РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ (1932 - 1994)




Проанализируйте данную подборку и выявите основные темы лирики, а также основные мотивы в этих темах.

2) Сформулируйте, в чем заключено своеобразие "громких лириков", в чем разница между ними? Чем язык Вознесенского отличается от языка Евтушенко и языка Рождественского? Чем отличается каждый поэт от двух других, представленных в подборке? А что, наоборот, общего в творчестве "громких лириков"?

3) В чем заключается новаторство "громких лириков"? Чем они отличаются от поэтов предыдущей - "сталинской" - эпохи? Примеры поэзии предыдущей эпохи – 1930–40-х годов – см. ниже, после подборки (под тремя линиями звездочек).

АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ (1933 - 2010)

ГОЙЯ

Я — Гойя!

Глазницы воронок мне выклевал ворог,

слетая на поле нагое.

Я — Горе.

Я — голос

войны, городов головни на снегу сорок первого года.

Я — голод.

Я — горло

повешенной бабы, чье тело, как колокол,

било над площадью голой...

Я — Гойя!

О, грозди

возмездья! Взвил залпом на Запад —

я пепел незваного гостя!

И в мемориальное небо вбил крепкие звезды —

как гвозди.

Я — Гойя.

 

 

ПОЖАР В АРХИТЕКТУРНОМ ИНСТИТУТЕ

 

Пожар в Архитектурном!

По залам, чертежам,

амнистией по тюрьмам -

пожар! Пожар!

По сонному фасаду

бесстыже, озорно

гориллой краснозадою

взвивается окно!

А мы уже дипломники,

нам защищать пора.

Трещат в шкафу под пломбами

мои выговора!

Ватман — как подраненный,

красный листопад.

Горят мои подрамники,

города горят.

Бутылью керосиновой

взвилось пять лет и зим...

Кариночка Красильникова,

ой! Горим!

Прощай, архитектура!

Пылайте широко,

коровники в амурах,

райкомы в рококо!

О юность, феникс, дурочка,

весь в пламени диплом!

Ты машешь красной юбочкой

и дразнишь язычком.

Прощай, пора окраин!

Жизнь — смена пепелищ.

Мы все перегораем.

Живешь — горишь.

А завтра, в палец чиркнувши,

вонзится злей пчелы

иголочка от циркуля

из горсточки золы...

...Все выгорело начисто.

Милиции полно.

Все — кончено!

Все — начато!

Айда в кино!

 

* * *

 

Мерзнет девочка в автомате,
прячет в зябкое пальтецо
все в слезах и губной помаде
перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы - льдышки. В ушах - сережки.
Ей обратно одной, одной
вдоль по улочке ледяной.

Певый лед. Это в первый раз.
Первый лед телефонных фраз.
Мерзлый след на щеках блестит
первый лед от людских обид.

Поскользнешься. Ведь в первый раз.
Бьет по радио поздний час.
Эх, раз,
еще раз,
еще много, много раз.

 

АНТИМИРЫ

 

Живет у нас сосед Букашкин,

Бухгалтер цвета промокашки,

Но, как воздушные шары,

Над ним горят

Антимиры!

И в них, магический как демон,

Вселенной правит, возлежит

Антибукашкин, академик,

И щупает Лоллобриджид.

 

Но грезятся Антибукашкину

Виденья цвета промокашки.

 

Да здравствуют Антимиры!

Фантасты — посреди муры.

 

Без глупых не было бы умных.

Оазисов — без Каракумов.

 

Нет женщин —

есть антимужчины.

В лесах ревут антимашины.

Есть соль земли. Есть сор земли.

Но сохнет сокол без змеи.

 

Люблю я критиков моих.

На шее одного из них,

Благоуханна и гола,

Сияет антиголова!

 

...Я сплю с окошками открытыми.

А где-то свищет звездопад.

И небоскребы

сталактитами

На брюхе глобуса висят.

И подо мной

вниз головой,

Вонщившись вилкой в шар земной,

Беспечный, милый мотылек,

Живешь ты,

мой антимирок!

 

Зачем среди ночной поры

Встречаются антимиры?

 

Зачем они вдвоем сидят

И в телевизоры глядят?

 

Им не понять и пары фраз.

Их первый раз — последний раз.

 

Сидят, забывши про бонтон.

Ведь будут мучиться потом.

 

И ушки красные горят,

Как будто бабочки сидят...

 

...Знакомый лектор мне вчера

Сказал: "Антимиры? — Мура!.."

Я сплю, ворочаюсь спросонок.

Наверно, прав научный хмырь.

 

Мой кот как радиоприемник

Зеленым глазом ловит мир.

 

САГА

 

Ты меня на рассвете разбудишь,

проводить необутая выйдешь.

Ты меня никогда не забудешь.

Ты меня никогда не увидишь.

 

Заслонивши тебя от простуды,

я подумаю: «Боже всевышний!

Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу».

 

Эту воду в мурашках запруды,

это Адмиралтейство и Биржу

я уже никогда не забуду

и уже никогда не увижу.

 

Не мигают, слезятся от ветра

безнадежные карие вишни.

Возвращаться — плохая примета.

Я тебя никогда не увижу.

 

Даже если на землю вернемся

мы вторично, согласно Гафизу,

мы, конечно, с тобой разминемся.

Я тебя никогда не увижу.

 

И окажется так минимальным

наше непониманье с тобою

перед будущим непониманьем

двух живых с пустотой неживою.

 

И качнется бессмысленной высью

пара фраз, залетевших отсюда:

 

«Я тебя никогда не забуду.

Я тебя никогда не увижу».

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО (1932 - 2017)

 

* * *

Не понимать друг друга страшно -

не понимать и обнимать,

и все же, как это ни странно,

но так же страшно, так же страшно

во всем друг друга понимать.

 

Тем и другим себя мы раним.

И, наделен познаньем ранним,

я душу нежную твою

не оскорблю непониманьем

и пониманьем не убью.

 

 

 

* * *

Со мною вот что происходит:

ко мне мой старый друг не ходит,

а ходят в мелкой суете

разнообразные не те.

И он

не с теми ходит где-то

и тоже понимает это,

и наш раздор необъясним,

и оба мучимся мы с ним.

Со мною вот что происходит:

совсем не та ко мне приходит,

мне руки на плечи кладёт

и у другой меня крадёт.

А той -

скажите, бога ради,

кому на плечи руки класть?

Та,

у которой я украден,

в отместку тоже станет красть.

Не сразу этим же ответит,

а будет жить с собой в борьбе

и неосознанно наметит

кого-то дальнего себе.

О, сколько

нервных

и недужных,

ненужных связей,

дружб ненужных!

Куда от этого я денусь?!

О, кто-нибудь,

приди,

нарушь

чужих людей соединённость

и разобщённость

близких душ!

 

 

 

ОДИНОЧЕСТВО

 

Как стыдно одному ходить в кинотеатры

без друга, без подруги, без жены,

где так сеансы все коротковаты

и так их ожидания длинны!

Как стыдно -

в нервной замкнутой войне

с насмешливостью парочек в фойе

жевать, краснея, в уголке пирожное,

как будто что-то в этом есть порочное...

Мы,

одиночества стесняясь,

от тоски

бросаемся в какие-то компании,

и дружб никчемных обязательства кабальные

преследуют до гробовой доски.

Компании нелепо образуются -

в одних все пьют да пьют,

не образумятся.

В других все заняты лишь тряпками и девками,

а в третьих -

вроде спорами идейными,

но приглядишься -

те же в них черты...

Разнообразные формы суеты!

То та,

то эта шумная компания...

Из скольких я успел удрать -

не счесть!

Уже как будто в новом был капкане я,

но вырвался,

на нем оставив шерсть.

Я вырвался!

Ты спереди, пустынная

свобода...

А на черта ты нужна!

Ты милая,

но ты же и постылая,

как нелюбимая и верная жена.

А ты, любимая?

Как поживаешь ты?

Избавилась ли ты от суеты;

И чьи сейчас глаза твои раскосые

и плечи твои белые роскошные?

Ты думаешь, что я, наверно, мщу,

что я сейчас в такси куда-то мчу,

но если я и мчу,

то где мне высадиться?

Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!

Со мною женщины в себя уходят,

чувствуя,

что мне они сейчас такие чуждые.

На их коленях головой лежу,

но я не им -

тебе принадлежу...

А вот недавно был я у одной

в невзрачном домике на улице Сенной.

Пальто повесил я на жалкие рога.

Под однобокой елкой

с лампочками тускленькими,

посвечивая беленькими туфельками,

сидела женщина,

как девочка, строга.

Мне было так легко разрешено

приехать,

что я был самоуверен

и слишком упоенно современен -

я не цветы привез ей,

а вино.

Но оказалось все -

куда сложней...

Она молчала,

и совсем сиротски

две капельки прозрачных -

две сережки

мерцали в мочках розовых у ней.

И, как больная, глядя так невнятно

И, поднявши тело детское свое,

сказала глухо:

"Уходи...

Не надо...

Я вижу -

ты не мой,

а ты - ее..."

Меня любила девочка одна

с повадками мальчишескими дикими,

с летящей челкой

и глазами-льдинками,

от страха

и от нежности бледна.

В Крыму мы были.

Ночью шла гроза,

и девочка

под молниею магнийной

шептала мне:

"Мой маленький!

Мой маленький!" -

ладонью закрывая мне глаза.

Вокруг все было жутко

и торжественно,

и гром,

и моря стон глухонемой,

и вдруг она,

полна прозренья женского,

мне закричала:

"Ты не мой!

Не мой!"

Прощай, любимая!

Я твой

угрюмо,

верно,

и одиночество -

всех верностей верней.

Пусть на губах моих не тает вечно

прощальный снег от варежки твоей.

Спасибо женщинам,

прекрасным и неверным,

за то,

что это было все мгновенным,

за то,

что их "прощай!" -

не "до свиданья!",

за то,

что, в лживости так царственно горды,

даруют нам блаженные страданья

и одиночества прекрасные плоды.

 

 

 

* * *

 

Идут белые снеги,

как по нитке скользя...

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

 

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

 

Идут белые снеги...

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

 

я не верую в чудо,

я не снег, не звезда,

и я больше не буду

никогда, никогда.

 

И я думаю, грешный,

ну, а кем же я был,

что я в жизни поспешной

больше жизни любил?

 

А любил я Россию

всею кровью, хребтом -

её реки в разливе

и когда подо льдом,

 

дух её пятистенок,

дух её сосняков,

её Пушкина, Стеньку

и её стариков.

 

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

 

И надеждою маюсь,

(полный тайных тревог)

что хоть малую малость

я России помог.

 

Пусть она позабудет,

про меня без труда,

только пусть она будет,

навсегда, навсегда.

 

Идут белые снеги,

как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня,

 

Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие

заметая следы.

 

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

 

 

 

РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ (1932 - 1994)

ЗА ТОГО ПАРНЯ

 

Я сегодня до зари

встану.

По широкому пройду

полю.

Что-то с памятью моей

стало:

всё, что было не со мной,

помню.

 

Бьют дождинки по щекам

впалым.

Для вселенной двадцать лет –

мало.

Даже не был я знаком

с парнем,

обещавшим:

«Я вернусь, мама!..»

 

А степная трава

пахнет горечью.

Молодые ветра

зелены.

Просыпаемся мы.

И грохочет над полночью

то ли гроза,

то ли эхо

прошедшей войны.

 

Обещает быть весна

долгой.

Ждёт отборного зерна

пашня.

И живу я на земле

доброй

за себя

и за того парня.

 

Я от тяжести такой

горблюсь.

Но иначе жить нельзя,

если

всё зовёт меня

его голос,

всё звучит во мне

его песня.

 

А степная трава

пахнет горечью.

Молодые ветра

зелены.

Просыпаемся мы.

И грохочет над полночью

то ли гроза,

то ли эхо

прошедшей войны.

 

 

 

* * *

 

Не думай о секундах свысока,

Наступит время - сам поймешь, наверное:

Свистят они, как пули у виска -

Мгновения, мгновения, мгновения...

 

Мгновения спрессованы в года,

Мгновения спрессованы в столетья...

И я не понимаю иногда,

Где первое мгновенье, где последнее...

 

У каждого мгновенья свой резон,

Свои колокола, своя отметина.

Мгновенья раздают кому позор,

Кому бесславие, а кому бессмертие...

 

Из крохотных мгновений соткан дождь,

Течет с небес вода обыкновенная,

И ты, порой, почти полжизни ждешь,

Когда оно придет, твое мгновение...

 

Придет оно, большое как глоток,

Глоток воды во время зноя летнего...

А в общем, надо просто помнить долг

От первого мгновенья до последнего...

 

ЭХО ЛЮБВИ

 

Покроется небо

пылинками звёзд,

и выгнутся ветки упруго.

Тебя я услышу за тысячу верст.

Мы – эхо,

мы – эхо,

мы – долгое эхо друг друга.

 

И мне до тебя,

где бы ты не была,

дотронуться сердцем не трудно.

Опять нас любовь за собой позвала.

Мы – нежность,

мы – нежность.

мы – вечная нежность друг друга.

 

И даже в краю

наползающей тьмы,

за гранью смертельного круга,

я знаю, с тобой не расстанемся мы.

Мы – память,

мы – память.

мы – звёздная память друг друга.

 

*********************************************

*********************************************

*********************************************

ВАСИЛИЙ ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ

Песня о Родине

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек!

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек.

 

От Москвы до самых до окраин,

С южных гор до северных морей

Человек проходит, как хозяин

Необъятной Родины своей.

 

Всюду жизнь и вольно и широко,

Точно Волга полная, течет.

Молодым - везде у нас дорога,

Старикам - везде у нас почет.

 

Наши нивы глазом не обшаришь,

Не упомнишь наших городов,

Наше слово гордое «товарищ»

Нам дороже всех красивых слов.

 

С этим словом мы повсюду дома,

Нет для нас ни черных, ни цветных,

Это слово каждому знакомо,

С ним везде находим мы родных.

 

Над страной весенний ветер веет,

С каждым днем все радостнее жить.

И никто на свете не умеет

Лучше нас смеяться и любить.

 

Но сурово брови мы насупим,

Если враг захочет нас сломать, -

Как невесту. Родину мы любим,

Бережем, как ласковую мать.

 

 

АЛЕКСАНДР ШИЛОВ

 

* * *

Да здравствует наша держава,

Отчизна великих идей,

Страна всенародного права

На радость и счастье людей!

 

За это священное право,

За жизнь и свободу свою

Великая наша держава

Врагов побеждала в бою.

 

Над Москвою чудесной,

Над любимой землей

Лейся, радостная песня

По нашей стране молодой!

 

Вейся, красное знамя,

Символ наших побед!

Ты горишь всегда над нами,

Как солнца ликующий свет!

 

По ленинским мудрым заветам

Нас партия к счастью ведет.

И сталинской думой согреты

Страна и советский народ.

 

Несметны республик богатства,

И сил богатырских не счесть

В стране всенародного братства,

Где труд — это доблесть и честь.

 

Над Москвою чудесной,

Над любимой землей

Лейся, радостная песня

По нашей стране молодой!

 

От дальней советской границы

До башен старинных Кремля

Растут города и станицы,

Цветут золотые поля.

 

И с каждым зерном урожая,

И с новым ударом станка

Все крепнет и крепнет родная,

Великая наша страна!

 

Над Москвою чудесной,

Над любимой землей

Лейся, радостная песня

По нашей стране молодой!

 

 

 

МИХАИЛ ИСАКОВСКИЙ

 

Слово об отчизне

 

Советская отчизна,

Родная наша мать!

Каким высоким словом

Мне подвиг твой назвать?

Какой великой славой

Венчать твои дела?

Какой измерить мерой —

Что ты перенесла?

 

В годину испытаний,

В боях с ордой громил,

Спасла ты, заслонила

От гибели весь мир.

Сыны твои бесстрашно,

Врывались в самый ад,

Ложилися под танки

Со связками гранат;

В горящем самолете

Бросались с облаков

На пыльные дороги,

На головы врагов;

Наваливались грудью

На вражий пулемет,

В боях стояли насмерть

У речек, у высот...

 

Скажи: а сколько ж, сколько

Ты не спала ночей

В полях, в цехах, в забоях,

У доменных печей?

По твоему призыву

Работал стар и мал, —

Ты сеяла, и жала,

И плавила металл;

Рубила в шахтах уголь,

Валила наземь лес,

Заводы возводила,

Сдвигала горы с мест…

 

Бессменно ты стояла

На вахте фронтовой.

Чтоб на врага обрушить

Удар смертельный свой.

И, в бой благословляя

Своих богатырей,

Ты знала — будет праздник

На улице твоей.

И он пришел! Победа

Твоя недалека:

За Тиссой, за Дунаем

Твои идут войска;

Твое пылает знамя

Над склонами Карпат,

На Висле под Варшавой

Твои костры горят;

Твои грохочут пушки

Над прусскою землей,

Огни твоих салютов

Всплывают над Москвой...

 

Скажи: какой же славой

Венчать твои дела?

Какой измерить мерой

Тот путь, что ты прошла?

Никто в таком величьи

Вовеки не вставал!

Ты выше всякой славы,

Достойней всех похвал.

И все народы мира,

Что с нами шли в борьбе,

Придут и благодарно

Поклонятся тебе;

Поклонятся всем сердцем

За все твои дела,

За подвиг твой бессмертный,

За все, что ты снесла;

За то, что жизнь и правду

Сумела отстоять,

Советская отчизна,

Родная наша мать!

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-16 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: