию в Олдувайское ущелье на равнинах Серенгети. Это было до открытия зинджантропа (щелкунчика) и Homo habilis[12], до того, как Серенгети стал доступен туристам. Местность была совершенно безлюдной — едва ли кто-нибудь мог бы предположить, что через несколько лет здесь пройдут оживленные магистрали с туристскими автобусами, а в воздухе раздастся гул самолетов. Сами раскопки были необычайно интересными. В течение долгих часов я извлекала из глины и камней Олдувайского ущелья остатки существ, которые жили миллионы лет назад. Я привыкла к этой работе, но иногда меня охватывал благоговейный ужас при виде какой-нибудь кости. Вот эта, эта самая кость, которую я сейчас держу в руке, некогда была частью живого существа, способного двигаться, есть, спать, размножаться. Как оно выглядело? Какого цвета была его шерсть? Какой запах оно издавало?
С особенным удовольствием мне вспоминаются вечера этих экспедиционных месяцев. Работа на раскопках заканчивалась обычно в шесть часов вечера, и я вместе с другой сотрудницей возвращалась в лагерь. Мы шли выше по ущелью, через выжженные солнцем равнины, где еще днем изнывали от жары. Во время сухого сезона Олдувай превращается почти в пустыню, но, проходя через заросли низкого колючего кустарника, мы часто встречали дикдиков, изящных миниатюрных антилоп величиной с зайца. Иногда нам попадались небольшие стада газелей или жирафов, а несколько раз мы видели, как по ущелью уныло брел черный двурогий носорог. Однажды мы лицом к лицу столкнулись с молодым львом; он был всего в каких-нибудь десяти метрах от нас, когда мы услышали глухое рычание, а потом увидели и самого зверя. Мы в это время находились на дне ущелья, где попадаются островки густой растительности, и начали медленно пятиться к одному из них. Лев наблюдал за нашими движениями, судорожно помахивая хвостом. Потом, как я полагаю, из чистого любопытства, он пошел следом за нами; так продолжалось до тех пор, пока мы не начали карабкаться в гору, намеренно выбрав для этого открытый безлесный склон. Лев отстал и исчез в кустах, и мы больше никогда его не встречали.
К концу нашего пребывания в Олдувае Луис Лики начал рассказывать мне о шимпанзе, живущих по берегам озера Танганьика. Шимпанзе обитают только в Африке, занимая значительную область экваториального лесного пояса от океанского побережья на западе до озера Танганьика на востоке. Группа, о которой рассказывал Луис, относится, по определению систематиков, к швейнфуртовской разновидности шимпанзе, Pan troglodytes schweinfurthii[13]. Шимпанзе живут в гористой местности и полностью отрезаны от цивилизованного мира. Луис говорил о недюжинном терпении, выносливости и самоотверженности, которыми должен обладать человек, решивший посвятить себя исследованию этой группы животных.
Лишь один ученый, продолжал Луис, сделал серьезную попытку проследить за поведением шимпанзе на воле. Это был профессор Генри Ниссен, который смог провести в джунглях Гвинеи два с половиной месяца. Этот срок был слишком малым, чтобы выполнить по-настоящему серьезное исследование, на которое едва ли хватит и двух лет. Луис еще многое рассказал мне во время этой первой беседы. Он объяснил, почему его особенно интересует поведение группы шимпанзе, живущей по берегам озера: костные остатки доисторического человека чаще всего находят именно на берегах озер, и Луис предполагал, что изучение поведения обезьян поможет понять особенности поведения наших далеких предков.
Я решила, что он шутит, когда после небольшой паузы он предложил мне взяться за эту работу. И хотя это было именно то дело, о котором я мечтала, у меня не было специальной подготовки для того, чтобы вести научное исследование поведения животных, о чем я и сказала Лики. Однако Луис, по-видимому, хорошо представлял, что делает. Он убедил меня, что университетское образование совсем не обязательно, оно может оказаться и в некотором роде неблагоприятным фактором. Он хотел выбрать человека с не предвзятым мнением, не связанного с той или иной теорией, человека, который предпринял бы подобное исследование исключительно ради любви к истине и который к тому же сочувственно относился бы к животным.
Поэтому я с большим восторгом и очень искренне приняла его предложение. Но где достать необходимые средства? Это была нелегкая задача. Луису пришлось доказать необходимость не только самого исследования, но и убедить всех, что он не ошибся в своем выборе, доверяя молодой и неопытной девушке столь сложную и ответственную задачу. Наконец нужная сумма была найдена: Фонд Уилки в Иллинойсе выделил средства, достаточные для приобретения небольшой лодки, палатки, авиабилетов и организации полугодовых полевых исследований. Я всегда буду благодарна Лейтону Уилки, который поверил в меня лишь по заочной рекомендации Луиса.
Тем временем я уже вернулась в Англию и, узнав об этой новости, начала вновь готовиться к поездке в Африку. Местные власти той территории, на которой мне предстояло работать, разрешили приступить к исследованию, но с одним условием: они и слышать не хотели, что английская девушка будет в полном одиночестве жить в джунглях, и требовали, чтобы меня сопровождал кто-нибудь из европейцев. И тогда моя мать, Вэнн Гудолл, которая уже бывала в Африке, вызвалась стать моим спутником в этом рискованном предприятии.
В I960 году мы приехали в Найроби. Вначале все складывалось как нельзя лучше. Заповедник Гомбе-Стрим (ныне Национальный парк Гомбе)[14], где жили мои шимпанзе, подчинялся Департаменту дичи Танганьики, и глава департамента Уорден без проволочек выдал необходимое разрешение для проведения исследований. Он был весьма любезен и сообщил нам много ценных сведений о климате и географических условиях заповедника: назвал высоту местности над уровнем моря, суточные и сезонные колебания температур, обрисовал характер почвы и ее растительного покрова, а также перечислил основные виды животных, с которыми мы могли встретиться. Наконец пришло известие, что небольшая алюминиевая лодка, которую купил для нас Луис, благополучно прибыла в Кигому. И доктор Бернар Веркур, директор Гербария Восточной Африки, вызвался отвезти меня и маму в Кигому; попутно он хотел собрать образцы местной флоры, так как растительный мир этого района был мало изучен.
Мы уже были готовы к отъезду, и вот тут-то и начались неприятности. Из Кигомы пришло известие о беспорядках среди африканских рыбаков в районе заповедника, наш выезд задерживался на неопределенное время.
К счастью, Луис тут же предложил мне заняться изучением поведения верветок[15]на одном из островов озера Виктория. Целую неделю мы пробирались на моторном катере к необитаемому острову Лолви. Нос лодки лениво разрезал грязную воду. С нами был Хассан, капитан маленького судна, и его помощник — африканцы из племени какамега[16]. Хассан, проработавший с Луисом около тридцати лет, был удивительным человеком. Всегда спокойный и выдержанный, он никогда не терял присутствия духа в критических ситуациях, к тому же обладал острым умом и чувством юмора. Все это делало его незаменимым товарищем, и я была счастлива, когда он впоследствии согласился поехать со мной в заповедник шимпанзе.