Мировой опыт реформирования электроэнергетики




На протяжении последних пятнадцати лет в мировом сообществе ведется дискуссия о целесообразности и путях реструктурирования тех секторов национальной экономики, которые обладают в большей или меньшей степени признаками естественных монополий. При этом для сторонников так называемых «рыночных реформ» вопрос целесообразности представляется излишним. По мнению «рыночников», сохранение монополистических структур в том виде, в каком они существовали в послевоенное время в большинстве стран, то есть в виде вертикально интегрированных монополий с государственной или общественной формой собственности, ведет к неэффективному использованию финансовых средств и разбазариванию природных ресурсов, что в конечном счете сказывается и на ценах за предоставляемые «монополиями» услуги, и на снижении уровня самих услуг, и приводит к ущемлению прав потребителей. Чаще всего «рыночники» спорят лишь о путях и методах реформирования секторов экономики, обладающих признаками естественных монополий. Другая группа экономистов и политиков, защищающая идею усиления роли государства в управлении и регулировании национальной экономики, скептически относится к самой идее реструктурирования и реформирования естественных монополий, поскольку у этих специалистов вызывает сомнение именно целесообразность подобных перемен. Обе стороны приводят «весомые» аргументы в свою пользу, поскольку даже те страны, где реформирование «монополистических» секторов экономики прошло или проходит более или менее успешно, не могут похвастаться чрезмерными достижениями. Как правило, все это реформирование ведется методом «проб и ошибок», причем, как подтверждает практика, редко кому хочется учиться на ошибках других. Большинство реформаторов набивает свои собственные «шишки», а поскольку монополистические секторы экономики являются стратегически важными для страны в целом (это прежде всего энергетика, железнодорожный транспорт, телекоммуникации), то эти самые «шишки»появляются уже на лбу каждого ее жителя. В большинстве случаев, несмотря на весьма существенные различия в экономических предпосылках и макроэкономических условиях, стремление каждого государства, предпринимающего попытку реструктурировать отрасли, относимые к сфере естественных монополий, прежде всего продиктовано требованием повышения эффективности функционирования каждой составляющей всего экономического комплекса, а также защитой интересов потребителей, то есть промышленности и населения. Именно низкая эффективность и конкурентоспособность собственной промышленности заставила правительства большинства этих стран решиться на проведение серьезных реформ в сфере естественных монополий, к которым относится и сектор энергетики.

Остановимся на опыте тех стран, которые, как правило, чаще всего в качестве примера приводятся и сторонниками, и противниками «рыночных реформ», а именно Германии, Великобритании, Норвегии, Швеции, Аргентины и Новой Зеландии. Несколько слов будет сказано и о политике Европейского Союза в этой области.

Первые шаги на пути реформирования энергетического сектора были сделаны во второй половине 80-х годов. Следует отметить, что, за редким исключением, в большинстве стран мира электроэнергетика, находилась не только под контролем государства, но зачастую представляла собой вертикально структурированные государственные или общественные монополии.

Особого интереса заслуживает опыт реформ электроэнергетики Германии, что может быть объяснено несколькими факторами.

Прежде всего Германия - это крупнейший после России производитель электроэнергии в Европе. По сравнению с другими странами, по структуре экономика Германии наиболее близка к российской. Более половины электроэнергии в ФРГ производится на электростанциях, работающих на угле, и около 30% - на атомных электростанциях, что в перспективе весьма близко к оптимальному соотношению с точки зрения обеспечения топливными ресурсами электростанций России. К тому же в ходе реформ правительству Германии пришлось приспосабливать к рыночной экономике электроэнергетику бывшей ГДР, которая была создана по принципам советской энергетики.

Сегодня в Германии наряду со всемирно известными энергокомпаниями (RWE, Preisen, Elecktra, Steag) действуют около 950 электроснабжающих компаний и более 1500 блок станций на промышленных предприятиях со всей сложной гаммой отношений как с энергокомпаниями, так и с потребителями.

Следует отметить, что электрические сети связывают Германию с десятком стран Европы, что чрезвычайно ужесточает требования к конкуренции внутри страны и изначально нацеливает реформы на противозатратный принцип. А он именно, кстати, является одним из важнейших приоритетов для российских реформ. Необходимо также учесть, что у немецких энергетиков было почти 7 лет для практического изучения реформ в других странах, чем они эффективно воспользовались.

Фактически реформы в электроэнергетике Германии начаты в 1996 году. Что характерно для стартовых условий перед реформированием электроэнергетики в Германии? Во-первых, была полностью принята необходимая законодательная и нормативная база по электроэнергетике. Во-вторых, цены на различные виды топлива для электростанций взаимоувязаны и находятся на уровне мирового рынка. В-третьих, суммарный резерв мощности энергосистемы, полностью обеспеченный топливом, после объединения с ГДР составил около 30%. При этом необходимо учитывать и тот факт, что Германия имеет мощные электрические связи с европейскими государствами и в любой момент может получить до 50 млн. киловатт.

При реформе электроэнергетики не было никакой радикальной ломки. Все изменения проводились буквально трепетно с точки зрения сохранения хозяйственных связей или, как говорят немцы, - чрезвычайно чутко. В результате реформы ни одна из энергокомпаний не сменила свою организационную структуру. Если это была вертикально интегрированная энергокомпания, то она таковой и осталась. Если это была распределительная компания, то она не превратилась в вертикально интегрированную. Требование о дерегулировании и разделении бизнеса в электроэнергетике не привело к дроблению капитала, а фактически было осуществлено за счет учета затрат, так как прибыль всех выделенных по бизнесу дочерних компаний - транспорт, генерация, сбыт - объединяется в холдинге, который уже использовал ее в том направлении, где это давало наивысший эффект в повышении надежности и экономичности.

Характерна реакция германских компаний на свободный доступ поставщиков электроэнергии на европейский, а следовательно, и на внутренний рынок электроэнергии. До проведения реформ в Германии в семи крупнейших энергокомпаниях производилось более 90% электроэнергии. Оперативно проведенные несколько раундов переговоров привели к укрупнению этих основных компаний до четырех, в чем оказались прямо заинтересованы как акционеры, так и потребители (государство). Объединение как мощное противозатратное мероприятие привело к повышению курса акций, снижению стоимости электроэнергии и, как следствие, к повышению конкурентности немецких товаров в целом.

Кроме того, сотни мелких энергокомпаний стали дочерними компаниями этих гигантов, что также консолидировало капитал. Поэтому, в отличие от России, где рассматриваются варианты и по дроблению компаний с разрывом хозяйственных связей, немецкой общественностью и экспертами реформа была поддержана.

Средняя мощность этих четырех лидеров германской энергетики в 12 раз превышает соответствующий показатель российских региональных компаний (АО-энерго). Даже мощность крупнейшей российской энергокомпании - Мосэнерго - в три раза меньше мощности крупнейших германских компаний.

Несколько слов о полной либерализации немецкой энергетики. Действительно, в Германии продекларировано и подтверждено соответствующими нормативными актами свободное ценообразование и для генерации, и для транспорта электроэнергии.

Однако это далеко не полная свобода цен для производителей и бесправие потребителей. И это, конечно, не калифорнийский вариант. Например, чтобы повысить тариф на электроэнергию, компаниям необходимо показать, насколько вырос уровень инфляции и цены на мировом рынке топлива. А обязательным условием повышения тарифа для населения должен быть соответствующий рост его доходов.

Для влияния и контроля за ростом тарифов в услугах электрических сетей успешно применяется метод эталонного сравнения, много лет используемый в сетевых компаниях Норвегии и ряда других стран. При этом по каждой статье затрат эталоном являются не только лучшие электросети Германии, но и сетевые компании других европейских государств, что существенно поднимает планку для сравнения. То есть рамки свободного ценообразования жестко и экономически четко определены.

Необходимо признать, что подобными мерами энергетикам Германии удалось избежать двух крайностей - бюрократического произвола и стихии рынка.

Во время реформ в Германии, был отвергнут принцип выделения сетевого бизнеса для возможности создания единой национальной сетевой компании. Причина понятна - любая монополия, тем более частная, - это достаточно закрытый бизнес, который без грамотного и действенного сравнения с аналогами не имеет стимула к снижению затрат. Ведь монополия транспорта - это по сути не обремененная монополия. Мы это наблюдаем и в России, где затраты в сетях РАО "ЕЭС России" значительно выше, чем в независимых компаниях Иркутска, Татарии, Башкирии.

Конечно, в Германии по закону любой производитель имеет свободный доступ к сетям любой компании. А такие генерирующие компании, как Steag, даже при наличии долгосрочных договоров с вертикально интегрированной RWE всегда могут сравнить затраты на транспорт в других сетевых компаниях, что ставит в жесткие рамки работу RWE по сетевым затратам. Немцы просто в отличие от отечественных реформаторов понимают принцип конкуренции как соревнование менеджерских команд в условиях жесточайшей борьбы на рынке, вызванной превышением предложения над спросом. Монополизм одной менеджерской команды - это такой же путь к стагнации, как и натуральное хозяйство в потенциально конкретных работах и услугах.

К сожалению, в предложенном нынешним менеджментом РАО "ЕЭС" варианте реформирования электроэнергетики все вышеперечисленные принципы не учитываются. Напротив, наряду с претензиями в адрес самой команды менеджмента в РАО не учитывается еще и тот факт, в отличие от Германии, что на отечественном рынке отсутствуют и избыток мощностей, и избыток топлива, работ и услуг.

При реформировании энергетики бывшей ГДР было обращено особое внимание на повышение финансовой устойчивости коммунальных хозяйств, которые, как и в России, катастрофически утяжеляют муниципальные бюджеты. Коммунальное хозяйство востока Германии, представленное в основном многоквартирными муниципальными домами, оставалось сектором рынка, где не удалось достигнуть полной оплаты энергии. Для того чтобы исправить положение, система тарифов на тепло энергию была переведена на европейские методики распределения топливных затрат между тепло- и электроэнергией.

В ГДР, как и в России, по так называемому физическому методу экономия топлива при комбинированной выработке на ТЭЦ относилась на электроэнергию, а расход топлива - на выработку теплоэнергии. Для единой государственной собственности и ответственности государства за энергоснабжение это не имеет принципиального значения. Однако в рыночной экономике это дает абсолютно ложный сигнал, результатом которого уже стало форсированное строительство котельных и снижение загрузки российских ТЭЦ. Потери топлива составляют миллионы тонн в год. В энергетических методиках, принятых в Западной Европе, экономия топлива комбинированных циклов относится на тепло энергию, что повышает конкурентности ТЭЦ перед котельными.

В Германии в результате изменения методики почти на четверть снизился тариф на тепло энергию от ТЭЦ. Каждый гражданин воспринял это нормально, так как расход электроэнергии всегда в руках потребителей, а расход тепла в конкретной коммунальной квартире на Востоке Германии, как и у нас, не учитывается.

Большинство стратегически важных для британской экономики отраслей, включая энергетику, железнодорожный транспорт, связь, а также финансовые потоки, находились под контролем государства или являлись государственной собственностью. И это на фоне государственного социального и медицинского страхования населения, а также, по сути, бесплатного образования. Чем не социализм?

Примерно та же ситуация наблюдалась и в Норвегии. Государственное акционерное общество «Ношк Хидру» контролировало практически все стратегически важные отрасли хозяйства Норвегии, а энергетика на девяносто с лишним процентов была государственной, причем львиная доля выработки электроэнергии приходилась на государственное предприятие «Статкрафт» и на электростанции, также косвенно или напрямую находившиеся в государственной собственности. Незначительная энергетических генерирующих мощностей принадлежала муниципальным и региональным властям, то есть, по сути, также относилась к общественной собственности. Частный же сектор в энергетике отсутствовал.

При этом экономика обеих стран на момент принятия решения о проведении коренных экономических реформ переживала далеко не лучшие времена. Низкая конкурентоспособность национальной продукции приводила к оттоку капитала за рубеж, а недостаточно дальновидная доля налоговая политика делала рынки этих стран непривлекательными для иностранных и внутренних инвесторов, что привело к низкому приросту национального ВВП. Правительство «тори», возглавляемое «железной леди», решительно приступило к разрушению системы, выстроенной правительством лейбористов. При этом действия г-жи Тэтчер были продиктованы не только соображениями экономического характера. Очевидно, что политика и предвыборные обязательства перед определенными кругами сыграли решающую роль. И прежде всего в темпах реформирования английской экономики. Были приватизированы железные дороги, денационализирована система социального и даже медицинского страхования. Наконец, пришел черед приватизации государственного энергетического концерна «CEGB», газовых предприятий и почтового ведомства. Перед радио и телевидением гордостью — Британии – «ВВС» — также встал вопрос приватизации.

Нужно отметить, что, в отличие от угольной промышленности, где проблемы решались «железной леди» практически «пиночетовскими методами», приватизация электроэнергетики протекала достаточно гладко. В 1989 году через парламент был проведен Electricity Act (закон об электроэнергии), положивший начало процессу реформирования электроэнергетики. Да вот только «спать оказалось почему-то довольно жестко». На английском энергетическом рынке возникло несколько доминирующих энергетических генерирующих компаний, притом что государство сохранило контроль над выработкой энергии атомными станциями («Magnox»), а также появилась сетевая компания («NGC»), деятельность которой особо жестко контролируется государством, вплоть до принятия решений в области инвестиционной политики. Следует подчеркнуть, что речь идет именно об английском секторе электроэнергетики, то есть собственно Англии и Уэльсе, поскольку Шотландию реструктурирование коснулось не столь значительно, где сохранилась вертикально интегрированная энергетическая компания со всеми признаками естественной монополии («Scottish Power»). Так что, говоря о структурных реформах в Великобритании, следует учесть, что речь идет примерно о 65% территории страны.

Закон об электроэнергии 1989 года очертил правовое поле, в рамках которого начали проводиться рыночные реформы в секторе электроэнергетики. Изначально предполагалось, что основная конкурентная борьба будет вестись в сферах производства и продажи электроэнергии потребителям. При этом последний вид услуг отнюдь не предполагает, как думают некоторые, собственное производство электроэнергии. Зачастую продавцами электроэнергии являются финансовые компании или группы, осуществляющие закупку и перепродажу электроэнергии конечным потребителям, при том, что собственно физическая поставка электрической энергии конечным потребителям (особенно бытовым пользователям) осуществляется региональными энергоснабжающими компаниями («REC»).

Предполагалось, что государство, во избежание захвата или раздела рынка (на манер картельного соглашения) вновь возникшими частными генерирующими предприятиями, будет жестко регулировать энерготарифы, добиваясь одновременно прозрачности их структуры и исключая при этом возможность перекрестного субсидирования внутри компаний (например, перекладывание части расходов по генерации на деятельность по продаже электроэнергии, и наоборот).

К сожалению, проблемы регулирования и сговора между компаниями оказались достаточно серьезным камнем преткновения. Во-первых, сколько нужно компаний на рынке, чтобы обеспечить «нормальный» уровень конкурентной борьбы, исключив возможность «неформальной договоренности» между ними по уровню ценовых котировок, а также разделу регионов влияния»? Две или три? А может быть, четыре или пять?

Первоначально на рынке возникло два доминирующих производителя (АЭС не в счет, поскольку тарифы для них устанавливались государством, да и сами эти станции постепенно выводились из эксплуатации). Затем, поскольку стало ясно, что компании как-то «синхронизируют» свою ценовую политику, компании поделили еще раз. Для этих целей в Великобритании существует довольно увесистая «колотушка» — «ММС» (Комиссия по вопросам монополий и слиянию компаний), обладающая правом делить и по необходимости не «пущать». Как правило, инициатива разделения компаний, то есть продажи доминирующим предприятием части своих производственных мощностей, принадлежит так называемому Регулятору, который предлагает руководству компании свой план (как правило, предлагается продать «n» мегаватт установленной мощности с разделением по видам потребляемого топлива). Если руководство компании отказывается пойти по предложенному пути, звучит угроза передачи дела на рассмотрение в «ММС».

Руководители компаний, как правило, из двух зол выбирают меньшее и соглашаются с предложением Регулятора, поскольку из опыта прежних лет известно, что «ММС» имеет «странную» привычку «дробить» компании, если не на атомы, то уж точно на молекулы. При этом в принятии решений сотрудники и руководство «ММС» отнюдь не всегда учитывают мнение специалистов. Для этих государственных чиновников главной задачей является проведение превентивных акций, исключающих возможность предварительного сговора или раздела рынка между его субъектами, поскольку это может ущемить интересы потребителей. И чем больше появится в результате деления доминирующей компании новых участников рынка, призванных конкурировать между собой, тем лучше. По крайней мере, такова до недавнего времени была политика «ММС». К сожалению, иногда «размер имеет значение», особенно когда речь идет о конкуренции на международном рынке. Это прекрасно осознают руководители английских генерирующих компаний и поэтому стараются договариваться с Регулятором. Некоторое облегчение принесла Общеевропейская директива по электроэнергии, предписывающая странам —членам ЕС «открывать» внутренние энергорынки (не менее 20% к 2000 году) для других европейских компаний. Тем самым проблема количества участников рынка и опасности «сговора» между ними была практически решена.

В результате описанных выше манипуляций на английском электро­энерге­тическом рынке образовалось четыре крупных и несколько более мелких производителей-поставщиков электроэнергии. Вопрос «здоровой» конкуренции вроде бы был решен. Но, по мнению руководства английских генерирующих компаний, в подобной ситуации крайне трудно было вести работу с инвесторами, поскольку деньги вкладывались в одну компанию, а возвращаться должны были уже несколькими. Такое положение дел не могло не сказаться отрицательно на уровне капвложений в электроэнергетику Англии, если бы не одно обстоятельство.

Дело в том, что при приватизации, которая в Англии проходила в довольно сжатые сроки, в оценке стоимости компаний, поскольку рыночная стоимость на тот момент практически отсутствовала, был допущен целый ряд ошибок, что привело к занижению стоимости основных фондов. Компании, возникшие на руинах «CEGB», с учетом этого, а также в связи с отсутствием на первый момент четкой тарифной политики у Регулятора имели такой финансовый «задел», что уже через несколько лет профессор Стивен Литтлчайлд, назначенный на должность Регулятора, был вынужден пойти на ряд мер, существенно ограничивающих доходы генерирующих компаний. Так, волевым порядком были введены предельные цены, а также «сетка» их снижения на пятилетний период. Но и этого, по мнению правительства, было недостаточно. Практически сразу же после прихода к власти «новых лейбористов» во главе с Энтони Блером через Парламент был проведен билль, узаконивающий, по сути дела, ретроактивный налог. Причем касался он не только электроэнергетики, но и телекоммуникационных предприятий, а также железных дорог. В результате только электроэнергетические компании были вынуждены выплатить государству ни много, ни мало, 4,5 миллиарда фунтов стерлингов. Этого уже большинство международных инвесторов вынести не смогли: биржевые котировки английских энергопредприятий рухнули в одночасье. Заокеанские инвесторы покинули столь тщательно создававшийся энергорынок, а профессор Литтлчайлд подал в отставку с поста Регулятора.

Его уход, по сути, ознаменовал изменения и в правилах работы английского рынка электроэнергии и мощности – «The Pool». Правила функционирования этого рынка не были чересчур сложными, но в то же время отдельные положения, как-то: «об обязательной продаже всех объемов производимой электроэнергии только через систему «The Pool», сдерживали развитие двусторонних долгосрочных и краткосрочных контрактов, что мешало развитию экономики страны в целом. Кроме этого, так называемая английская модель энергорынка уже не отвечала требованиям времени, поскольку большинство британских и европейских производителей и потребителей электроэнергии тяготели к созданию не просто рынка, но некой энергобиржи, где продавались бы не только физические объемы электроэнергии, но и биржевые контракты, позволяющие участникам сделок дополнительно страховаться от возможных будущих колебаний конъюнктуры.

Тем не менее, английский энергетический рынок уцелел, хотя и не сохранил своего прежнего вида. Новый Регулятор внес предложение о коренной перестройке рынка, по сути дела, взяв в качестве модели так называемую «скандинавскую модель», которая родилась в Норвегии, а затем уже была приспособлена к условиям других стран — участниц скандинавского электроэнергетического рынка «НордПул» — Швеции, Финляндии и Дании.

Итак, десятилетие работы и вновь перестройка. Таков вкратце результат внедрения английской модели реструктурирования собственного рынка электроэнергии и мощности. Справедливости ради следует отметить, что положительный результат все же налицо. В результате проведенных структурных изменений стало возможно привлечь в отрасль довольно существенные инвестиции, позволившие обновить генерирующие мощности, повысить эффективность, в том числе и топливную, работы станций и сектора в целом, были выведены из эксплуатации неэффективные производства. При этом решение сопряженных с этими процессами социальных задач было переложено правительством на плечи новых собственников. Государство лишь следило за тем, чтобы частные компании не ущемляли прав потребителей или работников предприятий. В этом деле английские профсоюзы обрели союзника в лице государства. Не так уж и мало, но, по мнению тех же скандинавских экспертов, не будь в самом начале сделано столько ошибок, результат был бы неизмеримо весомее.

Таким образом, можно с большой долей уверенности утверждать, что единственной более или менее жизнеспособной моделью оказалась та, что была выработана в конце 80-х годов в Норвегии, а затем уже приспособлена к условиям других стран. Так называемая «американская модель» есть не что иное, как тот же скандинавский вариант рынка, но приспособленный к весьма непростым американским условиям, где степень монополизации внутренних рынков практически каждого штата на порядок превышает возможности монополий в странах Центральной и даже Восточной Европы. При этом, как отмечают многие аналитики, конкуренция в сфере энергоснабжения, то есть продажи электричества конечным потребителям, включая население, приняла в США довольно интересные формы, предоставляющие существенные возможности для перекрестного субсидирования в рамках одной или нескольких компаний. Например, потребитель получает рекламный проспект от одной из энергоснабжающих компаний, гарантирующий не только прекрасный уровень услуг по поставке электричества, но и существенные скидки в некой достаточно разветвленной сети супермаркетов, а также на бензоколонках определенной фирмы. Причем цены на саму электроэнергию, поставляемую данным продавцом, достаточно конкурентоспособны по сравнении с аналогичными предложениями, полученными от других продавцов. В другой пакет услуг могут быть включены предложения, касающиеся льгот в сфере медицинского или социального страхования и т.п. Очевидно, что в подобной ситуации выигрывают все: потребитель получает электроэнергию по конкурентным ценам, а также целый пакет дополнительных услуг, магазины и супермаркеты увеличивают круг своих постоянных клиентов, то же самое можно сказать и о бензоколонках. Но чтобы добиться этой конкурентоспособности, проводится перекрестное субсидирование одних видов деятельности (скажем, автомоек) за счет других (магазины или электростанции). По мнению американских специалистов, в этом ничего противозаконного нет. Вроде бы и так, но в такой ситуации говорить о прозрачности ценовой политики компании или группы компаний уже не приходится.

Норвегия после принятия в 1989 г. Закона об энергетике в течение двух лет готовилась к проведению реформы в сфере производства и торговли электроэнергией. Следует отметить: в отличие от других стран Европы норвежская электроэнергетика практически на 100% основана на гидравлических станциях. При этом исключительные природные условия — горные каскады — позволяют получать чрезвычайно дешевую электроэнергию, способную конкурировать с любыми производителями стран Центральной и Западной Европы, но и ставят энергобаланс Норвегии в зависимость от «водности» года. Разница между «влажным» и «сухим» годом иногда бывает равна годовой выработке электроэнергии Данией. В целом энергосистема избыточна, с лихвой покрывает местные потребности в электричестве, и государство даже вынуждено квотировать экспорт электроэнергии ввиду ограниченной пропускной способности трансграничных транспортных магистральных высоковольтных сетей.

Как и в Англии, решение о реформировании энергосектора было принято в Норвегии под давлением прежде всего бремени экономических проблем. Правительство страны уже не могло мириться с тем состоянием застоя, в котором пребывала экономика королевства. Если при этом учесть, что большая часть отраслей норвежской промышленности является энергоемкой и энергозависимой, а также и то, что степень газификации жилого фонда в этой стране на конец 80-х годов была достаточно низкой, и большинство домов отапливалось за счет электроэнергии, можно представить себе важность подобного решения для жизни страны в целом. Идеи же энергосбережения и повышения энергоэффективности еще не были столь широко распространены. Норвежская модель «скандинавского социализма» несколько отличается от шведского, финского и датского, но тем не менее степень социальной защищенности граждан этой страны достаточно высока, как, впрочем, и уровень жизни. Однако все это достигается за счет непомерно высоких налогов, которые вынуждены платить как население, так и промышленность. Подобная ситуация, как показывает практика, в конечном счете, приводит к инвестиционному голоду и не конкурентоспособности собственных товаров на мировом рынке. А если при этом еще и учесть, что норвежская промышленность, прежде всего, ориентирована на экспорт, то становится понятно, что проблема, с которой столкнулось правительство Норвегии в конце 80-х годов, была весьма и весьма серьезной.

Норвежская энергосистема страдала от того, что действовавшие на момент проведения реформы энерготарифы не покрывали затрат государственного предприятия «Статкрафт» по генерации, передаче и распределению электроэнергии. «Статкрафт» являлось частью министерства водных ресурсов и энергетики, не имея статуса компании и стимулов для повышения собственной эффективности. О каких стимулах можно было вести речь, если тарифы на электроэнергию устанавливались государством на срок до десяти лет без права применения дефляторов и примерно к середине этого срока переставали покрывать собственные затраты «Статкрафт». Для того, чтобы компенсировать потери энергопредприятия и дотировать его деятельность, не урезая при этом социальных программ, правительство Норвегии вынуждено было все больше повышать налоги, и прежде всего на доходы наиболее крупных предприятий, то есть тех же целлюлозных, деревоперерабатывающих, металлургических и станкостроительных фирм, для которых вводились льготные энерготарифы. Непомерные налоги делали эти отрасли непривлекательными для инвестиций, проблема оттока капитала из страны становилась все более серьезной, конкурентоспособность норвежских товаров, как на внешнем, так и на внутреннем (даже протекционистские пошлины на импорт не спасали национального производителя) рынках снижалась. Не спасали даже доходы от экспорта газа, добываемого в Северном море. В такой ситуации дополнительные доходы электроэнергии с учетом избыточности собственных мощностей и проведения внутри страны достаточно эффективных энергосберегающих мероприятий пришлись бы очень кстати. Однако для этого предприятие «Статкрафт» должно было стать самодостаточным, то есть, отказавшись от госдотаций, перейти на полное самофинансирование. Кроме этого, сама структура «Статкрафт» должна была приспособиться к требованиям международного рынка электроэнергии и мощности. Перед правительством стояла дилемма: решиться на непопулярные меры в социальной сфере или провести серьезные реформы в энергосекторе.

Остановились на втором варианте. Вначале, как и полагается цивилизованному государству, Норвегия приняла Закон об энергетике, определяющий то правовое поле, в рамках которого планировалось проводить реструктурирование национального энергосектора. Затем были разработаны и разосланы всем основным участникам энергорынка предложения по реформированию предприятия «Статкрафт». Правда, при этом министерство предупредило всех участников, что в случае неполучения комментариев и предложений в установленные сроки реформирование будет проведено, но без учета мнений, поступивших после определенной даты. Кто не успел – тот опоздал. В основном же столь дорогой для большинства скандинавских народов принцип «консенсуса» или согласия был соблюден. Теперь о сути самой реформы.

Предприятие «Статкрафт» сохраняло статус государственного, исполняя только функции генерирующей компании. При этом из состава «Статкрафт» выделялись все транспортные сети и передавались вновь создаваемой государственной компании «Статнетт», которая получала от государства еще особые полномочия, касающиеся организации экспорта электроэнергии. Диспетчерский центр, передаваемый компании «Статнетт», отвечал за энергобаланс страны, а также контролировал трансграничные сальдо-перетоки (Швеция и Дания). «Статкрафт» все же терял часть своих генерирующих мощностей, которые передавались местным коммунам (примерно соответствует российским «районам», но с несколько большими полномочиями). Речь, как правило, шла о маломощных станциях. Следует отметить, в конце 80-х годов в Норвегии было достаточно много предприятий коммунальной и муниципальной, а также отраслевой энергетики. Суммарная выработка электроэнергии этими производителями в общенациональном энергобалансе страны не превышала 50%. Тем не менее, чисто формально, условия для создания внутреннего конкурентного рынка электроэнергии и мощности существовали. Вот, собственно, вкратце и вся реформа. Ни о какой дополнительной приватизации речь не шла, да и сейчас эта идея воспринимается в Норвегии без особого энтузиазма.

Важнейшим стимулом для развития рынка в Норвегии послужила структура национальной энергосистемы: большая часть производства размещена на севере, а потребителей – на юге страны. В периоды пикового потребления в транспортной сети возникали перегрузки, справляться с которыми было поручено диспетчерской службе компании «Статнетт». Работа по простому перераспределению нагрузок в сети не была столь финансово эффективной, как хотелось бы. Определенную роль в формировании рынка сыграла торговля электроэнергией между Норвегией и Швецией, а также Норвегией и Данией. Как отмечалось выше, норвежская энергосистема в целом избыточна и позволяет экспортировать значительные объемы электроэнергии в соседние страны, тем более что транспортная инфраструктура готова к этому. Не вдаваясь в подробности функционирования рынка «НордПул», отметим, что это по большинству показателей товарная биржа, на которой, кроме торговли физическими объемами электроэнергии, ведется торговля форвардными и фьючерсными контрактами. Единственной особенностью этой биржи является отсутствие возможности торговли «стоками» и неликвидными объемами, поскольку электроэнергия относится к товарам немедленного потребления. Большинство энергопоставок осуществляется на основании долгосрочных двусторонних контрактов между производителем и потребителем, зарегистрированных и завизированных сетевой транспортной компанией «Статнетт» и местными дистрибуционными предприятиями, если речь идет о потребителях, подключенных к сетям низкого напряжения. Кстати, в Норвегии существует достаточно сильная регулирующая администрация, осуществляющая контроль за деятельностью рынка и уровнем цен на электроэнергию. Норвежский Регулятор, впрочем, как и английский, наделен весьма существенными правами. Его решение практически не может быть оспорено. Интересно также и то, что норвежский Регулятор утверждается на должность не решением парламента, как, скажем, большинство министров и глав департаментов, а королевским указом, как премьер-министр или главнокомандующий.

Примеру Норвегии довольно скоро последовали и Швеция с Данией, а затем уже и Финляндия, вошедшие в единый скандинавский энергорынок. Норвежских экспертов стали приглашать к себе руководители государственных энергетических компаний и соответствующих министерств в других странах. Идея реформирования энергосектора не обошла стороной и страны Латинской Америки. К числу государств, наиболее успешно реструктурировавших свои энергосистемы, чаще всего относят Чили и Аргентину. Пионером реформирования стала Чили, которая уже к середине 70-х годов, под влиянием экономических идей «пророка» Мильтона Фридмана, начала процесс общего реформирования экономики, разгосударствления и приватизации, которые спустя несколько лет после экономического хаоса, шоковой терапии и застоя привели, в конце концов, к экономическому росту. Уже почти два десятилетия экономика Чили, год за годом, характеризуется весьма обнадеживающим и стабильным ростом (рекордным стал 1992 год, когда прирост ВВП составил более 10 процентов). Чилийские экономисты стремятся обеспечить более сбалансированный ежегодный прирост на уровне 5-6 процентов, который считается оптимальным для сдерживания инфляции и других деста<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-03 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: