Госпожа Пальмер. В последний раз собрались мы по случаю "Хижины Дяди
Тома".
Елена. Признаюсь, мама, после грустного рассказа о кончине Евы и
Сен-Клера я чувствую безпокойство, приближаясь к развязке.
София. И я сама чувствую то-же, но более чем когда-нибудь боюсь за
будущую судьбу приятеля нашего, Тома.
Эдуард. О чем безпокоиться? разве мы не знаем пламенной его веры? Нет
сомнения, что Том выйдет победителем, какия ни встретил бы испытания.
Госпожа Пальмер (читая). Сен-Клер хотел отпустить Тома на волю, но, как
мы видели, смерть постигла его неожиданно. На этот раз наш бедный дядя Том
попал в руки плантатора Симона Легри, человека безбожнаго, свирепого и
варварски обращавшагося с своими подчиненными. Приметив вскоре, что дядя Том
был очень набожен, Легри бранил его за это, бил и издевался над ним. Но гнев
Легри дошел до высшей степени за то, что дядя Том не захотел принять
должности надсмотрщика, которая состояла не в том только, чтобы
присматривать за работой негров, но и бить их, когда вздумается.
Рассвирепев, жестокий плантатор приказал двум великанам-неграм,
превосходившим в свирепости самого хозяина, научить повиновению чернаго
пуританина, как он называл Тома в насмешку. Самбо и Кимбо (так назывались
два палача Легри) с улыбкой принялись за дело, и из сильного дяди Тома
сделали почти умирающаго, тело которого покрыто было страшными ранами.
-- Ну, ребята, вам следует что-нибудь за это, -- сказал им Легри после
наказания.
-- О, конечно, сударь! я бил его от чистого сердца, -- проговорил Самбо
торжественно.
-- А я, -- отозвался Кимбо, украдкою бросая завистливый взор на Самбо,
-- я сильно колотил его по голове.
-- Хорошо, -- отвечал Легри с дикою радостью.
Потом, подумав с минуту, он прибавил, бросая быстро грозный взгляд на
своих прислужников:
-- Но если вы были так неловки, что он умрет после этого наказания,
которое не должно было быть окончательным, как я вам это приказывал, то и вы
пойдете за ним в страну кротов.
-- Вы всегда шутите, барин, -- сказали оба палача, смеясь этой шутке,
которая однако-ж в глубине души вовсе их не веселила.
-- Вот вам, -- прибавил Легри, подавая им фляжку с водкой, -- пейте
поочередно: всякий труд заслуживает вознаграждения.
Предавшись снова взрыву смеха, оба негра не замедлили опорожнить
фляжку, которая на весь день поддержала их веселость.
Через неделю, освобожденный от работы, дядя Том поправился, но снова
подвергся тяжелому испытанию. Две невольницы успели бежать с плантации:
напрасно для поимки их Легри разослал половину людей и даже выпустил
голодную стаю собак, нарочно приученных для подобной безчеловечной охоты.
Вдруг страшная мысль пробежала в уме его. "Причиною всему этот негодяй
Том!-- воскликнул он, бросая огненные взоры, -- он в душе смеется над моим
огорчением. А! он смеется надо мной!-- прибавил он, вздрагивая, -- хорошо
же! еслибы он стоил даже вдесятеро больше того, чего стоит действительно, он
расскажет нам, как было дело, или я убью его!"
-- Том! -- воскликнул Легри, подходя, -- знаешь ли ты, что я решился
убить тебя?
-- Очень может быть, сударь, -- отвечал спокойно дядя Том
-- Берегись!-- продолжал Легри, -- намерение это решительно, неизбежно
решительно, и я переменю его в одном только случае: если ты скажешь мне,
куда бежали невольницы.
Том не отвечал ни слова.
-- Понимаешь ли ты меня?-- вскричал Легри, топая ногами.
-- Мне нечего отвечать на это, -- сказал Том медленно и решительно.
-- Смеешь ли ты утверждать, что ничего не знаешь, старый черный
христианин?-- воскликнул Легри, скрежеща зубами.
Том молчал.
-- Говори же, -- закричал Легри, -- знаешь ли что-нибудь об их побеге?
-- Знаю, сударь, но сказать ничего не могу; я могу только умереть.
-- Так умрешь же!
Том поднял взоры на Легри.
-- Еслибы вы были больны, -- сказал он, -- или страдали, а я мог бы
спасти вас, то я от чистого сердца отдал бы всю свою кровь за вас; еслибы
нужно было точить ее капля по капле за спасение души вашей, я с радостью
отдал бы ее, как Иисус Христос отдал за нас свою кровь!.. О, не берите,
сударь, такого страшного греха на свою душу: вы гораздо более сделаете зла
себе, чем мне! Какия бы ни были мои мучения, они пройдут скоро; но если вы
не раскаетесь, то ваши мучения будут вечны.
Слова эти произвели только то действие, что удивили Легри и на минуту
удержали его бешенство; но это была лишь минута нерешимости, злоба
возвратилась в несколько раз свирепее. Побледнев от злости, рассвирепевший
Легри бросился на невольника и повалил его на землю.
-- Самбо! Кимбо!-- заревел плантатор. Самбо и Кимбо тотчас же
прибежали. И началось жестокое истязание.
Изумительное терпение Тома поколебало на минуту свирепость его палачей.
-- Он почти умер, -- сказал Самбо несмело. Том открыл глаза.
-- Бедное, несчастное существо!-- проговорил он, смотря на Легри, --
вам ужь нечего больше делать со мною, а я прощаю вам от души.
И глаза невольника сомкнулись; можно было полагать, что он умер.
-- Ну, теперь, -- сказал Легри, подходя ближе к Тому, -- ему конец,
вполне конец.
И он удалился.
Но Том еще не умер. В продолжение всего истязания тихия молитвы его
проникли в сердца палачей, и по уходе Легри Кимбо и Самбо, обмыв раны жертвы
и сделав наскоро постель из остатков хлопчатой бумаги, положили на нее дядю
Тома.
-- О, Том! мы были злы к тебе, -- сказал Кимбо.
-- Прощаю вам от чистого сердца, -- сказал Том слабым голосом.
-- О, Том, кто такой Иисус? разве ты Его видишь всегда возле себя?
Готовая уже отлететь душа христианского невольника снова оживилась; в
нескольких словах он описал жизнь Спасителя, Его чудеса, вечное Его
пребывание с нами и Его могущество в спасении человечества.
Оба палача плакали.
-- Я прежде не знал об этом, -- сказал Самбо, -- но верю, не могу не
верить!
-- Иисус помилует нас!
-- Бедные существа!-- сказал Том, -- я радуюсь тем мукам, которые
вытерпел, если только обращу вас к Иисусу. О, Господи! умоляю Тебя: отдай
мне эти две души!
Через два дня потом, по аллее, ведущей к дому Легри, в легком
кабриолете быстро подехал молодой человек к воротам, соскочил на землю,
бросил вожжи и спросил о владельце плантации.
Молодой человек этот был Жорж Шельби.
Легри принял его не совсем приветливо.
-- Я узнал, что вы купили в Новом-Орлеане негра, называющагося Томом,
-- сказал Жорж.-- Он когда-то жил на плантации отца моего, и я приехал
выкупить его.
-- Он лежит там, в сарае, -- сказал мальчик-негр, державший лошадь
Жоржа.
Испустив проклятие, Легри толкнул ногою мальчика, а Жорж побежал к
сараю.
Входя туда, Жорж почувствовал головокружение, сердце его сжалось и ноги
задрожали.
-- Возможно-ли это!-- сказал он, упав на колена у постели умирающаго.--
Дядя Том! бедный друг! старый друг мой!
Звуки голоса Жоржа проникли в душу умирающаго: покачав слегка головою,
Том улыбнулся и проговорил:
-- Когда Иисус касается ложа, --
Ложе становится мягко, как пух.
Склонясь над бедным другом своим, Жорж проливал обильныя слезы.
-- О, проснись, милый дядя Том! проговори еще раз!-- сказал он.--
Открой глаза. Это я -- Жорж, твой маленький Жорж! Разве ты не узнаешь меня?
-- Господин Жорж!-- сказал Том слабым голосом и медленно раскрывая
глаза.-- Господин Жорж! -- повторил он как-бы в бреду.
Мысль, вызванная этим именем, потребовала много времени, чтобы
проясниться; взоры невольника, сначала блуждающие, просветлели; лицо его
прояснилось; бедняк сложил руки, и глаза его наполнились слезами.
-- Господи, благодарю Тебя! это все, чего желал я!-- сказал он.-- Он не
позабыл обо мне! Это согревает мне душу, утешает сердце: теперь я умру
спокойно! Благодарю Тебя, Господи! о! душа моя! -- Ты не умрешь, я не хочу,
чтобы ты умер или даже думал о смерти! я приехал выкупить тебя и взять с
собою!-- сказал Жорж с жаром.
-- О, вы опоздали, господин Жорж! Иисус уже выкупил меня, и я жажду
войти в Его жилище. Я спешу идти туда: на небе лучше, чем в Кентукки.
-- О, не умирай, это убьет меня! сердце мое разрывается при одной мысли
о том, что ты вытерпел... Ты лежал два дня в этом гнилом сарае, говорили
мне... О, бедный, бедный друг мой!
-- Не называйте меня так, -- проговорил Том торжественно, -- когда-то я
был бедным горемыкой, теперь это миновало. Теперь я стою у врат славы: небо
близко. Том выиграл победу, которую послал ему Господь. Буди благословению
имя Его!
С глубоким уважением смотрел Жорж на своего старого друга, стоя над ним
молча и неподвижно.
Взяв Жоржа за руку, Том сказал:
-- Не надо говорить об этом Хлое... Бедняжка! для нея это было бы
смертельным ударом. Скажите ей, что видели меня на дороге к славе, и что я
ни для кого не могу уже остаться! Скажите ей, что Господь всегда и везде был
со мною и облегчал для меня все испытания... Но бедные дети мои! бедная
малютка в колыбели! Повременам, при воспоминании о них, сердце мое
разрывалось на части. Скажите им, чтобы они все последовали за мною...
Кланяйтесь барину, милой, доброй барыне и всем на плантации... Кажется, все
они меня любят... Я везде и всегда люблю все Божьи создания... Все для меня
полно любовью... О, господин Жорж, великое дело быть христианином!
Выхлопотав у Легри тело Тома, молодой человек похоронил его и, став на
колена на могиле своего старого друга, сказал, подымая руки к небу:
-- Призываю Тебя, Господи, в свидетели, что уничтожу в краю своем
невольничество!
Через месяц после этой страшной драмы, мрачным, зимним вечером, стук
колес послышался на дворе господина Шельби.
-- Господин Жорж!-- воскликнула тетушка Хлоя, подбегая к окну.
Госпожа Шельби поспешила к двери, куда вошел сын и бросился к ней в
обятия. Тетушка Хлоя стояла неподвижно, усиливаясь взором пропикнуть во мрак
ночи.
-- О, бедная тетушка Хлоя!-- сказал Жорж, подходя к ней с участием и
протягивая руку.-- Я пожертвовал бы всем состоянием, чтобы привезти его; но
он удалился, он перешел в лучший мир...
Госпожа Шельби вскрикнула; тетушка Хлоя не произнесла ни слова.
Они вошли в гостиную. На столе лежала значительная сумма, собранная
Хлоей на выкуп своего мужа.
Она взяла ее и, подавая барыне, сказала:
-- Не хочу более ни видеть этих денег, ни слышать о них... Я знала, как
все это кончится: продан и замучен на этих старых плантациях!
Проговорив это, тетушка Хлоя гордо направилась к двери.
-- Бедная моя, добрая Хлоя!-- воскликнула госпожа Шельби, идя за нею и
медленно привлекая ее на стул, возле которого уселась сама.
Опустив голову на плечо своей барыи, Хлоя начала рыдать.
-- О, простите меня, барыня!-- сказала она.-- У меня сердце разрывается
на части!
-- Знаю, -- отвечала госпожа Шельби, у которой текли из глаз обильные
слезы, -- я не могу исцелить твоего сердца, но Иисус может совершить это: Он
излечивает разбитые сердца и врачует их раны.
Настало продолжительное молчание; все плакали. Наконец, присев возле
бедной вдовы, Жорж взял ее за руку и с трогательной простотой рассказал о
мученичестве ее мужа и повторил кроткия, последния слова Тома.
Через месяц все невольники господина Шельби были созваны утром на
большую галлерею для выслушания молодого барина, который по смерти отца
вступил во владение плантацией и хотел сказать невольникам о чем-то,
собственно к ним относившемся.
Жорж появился с кипой бумаг в руках: это были отпускныя, которыя он и
роздал своим неграм, прочтя прежде их содержание. После изявления радости
шумными восклицаниями многие из них однако же отдали назад своему господину
отпускныя, окружив его со слезами и просьбами.
-- Мы не желаем свободы, которую вы даруете нам, -- говорили они.-- У
нас всегда было все необходимое; мы не хотим оставить ни этого старого дома,
ни барина, ни барыни, одним словом -- мы не уйдем отсюда.
Успокоившись немного от этой трогательной сцены, Жорж вышел на средину
галлереи и сказал:
-- Мы не испытаем горести разлуки, добрые друзья мои. Плантация требует
такого-же количества рук, какого требовала и пред вашим освобождением. Но
только теперь все вы, мужчины и женщины, старики и дети, все вы свободны, а
я вам буду давать заработную плату, в которой мы условимся. Я буду извлекать
пользу из своего имения. Надеюсь найти в вас добрую волю и прилежание.
Теперь же, друзья мои, подымите глаза к небу и возблагодарите Господа. Еще
одно слово, -- прибавил он по некотором молчании:-- все-ли вы вспоминаете
нашего доброго Тома?
-- О, да! вспоминаем!-- отозвались все единодушно.
Тогда Жорж рассказал вкратце о его кончине и передал прощанье Тома всем
прежним его товарищам.
-- Видите-ли, друзья мои, на гробе этого достойного мученика я поклялся
не иметь на своей плантации ни одного невольника. И так, когда вы будете
наслаждаться своим новым положением, то помните, что этим обязаны вы
прекрасной душе его, а приязнь, которую чувствовали к нему, питайте к его
жене и семейству. Каждый раз, когда взглянете на хижину дяди Тома,
подумайте, что, окруженный вами, там провел столько вечеров этот человек,
истинно добрый и пламенный христианин. Да послужит он вам назидательным
примером, следуя которому, и вы будете честными, добрыми и пламенно
верующими христианами.
-----
Госпожа Пальмер. Повесть наша кончилась бы на этом месте, если-бы мы не
вспомнили о бедной Элизе и о ее маленьком Генрихе. Без сомнения, читатели
наши с удовольствием узнают, что эта преданная мать, после разных
препятствий и опасностей, соединилась наконец с мужем, который с своей
стороны подвергался многим опасностям для того, чтобы отыскать жену и
ребенка.
Семейство это навсегда осталось в Канаде.
КОНЕЦ