Дж. Р. Уорд
Наследие Братства Черного Кинжала, книга 1
«Поцелуй Крови»
Перевод: РыжаяАня и Eva_name
Редактура: Андрованда, Tor-watt, Энтентеева Нина
Перевод осуществлен на сайте jrward.ru
Глава 1
Дом для аудиенций с Королем, Колдвелл, штат Нью-Йорк
Порой церемония вручения диплома проходит за закрытыми дверями.
Некоторые из столь масштабных жизненных вех не отмечаются в академических шапочках[1] и мантиях, с оркестрами, играющими «Торжественные и церемониальные марши»[2]. Не было сцены и не было диплома, который можно повесить на стену. Свидетелей тоже не было.
Порой выпускной проходит под грифом «банально» и «буднично», «ничего особенного»… так палец тянется к монитору «Делл» и жмет на синюю кнопочку в правом нижнем углу экрана. Такое рутинное действие, повторяемое столько раз на неделе, в месяце, в году… но, тем не менее, в одном частном случае, между «до» и «после» пролегает огромная пропасть.
Пэрадайз, урожденная дочь Абалона, Первого Советника Рофа, сына Рофа, отца Рофа, Короля всей расы, откинулась на спинку рабочего кресла, уставившись на только что потухший экран. Невероятно. Долгожданная ночь вот-вот наступит.
Предыдущие восемь недель время плелось с черепашьей скоростью, но в последние пару ночей перескочило в режим катапультирования. Внезапно, прострадав семь тысяч часов в ожидании восхода луны, ей захотелось снова замедлить стремительный ход времени.
Сейчас ее работа стала делом прошлым.
Посмотрев на стол, она на дюйм сдвинула рабочий телефон… потом вернула аппарат какой-то-там-АТ&Т на место. Поправила витражный абажур с изображением стрекозы на лампе от «Тиффани». Проверила, чтобы синие ручки стояли в одной подставке, а красные – в другой. Провела ладонью по чистому бумагомарателю и верхнему ребру монитора.
Комната для ожидания была пуста, шелковые кресла свободны, журналы аккуратно разложены на боковых столиках, напитки, которые доджены подавали посетителям, убраны.
Последний гражданский ушел примерно тридцать минут назад. Рассвет наступит уже через пару часов. В общем и целом, это было стандартное завершение нормальной рабочей ночи, загруженной делами, время, когда она и ее отец собирались в семейном особняке за трапезой, полной разговоров, планов и взаимного уважения.
Подавшись вперед, Пэрадайз заглянула за арку гостиной. В противоположной части фойе двойные двери, ведущие в бывшую столовую особняка, были закрыты.
Да, обычная ночь, если не считать необычного совещания, которое проходило за дверьми: сразу после последней аудиенции ее отца позвали в помещение, плотно закрыв за ним панели.
Он был там вместе с Королем и двумя членами Братства Черного Кинжала.
– Не смейте так поступать со мной, – сказала она. – Вы не смеете лишать меня этого.
Встав, Пэрадайз принялась расхаживать по комнате, лишний раз поправляя журналы, взбивая подушки, задерживаясь перед масляной картиной с изображением французского короля.
Возвращаясь к арочному проему, она не сводила глаз с закрытых дверей столовой, прислушиваясь к гулкому биению своего сердца.
Подняв руки, она потрогала мозоли на ладошках. Они возникли не от канцелярской работы на ее отца и Братство за последние пару месяцев, пока она составляла расписание и регистрировала проблемы, резолюции и повторные встречи. Нет, впервые в жизни она посещала тренажерный зал. Качала мускулы. Бегала на дорожке. Занималась на тренажере-лестнице[3]. Подтягивания, отжимания, подъемы туловища из положения лежа. Гребной тренажер.
Раньше она даже не знала, что такое «гребной тренажер».
И все это – подготовка к завтрашней ночи.
Если только мужчины в комнате для аудиенций с Королем не лишат ее такой возможности.
Завтра, в полночь, она присоединится в секретном месте к… одной Деве известно скольким мужчинам и женщинам… и попытается прорваться в учебную программу Братства Черного Кинжала.
Это был хороший план… решение, которое она намерилась осуществить, возможность стать независимой, утереть всем нос и доказать себе, что она – нечто большее, чем ее родословная. В чем проблема? Чистокровные дочери Глимеры из Семей-Основателей никогда не тренируются, чтобы стать солдатами. Не обращаются с пистолетами и ножами. Они не учатся сражаться и защищать себя. Они даже не знают, что такое «лессер».
Они даже словом не обмолвятся с простым солдатом.
Дочерей вроде нее учат вышиванию, музицированию и пению, хорошим манерам, управлению обширным хозяйством и додженами. Им полагалась разбираться в запутанном социальном календаре и циклах праздников, подбирать подобающий гардероб для каждого события и отличать «Van Cleef&Arpels» от «Boucheron» или «Cartier»[4]. Их прятали, оберегали и лелеяли подобно драгоценным камням.
Единственное опасное занятие, до которого их допускали? Размножение. С хеллреном, выбранным семьей во благо сохранения чистоты рода.
Чудо, что отец разрешил ей подать заявление.
Конечно, когда она в первый раз показала ему бланк, он был против… но потом сменил гнев на милость и позволил ей заявиться в программу: набеги двухлетней давности, когда столько вампиров погибло от рук Общества Лессенинг, доказали, насколько опасным для проживания может быть Колдвелл. И она сказала ему, что не собирается участвовать в войне. Просто хотела научиться защищать себя.
Поставив вопрос с точки зрения ее безопасности? Именно тогда отец и передумал.
Но правда была в том, что она хотела иметь что-то свое. Отличительную черту, определявшую ее, которая бы исходила не от прав, насильно переданных по рождению.
К тому же, она помнила слова Пэйтона о том, что у нее ничего не выйдет.
Она ведь женщина.
К черту это.
Пэрадайз снова перевела взгляд на закрытые двери.
– Ну что же…
Прохаживаясь вокруг, она в конечном итоге вышла в фойе, но не хотела приближаться к месту, где мужчины вели обсуждение… будто боялась сглазить.
Боже, о чем они там говорили?
Обычно Король уходил сразу после окончания последней аудиенции. Если они с Братством хотели обсудить что-то личное или связанное с войной, то все решалось в особняке Первой Семьи – месте настолько тайном, что даже ее отца не приглашали туда.
Поэтому да, должно быть, это связано с ней.
Вернувшись в зал ожиданий, Пэрадайз подошла к своему столу, считая часы, проведенные за ним. Она проработала всего два месяца, но ей нравилась ее дело… в определенной степени. В ее отсутствие – при условии, что она останется в программе БЧК – ее место займет кузина, и Пэрадайз провела последние семь дней, показывая девушке что да как, разъясняя процедуры, придуманные ею лично, желая удостовериться, что дела плавно перейдут к преемнице.
Снова сев в кресло, она выдвинула средний ящик и взяла свое заявление… словно оно могло каким-то образом убедить ее в реальности происходящего.
Держа бумагу в руках, она гадала, кто еще прибудет завтра на место сбора… и вспомнила мужчину, который пришел в дом для аудиенций за печатным бланком.
Высокий, широкоплечий, с низким голосом. На нем была бейсболка с эмблемой «Сиракуз»[5] и джинсы, потертые, судя по всему, от настоящей работы, а не как дань моде.
Общество вампиров было весьма узким, и Пэрадайз не встречала этого мужчину раньше… но, может, он был простым гражданским? Это стало еще одним нововведением в программе. Раньше к работе с Братством принимались только выходцы из аристократических семей.
Он назвал ей свое имя, но отказался пожать руку.
Крэйг. Это все, что она знала.
Но он не был груб. На самом деле, он поддержал ее идею тоже подать заявление.
Он также оказывал… завораживающее воздействие, что шокировало ее… настолько, что Пэрадайз несколько недель ждала, вдруг он принесет заполненное заявление назад. Он не приходил. Может, он отсканировал его и подал в электронном варианте?
А может, вообще передумал заявляться в программу.
Полный бред – чувствовать разочарование из-за того, что она может никогда больше не увидеть его.
Когда ее телефон прочирикал, она подпрыгнула и потянулась за трубкой. Пэйтон. Снова.
Она увидит его завтра на сборе… После ссоры относительно ее желания подать заявку она приостановила их общение.
С другой стороны, если Братство решительно воспротивится, там, в комнате с ее отцом? Праведный гнев на парня в принципе окажется под вопросом. Но, да ладно, женщинам разрешили подать заявление.
Проблема в том, что она не была «обычной» женщиной.
Ради всего святого, она не представляла, как поступит, если отец пойдет на попятный. Но Братство же не станет тянуть до последней минуты, чтобы отказать ей.
Правда?
***
В другом конце города, Марисса, законная шеллан Брата Черного Кинжала Дэйстройера, так же известного как Бутч О’Нил, сидела за своим столом в «Убежище». Когда кресло издало скрип, она постучала ручкой «Бик» о блоттер с календарем от «Офисмакс» и переложила трубку к другому уху.
– Что ж, я определенно ценю ваше приглашение, но не могу… – сказала она, обрывая поток бессмысленных слов.
Женщина на другом конце провода не унималась ни на секунду. Она продолжила трещать. Ее аристократическая интонация перекрывала весь диапазон частот, и возникало подозрение, что во всем штате произошел провал напряжения.
– … теперь вы понимаете, почему нам нужна ваша помощь. Первый Бал Двенадцатого Месяца после набегов. Будучи шеллан Брата и членом Семьи Основателей, вы станете идеальным организатором мероприятия…
Снова пытаясь дать отказ, Марисса перебила ее:
– Не знаю, в курсе ли вы, но я занята полный рабочий день в качестве директора «Убежища» и…
– … и ваш брат сказал, что вы станете прекрасным выбором.
Марисса замолкла.
Первым делом она подумала, что весьма маловероятно, что Хэйверс, главный терапевт расы и ее очень, очень, очень отдалившийся родственник, мог порекомендовать ее для чего-нибудь иного, нежели для срочного погребения. Потом даже не подумала, а сосчитала… сколько прошло времени с тех пор, когда она в последний раз разговаривала с ним? Два года? Три? С тех пор как он вышвырнул ее из родного дома за пять минут до рассвета, когда обнаружил, что она связалась с простым смертным.
Который оказался кузеном Рофа и воплощением легенды о Разрушителе.
Ну что, утерся? – услышала она в своей голове.
– Поэтому вы просто обязаны возглавить это мероприятие, – заключила женщина. Словно дело уже решено.
– Прошу меня извинить. – Марисса прокашлялась. – Но мой брат не в том положении, чтобы выдвигать меня на какую либо должность, мы не виделись уже очень давно.
Когда по ту сторону трубки повисло напряженное молчание, Марисса решила, что ей следовало поделиться грязным бельем своей семьи еще десять минут назад: членам Глимеры полагалось соблюдать четкие правила этикета… а выставлять напоказ колоссальный разлад в ее семье, даже если это и так общеизвестно – непозволительный шаг.
О таком скорее шепчутся за спиной.
К несчастью, женщина быстро оправилась и сменила тактику:
– Так или иначе, это жизненно необходимо, чтобы все члены нашего класса вернулись к традиции посещать празднества…
Мариссу привлек стук в дверь.
– Да?
Женщина на телефоне защебетала:
– Чудесно! Вы можете прибыть в мой особняк…
– Нет же, я не вам. Я кому-то нужна. – Она заговорила громче. – Войдите.
Увидев Мэри, она выругалась. Плохие новости. Мэри была мастером своего дела, и подобное выражение на ее лице означало, что проблема на самом деле серьезная…
Это кровь на ее рубашке?!
Марисса понизила тон и отбросила вежливость:
– Мой ответ – нет. Работа занимает все мое время. К тому же, коль вы так охвачены энтузиазмом, вам самой стоит взяться за дело. До свидания.
Бросив трубку на рычаг, она вскочила на ноги:
– Что стряслось?
– У нас новый пациент, ей нужна срочная медицинская помощь. Я никак не могу связаться с Доком Джейн и Эленой. Я не знаю, что делать.
Марисса выбежала из-за стола.
– Где она?
– Внизу.
Они сбежали по лестнице, Марисса была первой.
– Как она добралась до нас?
– Не знаю. Одна из камер безопасности засекла ее на лужайке, она ползла.
– Что?!
– Мой телефон среагировал предупреждением, я выбежала туда с Райм. Мы занесли ее в гостиную.
Завернув за угол, Марисса выскочила на ковровую дорожку…
И застыла на месте.
Увидев в каком состоянии была женщина на диване, она накрыла рот рукой.
– О, Милостивый Боже… – прошептала Марисса.
Кровь.
Кровь была повсюду, каплями на полу, пропитала белые полотенца, прижатые к ранам, образовывала лужи на ковре, у ног женщины.
Девушка была избита до неузнаваемости, черты лица опухли настолько, что если бы не длинные волосы и порванная юбка, то было бы невозможно определить ее пол. Одна рука точно вывихнута, конечность бессильно болталась от плеча… и на женщине осталась лишь левая туфля на высоком каблуке, колготки были порваны.
С дыханием все было очень плохо. В ее груди раздавалось бульканье, словно она захлебывалась от собственной крови.
Райм, ответственная за прием новеньких, сидела на корточках у дивана. Подняв голову, она прошептала сквозь пелену слез на глазах:
– Не думаю, что она выживет. Как можно выжить в таком…?
Марисса взяла себя в руки. Другого выхода не было.
– Не получается связаться с Доком Джейн или Эленой? – спросила она хрипло.
– Я звонила в особняк, – ответила Мэри. – Клинику. На их мобильные. По два раза.
На мгновение Марисса ужаснулась при мысли, что это могло значить для нее самой. Может, Братьям понадобилась медицинская помощь? Все ли в порядке с Бутчем?
Но всего на мгновение.
– Дай мне телефон… и уведи жителей в крыло Велси. Я хочу, чтобы все были там на случай, если придется впустить мужчину в «Убежище».
Мэри бросила ей телефон с кивком.
– Я займусь этим.
«Убежище» оправдывало свое название: служило убежищем для женщин-жертв домашнего насилия, здесь они находили приют и возможность реабилитации для себя и своих детей. И после того, как Марисса провела несколько веков бесполезного существования в Глимере, будучи ненужной нареченной Короля, она нашла здесь свое призвание, в службе тем, кого в лучшем случае унижали морально, а в худшем – с кем ужасно обращались физически.
Мужчин не пускали внутрь.
Но чтобы спасти жизнь этой женщины, она нарушит правило.
Ответь на звонок, Мэнни. Ну же, – молила она, когда пошли первые гудки. Ответь на чертов звонок…
Глава 2
Братство Черного Кинжала было не в полном составе.
На самом деле, присутствовали всего два Брата и Король.
Когда Абалон, Первый советник Рофа, сына Рофа, отца Рофа, вошел в комнату аудиенций, чтобы встать перед своим правителем, он очень остро ощущал присутствие воинов. Он знал их исключительно как заботливых и цивилизованных мужчин, но, учитывая, что он собирался доверить им свою единственную дочь, их более очевидные особенности сейчас открыто бросались в глаза.
Брат Вишес смотрел на него немигающими глазами алмазного цвета, татуировки вокруг левого виска казались воистину зловещими, его крайне мускулистое тело было упаковано в кожу и обвешано оружием. Рядом с ним стоял Бутч, так же известный как Дэстройер… в прошлом человек, с бостонским акцентом, Омега заразил его и бросил на погибель… но он стал одним из немногих, кто пережил искусственное превращение.
Пара была неразлучна, так и подмывало повесить на них ярлыки хорошего и плохого копов. Очевидно, произошла смена парадигмы. Бутч всегда улыбался и проявлял дружелюбие, но сейчас его никто не пожелал бы встретить в темном переулке: его прищуренные светло-карие глаза были непоколебимы.
– Да? – Абалон обратился к Королю. – Я могу быть вам чем-то полезен?
Роф погладил квадратную светлую макушку своего пса-поводыря, Джорджа.
– Мои парни хотели поговорить с тобой.
А, да, подумал Абалон. Он подозревал, о чем пойдет речь.
Бутч улыбнулся, будто хотел сгладить резкость своих слов:
– Мы хотим убедиться, что ты осознаешь суть учебной программы.
Абалон прокашлялся.
– Я знаю, что это очень важно для Пэрадайз. И надеюсь, что программой предусмотрены курсы самозащиты. Я хочу, чтобы она была… в бóльшей безопасности.
Эта потенциальная выгода – единственное, что помогло ему пережить конфликт между его ожиданиями относительно своей дочери и ее будущего и тем, что она выбирала для себя сама.
Не получив ответа, Абалон перевел взгляд с одного Брата на другого.
– Что вы не договариваете?
Вишес открыл было рот, но Брат Бутч вскинул ладонь, обрывая его.
– Твое предназначение здесь, в службе Рофу, превыше всего.
Абалон отпрянул.
– Вы хотите сказать, что Пэрадайз непригодна из-за моей должности? Дражайшая Дева-Летописеца, почему вы не предупредили…
– Мы хотим, чтобы ты понимал, что учебная программа – это не только книжные знания. Это подготовка к войне.
– Но кандидаты не обязаны сражаться в городе во время обучения, правильно?
– Мы беспокоимся об этом. – Брат обвел рукой комнату. – Нельзя, чтобы что-то влияло на ваши отношения с Рофом и твою работу при Короле. Пэрадайз может участвовать в программе наравне со всеми, но ее неудача или ножевая рана не должна создать напряжение между нами.
Абалон облегченно выдохнул.
– Не волнуйтесь об этом. Ее успех или поражение определяется ее собственными заслугами. Я не жду особого отношения к ней… и если она не сможет соответствовать? Значит, ее должны исключить.
На самом деле, Абалон бы ни за что не признался, но он молился и даже ожидал, что так и будет. Не хотел, чтобы Пэрадайз разочаровалась в себе и своих способностях, но… последнее, чего он желал для своей дочери – оказаться перед ужасами жизни… или, Боже упаси, на самом деле попытаться участвовать в сражениях.
Такое он не мог даже вообразить.
– Не беспокойтесь, – повторил он, посмотрев на Братьев и Короля. – Все будет хорошо.
Брат Бутч посмотрел на Вишеса. Потом снова перевел взгляд.
– Ты же читал заявочный лист?
– Она заполняла его.
– Значит, не читал?
– Она сделала это самостоятельно… я должен был подписать его, будучи ее опекуном?
Вишес прикурил самокрутку.
– Тебе же лучше быть готовым.
Абалон кивнул.
– Да, я готов. Будьте уверены.
Пэрадайз росла в нежных условиях и традициях аристократии. Она работала над своим физическим состоянием последние два месяца – весьма усердно, стоит признать – и он чувствовал ее предвкушение, когда она завершала здесь дела, готовясь покинуть должность. Но была очень высока вероятность того, что после завтрашнего сбора, когда начнется настоящая работа, она пойдет на попятную… или ее попросят уйти.
Его сердце разорвется при виде ее поражения.
Но лучше так, чем ее смерть на поле боя, в попытке доказать, что она – нечто большее чем то, что диктует ее аристократическое положение в обществе.
Братья всё не сводили с него глаз, и Абалон склонил голову:
– Я знаю, ей придется очень тяжко. Я вполне готов к этому. И я вовсе не наивен.
– Ладно. Твоя правда, – сказал Бутч спустя мгновение.
– Мой господин, есть что-то еще? – спросил Абалон у Короля.
Когда Роф покачал головой, Абалон поклонился каждому из присутствующих.
– Благодарю за вашу заботу. Пэрадайз – самое дорогое, что есть у меня … все, что осталось от моей любимой шеллан. Я знаю, завтра она будет в добрых и щедрых руках.
Когда он отворачивался, Братья оставались мрачны, но, с другой стороны, он не был посвящен в дела войны… а там всегда что-то да происходило. Сражения и вопросы стратегического плана никоим образом его не касались, и за это он был признателен.
Также признателен он будет, если Пэрадайз покинет программу.
Воистину… была бы ее мамэн жива. Может, его шеллан смогла бы образумить девочку.
Открыв двойные двери, Абалон услышал шум, доносившийся из зала ожиданий.
– Пэрадайз?
Он пересек фойе и когда завернул за угол, входя в гостиную, его дочь, собиравшая красные ручки, которые столкнула на пол, выпрямилась.
– Все хорошо? – спросил он.
Она встретила его взгляд.
– Да? Ты разрешаешь мне поехать завтра вечером?
Абалон улыбнулся… пытаясь скрыть печаль в своих глазах и голосе.
– Ну конечно. Ты в программе, мы решили это несколько месяцев назад.
Она подбежала к нему и крепко обняла, будто на самом деле страшилась, что он откажет ей в том, чего она так сильно хотела.
Обнимая дочь, Абалон смутно осознавал, что Братья и Король уходили через парадную дверь. Он не обратил на них внимания.
Он был слишком занят сожалениями о том, что не сможет избавить свою дочь ото всех разочарований. Это не входило в набор родительских качеств, дарованным ему вместе с ее рождением.
О, как он жалел, что его шеллан была сейчас не с ними, а в Забвении.
Она бы лучше справилась со всем этим.
***
Стоя над изувеченной женщиной, Марисса с закрытыми глазами слушала, как в третий раз включается голосовая почта Мэнни. Что, черт возьми, происходит в клинике?
Она уже собралась нажать повторный вызов, как зазвонил ее мобильный.
– Слава Господи… Мэнни? Мэнни?
Что-то в тоне ее голоса заставило раненную женщину зашевелиться, ее окровавленное лицо дернулось на диванных подушках. Боже, от бурлящих звуков ее собственное сердце сбивалось с ритма.
– Нет, это Элена, – раздался голос возле ее уха. – Мэнни и Джейн экстренно оперируют Тора. У него открытый перелом бедра, и я должна вернуться в операционную. Что-то случилось?
– Как долго они будут заняты? – спросила Марисса.
– Они только начали.
Марисса закрыла глаза.
– Хорошо, пожалуйста, попроси их позвонить мне, как получится? У меня… – Она отвернулась и понизила голос. – Ко мне только что попала женщина с травмами. Не знаю, сколько у нас времени.
Элена выругалась.
– Мы не можем никого отправить. Ты можешь позвонить Вишесу? С его медицинскими знаниями у него может получиться стабилизировать состояние.
Марисса попыталась представить, как Брат вышагивает по дому. Не лучший выбор, и не потому, что она не доверяла мужчине. Лучший друг ее хеллрена был широко известный вампиром, во всех смыслах.
А его внешность просто внушала ужас.
С другой стороны, если все собрались в крыле Веллси…
– Хорошая мысль. Спасибо.
– Они наберут тебя, как освободятся.
– Спасибо.
Обрывая соединение, она набрала Ви. И, черт подери. Снова голосовая почта.
– Дерьмо.
– Когда они будут? – спросила Райм, прижимавшая полотенце к кровоточащей ране на плече женщины.
Близился конец ночи. Ви мог находиться в пути, между переулками Колдвелла и дорогой в особняк. Или… мог сражаться с теми, кто нанес Тору столь серьезное ранение.
Когда женщина на кровати зашлась в кашле, решение пришло мгновенно. Она стала бы обращаться к брату только в крайнем случае, но она не простит себе, если ее личные проблемы будут стоить кому-то жизни.
Марисса набрала номер Хэйверса по памяти, надеясь, что он не изменил его. Один гудок, два…
– Алло? – раздался его голос.
– Это я. – Прежде чем повисла неловкая пауза или «привет», она продолжила: – В «Убежище» нужна срочная медицинская помощь. Нужно, чтобы ты был здесь… или отправь кого-нибудь. Терапевты Братства в операционной, а времени у нас почти нет.
Повисла небольшая пауза, словно главный врач расы переключался из режима «личное» в «профессиональный».
– Я буду через мгновение. Речь о ранении?
– Да. – Марисса снова понизила голос. – Ее сильно избили и… изувечили. Лужи крови. Я не знаю…
– Я приведу медсестру. Ты оградила остальных проживающих?
– Да.
– Отопри парадный вход.
– Я встречу тебя.
И все.
Похоже, сама вселенная хотела, чтобы брат появился в поле ее зрения этим вечером. Сначала этот идиотский звонок от светской львицы, теперь…
Марисса кивнула Райм.
– Помощь в пути.
Женщина попыталась сфокусировать не отекший глаз.
Наклонившись, Марисса взяла окровавленную руку.
– Мой брат позаботится о тебе.
На мгновение она засомневалась, стоит ли сообщать, что мужчина будет лечить ее. Но женщина, казалось, ничего не соображала.
Милостивая Дева, что, если она умрет прежде, чем Хэйверс доберется сюда?
Сев на корточки, Марисса заправила светлые пряди за уши.
– Ты в безопасности, все будет хорошо. – Один глаз зафиксировался на ее лице. – У тебя есть родственники, которым я могу позвонить? Мы можем кого-нибудь позвать?
Женщина качнула головой.
– Нет? Ты уверена?
Глаз закрылся.
– Ты можешь сказать, кто сделал это с тобой.
Лицо отвернулось.
Дерьмо.
Отступая, Марисса вышла в узкий холл. По обе стороны от двери располагались два высоких и узких окна, и она выглянула наружу. Деревья на газоне, всего несколько недель назад красовавшиеся своими ярко-красными, золотыми и желтыми листьями, сейчас, казалось, облиняли, тоненькие ветки напоминали кости заморенной голодом собаки.
Она не могла не посмотреть в зеркало рядом с дверью, удостовериться, что ее прическа в порядке, а макияж выдержал десятичасовой рабочий день.
Пока она жила с братом, она носила шелковые платья и массивные украшения, высокую прическу. Сейчас? На ней были слаксы от Энн Тейлор, блузка со стоячим воротником, легкие тапочки «Коул Хаан», ведь они такие удобные. Из украшений только крошечный крестик, который она носила потому, что Бог был так важен для Бутча, и ее хеллрен подарил ей ожерелье на прошлое Рождество. О, еще гвоздики-жемчужины в ушах.
Несмотря на искусственное превращение Бутча, его статус Брата и родство с Королем, ее мужчина по сути своей оставался человеком во всем, начиная с католической веры до пристрастий в книгах и фильмах, и мнения о том, какой должна быть «жена»… результат воспитания в человеческой среде.
Прикоснувшись к золотой цепочке на шее, она нахмурилась, ощутив желание снять украшение, которое не одобрит ее брат.
Но, да ладно, неважно, носила ли она символ своего брака или нет, это ничего не изменит. В глазах брата она взяла бесхвостую крысу в качестве хеллрена и подобное падение непростительно.
Мгновение спустя, две тени материализовались на тротуаре: одна фигура повыше и мужеподобная, в белом халате, вторая поменьше, женственная и в сестринской форме.
Когда они подошли, попав под свет ламп, Марисса прошлась вспотевшими ладонями по брюкам. Хэйверс совсем не изменился, привычная бабочка и очки в роговой оправе, темные волосы с боковым пробором, идеальная прическа в стиле «безумцев».
Марисса в последний момент перекинула крестик за спину и открыла дверь. Пытаясь не выдать нервозность своим голосом, она громко сказала:
– Она в гостиной.
Ни тебе «Привет, как дела?» или «Хэй, ты перестал быть полным предубеждений придурком?»… но, с другой стороны это был медицинский вызов, а не социальный визит.
– Марисса, – произнес ее брат, кивнул ей и прошел мимо. – Это Кэннест, моя главная медсестра.
– Приятно познакомиться, – пробормотала медсестра.
Марисса на негнущихся ногах повела их вглубь скромного дома с весьма посредственной мебелью, и по неясной причине она представила себя в виде фламинго, чьи колени смотрели в разные стороны. Тем временем, на поверхности ее разума всплыли всевозможные воспоминания, и только психологический груз трагедии, имевшей место в соседней комнате, держал крышку эмоций закрытой.
Ее брат остановился перед арочным проемом и передал свою докторскую сумку помощнице.
– Осмотром займется моя медсестра, она расскажет мне о ее состоянии. Лучше так, нежели осмотр, который будет проводить мужчина.
Марисса впервые посмотрела Хэйверсу в глаза, отмечая, что его взгляд был того же голубого оттенка, что и ее. Будто это могло измениться?
– Очень внимательно с твоей стороны, – сказала она, а потом перевела взгляд на его коллегу. – Идите за мной.
Оказавшись в гостиной, медсестра направилась прямиком к дивану, и, занимая место Райм, была очень добра к пациентке. Жертва поморщилась, будто осознала, что перед ней появился кто-то другой, а потом застонала, когда начали измерять ее пульс и давление.
Марисса стояла в стороне, скрестив руки на груди и накрыв рот ладонью. Движение – это хорошо. Это значило, что бедняжка еще жива.
– Аккуратно, – выпалила она, когда медсестра отпустила руку, и на избитом лице слезы смешались с кровью.
Милостивый Боже, кто сотворил с ней подобное? Должно быть, это член расы… она не чувствовала на ней человеческого запаха.
Марисса опустила взгляд, когда осмотр приобрел интимный характер, и жестом позвала Райм присоединиться к ней и встать у арки, словно защищая добродетель женщины, к которой ее брат уже проявил уважение.
Спустя, казалось, вечность, медсестра тихо обратилась к женщине, а потом подошла к ним и кивком пригласила Мариссу выйти туда, где стоял Хэйверс со скрещенными за спиной руками. Он слушал медсестру, склонив голову.
– У нее значительные внутренние повреждения, – докладывала женщин. – Ее нужно оперировать немедленно, если мы хотим, чтобы она выжила. Рука – меньшая из наших проблем.
Хэйверс кивнул и перевел взгляд на Мариссу.
– Я взял на себя смелость и вызвал транспорт. Машина будет примерно через пятнадцать минут.
– Я поеду с ней. – Марисса приготовилась к спору. – Пока не появятся ее родные, я считаюсь ее опекуном.
– Разумеется.
– И я возьму расходы на лечение на себя.
– Это необязательно.
– Это крайне необходимо. Позволь я соберу свои вещи.
Оставив их, она обратилась к Райм, а потом побежала в кабинет, чтобы взять телефон, сумочку и пальто.
Марисса подумала позвонить Бутчу, ведь была вероятность, что она не вернется домой на день, но она не знала наверняка. И, к несчастью, если бы она набирала номер своего хеллрена каждый раз, когда на работе случался кризис? Натерла бы мозоль на пальце.
На полпути по лестнице она осознала, что была и другая причина, почему она не связалась с ним.
Это было слишком похоже на произошедшее с его сестрой.
И была вероятность, что сходство могло стать идентичным, если женщина умрет от ранений.
Нет, подумала Марисса, вернувшись на первый этаж. На его долю выпало достаточно, нельзя позволить подобным воспоминаниям взбаламутить его мозги снова.
– Я готова, – сказала она брату, будто проверяя, не передумал ли он.
– Скорая прибудет через две минуты. Я должен быть рядом с ней… ей понадобится кровь, если у нее есть хоть какой-то шанс на выживание.
Хэйверс поклонился ей и вышел из дома. Когда он скрылся за углом, Марисса пораженно качнула головой.
Сама мысль, что он предложит свою кровь, чтобы помочь какой-то незнакомой женщине, вероятно, простой гражданской… мысль шокировала… и, одновременно с этим, злила ее.
То, что мужчина может быть так добр к своим пациентам и столь жесток с ней лично, казалось нестерпимым противоречием.
С другой стороны, в этом вся Глимера. Там правят двойные стандарты.
От которых страдают, как правило, дочери, сестры и матери.
Глава 3
Стоя в огромном, цветастом фойе особняка БЧК, Бутч нахмурился и посмотрел на телефон. Он проверил время на своих «Адемар Пьяже»[6] минуты три назад, но подумал, что его какой-то-там-Самсунг даст ему более приемлемый для мозга ответ.
Отрицательно.
А седьмой звонок Мариссе остался без ответа. Как и предыдущие шесть.
Словно издалека, из столовой, где проходила Последняя Трапеза, доносились разговоры и тихий звон.
Он внезапно вспомнил первый раз, когда услышал подобные звуки. Тогда он еще был детективом убойного отдела, сорвавшимся с цепи и в поисках возможности свести счеты с жизнью.
А потом возникла кроличья нора.
Бэт свалилась в нее первой, ее засосало полу-человеческое, полу-вампирское наследие. Его выход на сцену был совсем иным.
«Если вы планируете какие-то кровавые мероприятия с участием человека, тогда не могли бы вы делать это на заднем дворе?».
– Дозвонился до нее?
Услышав знакомый мужской голос, Бутч закрыл глаза. Хотя это не было даже отчасти правдой, но порой казалось, что он всю свою жизнь слышал язвительные нотки Ви в своей голове.
– Нет.
Брат шел к нему, но его опережал запах турецкого табака, и Бутч сделал глубокий вдох. Может, он забалдел от запаха, может, дело в присутствии злобного ублюдка, но кричащая паника в голове утихла на пару тонов.
– Ты набирал ее кабинет в «Убежище»? – спросил Ви на выдохе.
– Голосовая почта. Мэри я тоже звонил. Ничего.
– Ублюдок…
Тихое пиканье монитора заставило его резко повернуть голову. Когда он увидел изображение на экране, то кинулся к двери вестибюля и чуть не сорвал тяжелую панель с петель.
– Господи, где ты была…
Он так быстро и крепко вцепился в Мариссу, прижимая к себе, что сам не разбирал тарабарщину, вылетавшую из его рта.
– Мне так жаль, – сказала она сдавленно. – У нас была проблема. Я не стала тебе звонить, потому что времени добраться до дома почти не оставалось.
Отстранившись, он обхватил ее лицо ладонями, внимательно осматривая.
– Ты в порядке?
– В полном. Прости…
Он поцеловал ее и вздрогнул, почувствовав ее руки на своей спине.
– Нет, нет, не извиняйся. Для меня важно одно – что ты цела.
Гребаный ад, солнце было поистине страшной вещью. Вампир, застигнутый рассветом, превращался в ходячий костер в одежде… и хотя в «Убежище» Марисса была в безопасности, могло случиться всякое: люди – непредсказуемые идиоты, а лессеры смертельно опасны.
Марисса с улыбкой отстранилась от него.
– Я в порядке, в полном.
Ага, как же, подумал Бутч, когда она отвела взгляд.
Он потянул ее за руку.
– Пошли.
– Но Последняя Трапеза уже накрыта…
– Кому она нужна.
Увлекая ее в бильярдную, он бы с удовольствием закрыл за ними двери, будь они в наличии.
– Что случилось? – требовательно спросил он.
Марисса прошлась по комнате, ее изумительное тело превращало простую одежду в творения высокой моды.
– К сожалению, все тоже самое.
Бутч закрыл глаза. Порой он ненавидел ее работу, очень сильно. Но чем сложнее становилось, тем отчаяннее Марисса боролась… и, хотя было невыносимо наблюдать, как она выматывается, устает физически и даже теряет веру, он чертовски сильно уважал ее за то, что она делала для расы. И не все было так плохо. Когда люди, которым она помогла, возвращались к независимой жизни. Марисса сияла словно солнце.
Взяв ее руку, он прислонился к одному из столов для пула, и притянул ее к себе.
– Все равно расскажи мне.
Ее взгляд бродил по комнате, но он не сводил с нее глаз. И, Господи, даже после тяжелой, изнуряющей ночи, она вышибала дыхание из его легких. Марисса славилась своей красотой на всю расу, молва ходила многие поколения, перед ней до сих пор преклонялись, и понятно, почему. Ее лицо было сочетанием идеальных линий, кожа гладкая и сияющая, подобно жемчужине, глаза цвета ипомеи[7], губы, такие розовые и мягкие. А еще ее светлые волосы ниже плеч, и да, эта фигура, которая сражала всех мужчин наповал… без возможности снова встать на ноги.
Он все не мог поверить, что она была с ним. С ним. С парнем из Саути, с щербатым зубом, темным прошлым и набором дурных привычек, с которыми он не мог совладать до встречи с ней.
А еще дерьмо Омеги.
И, тем не менее, его шеллан любила его, по какой-то абсолютно непонятной причине.
– Ты молчишь, – прошептал Бутч, смахнув назад ее волосы и погладив шею, напряженные плечи и руки. – Ты же знаешь, как я ненавижу находиться в неведении.
Когда из столовой донесся взрыв смеха, Марисса прижалась к нему, ее бедра вошли в контакт с его причиндалами.
И, вот