Безусловной доминантой поведения пацанов являются требования построения мужской идентичности. Идеализированный образ «настоящего мужчины», готового постоять за себя, своих друзей, свою территорию возникает практически во всех интервью. Конструирование такой маскулинностая предполагает особую самопрезентацию и телесную стилезацию, в которой воплощается образ мужчины[5][5]. В след за Коннеллом[6][6] мы можем назвать такую маскулинность гегемонной.
Конструирование гегемонной маскулинности требует от пацана демонстрации храбрости, азарта, надежности, самоконтроля, чувства собственного достоинства. Все эти качества прежде всего указывают на силу характера[7][7]. Перечень «мужских» качеств уличных пацанов можно продолжить. В частности, многие отмечают как обязательное качество верность слову: широко распространена формула «пацан сказал – пацан сделал»:
«Пацан всегда отвечает за свои слова. Если он что-то пообещал сделать, он сделает».
«Есть кто-то, кто наврал, или стукач. Это уже всё, не пацан» [2006 г.].
Настоящий пацан всегда достигает своих целей:
«Он может делать всё, что он хочет. Он выпутается из любой ситуации» [2006 г.].
Непременный атрибут пацана – умение драться. Пацан должен быть всегда готов к драке. Нельзя бояться драки – это ставит тебя в невыгодное положение на улице.
«Надо не бояться, что у тебя личико будет грязное или побитое, то есть люди, которые в школе учатся, больше всего заняты как бы полезными делами. Ну, не то, что полезными… ну, образованием там занимаются, в кружки ходят … им главное, чтоб – ой, там царапинка, ой, порезик…Безразлично тебе должно быть» [2006 г.].
Пацану нельзя не ответить на вызов – как личный, так и групповой. Уклонение от вызова считалось и считается трусостью и порицается.
Все эти мужские качества пацана, приобретаемые в уличных компаниях, должны помочь им в дальнейшей взрослой жизни. Вот, например, как об этом высказались участники фокус-группы, проведенной в 2006 году:
«Интервьюер: А что именно дает компания для будущей жизни?
- Ну для жизни, ты будешь просто как бы подготовлен. Не маменькин сыночек, а ты уже будешь знать, как что и кому когда ответить. Например, на тебя с каким-нибудь наездом покатили, а ты уже понимаешь, что как тебе и как вести себя. А если ты там будешь, сидел всю жизнь дома, играл в компьютер, гулял с какими-нибудь ботаниками (неуличными молодыми людьми), ну и будет тебе тридцать лет, и будет у тебя жена, ну и кто-нибудь на тебя наедет, то тебе придется им просто деньги отдать и все. Он даже им ничего сказать не сможет.
- И опозорится.
- Вот, тебе лет тридцать, подошли к тебе какие-нибудь подростки. Ну пускай ты даже сильнее их, но все равно они тебя разведут (заставят отдать им деньги или ценности)» [2006 г.].
Часть предписаний пацанской субкультуры связана с презентацией тела, с одеждой и манерой поведения. Акцент здесь делается на чистоте, сдержанности, особой щепетильности. Вот одно из характерных высказываний:
«Например, пацану было западло курить чинарики. Если ты набрал на земле окурков и курил их – не дай бог кто-то узнает, будет позор. Вообще, западло было за кем-то докуривать, доедать, допивать, донашивать чужую одежду. У пацана должно быть всё своё. Если и донашивать за кем-то, то только за близким родственником – братом или отцом» [1 пол. 1980-х гг.].
А вот высказывание современного пацана о подвале, в котором собираются панки:
«Когда заходишь в их подвал, то видишь, что они себя ведут как свиньи. У них там полный бардак. Они могут по подвалу ходить голые. Я никогда не разденусь в чьем-то присутствии. Даже для медкомиссии. Для меня это унизительно. Пацан должен уважать себя» [2006 г.].
Говоря об одежде, современные пацаны подчеркивали, что они «одеваются по-обычному». Но при этом одежде уделяется большое значение – она ценится, и по-возможности пацаны стараются приобрести модные куртки, кроссовки. Как сказал один из участников фокус группы, «я не рэпер, не скин. Просто одеваюсь, обычно, но дорого» [2006 г.].
Требования сдержанности и контроля распространяются на речь. Владение речью является чрезвычайно важным для пацана:
«Главное пацан не должен говорить того, за че потом не сможет ответить..... язык наш, враг наш... не матюкайтесь без повода в чей либо адрес (а то проканаете за пиз##бола)» [2006 г.][8][8].
Крайне высоко ценится умение построить взаимодействие на улице таким образом, чтобы собеседник ощутил, что за пацаном есть сила, и его угрозы не являются пустым звуком. Для тех пацанов, кто занимается вымогательством на улице, важными считается владение навыками «развода» (вымогательства) и «загрузки» (перформативных практик насилия). При встрече с возможной жертвой пацан должен уметь «загрузить» собеседника так, чтобы тот сам отдал требуемые деньги или материальные ценности и тем самым его благополучно «развести», не прибегая к физическому насилию:
«Ты подходишь, тебе нужно это как-то с умом сделать. Не просто подойти и отнять. Нужно нормально это сделать, объяснить. Чтобы он сам отдал» [2006 г.].
«Загрузка» может включать в себя ссылки на необходимость помочь товарищам, находящимся в местах заключения, прямой обман (обещание отдать в ближайшее время деньги или телефон), рассказ об обрушившихся на пацана несчастьях и так далее. Жертва, расставшись со своими ценностями в результате «развода» и не прявив сопротивления, превращается в «терпилу», в объект дальнейщих вымогательств.
Враги и свои
Одной из главных обязанностей пацана является охрана территории (своего двора, спортплощадки, парка, микрорайона) и недопущения на нее групп чужаков. Пожалуй, в каждом городе можно встретить районы, в которые молодые люди «не ходили», поскольку населявшая район молодежь строго пресекала появление чужаков. Например, москвич, чье детство и юность в 1950-1960 годы прошли в Филях, в качестве «запретного» места отметил окрестности находившегося здесь толевого завода.
А вот выдержки из рассказов пацанов середины 2000-х:
«Вот, например, если есть двор, где мы тусуемся, собираемся все время. Если просто кто-то будет там гулять с этих домов, с соседних, мы как бы ничего. А если уже группа лиц, группировка какая-нибудь, то тогда конечно, мы будем говорить, что это наша территория».
«Если к нам приедут человек 20, то они сразу получат. Могут приехать домой без денег, без телефонов, без всего и еще получив по шее» [2006 г.].
При этом отношение уличной молодежи к молодежи из других группировок обусловлено сложной системой симпатий и антипатий. И в советское, и в постсоветское время конкретная компания могла дружить с рядом соседских компаний, но находиться в состоянии конфликта с другими компаниями, что создавало в городском ландшафте определенную коммуникационную сеть. Отношение к подросткам и молодым людям, не включенным в уличную среду, могло быть разным – от дружелюбного до агрессивного: это зависело от личных качеств «не уличного» юноши, от уровня агрессивности, считавшегося в группе нормативным и т.д.
Очень важно для пацана поддерживать уличное братство. В уличных компаниях считается обязательным выступить на защиту своих, помочь, если кто-то из товарищей подвергся нападению:
«Твоя команда за тебя должна заступиться, должна. Не дай бог кто-то тебя обидел, если вдруг что-то случилось – ты придешь: «Блин, ребята, меня тут вчера вот такие-такие-то! Давайте поедем, с ними разберемся»» [1 пол. 1980-х гг.].
Один из информантов-москвичей, чья юность пришлась на середину 1980-х, рассказывал, что однажды они подверглись нападению некой пацанской группы и после, вернувшись на место происшествия большой компанией, сумели поймать представителя нападавших. Не подвергая его значительной экзекуции, пострадавшие решили «честно» подраться с его товарищами и отправились на место жительства «пленного», где вскоре собралась толпа местных и произошла драка. На вопрос: «А если бы они не вышли к вам?» информант объяснил, что такое было маловероятно, поскольку те не могли не помочь своему товарищу, который «попал в плен».
И постсоветские пацаны говорили о том, что есть «обязанность – это что ты должен всегда заступиться за своего товарища, не бросать никогда, помогать» [2006 г.].
Отношения взаимопомощи могут распространяться на «союзнические» компании. При этом сложилась определенная экономика насилия, предполагающая в некоторых случаях материальное вознаграждение за помощь, как свидетельствует, например, следующий фрагмент из фокус-группы:
«- Если я вот знаю какую-нибудь компанию и мне нужна помощь, я просто приду, скажу там, помогите и всё.
- Рассчитаемся, если что.
<Интервьюер: Рассчитаемся, в смысле, то же самое сделаете для них, да?>
- Ну то же самое для них – это само собой. А еще может пивка там пару ящиков.
- А если они за нас пошли махаться, то в следующий раз, если им нужна помощь, то это автоматически» [2006 г.].
Традиция взаимопомощи может воспроизводиться на протяжении не одного поколения. Так, в следующем случае за соблюдением правил поведения в молодежной среде следит отец:
«У нас был случай: на двух пацанов напали, и один из них стал драться, а другой прыгнул в проходивший мимо автобус и уехал. Испугался то есть и сбежал. Так вот, отец того, который сбежал, специально сам ходил извиняться за сына. Боялся, что того будут в районе презирать» [1 пол. 1980-х гг.]
Также нам доводилось наблюдать эпизод, когда мужчина, встретив в автобусе мальчика-подростка, распознал в нем сына своего давнего друга, после чего познакомил с ним своего сына и строго объяснил: «Мы друг другу всегда помогали, и вы, если что, теперь обязаны помогать». Таким образом мужчина осуществил попытку воспроизвести в следующем поколении традицию пацанской взаимовыручки.
Пацанские группировки противостоят миру взрослых, учителям, преподавателям, вообще педагогическому персоналу, а в советские времена – также комсомольскому руководству. Наиболее выражено это в отношении к милиции. Пацан никогда не должен сдавать своих товарищей органам правопорядка:
«Несколько пацанов сидели в подвале, пили самогонку. Тут пришла милиция и всех повязали. А один сказал: “Я не с ними”. Его отпустили, но потом пацаны объявили ему бойкот. И тем, кто с ним дружил, тоже объявляли бойкот» [сер. 1990 гг.].
Воспроизводится эта норма и в постсоветское время. Донос на товарищей и сотрудничество с милицией – пожалуй, единственное нарушение правил, которое обязательно сопровождается исключением из группы.
Но, в отличие от норм тюремной субкультуры, налаживание отдельными подростками связей с представителями органов милиции (на предмет вызволения попавших туда товарищей и для неформального разрешения других конфликтных ситуаций) не порицается, а на против, поощряется.
Качеством, положительно отличающим пацана, является и то, что он «угощает пацанов» – иначе говоря, проявляет щедрость, организуя совместные «застольные» практики.
Уличные статусы
Воплощением настоящего пацана является лидер группы. Отвечая на вопрос о личных качествах известных им лидеров уличных группировок, бывшие и нынешние пацаны отмечали физическую силу; причем часто – в первую очередь.
«Просто у него была бешеная растяжка, он мог подпрыгнуть и ногой лампочку выбить с плафона. Ну, парень спортом занимался, всю жизнь. Он накачанный был и всё. Он был просто спортивный» [1 пол. 1980-х гг.].
Помимо силы называют личностные качества: активность, агрессивность, организаторские умения:
«Это самые здоровые ребята были. Он, допустим, метр-девяносто, да? Ну да, и характер, естественно… Борзый, накачанный…» [1 пол. 1980-х гг.].
Однако, проводя большую часть времени в среде, где постоянно существует опасность насилия, пацаны учатся регулировать насилие и осваивают правила и роли, которые могут как гасить, так и развязывать столкновения.
По данным некоторых интервью, большим уважением в уличной среде может пользоваться человек, который умеет «перетирать» конфликты; условно мы его назовем дипломатом. Дипломат может даже не участвовать в повседневной уличной жизни, но привлекаться только в особых случаях:
«У меня старший сын – хороший такой парень вырос. Когда уличным ребятам надо было какие-то конфликтные вопросы решать, например, с ребятами из соседнего района, они его всегда приглашали. В переговорах он стал участвовать с четырнадцати лет, когда был значительно младше собственно переговорщиков. Он как-то умел со всеми ладить и договариваться. При этом он был абсолютно неагрессивен, не хотел и не умел драться. И его очень уважали, хотя он во дворе-то особо и не бывал. Но когда ходил на сольфеджио, это тоже вызывало уважение, и его даже провожали до музыкальной школы. Всех в округе знал» [2 пол. 1980-х гг.].
Сравнительно нечасто, но в уличных компаниях встречается такая значимая роль как задира:
«Я помню – невысокий был… забыл, как зовут его… такой невысокий, худой – но задира-а… как шавка. Он всегда задирался, и вот после этого всегда начинали куролесить» [1 пол. 1980-х гг.].
Поведение задиры должно быть артистичным; ему надо превратить начало драки в спектакль. Многие из тех, кто становился объектом агрессии, могут вспомнить, что поведение нападающих молодых людей содержит элементы игры: они шутят, красуются друг перед другом, бравируют своей силой.
«В свое время был зарубежный фильм, в котором показывалось, как хулиганы грабили прохожих: предлагали им купить кирпич за крупные деньги. Мы, этот фильм посмотрев, тоже так делали. Сидим, скажем, в парке, у танцплощадки. Идет военный, отдыхает. Леха ему: “Эй, мужик! Купи урну!” Тот оглянулся: “Ребят, зачем мне урна?” Мы ему: “Мужик! Купи урну, да?” Ему делать нечего – достает деньги, отсчитывает нам, сколько сказали. “Всё, теперь урна твоя. Бери ее, уноси”. – “Да пускай стоит…” – “Сказали – уноси”. Ему делать нечего – поднял, понес. Унес так, чтобы не было видно – слышим, урна загремела, покатилась» [начало 1970-х гг.].
После успешного окончания драки она активно обсуждается, изыскиваются веселые моменты, чему немало способствует артистическое поведение задир в ходе драки. Подобного рода позитивные воспоминания становятся фактором, сплачивающим компанию.
Впрочем, статус задиры не всегда высок – нам встречались случаи, когда эту роль исполняли за долги [сер. 1990-х гг.].
Современные пацаны также иногда указывают на наличие определенных ролей. Эти роли актуализируются, например, в коллективных драках, описание которых напоминает описание военных сражений:
«Интервьюер: А когда начинается драка, можно сказать, что есть задира, кто ее начинает?
- Всегда такое бывает.
- В драке всегда должен быть кто-нибудь первый. Задира или лидер, как Илья Муромец.
- Первый идет, а толпа за ним.
- Впереди стоят самые мощные, длинные, здоровые.
- Посередине стоят помладше, а в конце стоят такие здоровые. Драка начинается, и если своих бьют, они видят и уже раскидывают» [2006 г.].
Продолжая разговор об уличных статусах, отметим, что в советское время неизменно высок был статус отслуживших в армии. Уклонение от службы в армии в уличной среде не одобрялось. После армии, как правило, к деятельности в уличных группировках не возвращались.
«Потому что мои сверстники – тоже пришли из армии, тоже пошли работать. Я же не буду с молодыми ездить! Как-то уже не то… Тогда это считалось как-то не престижно что ли. Молодые должны общаться с молодыми, старшие – со старшими. Как-то раньше в Люберцах (наверно, и во многих городах, везде) те, кому двенадцать, тринадцать, четырнадцать уважали тех, кому, допустим, восемнадцать лет. С уважением относились – вроде вот он старший. А кто из армии приходил – тот всегда был вроде как старший» [1 пол. 1980-х гг.].
Если местный житель, отслуживший в армии, приходил на какое-либо коллективное мероприятие, например, на танцы, то держался несколько особняком от допризывников. Если начиналась коллективная драка, ударить отслужившего считалось недопустимым:
«И как-то один, здоровенный такой, разъярился и давай всех руками, ногами месить. Еле его успокоили. И что важно, он вломил нескольким старшим, кто уже демобелизовался из армии. Потом разбирались» [1 пол. 1980-х гг.].
В настоящее время служба в армии (по крайней мере, в крупных городах) считается пустой тратой времени и не приносит высокого статуса отслужившим. В целом, отслужившие пацаны просто отходят от уличной жизни.
Регуляция насилия
Хотя насилие является ключевой практикой для пацанов, и их субкультура акцентирует проявления агрессивности, превращение конфликтных ситуаций в физическую конфронтацию, она содержит многочисленные ограничители на насилия. Статус настоящего мужчины не требует от них проявления ни чем не сдерживаемой «беззаконной маскулинности»[9][9]. Напротив, насилие направляется, ограничивается и оправдывается традиционными представлениями о мужской чести.
Многие из правил поведения пацанов восходят к императиву защиты домашней сферы и в особенности женщин, детей, стариков. Это императив весьма важен для построения традиционной маскулинности. Хотя уличные бои в реальности отнюдь не направлены на защиту родной земли и тех, кто слаб и немощен, кодекс чести пацана предполагает уважительное отношение к матери и не допускает нападения на тех, кто не относится к «воинской» касте.
Так, например, в обоих исследованиях информанты говорили о хорошем отношении к матери как о долге настоящего пацана. Хотя эта норма является, безусловно, общечеловеческой, в данной субкультуре она акцентируется. Пацаны, не соблюдающие норму, осуждаются и подвергаются вербальным санкциям. Вот фрагмент из фокус-группы 2006 года:
«- Если я говорю со своими друзьями и кто-то ругает свою мать. Я ему скажу: “Ты что? Мать – это святое”.
- Пацан не должен оставлять мать. Если он может сказать, что ему не нужна мать, это не настоящий пацан.
- Если человек, который мать посылает. Говорит, что она мне не нужна. Как бы, он даже не пацан.
Если у тебя с матерью такие слова и жесты, то матери очень трудно с этим справиться. То же самое, ребенок ворует, кидает. С этих денег он может что-то купить матери.
- Он в принципе всегда это делает» [2006 г.].
С традиционными представлениями о мужском долге защиты домашней сферы[10][10] и понятиями о мужской чести связаны, как представляется, ряд запретов на насилие. В различных группах советского времени можно встретить запреты на проявление агрессивности в отношении следующих категорий людей.
1. Младшие по возрасту (таковым считается тот, кто младше больше, чем на 2-3 года).
«Когда старшие приходили [на место драки] – нас просто оттуда выгоняли. Потому что… не знаю, то ли кодексы какие, то ли еще что, но никогда пятнадцати-семнадцатилетний маленького не бил. Его свои же за это съедят. Такого никогда не было, даже у нас в десятой школе старшие, когда их дежурными назначали – они разгоняли малышню, но никогда ее не лупили.
<Интервьюер: Ну лупили, наверно, так несерьезно>.
Это разгоняли. Нет, были, конечно, отморозки, но… не до такой уж степени» [1 пол. 1980-х гг.]
А вот фрагмент из фокус-группы с современными пацанами:
«- Если лет по 12, по 10, то таких не трогают. А если лет 15-18...
- Ну, видно, что здоровые, то можно что-то сделать. Это уже интереснее. А что, ну, он маленький, ну ты ему дашь по голове, он упадет, вот и все» [2006 г.].
2. Девушки. К числу лиц, нападение на которых запрещалось относили и девушек. Самостоятельно наши информанты об этом не упоминали, но при дополнительных вопросах подтверждали как «само собой разумеющееся»: «Девчонок никогда не трогали» [1 пол. 1980-х гг.].
Возможным было своеобразное ухаживание-запугивание:
«Они подошли ко мне в парке культуры, когда я вечером возвращалась с дискотеки. Один сказал:
- Герла, ты мне нравишься. Пойдешь со мной!»[11][11]
Дальше девушка замечает: «Потом знакомые говорили мне, что такое бывает часто. И мне еще повезло, что не избили до полусмерти». Но ведь не избили же. Ситуация, если судить данному краткому сообщению, вполне ясна и узнаваема: юноша демонстративно, перед лицом своих товарищей, «подъезжает» к идущей по парку девушке. Он выражает к ней свой сексуальный интерес и при этом (девушка ведь панк) заявляет «пацанскую» позицию. Девушка, конечно, испугана, но об «избиении до полусмерти» речи не идет – речь идет о поисковом сексуальном поведении с элементами групповой игры.
Хотя девушки находились вне поля агрессии, но в одном интервью нам встретилось упоминание о ситуации, в которой парни попустительствовали агрессии против девушек. Евгений А. отметил, что при завязывании драки на дискотеке юноши из их компании били местных юношей, а девушки – девушек:
«Если они оказывались – с ними разбирались наши девчонки, люберецкие. И тут до туфлей доходило. И наши девчонки могли получить, и эти могли получить. Ребята в эти драки никогда не лезли. Они, наоборот, влазили только чтобы разнять девчонок. Потому что у девчонок крутые разборки были – они могли туфли снять – и туфлями, каблуками этими длинными бить друг друга» [1 пол. 1980-х гг.].
В этой ситуации юноши не трогают девушек из группы, на которую напали; но они и не мешают «своим» девушкам организовать «параллельную» драку. Эту драку они разнимают только в крайнем случае. Девушки вправе состязаться с равными им по силе и гендерному статусу; но – юноши следят за тем, чтобы это состязание проходило «по правилам».
Сходный подход мы встретили а «Азбуке славянских бритоголовых» – тексте, составленном в конце 1990-х – начале 2000-х годов и широко известном в самиздатовских и интернетовских версиях:
«Если “не русский” (особенно негр, азиат или кавказец) идет с белой русской девушкой бритоголовый обязан напасть на него при малейшей возможности и жестоко избить. Девку (белую шлюху) трогать не рекомендуется, ей могут заняться скингерл»[12][12].
Ударить девушку – это нарушение нормы, поскольку она изначально не является социально и физически равным соперником. Ее только можно поставить на место вербально:
«Если девушка будет вести себя хамовато? Об этом и разговоров никаких быть не может! Спросишь только: “Ты что, подруга?!”» [1 пол. 1970-х гг.].
Те же нормы воспроизводятся в постсоветской уличной среде. Напасть на женщину или «развести» ее (вынудив отдать деньги или другие ценности) – это не просто беспредел, «этим вообще никто не занимается».
3. Парни с девушками.
Не только девушки были вне агрессии, но и парни, гуляющие с девушками. Об этом единогласно говорят практически все информанты.
«Было правило – не нападать на того, кто идет с девушкой. И это правило всегда соблюдалось» [1 пол. 1980-х гг.].
«Я всегда говорю: у нас в Люберцах можно было гулять спокойно – и никто никогда не подойдёт и ничего не скажет. Даже, если, скажем, шел металлист с девушкой» [1 пол. 1980-х гг.].
«Парня, идущего с девчонкой, никогда не трогали. (…). Этого не было. Это, знаешь – как бы святое было» [1 пол. 1980-х гг.].
И в середине 2000-х годов действовала та же норма. Нельзя трогать парня, провожающего девушку домой через чужую территорию, даже если он будет вызывающе себя вести по отношению к местным пацанам – он получит свое на обратном пути:
«Если пацан с девушкой идет, то пусть он хоть матом кричит. Потом его поймают, да и все» [2006 г.].
По распространенному уличному правилу, если парень идет с девушкой и она ведет себя неправильно – скажем, оскорбляет встречного – спрос не с девушки, а с парня. Парень должен держать ответ за неправильное поведение своей девушки. В 2006 году мы наблюдали сцену: подвыпившая девица в компании парня оскорбила проезжавшего мимо мужчину лет сорока. Мужчина вышел из машины, один раз молча ударил девицу, а затем, ударив парня, внушительно сказал ему: «Следи за тем, как ведет себя твоя метла!» Основной воспитательный посыл здесь был направлен на парня, именно ему было предписано отвечать за поведение девушки.
4. Меньшие по количеству.
Часто считалось, что нападать на единичного противника, во-первых, «нехорошо», а во-вторых, «неинтересно»:
«- Если, например, двадцать восемь человек – они что, будут бить одного? Это даже не вызывало никакого спортивного интереса. Если каждый по разу ударит, тридцать человек – и всё.
<Интервьюер: То есть, был спортивный интерес состязания?>
- Ну, наверное» [1 пол. 1980-х гг.].
Для того, чтобы уравнять шансы, встреченной жертве иногда предлагали состязание на равных – «драться один на один». Это было даже в случаях коллективного наказания:
«Если кого-то надо было наказать, отлавливали его все вместе. Но бил при этом – кто-то один» [1 пол. 1980-х гг.].
На эту же норму указывали московские пацаны в 2006 году. Количественное преимущество противника может быть поводом отложить драку и назначить групповой поединок («забить стрелку»). Вот как описывает это один из опрошенных: «Ну, например, меня бы одного поймали в чужом районе. А мне не хочется получить. Я говорю, что я один и что вы меня будете все вместе. Я со своими пацанами приду и мы разберемся.»
Существует запрет на «бесцельную» агрессивность. Вот фрагмент из интервью с мужчиной, бывшим пацаном в советское время:
«Простых людей на улице никогда не трогали никого. Никогда не было, что просто взяли и кого-нибудь избили. Если дрались, то с какой-нибудь целью, специально приезжали, имея цель. А так – никого не трогали.
<Интервьюер: А если кто-то сделал замечание?>
Ну, если простые люди… Если бабушка идёт там, скажет – никто внимания не обращал, никого не трогали» [1 пол. 1980-х гг.].
И современные пацаны, рассказывая о том, как они устраивают битвы с «врагами» – панками или рэпперами- в пригородных электричках, указывают на то, что «ботаники» – не уличные молодые люди, не являются достойными противниками.
« Интервьюер: А если едет компания ботаников, на них тоже нападают или как?
- А чего на них нападать? Ну, представьте, едет человек и читает газету. И что?
Интервьюер: То есть, они не вызывают желания их побить?
- Интерес есть к тому, кто может дать сдачи» [2006 г.].
В некоторых группах (в частности, в люберецких группах 1-й половины 1980-х, где был высок интерес к спорту и культуре тела) существовал запрет на использование оружия. Запрещалось использовать в драке (и вообще иметь при себе) оружие – ножи, палки, цепи, предметы для утяжеления кулака и т.д.:
«…Никогда ничего не брали с собой. Будь мужиком. Вот кулаком – ударь кулаком. То есть, у нас никогда не было ни цепей, ни какого-нибудь другого оружия. Если мы били пацифистов там, нацистов, брейкеров, панков – вот они-то всегда пытались цепь достать, или какую-нибудь там печатку, или кастет или еще что-то. У нас никогда ничего такого не было – ни ножей, ни чего другого. Даже когда против тебя трое, когда десять на десять там, двадцать на двадцать. То есть, вот чисто» [1 пол. 1980-х гг.].
Демонстрация оружия рассматривалась как вызов, к пацану с оружием относились значительно жестче:
«Вот тебя встретили на улице – если ты просто идешь, с пустыми руками – тебе ничего не будет. Ну, наедут, ударят – и не больше. А вот если ты достанешь нож – тогда берегись!» [1 пол. 1980-х гг.].
Информант, чье детство прошла в Душанбе, привел уличную поговорку: «С ножом – покалечим, без ножа – побьем» [сер. 1950-х гг.].
Иногда в качестве одной из причин запрета оружие назвали страх перед милицией. То же отмечали и постстветские информанты. Задержанный с оружием в руках (или даже в кармане) получал значительно более серьезные обвинения, чем безоружный.
Учитывая большое количество запретов на насилие, существовала практика придумывать благородный повод для драки:
«Когда на кого-то нападаешь – стараешься сделать ему внушение, найти уважительный повод. Например: “Не шумите! Уже поздно, женщины и дети спят, нельзя шуметь!”» [1 пол. 1970-х гг.].
Достаточно распространенным способом для провоцирования драки было использование в качестве задиры малолетнего. Поддавшись на провокацию, жертва нарушала один из перечисленных выше запретов на насилие и нападающий получал моральное право осуществить агрессию:
«Как правило, подходил какой-нибудь мелкий (ну, это старый, в общем-то, способ). Подходит мелкий: “Дай мне, – говорит, – жевачку”. Ты говоришь: “Нету”. Типа, “иди отсюда, мальчик, не мешайся”. Какой-нибудь первоклассник, второклассник. А мы где-то пятый, шестой были, седьмой. “Уйди, мелочь, уйди! – [смеется] – Пошел вон!” – как в кино. И он тогда: “А-а-а!” – начинает что-то кричать так истошно. И тут такая толпа вываливает. А ты такой: “У-у-у!” – и бегом! [Смеется] [1 пол. 1980-х гг.].
Растяжимость правил
При чтении данной статьи может возникнуть вопрос: «Если уличные пацаны были такие благородные и следовали моральному кодексу, то откуда возникло мнение об их агрессивности, откуда рассказы об их нападениях на прохожих, на женщин, на слабых?» Действительно, рассматривая данную тему, нельзя идеализировать пацанов, нужно учитывать, что рассмотренный «кодекс чести» предполагал исключения из правил. При всём том, что запреты на насилие существовали, они могли нарушаться.
Например, поскольку бить одиночку группой было не принято, для экзекуции могли отрядить одного или нескольких человек:
«Всей толпой мы не били. Могли сказать что-нибудь. Ну, могли отвести там в сторону… Ну, два-три человека отвели в сторону – чего там… Допустим, раз там… два-три раза ударили – упал и всё, развернулись и ушли. А чтобы всей толпой долбить – не били никогда» [1 пол. 1980-х гг.].
Физическое воздействие могло заменяться устным:
«Парня, идущего с девчонкой, никогда не трогали. Ну, могли приколоться, пошутить там как-нибудь, могли обступить, сказать: снимай атрибутику, клади в карман – но кулаками никогда никто не тронет. С девчонкой идешь – пожалуйста, иди. Могли хохму сделать, но подойти – никто никогда не подходил. Этого не было. Это, знаешь – как бы святое было» [1 пол. 1980-х гг.].
Наличие девушки могло и не защитить от нападения, если девушка приходила в составе достаточно крупной компании. Победа над сильным противником, согласно пацанским правилам, была делом достойным; поэтому стремление к коллективной драке могло перевесить запрет на агрессию против девушки:
«На танцах, если ты пришел с девушкой один – в углу или, там, в центре танцуешь – то тебя никто никогда не тронет. Пусть ты хачик, пусть брейкер, пусть. Тебя никто никогда не тронет, если ты один. Но если, извините, ты не один, ты с друзьями, вас толпа и вы отдыхаете, и мы приехали толпой, грубо говоря…» [1 пол. 1980-х гг.].
По описаниям видно, что все перечисленные запреты хоть и избавляют некоторые категории жертв от агрессии, но не до конца. Агрессия просто уменьшается, приводится к умеренной норме. Например, часто она ограничивается вербальным воздействием – неоднократно отмечалось, что в том или ином случае на жертву не нападали физически, но могли позволить себе пошутить в ее адрес, «приколоться», сделать замечание, словесное внушение. В других случаях физическое воздействие все-таки присутствовало, но в сравнительно небольшой форме. Незлобливый пинок малолетке, «два-три удара» чужаку – за агрессию не считались.
Мы допускаем, что информация о случаях агрессивности, выходящей за рамки запретов, могла скрываться от товарищей.
«И потом, когда возвращались и обсуждали, кто где был, могли сказать: “Ты чего, делаешь. Он же с девчонкой сидел на лавочке”. И за это уже наши наказать могли. Могли, знаешь, просто подойти и врезать. И поэтому даже где-то что-то такое происходило – об этом молчали. Если кто-то что-то сотворил – он об этом (…) боялся сказать, потому что это не приветствовалось» [1 пол. 1980-х гг.].
Нарушивший неписанные правила пацанского поведения мог подвергнуться наказанию в следующих формах.
1. Устное порицание:
«Если во время драки даже ключ возьмешь в руку (вот ключ от квартиры) – и то твоя компания скажет, что ты, мол, зажал в руке ключ – это было очень… нехорошо…
<Интервьюер: За это как-то наказывали?>
Наказывать не наказывали, но ты знаешь, просто могли руки потом не дать» [1 пол. 1980-х гг.].
2. Отказ в защите:
«И если потом ты говорил, что кто-то где-то тебя обидел – то, знаешь, на тебя смотрели так… помнили, что ты в прошлый раз пошёл с чем-то» [1 пол. 1980-х гг.].
3. Физическое воздействие. Так, во время дружеской драки один из участников, несмотря на запрет, использовал кастет. Неформальный лидер компании довольно жестоко избил его, «пять раз ударив об остановку». Примечательно, что провинившийся принял наказание стойко, поскольку «знал, что бьют за дело» [1 пол. 1980-х гг.].
4. Бойкот – с провинившимся не общались. Возможна и жесткая форма бойкота – как в упоминавшемся выше случае, когда бойкоту подвергался не только провинившийся, но и те, кто с ним общался.
Стоит добавить, что для советского времени была не типичная такая получившая впоследствии распространение форма как постановка на деньги.
С учетом уличного «морального кодекса», межгрупповые и межличностные конфликты в пацанской среде предполагали несколько способов разрешения:
- организация набега на территорию противника (противник обязан был сорганизоваться и принять бой);
- специально назначенная драка (забивание стрелки);
- принятие решение на уровне старших.