Завтра
Когда-то, очень давно, - такое чувство, что миллионы лет назад – существовало слово “завтра”. “Завтра” – у нас было всё: Голубое мирное небо, со следами пушистых облаков и тонких линий пролетающих самолетов. Северные чистые ветра малахитовых лесов и бескрайних полей. Теплый южный бриз, направляющий лазурные гребни волн к золотому побережью. Величественные белые горы, пронзающие небеса и богов Олимпа. Когда-то, очень давно, слово “завтра” означало будущее. Проснуться в мягкой постели, и попивая горячее кофе смотреть на железобетонные архитектурные творенья стиля “модерн”, переключая взгляд от “классицизма” до “готики”. Конечно же, не стоит забывать про набережные и разводные мосты – Санкт-Петербург этим славится. Одевшись, гулять по изумрудно красивому парку с любимой собакой, смотря на зеленые-зеленые ветви ив. Просто по-человечески улыбаться, видя веселого жениха и счастливую невесту у фонтана, клявшихся в любви и верности, целующихся от криков “горько”. И, с восторгом понимать, смотря в прекрасные глаза своей спутницы: “скоро и мы так зажжем”. Когда-то, очень давно, слово “завтра” означало будущее, а значит - цели и планы. Щелчок пальцев. Проснись! Открыл глаза? А теперь – просто осмотрись. Черно-красный ядерный шрам, разрезавший пополам оранжевые звезды и мирное небо. Горизонт, залитый кровью и укутанный дымом сгоревших полей. Пляшущий пепел догорающего заживо человечества. Разрушенные каменные статуи, продуваемые лишь холодными ветрами. Талые реки с мертвыми рыбами, павшими птицами. Черные-черные ветви ив. Ядовитая вода и развалившийся фонтан, больше никогда не услышавший клятву любви и верности... Слово “сегодня” – всё, что осталось от слова “завтра”. Не вздыхай, не надо. Мы привыкли. Только, знаешь... Все мы ждем нарядную и красивую весну. Настоящую... Серый жаворонок запоет свою мелодичную песню. Заблестят голубые ручьи. Оранжевое солнце согреет бледные лица... и... такие счастливые лица! Белые березки распустят первые листочки мира. Эх, весна! Как мы устали от войны... Весна даст жизнь сгоревшим ивам. Весна смоет кровь убитых детей. Весна пройдет оранжевым лучом сквозь мыльный горизонт, и даже такого луча будет достаточно разрушить наш песочный замок под названием “человечность”. Весна подарит нам надежду, что наши родные умерли без боли, и что у нас есть будущее!.. а мы, дураки, поверим... Весна тихо скажет: “война закончилась”... но, это не белоснежный свет в конце тоннеля, а несущийся на нас поезд. Весна еще раз расставит все точки над “I”, показывая, кем был, и кем остается человек. Это – “сегодня”. Мы привыкли. Только, знаешь... Когда-то, очень давно существовало слово “завтра”. И, самое обидное – это слово мы потеряли навсегда.
Глава 1: Снежная Гроза
Во что превратился наш мир...
Санкт-Петербург, улица Фурштатская, 400 метров от станции Чернышевская, здание “Петроклиники”, ночь с 27 по 28 ноября 2033 года.
На улице раздался раскат грома. По дырявым крышам били огромные хлопья ледяного дождя. Белый свет молнии, всего на пару секунд осветил комнаты полуразрушенного здания “Петроклиники”, так же резко затихнув в ночи... и... вновь раскат грома. Бу-у-ух-х! Капли крови бурно стекали по темному стеклу противогаза. В глазах замирали яркие вспышки молний, гуляющих по черно-красному небу, укрытому рваными облаками. Никаких звуков кроме ударов сумасшедшего сердца и заледенелого снега услышать было невозможно. В дрожащих руках осталось лишь лезвие стали, заляпанное пожелтевшей кровью. Как же здесь душно... Серая пыль летает по комнате, медленно опускаясь к полу. С грохотом, сквозь разбитые окна, падают ледяные крупы, страшной тенью возникающие во время вспышек молний. Около ног лежали новоиспеченные булыжники и материалы бывшего потолка, теперь ставшего огромным завалом - могилой одного единственного сталкера. Мужской крик отпечатался в затуманенном рассудке. Такой пронзительный крик... такой молодой, и такой не желающей умирать. И, даже после крика боли, сталкер выдавил из себя смешок. Плюнул смерти в лицо. Весь израненный, истекающий кровью и заваленный булыжниками, почти в обнимку доживая последние секунды с убившей его тварью, смотря ей прямо в глаза. И выдавил из себя смешок... И умер. Раскат грома. Бу-у-ух-х! Белый свет молнии вновь осветил огромный завал и двух грязных от крови людей, сидевших около большой могилы маленького человека. Всего в трех метрах от товарища по оружию. Всего в трех метрах от закрывшего глаза Цагара. Какие-то три метра, и эта могила стала бы братской. Мужская фигура тяжело вздохнула и провела ладонью по стеклу противогаза. Пот? Не-а. Кровь. Эх, Цагар... - Добро пожаловать в Санкт-Петербург, детка, - разлегся на пыльном полу Кайсар, подложив под голову рюкзак. - Нормальный парень был, хоть и цыган, - расстроенно сказала Саша, поправив лямки защитного комбинезона, вытирая кровь. - Надеюсь, после моей смерти ты не скажешь: “нормальный парень был, хоть и казах”, - улыбнулся Кайсар. – Как так получилось-то? - Да, блин, проглядели и недослышали. Хотя, как тут? Льет как из ведра, так еще гром с молнией. Просикали мы всё... - Просикали, - повторил Кайсар. – Прекрасный пол так говорит. Просикали. Угу. Не знаю Саш, как ты, но я предпочитаю слово – просрали. Просрали мы Цагара. В принципе - как Питер; Русь-Матушку; планету; человечество. Ну да, ну да – просикали. - Тебе бы говорить за Русь-Матушку, - насмешливо ответила Саша. – Что нам его маленькой сестренке сказать? Что какая-то неведомая хренота из темноты... -...манеры, дорогая, - поднял палец Кайсар. -...впечатала ее брата в шкаф посреди комнаты, а там пошел дождь из булыжника?! Сказать ей, что жизнь человека так мало стоит, раз ее можно лишиться из-за деревянного старого шкафа?! – Саша ударила ногой поваленный шкаф, наполовину засыпанный тем же булыжником, что и Цагар. - Разве такая горестная доля сталкера? - А хабар его там остался? – невдомек спросил Кайсар, оглядываясь вокруг себя. Саша медленно кивнула, переводя дух. - Ах, скот... – вздохнул Кайсар. – Твою смерть, Цагар, я прощу. Но оставшиеся самокрутки в подсумке – это уже, не в какие рамки! - Кайсар! - Да ну вас! Лучше б эти лекарства к черту пропали! Всё из-за коменданта! Раскат грома. Бу-у-ух-х!
Каменные статуи мертвого города продувались не только холодными ветрами. Заледенелые хлопья снега пулями разбивались об скелеты петербуржских домов, не давая холодным ветрам заскучать в одиночестве. Молния сверкала меж черных как уголь облаков, освещая своей белоснежной вспышкой самые посещаемые и тайные места Санкт-Петербурга. Раскаты грома вечно били с небес, и казалось, вот-вот наступит последнее землетрясение, которое наконец-то добьет человечество. Редкое в природе явление, но после ядерной войны такое постоянное. Снежная гроза. Ледяной снег валил из таких же ледяных облаков, разбивая одним прикосновеньем асфальт и поребрик; тротуарную плитку; заставляя выцветшую штукатурки летать туда-сюда; сгибая и до того изогнутые деревья. Если повернуть голову налево - изучая улицу Фурштатскую из проема окна “Петроклиники”, - то кроме четырехэтажного снежного тоннеля улицы, полностью погруженного в снежную лавину – ничего не увидишь. Если же повернуть голову направо, то становится грустно за Таврический сад, сгоревший в ядерном пламени войны, и добитый ударами льдин по хрупким деревьям. Звуки отлетающей коры и вой далеких мутантов дополняет симфонию под названием “Времена Года”. Не особо смелая разведка из проема окна прошла успешно. - Пилюли точно те взяли? – спросил Кайсар, спрятав голову в плечи и опустившись под подоконник (такие льдины и прибить могут). - Конечно те, - ответила Саша, проверяя магазин АК-105 с кустарным оптическим прицелом. – Я все-таки с Площади Ленина, не забывай. - Все вы там военные медики... – вздохнул Кайсар, заинтересованно взглянув на слабые сероватые потоки кислорода, выдыхаемые им. Скоро фильтр менять. – Смотря на твою “убивалку-105”, так и хочется спросить: что на это говорит клятва Гиппократа? Убивай, но любя? - “В какой бы дом я ни вошла, я войду туда для пользы больного”, - посмотрела на Кайсара Саша, немного растянув резину противогаза. Улыбается... - Ноль проблем, - кивнул Кайсар. – Тебе как, нормально? Не холодно? - Пятьдесят грамм настойки Федора были бы очень кстати. - Где пятьдесят, там и сто, - хмыкнул Кайсар. – Ладно, погнали уже на Чернышевскую. - С удовольствием. - Эх, даже самокрутку не выкурить за упокой Цагара, - шепотом пробубнил Кайсар, последний раз взглянув на огромный завал из булыжника. Опять возник этот крик и густая линия крови, стекающая по противогазу в момент ломания позвоночника и ног Цагара об обвалившийся потолок. Убийце-мутанту тоже хорошо досталось – убило ударом по голове, моментально расплющив. – Земля тебе металлом, дружа. Хотя бы могилу не пришлось копать. Везде стоит искать свои плюсы... - Только, эм, куда нам гнать? Из-за завала не пройдем через цепи домов, как сюда пришли, - оглядывалась вокруг Саша. - Хорошая, однако, технология – пару раз кувалдой по стену и досочкой соедини дома в один механизм. Тут брат сталкер постарался, - усмехнулся Кайсар, поглаживая спрятавшуюся за резиной щетину. – Отдам тебе свой ВСС, моя милая девочка Саша, если на той стороне улицы нет такой же цепи перемещений. - Хорошая мысль. Винтовку оставь себе, - Саша выглянула из проема окна, задрожав. – Холодновато... Кто первый перебегать улицу с чертовой тучей мутантов; жутким морозом; сверкающей молнией и тяжелыми льдинами прямо с небес? - Дамы вперед, - насмешливо отсалютовал Кайсар. - Прикрывай спину, герой-романтик. Только за окнами и улицей следи, а никак я в три погибели переползаю через окно, попутно падая на острые льдины. Мягкого снега в нашем питерском апокалипсисе особо не наблюдается. - Иди уже, - махнул рукой Кайсар, следя за всем кроме окон и улиц... Он был так прекрасен... Черный безупречный металл, смазанный лучшими инженерами Технологического Института. Такая мягкая кожаная рукоять из самых опасных тварей Петербурга. Запах убийственного пороха. Так и представляешь, как из этого ствола вылетают свинцовые пули, убивая лишь одной оранжевой вспышкой... Как ты прекрасен – Desert Eagle. Убийственный пистолет крупного калибра, созданный для настоящих мужчин. “Пустынный орел”... Так какого черта он у этой хрупкой девушки, а не у воинственного и храброго казаха?! С этим миром что-то всё равно не так. Тем времен, “хрупкая девушка” после белоснежной вспышки молнии и подергивания земли раскатом грома, по-кошачьи вылетела из окна первого этажа, начиная небольшой марафонских забег в тридцать-сорок метров. Ясно дело – бег был с препятствиями. Кайсар особо не следил за успехами Саши. Его основной задачей было не допустить неожиданного выстрела из окон или снежного тумана улицы. Оптический прицел ВСС этому отлично способствовал. Но, краем глаза “воинственный и храбрый казах” не мог ни заметить – двигалась напарница прекрасно. Грациозно, легко, так по-балетному, и в тоже время профессионально и с холодным расчетом. Восхищеньям не было предела. Когда Саша запрыгнула в окно “Цветы Опт Розница”, она и Кайсар облегченно вздохнули (словно поймали одну волну). Никаких ударов льдин она не получила, что удивительно при таком ливне. Здесь и пары секунд не проходит, чтобы ни попытать счастье на моментальное лишение головы. Миссия наполовину выполнена. - Можно пять с плюсом ставить, - сказал Кайсар, видя в окне Сашин большой палец вверх. – Хорошо, что хорошо, - спрятался под подоконник казах, начиная подготовку к побитию Сашиного рекорда по скорости. В одно мгновение всё хорошее стало плохим. Большой палец Саши резко пропал, и к симфонии “Времена года” добавился женский крик с автоматными очередями, сопровождаемый волчьим рычаньем. Кайсар удивленно выглянул из-под подоконника: в окне цветочного звучал истерический крик Саши и в осколках стекла играли блики оранжевых вспышек. Саша орала и стреляла; орала и стреляла.. - Кайсар и ВСС спешат на помощь! – крикнул Кайсар, быстро вылетая из окна “Петроклиники” в холод улицы. Раскат грома. Бу-у-ух-х! В ушах зазвенело; скорая молния белой стрелой выстрелила в небе, ослепив Кайсара. Настоящая ледяная пурга отталкивала сталкера к бывшей кирпичной стене, маленькими снежными хлопьями застилая темное стекло противогаза. Кайсара терялся в пространстве, а это всего лишь за пару секунд... - Тозак̡к̡а... – прошипел Кайсар по-казахски, рукой прикрываясь от колючих хлопьев снега. Кроме белизны он ничего не видел. – А пятьдесят грамм пригодились бы... Саша еще истошнее закричала, и послышались слабо различимые тупые удары приклада по чему-то мягкому. - Ах, Ктулху... – стиснул зубы Кайсар, через силу двигаясь в снежном пространстве. Карие глаза медленно начинали расширять обзор, и кроме белизны, стало видно занесенное снежным покровом стекло противогаза и посиневшую кожу, выступающую из защитного комбинезона. Кайсар пытался противиться снежной пурге, делая каждый шаг с огромной тяжестью, еле-еле удерживаясь, чтобы не свалиться на скользкий асфальт, но выходило всё очень тяжко. Спасенье он видел только в стальных арматурах, за которые можно схватиться и не отправиться обратно к “старту”. - Нельзя просто так взять и попасть в “Цветы Опт Розница”... Прием ниже пояса не заставил себя долго ждать. Ледяной кусок снега, прилетевший прямо с небес – спасибо снежная гроза! – ударил со всего размаху сталкеру в грудь. Белый цвет смешался с красным. Кайсар упал на колени и соскользнул перчаткой с арматуры бывшего автобуса, отправившись как с зимней горки назад к “Петроклиники”. Столько мата улица Фурштатская еще не слышала. В последний момент, Кайсар успел ухватиться за заледеневшее упавшее дерево, проехавшись всего пару метров. А выстрелы и яркие вспышки продолжались. - Вставай, страна огромная, - напевал Кайсар, медленно поднимаясь. – Раз-два. Раз-два. За Родину-Мать! Раз-два. Раз-два. Вот... уже подняли страну огромную на смертный бой... – сталкер уверенно начал перебирать ногами, продолжая бубнить себе под нос. – Три-четыре. Три-четыре. За свет и мир мы боремся! Они – за царство тьмы! Три-четыре. Три-четыре. Не смеют крылья черные! Над Родиной летать! Три-четыре. Давай, фашистское окно! Сейчас я в тебя залезу... Раз-два. Раз-два. Идет война народная! Священная война! Наконец-то... девятое мая... Со Сталиным пополам, Кайсар рухнул на кровавый пол, громко кашляя. Вид у него был замученный. - Я побил рекорд по скорости? – хрипло спросил Кайсар, и неожиданно вздрогнул, вспомнив, зачем он здесь. Винтовку к черту занесло снегом – шанс на миллион что сейчас она начнет стрелять – поэтому Кайсар взял в руку лезвие стали, угрожающе тыча в темноту. - Кого резать, фашистская нечисть?! – крикнул в комнату сталкер, ничего не видя кроме слабо различимых контуров стен, потолка и пола. Вспышка. Комната на пару секунд ярко осветилась. Кайсар увидел где-то пять волчьих трупов в кровавой луже; совсем бездыханную, лежащую в темном углу Сашу и звериный оскал кровавых клыков посреди всей “живописной” картины. Волк-мутант. Вожак некогда живой стаи. Волк оскалился и бешеными глазами взглянул на Кайсара. Сталкер кроме крови и вспыхнувшей ярости ничего в этих глазах не видел. Четверолапый пулей кинулся на удивленного двуногого. Как бы здесь двухсотым не стать... Белый свет молнии погас. Наступившая тьма – хоть глаз выколи......что эта псина и собиралась сделать... Кайсар почувствовал горячую кровь вперемешку с ледяным снегом на разбитом стекле. Сердце перестало биться через пару секунд после предсмертной, и такой страшной агонии, когда всё закончилось. Удары раскаленных искр. Черная бесцветная панорама. Запах убийственного пороха. Растекающаяся по телу кровь. Кровавая сталь выпала из бледных рук.
***
Санкт-Петербург, станция Чернышевская, ночь с 27 по 28 ноября 2033 года.
Все звали его Молчун. Маленький, щуплый и немой от природы или апокалипсиса мальчуган. Характер солдатский – порядочен и смел; улыбчивый до самых ушей; рисующий то и дело угольком что-то на листе пожелтевшего альбома. Только Бог и Кайсар знали, что хранят эти рисунки. На станции Чернышевская его не особо жаловали. Дети беженцев с Площади Восстания и Маяковской пытались задирать Молчуна из-за его потерянного дара речи. В такие моменты грязные от угля кулаки Молчуна помогали им напомнить - кто здесь настоящий солдат, но драка дружбе не способствовала. Цыганские дети на их родной Чернышевская держались от него подальше, не собираясь выяснять: кто здесь хищник, а кто травоядный. Байки с полуправдой заставляли жителей Чернышевская верить в способность Молчуна предсказывать на рисунках будущее, а неспособность говорить – добавляло всё больше и больше загадочности. Взрослые мужчины начинали интенсивно креститься при одном взгляде на проходящего мимо Молчуна, а женщины закрывали глаза, смотря в сторону и тихо произнося молитву (Отче наш, сущий на небесах!). Только самые “храбрые” могли позволить себе плюнуть на пол и сказать: “Всё из-за тебя, шарлатан мелкий! Ты принес порчу на нашу станцию! Ты виноват в войне! Ты виноват в смерти моих друзей! Только ты виноват!” Стоит ли говорить, что отчаявшиеся люди всегда ищут козлов отпущения? “Не особо жаловали” – мягко сказано. Но, предостережение жителей было оправдано. Молчун был необычным ребенком. Зажглась оранжевым настольная лампа. Слабые лучи утерянного за черными облаками солнца осветили темные контуры рисунков. Молчун закрыл глаза, привыкая к свету. Молодым пятилетним глазам сложно привыкнуть даже к такому слабому освещению. И, причина проста: настоящего солнца дети никогда не видели, поэтому между огненной звездой и тусклой лампой различий не было. Молчун открыл глаза, привыкнув к маленькому солнышку. Взглянул на первую страницу пожелтевшего альбома, рассматривая рисунок: Высокий, черноволосый, сурово-ехидный взгляд с ярко выраженными восточными нотками. Карие глаза смотрели сквозь рисунок, смеясь. Шрам под правым глазом добавлял некую опытность и уверенность в себе. Настоящий сталкер и казах. Балагур и философ в душе – Кайсар. (Би, балалар? – засмеялся Кайсар, начиная пляску). Кайсар для Молчуна был как утерянный отец, которого он никогда не видел. Кайсар так же имел родственные чувства к Молчуну и некую родительскую любовь, желая мальчугану только самое наилучшее. Да, и чего таить – они были как отец и сын. Маленькая ручка перелистнула альбомный лист: Она была так прекрасна... Светловолосая, подтянутая, фигуристая и красивая. Зеленые глаза придавали ее взгляду такую нежность и веру в чудо, что даже через рисунок чувствовалась ласка и женская забота. Военный врач со станции Площади Ленина. Улыбчивая и верящая в чудеса – Саша. (Не бойся, мой Зяблик, это как комарик укусит). У Саши и Зяблика – так она называла Молчуна – появилась некая симпатия и понимание друг к другу. Знакомы они были больше месяца, но это не мешало добрым отношениям. Взаимоотношения Кайсара и Саши так же были позитивны, но выше отметки “хорошие друзья” ничего не заходило. Некоторые ошибочно считали Кайсара и Сашу мужем и женой, а Молчуна их сынишкой. “Муж” и “жена” закрывали на это глаза, а Зяблик только радовался. Прекрасно ведь чувствовать себя в полной и заботливой семье. Особенно после ядерной войны. Молчун перелистнул страницу, вспоминая тот самый момент, когда всё началось: Приветливо держались на соплях буквы “Автово”. С потолка каплями падали грунтовые воды Невы, погружаясь в ядовитую жидкость заброшенной станции. Туда-сюда плавали палатки, предметы быта, одежда и немногочисленные останки людей. В тени колонн мелькали глаза мутанта, а в центре всей картины пищало укутанное в серое одеяло выжившее дитя. Только человек, ступающий по колено в воде, дарил этому рисунку жизнь. Рисунок отображал событие трехлетней давности. Его можно было назвать “Знакомство”. Кайсар принял заказ на разведку станции Автово у бандита Трэша с Кировского Завода. “Выжившее дитя” – малыш Молчун, каким-то чудным образом оказавшийся на мертвой станции, где не ступала нога человека уже десяток лет. Кайсар спас Молчуна, получив неожиданный удар когтей мутанта из-за колонны и шрам под правым глазом, теперь добавлявший “некую опытность и уверенность в себе”. (Черт! Ботк̡а-ботк̡а-ботк̡а!). Такое обычное знакомство, но именно оно положило всему начало. Следующая страница: Даже со старых альбомных листов пахло развратом и алкоголем. Кировский Завод был именно таким. Стеклянные бутылки со всем, чем можно, и чем нельзя. Какие-то порошки и самокрутки с подозрительным запахом. Женщины и девушки с... просто женщины и девушки. И как островок рая среди земель ада – милые животные, так и падающие к ногам Кайсара и Молчуна. После рисунка “Знакомство” прошло всего пару часов до событий “Питомец”. За разведку Кайсар получил от Трэша подарок – грациозную и аристократичную мяу-мяу по имени Мурка. Шубка ее, чернея вороньего крыла, а грудка с лапками и усиками – белее луны. Когти острее бритвы; красный язычок сильнее лучших лекарств, а небольшая эволюция или же мутация, позволяли кошке посещать мертвый город, никак себя не ограничивая. (Хвостатая, что ж творишь!) Молчун часто обижался на Мурку, когда она без спроса ходила с Кайсаром в рейды по Питеру, а Зяблику приходилось оставаться совсем одному. Новый лист: Кайсар сидел рядом с рисующим Молчуном, через рисунки произносившего слова и разговаривающего с Кайсаром. Еще одна загадка мальчугана... Тогда Кайсар впервые увидел рисунок трехлетнего Зяблика. Своими бездонными глазами он беззвучно говорил что-то Кайсару, а он понимал и кивал. Каждое слово становилось таким важным. Таким правильным, правдивым, а значит и болезненным. Только тогда балагур и кровавый наёмник понял – его судьба без Молчуна невозможна. (Все пути - лишь иллюзия выбора. Судьба едина, и ее невозможно переписать). Молчун перелистывал страницы с рисунками “Исход”, “Перемирие Вегана и всего метро”, “Когда подешевеет хлеб”, “Осада” и так еще пять страниц. Эти рисунки Молчун показывал Кайсару, и когда они начали сбываться – особенно снижение цен на хлеб – казах совсем по-другому посмотрел на своего пацана. Из-за этого совсем другого взгляда, появился новый рисунок. Молчун остановился на “Начало”. На листе кляксой отпечаталась давно засохшая кровь: Станция Маяковская – некогда красивая станция, украшенная портретами самого поэта и облицованная мозаиками красных тонов. Теперь же, станция со всех сторон демонстрировала кучу трупов бордюрщиков и приморцев, пахнувших так ужасно... рисунки не должны пахнуть разлагающейся плотью... Восемьдесят процентов рисунка было отдано ситуации после захвата приморцами станции бордюрщиков. Молчун изобразил и расстрелы, и пьянство бойцов, и плач женщин, обнимающих грудью огромную пирамиду из мертвых друзей и родных... вперемешку с врагами, которые этих родных и убили... Осталась даже засохшая кровь раненого Кайсара, выступившего в этой битве наёмником Приморского Альянса. Он был безумно рад, что бордюрщики не заплатили ему больше приморцев. А двадцать процентов было уделено военному врачу с Площади Ленина, обрабатывающую ногу Кайсара, и заставляющую Молчуна учить язык жестов для возможности общения. Ее звали Саша. И это были их первые минуты знакомства. Тогда, даже Мурка была не против помурлыкать от прикосновений нежных женских рук. (Саша, а вы не против посидеть с нами немного больше обычного? Пятьдесят грамм за мой счет...). Вот и собралась компания: наёмник-балагур Кайсар, немой предсказатель Молчун, брошенная собственной станцией Саша, и мяу-мутант Мурка. Им бы только мир спасать... Но, карты серьезно спутались. Империя Веган ударила по Маяковской, и жителям станции вместе с компанией Кайсара пришлось отступать к Чернышевской. Теперь они держат оборону, помогая цыганам. Хорошая замена спасению мира. Кайсар, который и так вел Молчуна на Площадь Ленина ради восстановления речи, теперь к этому еще больше приблизился. Из-за проблем с границей, войной и изгнанием Саши – к военным врачам хрен пробьешься. Но, комендант Чернышевской оказался тут как тут. За чисто символическую плату – смотаться в “Петроклинику” и достать для него нужные лекарства – веселая компания получит пропуск на станцию Ленина. И, комендант этим пропуском убивает сразу двух зайцев: получает лекарства, так еще и бесплатную разведку из-за недавних событий с атакой Вегана и тяжелой обороной Площади. Но, это всё детали. Молчун перевернул страницу альбома на чистый лист. Пора браться за уголек и рисовать то, чем закончиться эта тяжелая и такая темная ночь. Начиная рисовать первые контуры звездного неба, совсем рядышком зашаркали чьи-то грязные ботинки, и через пару секунд раздался щелчок. Огромная тень нависла над палаткой Молчуна. Рука с пистолетом поднялась вверх. - Если веришь в господа, то поверишь и в дьявола!!! – заорал на всю станцию истерический крик, переходящий от смеха к плачу. Прозвучал выстрел. Палатка осветилась яркой оранжевой вспышкой. Даже тусклое солнышко настольной лампы не могло с этим сравниться.
Бог
Если не верить – что остается? Каждый несет свой собственный крест. Каждый платит за свои грехи. Каждый верит во что-то свое. Одни верят, что человек, скоро выйдет на поверхность хозяином. Другие, что все мы будем прощены. Третьи, что совсем скоро наступит весна. Но, что происходит на самом деле? Мужчины лежат в катакомбах с кишками наружу - убитые за консервную банку и не съеденные молью сапоги. Женщины страдают от насильников и убийц, надеясь, что родится мальчик, а не красивая девочка; будучи отданная на бесконечную потеху толпе бандитов. Дети умирают от недоедания и свирепых болезней, не справившись с ролью крота в новом мире. Стариков режут на потеху, играя в дартс, где попадание в “яблочко” – это попадание в глазное яблоко. Но, каждый верит в светлое будущее. Что еще остается? Люди просят Бога прекратить всё это. Вера сильна – только Бог убьет всех грешников, и верующие люди заживут мирной и доброй жизнью. Жаль, но если Бог убьет всех грешников – человечество исчезнет. Каждый заляпался, спутав добро со злом. Люди просят Бога помочь им. Дать огня. Слабые убьют свинцом всех сильных, забыв в новом чудном мире о крови, войне и смерти. Жаль, но если Бог даст разрушительную силу слабым – после смерти сильных, на их место придут новые, ставшие от помощи небесной еще сильней. Каждый желает пирог побольше да повкусней. Люди просят Бога о счастье для всех. Слабые, добрые, злодеи и все-все люди станут счастливы в новом мире. Жаль, но если Бог подарит счастье для всех – мир превратится в хаос. Один пожелает смерти другому, и это его счастье; второй грезит о гибели мира; третий жаждет каждый день видеть войну; четвертый займет небеса и станет новым Богом-Сатаной; и только пятый найдет счастье в здоровье и благополучие семьи и всех близких. Каждый счастлив по-своему. Что остается? Не знаю, качаю я головой. Трудно быть Богом. Вроде, тебе и хочется помочь своим детям, летящим в пропасть. Убиваешь злодеев; даешь оружие власти слабым; даришь каждому в этом мире счастье. Только, эх, всё без толку. Бог не может помочь нам. Мы всё равно продолжаем закалять сталь. Но, и уйти он не может. Наверно, ему нас жаль. Я не перестал верить в Бога. Я не перестал верить в его силу. Я не перестал видеть в темноте ужасы нового мира и мертвых друзей, отпечатанных в моей памяти. Да, скажите мне, что у меня едет крыша. Скажите, что держаться в этом мире не за что. Скажите мне, что я должен идти и улыбаться, чувствуя летящий пепел человечества мне в лицо. Видя кровь. Видя... я всё видел! Дети, мертвые города, ужасные человеческие поступки, убийства за флягу воды и продажа женщин за пару патронов! И мне всё это снится... Да, меня мучают кошмары. Я помню каждого убитого из сотни. Их бледные лица приходят ко мне каждую ночь! КАЖДУЮ! Скажите мне, что я ненормальный. Что я должен убивать и спать спокойно! Я кричу в темноту; плачу от безысходности. А они... улыбаются... Я умираю, а они улыбаются! Я убиваю, и только тогда получаю похвалу и новое лицо в копилку ночных кошмаров. Что мне еще остается? Только строить новое “завтра”. Да поможет мне Бог.
Глава 2: Искра Разума
Человек... кем ты стал...
Санкт-Петербург, улица Фурштатская, 370 метров до станции Чернышевская, здание “Цветы Опт Розница”, ночь с 27 по 28 ноября 2033 года.
“Прошло тридцать минут, а желание поскорее сдохнуть – никак не собирается меня покидать”. Кайсар был готов разбить голову об стену; до крови бить кулаками стекло; орать на весь город, вдыхая ядовитый воздух и выбивая стул из под ног. Он совершил ОШИБКУ! Он должен быть мертв! Как же это непростительно в новом мире – ошибка... Мыльные фотографии прошлого возникали перед глазами, и от них некуда бежать. От них совсем нельзя избавиться... Мутант. Прыжок. Когти. Клыки. Смиренье. Саша. Пистолет. Выстрел. Кровь. Агония. Смерть. Это рядовая ситуация. Кайсару не противно вспоминать летящую волчью морду, которая разлетается в кровь и мясо от одного выстрела пистолета, и вся красная жидкость льется прямо на него. В этом нет мерзости. Все привыкли так жить, и Кайсар тоже. Но, обычные люди не привыкли видеть в этом своей ошибки. А Кайсар привык. Конечно, ощущение близкой смерти, не может сравниться со страхом и пониманием, что совершена ошибка – естественный итог которой – смерть. Даже одна маленькая ошибка стоит самого ценного. Да, Кайсар не умер. Его спасла Саша. Но, рассуждая как опытный сталкер, казах понимал – он тридцать минут как мертв. И, это осознание ошибки убивало его больше, чем невозможная радость, что он всё еще жив. “Лучше бы я сдох – это справедливо”. Если бы с самого первого выхода на поверхность, Кайсар дал себе установку надеяться на судьбу и верить в Бога – он бы за этим столом не сидел. Какими бы запрограммированными роботами не были сталкеры, но нужно учитывать свои ошибки и больше никогда их не совершать. По-другому не выжить. Тело продолжало колоть словно иголкой. Сердце бешено билось. Руки не могли успокоиться и дрожали. Ноги нервно плясали чечётку. Дышать становилось тяжелей и тяжелей. И, в завершение – красные пятна крови всё никак не могли уйти c глаз долой......из сердца вон... “Успокойся, Кайсар. Врубай позитив. Подумаешь – тебя чуть не убили, и ты допустил маленькую, но ошибку. Ты уже как двадцать шесть лет вылез из капусты; принесли аисты; цыгане потеряли. Ты уже, брат-казах, двадцать лет исправно чуть-чуть, и не умираешь. Делать из этого трагедию? Вроде бы да, и вроде бы нет. Ты признался, что не среагировал. Мог бы уклониться и вырезать этой скотине сердце... но, не уклонился. Просто учти эту ошибку и...” Саша неожиданно появилась на пороге, осветив красным цветом файера темные тона комнаты. Яркий дым еще пару секунд стремился вверх к потолку, но резко возникнув, он так же резко потух. Саша прервала разговор по душам Кайсара с Кайсаром: - Удивляешься дымовой шашке? – усмехнулась Саша, смотря на казаха. – Мы все-таки люди современные, и лучше иногда приберечь батареи для фонарика. - С такой бандурой – полная незаметность. - Коридоры. Окон же нет, - кратко ответила Саша, приступая к сути. – Ладно. Нам пора. Проходы все завалило, поэтому идем напролом. Снаряги мы взяли мало, и кушать все-таки хочется – умереть от голода не в моих планах. Про патроны вообще молчу - помереть от людей или мутантов так же не в моих планах. Как ты понимаешь: смерть – не мой план действий. По коням, Кайсарчик. Саша же наоборот повеселела. Шутит. Стоит брать пример, понимал “Кайсарчик”. Она тоже не очень симпатично лежала в темном углу совсем без сознания. А сейчас – как огурчик. Люди все-таки любят жизнь. И без разницы, война сейчас или чума. Люди любят жизнь. Это правильно. Не плакать же всё время. - Спасибо... - А? За что? – немного удивилась Саша. - Блин, за то, что научила вязать морские узлы из кишков всяких шариков... – начал Кайсар. -...не за что, - хмыкнула она. -...естественно спасибо за спасенье от хитро высеченного барбоса, - закончил Кайсар. - Да ладно тебе, - махнула рукой Саша. – Как там матерые сталкеры говорят? Сегодня ты мне – завтра я тебе. Наоборот только, но сути не меняет. И, все-таки, ты тоже спас меня своим геройским рейдом из “Петроклиники” до “Цветы Опт Розница”. Ермак со своей Сибирью не сравниться! - Эй-эй, мадмуазель! – встал со стула Кайсар, захватив рюкзак c винтовкой. – Не кажется ли мне, что кто-то хочет отобрать мою роль балагура и юмориста уровня Петросяна? Прошу прощения, но конкурентов по безумию всегда нужно устранять! - Кайсар сделал из пальцев пистолет, приставив “орудие убийства” ко лбу Саши. – Бах-бах. - Умерла...
Дворец торжественной регистрации рождений “Малютка”. Почему Кайсар и Саша так лоханулись, забыв с собой Молчуна? Как же без регистрации?! В две тысячи-то тридцать третьем году! Что за молодежь... Здание как здание. Ничем от других не отличается, что снаружи, что внутри – всё раздолбано. На улице продолжала веселиться молния, иногда совсем не по-человечески вырубая свет налобного фонаря. По классике жанра – в самый неподходящий момент. А, может, проблема вовсе не в молнии? Черт знает... дворец торжественной регистрации вызывал сталкеров, а не охотников за приведеньями. - Саш, всё хотел тебя спросить, а тут выпала и романтическая обстановка... - прошептал Кайсар, медленно поднимаясь по лестнице на второй этаж (выше не было), обходя чей-то труп. – Почему тебя выгнали с родной станции? Площадь Ленина стала настолько богата, что может раскидываться профессиональными военными врачами? - Если я скажу, что меня выгнали за то, что я хотела нести людям добро – ты мне поверишь? – Саша с Кайсаром держали небольшую дистанцию друг от друга (тактика городского боя). Кайсар хмыкнул: - В метро? Нести людям добро? Ну ты и смешная! - Я всё перевернула на станции. Я кричала, они кричали. Я не могла понять, почему не могу, как врач Площади Ленина, помогать раненым на Маяковской. Да черт с ним со статусом врача Площади Ленина! Просто помогать как независимый врач! А руководство лапки сложило и возмущается, что люди, которые правда могут вылечить и не дать умереть, тоже, как они, должны сидеть, сложа руки. Зачем?! - Нужно больше золота! – усмехнулся Кайсар, преодолев лестницу, аккуратно двигаясь по стеночке, не мерцая фонарем и не показываясь в окнах. - Вот ты же был участником той бойни на Маяковской. Видел, как страдали и приморцы, и бордюрщики. Сам ранен в ногу был. Вот, оставили бы меня на Площади, и прощай твоя правая нога. - Да-а-а, Мурке бы не понравилось, что ей урезали квадратные сантиметры на мурлыканье, - Кайсар врубил фонарик, зайдя в дальнюю от окна комнату и дожидаясь Сашу. - Вот и причина моего изгнанья – жадность высшего руководства. А я просто хотела помогать людям, чтобы им пули вытаскивали не молитвами, а пинцетом. - Поди сюда, принцесса, - дождавшись Сашу, Кайсар показал ей стволом винтовки на дыру в стене, словно ее пробили артиллерийским выстрелом. В самой дыре был вид на прямо-таки январскую метель и на контуры семиэтажного здания, с такой же дырой на такой же высоте, и между ними проложенной дорогой из досок. Досочки были аккуратно сложены мостиком и даже прибиты. Идеально... только, чего это товарищи сталкеры поскупились на бортики? - Ага, - вздохнула Саша. – Опять. - Не опять, а... ну, ты поняла, - кивнул Кайсар Саши. – Снова делаем одно и то же: включаем режим мутант и эти девять метров скоренько пересекаем, как будто там жирный мужичок. Ферштейн? - Ферштейн... я опять первая? - Нет уж, спасибо, - повесил на плечо ВСС Кайсар, - мне хватило маршрут от “Петроклиники” до “Цветы Опт Розница”. Давай-ка лучше ты за меня будешь беспокоиться, моя милая девочка Саша. Мне будет так приятна-а-а... - Можешь начинать, - сложила руки крест-накрест Саша, взглянув в провал досок – метров шесть и здравствуй асфальт. Если падать, то здесь главное не высота, а что находиться внизу. Асфальт и шесть метров могут не погубить, но если асфальт с подарочком в виде чего-нибудь остренького, например, как металлическая арматура, то тут песня наполниться совсем другими красками. - Учусь на собственных ошибках – дождусь, когда молния помашет мне ручкой, - Кайсар встал в позу, словно у него сейчас начнется спринтерский забег. Глупо, когда понимаешь, что вокруг не Олимпийские игры с тысячными стадионами, а мертвые руины с тремя хлипко прибитыми досками и пропастью в никуда. Веселимся. – Жаль мы <