Сирил Дейви
Леди с лампой
(повесть о Флоренс Найтингейл)
Оглавление
1. Призыв................................................................................................ 3
2. Трудные годы.......................................................................................... 8
3. Семейное потрясение........................................................................... 12
4. Харли Стрит.......................................................................................... 16
5. В Крым.............................................................................................. 20
6. Скутари.............................................................................................. 25
7. Леди с лампой....................................................................................... 30
8. Флоренс выигрывает свою битву....................................................... 35
9. Встреча с королевой............................................................................. 40
10. Живая легенда..................................................................................... 44
Флоренс Найтингейл
(1820 — 1910)
На протяжении более чем ста лет Флоренс Найтингейл была больше чем национальной героиней Англии. Благодаря ее упорству и энергии, профессия сиделки стала почитаемой во всем мире. Прозвище “Леди с лампой” она получила, работая в полевом госпитале во время Крымской войны. Ее жизнь — это путь веры и решимости следовать своему предназначению.
Призыв
Когда в Англии друзья Найтингейлов прочли эту новость, они не могли поверить своим глазам. У них родился еще один ребенок, говорили они, и снова девочка! Ей дали причудливое имя! Вы слышали что-нибудь подобное? Бедный ребенок, что он будет с таким именем делать? Вы слышали, чтобы ребенка назвали именем города, в котором он родился? Да к тому же итальянского! Они рассматривали письмо, чтобы убедиться, что нет никакой ошибки. И в самом деле — Флоренс! Каждого рассмешит такое имя.
Никто из них не мог тогда подумать, как далеки такие предположения от действительности.
Никто бы не поверил, что девочка, родившаяся в Италии летом 1820 года, будет известна почти в каждой стране мира и прежде чем закончится столетие, тысячи девочек в ее честь будут названы таким же именем.
* * *
Флоренс исполнился год, когда ее родители вернулись из поездки по Европе в Англию. Они провели там три года, путешествуя после своей свадьбы по Италии и Греции. Они могли себе это позволить: Фанни Найтингейл, мать Флоренс, была очень богата. Благосостояние ее отца, которого все называли В. Е. Н., также позволяло ему никогда и ничего не делать. Они были так обеспечены, что Фанни решила: как только они поженятся, она не станет жить в старомодном особняке, который унаследовал В.Е.Н., и пока они будут в отъезде, следует построить новый дом, который будет называться Ли Харст.
Когда они подъехали к дому, она посмотрела на него с разочарованием. Лакей спрыгнул с запяток кареты и открыл перед ней дверцу, кучер взял лошадь под уздцы. Пати, двухлетняя сестра Флоренс, плакала, продрогнув после солнечного Средиземноморья. Да и Флоренс после долгого путешествия порывалась из рук нянечки опуститься на землю.
— Ты думаешь, что мы все сможем жить в таком небольшом доме? — спросила Фанни своего мужа. — Мы, наши дети, нянечка, экономка, камердинер, лакеи и горничные. Сколько же спален в этом доме?
— Пятнадцать, — ответил В.Е.Н.
— Сколько? — переспросила Фанни, — всего пятнадцать спален? Не может быть! Нам нужен дом гораздо больший и еще дом в Лондоне. Девочки скоро подрастут, им незачем жить в тесноте, как беднякам в лачугах. Фанни подобрала свои разноцветные юбки и поднялась по ступенькам на крыльцо. За ней, немного сзади, шли муж и нянечка, которая несла на руках Флоренс и вела за руку ее сестру.
* * *
С самого рождения Флоренс окружала роскошь. Она могла иметь все, что пожелает, и под рукой всегда были слуги, чтобы выполнить все ее приказания. Ее отец был блестяще образованным человеком, которого всегда приглашали в высший свет и к знаменитым людям. Мать следила за тем, чтобы девочки имели хорошие манеры и были изысканно одеты. Ли Харст превратился в летнюю резиденцию, все остальное время они проводили в новом, гораздо большем доме, который они купили в Эмбли, графство Гемпшир. Дважды в год они всей семьей переезжали в Лондон. Флоренс приходилось видеть бедняков и в Дербишире, где находился Ли Харст, и в Эмбли, но таких жалких и грязных, как в Лондоне, она не встречала. Патти обычно обходила стороной встречавшихся на ее пути обитателей трущоб, чтобы те не прикоснулись и не испачкали ее одежду, Флоренс же останавливалась, чтобы заговорить с ними.
— Мне кажется, это ужасно, что люди так бедны, — говорила она своей матери, — у нас есть все, что мы пожелаем, а у них не хватает даже еды. У них нет хорошей и чистой одежды, как у нас.
— Грязные создания! — фыркнула Патти, сморщив носик.
— Но почему люди должны быть до такой степени бедными! — настаивала Флоренс. — Неужели никто о них не может позаботиться?
Фанни обняла за плечи Патти и прижала ее к себе. Флоренс всегда казалась ей немного странной, даже будучи ребенком. Она никогда не стремилась стать любимицей и не ласкалась к матери, как Патти.
— Не стоит беспокоиться о них, Флоренс, — ответила она резко, — Бог сделал одних людей богатыми, а других бедными. Он знает, почему Он так сделал, и не нам вмешиваться в это и что-либо изменять. — Она заметила, что Флоренс нахмурилась, и продолжала дальше, — Ты должна благодарить Его за то, что Он дал тебе так много, в то время как другим так мало!
Вопрос Флоренс так и остался без ответа, но она больше ничего не сказала. Она очень быстро поняла, что у ее матери нет ответов на такие вопросы, и перестала задавать их. Но в своем воображении она задавала себе их снова и снова. В доме, полном людей, она была одиноким ребенком. И хотя она и играла вместе с Патти в куклы, никогда не делилась своими мыслями с сестрой. Казалось, что она живет в своем маленьком мире, который придумала для себя от самого рождения. Она была благодарна за все, что у нее было, что она могла купить себе самое лучшее, но она не была от этого счастлива.
* * *
Ни Патти, ни Флоренс не ходили в школу. Их мать пыталась нанять им частных учителей, но ни одна из претенденток, с которыми она беседовала, не подошла ей. Пришлось отцу начать их обучение. Он учил их истории и языкам: латинскому, греческому, немецкому, французскому и итальянскому, а гувернантки давали уроки музыки и танцев. Флоренс очень понравилось учиться, и она только пожимала плечами, когда Патти при первой же возможности старалась улизнуть в сад.
Сама же она много занималась, изучая то историю, то языки.
Обычно после долгих занятий Флоренс вместе с книгами перебиралась из-за своего стола на широкий подоконник. Однажды она задумчиво смотрела вдоль парка, в котором Патти весело играла в тени деревьев со своими куклами, и книга незаметно выскользнула у нее из рук. В таком положении ее застала воспитательница.
— Мисс Флоренс!
Флоренс молчала, она ее не слышала. — Мисс Флоренс! — повысила голос воспитательница и подошла к окну. — Чем вы занимаетесь?
— Ничем, я читаю.
— Вы не читаете, вы мечтаете. Вы всегда о чем-то мечтаете, мисс. Это неразумно и очень вредно для вас. Почему бы вам не пойти в парк и не поиграть с мисс Патти?
Хорошенькое личико Флоренс стало угрюмым.
— Потому что я не хочу играть, вот почему!
Воспитательница обняла за плечи девочку.
— Пойдемте, мисс. Вы слишком много времени проводите здесь, мечтая о всяких пустяках. — Она не обращала внимание на то, что Флоренс пытается отстранить ее руку. — Если вы не хотите играть, займитесь чем-нибудь полезным. Где ваше вышивание?
— Я не хочу вышивать, — огрызнулась Флоренс.
— Праздный ум — мастерская дьявола. Что скажет ваша мать, когда узнает, что вы опять целый день о чем-то мечтали? — Флоренс ничего не ответила и пошла к двери.
— Так о чем же вы все-таки мечтаете? — спросила воспитательница. Но девочка молча вышла из комнаты. Воспитательница, прежде чем выйти следом за ней, привела в порядок комнату.
Сцены, подобные этой, случались часто. И если Флоренс не мечтала, то она что-нибудь писала, что, по мнению воспитательницы, было еще хуже. Как и многие дети в те времена, Флоренс вела дневник. Но если ей неожиданно приходила важная мысль, она записывала ее на любом клочке бумаги, который был под рукой. Эта привычка осталась до конца ее жизни. По сей день сохранились сотни таких ее записочек.
Фанни не могла ее понять. — Не знаю, что мы будем с ней делать, — говорила она мужу. — Почему она не такая, как Патти: милая, вежливая, обычная девочка?
— Не знаю, — отвечал он, — но все почему-то в первую очередь замечают Флоренс. Она умнее и лучше держит себя.
— Да, она очень мила, когда у нас кто-то гостит, но гости не видят ее, когда она бывает совершенно несносна. Если такое поведение от большого ума, то это очень печально. Зачем девочке много ума? Дело женщины заниматься домом, выходить замуж, ухаживать за мужем и детьми. Для этого не требуется много ума!
В.Е.Н. рассмеялся.
— Я думаю, что она выйдет замуж и, возможно, раньше, чем Патти. Когда у нас гостят мальчики, они больше обращают внимание на нее, чем на ее сестру.
* * *
Быстро прошли годы. Флоренс и Патти превратились в очаровательных, веселых девушек. К этому времени Флоренс исполнилось шестнадцать лет, и Фанни решила снять дом в Лондоне на весь сезон, чтобы дочери смогли вращаться в высшем обществе и знакомиться с молодыми людьми высшего света. Для нескончаемых зимних вечеров и приемов необходимо было привести в порядок Эмбли Парк, и пока этим будут заниматься, Фанни уговорила мужа отправиться на год в Европу.
— Девочкам это пойдет на пользу, — сказала она и тут же добавила: — особенно Флоренс.
Прошло несколько месяцев после их поездки, и Фанни показалось, что ее идея удалась. Патти, пробыв год во Франции, Италии и Флоренции, изменилась. Она стала более веселой и живой. Но на
Флоренс путешествие никак не повлияло.
Это произошло в феврале. Флоренс как обычно читала на подоконнике, но больше глядела в окно. Ее взгляд блуждал где-то вдалеке. Воспитательница, укоряя ее за мечтательность, не подозревала, что этот день станет самым важным в жизни Флоренс. Флоренс думала о Ли Харсте и Эмбли, о своих друзьях, о том довольстве и роскоши, которыми она была окружена. А еще она думала о бедняках, которых повсюду встречала. Она думала о юношах, с которыми знакомилась на балах, о их старших женатых друзьях, и о том, чем она будет заниматься в это же время через год, или через два, или через три...
Внезапно она вздрогнула и, посмотрев наверх, напрягла слух. Затем оглядела комнату и тихо встала, как бы прислушиваясь к кому-то. Несколько раз она покачала головой, будто отвечая на чей-то голос. Затем вышла из комнаты. На ее лице было странное выражение удивления и счастья.
Немного позже она написала небольшую записку и положила ее к своим драгоценностям. Вот что было в ней: “Седьмого февраля 1837 года Господь говорил ко мне и призвал меня служить Ему”.
С этого дня она изменилась. Бог хотел, чтобы она служила Ему. Чем именно, она не знала, но на тот момент этого было достаточно. Прошло много лет, прежде чем она узнала, каким образом она может послужить. Она никому не рассказала об этом событии, и ее мать подумала, что Флоренс просто стала веселой и счастливой девушкой.
Трудные годы
Найтингейлы вышли из кареты и позвонили в дверь, и хотя дверь была не заперта, на звонок никто не вышел.
— День, мы кажется, не перепутали, — сказал В.Е.Н.
— И дом тоже, — добавила Патти. — На двери написано: улица Де-Бас 120.
— Возможно, никого нет дома.
Флоренс вошла в открытую дверь.
— Кто-то есть. Слышите, раздаются голоса, похоже, детские!
— Но миссис Кларк не замужем. Откуда здесь дети?
Флоренс рассмеялась:
— Сейчас узнаем. Если никто не отвечает на звонок, значит гости, которых ожидают, могут запросто войти. — Она открыла дверь, осмотрела вестибюль и стала подниматься наверх. — Все говорят, что миссис Кларк довольно странная.
Остальные в нерешительности поднимались за ней по лестнице, и детские голоса слышались все отчетливее.
Найтингейлы почти завершали свое турне по Европе. Флоренс была поражена Ривьерой, восхищена Женевой и влюблена во Флоренцию, город, в котором она родилась. Побыв в Италии, они переехали в Женеву, и когда им показалось, что Швейцария будет втянута в войну, они отправились в Париж. Это путешествие растянулось на полтора года. Поначалу Флоренс все думала: к чему ее призвал Бог? Она хотела в точности знать Его желание. Но она так была увлечена зваными вечерами, посещениями оперы, концертами, приемами, что почти забыла об этом. Париж не давал скучать, и это были их последние впечатления от Европы перед возвращением в Англию к более размеренной жизни.
На прощание их друзья посоветовали им:
— Вы должны познакомиться с миссис Мери Кларк.
— Зачем? — спросила Фанни.
— Потому что она одна из самых замечательных женщин Парижа. Она знает всех. Правда, она не любит женщин и утверждает, что они глупы, не умеют мыслить, говорят вздор и не делают ничего путного. У нее много друзей мужчин, и среди них немало весьма важных и интересных личностей.
— Каких же, например? — поинтересовалась Флоренс.
— К примеру, господин Молл. Его очень интересует проблема, связанная с больницами, и он всегда старается сделать как можно больше для бедных и особенно для больных людей. Вам непременно надо познакомиться с миссис Кларк. Мы попросим ее, чтобы она пригласила вас к себе.
И вот Найтингейлы поднимались по лестнице в доме миссис Кларк, гадая, какого все-таки человека они увидят. В комнате наверху они заметили двух серьезного вида джентльменов в черных костюмах, которые кипятили на открытом огне чайники. За ними была распахнута дверь в соседнюю комнату, куда и вошли гости. Там в самом разгаре проходил шумный детский праздник. В центре круга прыгала и хлопала в ладоши леди, ростом едва выделявшаяся среди детей. Как только она заметила вошедших, тут же пригласила их:
— Присоединяйтесь к нам!
Флоренс, подобрав свои юбки, стала в круг, все же остальные молча стояли в стороне. Так началась крепкая дружба между Флоренс и этой женщиной. Это знакомство произошло в то время, когда она задумывалась над своим призванием. Беседуя с Кларки, так все называли эту женщину, она поделилась с ней своими сокровенными мыслями, которые для всех оставались тайной. Когда они уезжали в Англию, Кларки пообещала приехать к ним при первой же возможности. Для Флоренс она сказала особые слова:
— Не растрачивай свое время попусту, моя дорогая. У тебя есть призвание в этом мире. Я это вижу. Будь готова исполнить его, когда Бог скажет тебе о нем.
* * *
Дома, в Англии, девушки снова окунулись в светскую жизнь. Трудно было задумываться над Божьим призванием в самый разгар лондонского сезона развлечений. Патти вообще ни о чем не думала, кроме удовольствий. Сестры были постоянно окружены великосветскими молодыми людьми, одетыми по последней моде в узкие лосины и нарядные сюртуки. Флоренс выделялась своей красотой, и многие из них влюблялись в нее с первого взгляда. Замужество королевы Виктории с очаровательным молодым немецким принцем Альбертом привлекло в Лондон множество людей, и Найтингейлов приглашали повсюду на вечера и приемы, на которых в числе гостей бывали и королева с супругом. Казалось, что жизнь не может быть более захватывающей.
Письмо от Кларки, в котором она писала о женской болтовне и капризах, встревожило совесть Флоренс, да и новый ее друг, с которым она познакомилась в Англии, подтолкнул ее к серьезным размышлениям. Это был господин Бансен, германский посол. У него была дочь примерно одних лет с Флоренс. И Флоренс была желанным гостем в их доме. Посол был религиозным человеком, который, как и Кларки, искал пути для оказания помощи бедным и больным.
— Хорошо бы вам увидеть Кайзерсверт, мисс Найтингейл, — сказал он.
— Кайзерсверт? Что это и где это? — спросила она.
— Это наполовину госпиталь, наполовину приют у нас в Германии. Место, где лечат и обучают бывших заключенных, которым некому оказать помощь.
— Его возглавляет пастор Флиднер, — добавила мисс Бансен. — Я хочу попасть туда и обучиться на сиделку.
— Да, мне интересно узнать об этом подробней, — сказала вежливо Флоренс. — Хотя моя мама не позволит мне уехать в Германию и тем более учиться профессии сиделки. У нас в Англии, как вы знаете, к ней относятся с презрением. Сиделки, как правило, женщины среднего возраста, опустившиеся и с плохой репутацией.
— Я знаю, что ваши больницы в очень плохом состоянии, — сказал посол. — Они очень грязны и переполнены больными.
— Да, да, они именно такие, хотя в действительности я мало что о них знаю, — сказала Флоренс.
* * *
Ее не очень интересовал Кайзерсверт. Она больше думала об Англии, которая как раз входила в один из самых трудных периодов своей истории. Начались голодные сороковые годы. В Шотландии люди уже голодали, и в Англии цены на кукурузу и картошку, основную еду бедняков, росли все выше и выше. Бедняки, а многие из них были без работы, не могли купить еду. Где бы Флоренс ни была, всюду она видела одну и ту же картину. Мужчины и женщины, которые были больше похожи на огородные пугала, чем на людей, ходили от дома к дому в поисках пищи. Некоторые сидели возле своих лачуг не в силах выйти на работу в поле. По пути в Хемпшир карета Найтингейлов то и дело останавливалась, и В.Е.Н. бросал голодным монеты, за которые они чуть не дрались.
— Бедняги! — говорила Фанни со слезами на глазах. — Как это Господь допустил до такого!
Флоренс так же было жалко бедняков, как и ее матери, и она начинала понимать, чего Господь хочет от нее. Кларки и семья Бансенов направляли ее мысли в нужное русло. Будучи в имении Ли Харст, она решила посмотреть, как же все-таки живут люди низких сословий. Она отправилась проведать их и после этого снова и снова ходила туда.
Она ужаснулась увиденному и в дальнейшем так и не смогла привыкнуть к такому положению. Она никак не предполагала, что люди могут быть так бедны. Когда она подошла к первому домику, то не решалась войти в эту жалкую хибару, из которой несло спертым, неприятным воздухом. Но она вошла и на грязном полу увидела двух играющих детей. Один из них начал плакать, а другой покрепче прижал к себе “куклу”. Куклой служила деревяшка, завернутая в лоскут материи. Это была единственная игрушка во всем доме. В комнате было холодно, дров для печки не было. Выбитые окна были заткнуты мешковиной.
— Вы есть хотите? — спросила Флоренс и достала хлеб. Дети бросились к ней и через минуту уже дрались за еду, катаясь по полу и вырывая ее друг у друга. Сверху раздался слабый голос. Флоренс оставила детей, которые на полу с жадностью ели хлеб, и пошла наверх. Ступеньки были скользкими от грязи. В комнате наверху рядом с железной кроватью стоял поломанный стул, на нем надбитый глиняный кувшин с водой и больше ничего. Ни штор, ни ковров в комнате не было. На кровати лежала женщина, укрытая несколькими рваными простынями. Она была очень худа, щеки ее горели лихорадочным румянцем, и лоб покрыла испарина. Флоренс отступила назад, чтобы женщина не увидела выступившие у нее слезы. Ей хотелось убежать отсюда без оглядки, но она взяла себя в руки и подошла к постели.
— Как долго вы болеете? — спросила она.
— Я не знаю, уже много дней, — слабо ответила больная.
— А доктор вас осматривал?
— Такие, как мы, не могут позволить себе доктора и лекарства. Они для таких богачей, как вы, мисс.
— А как насчет еды. Сколько...
Женщина перебила ее и быстро ответила:
— У нас было немного старой заплесневелой картошки, а сейчас мы ходим на поле в поисках съестного и живем на подаяния, которые нам дают такие люди, как вы. Мой муж умер несколько лет тому назад, и у нас некому работать. Дети еще малы. Старшему четыре года.
Флоренс не могла поверить в то, что она видела
и слышала.
— Я скоро вернусь, — сказала она и, уходя, спросила: — А в соседних домах люди в таком же положении?
— Да, все так живут. Люди голодают по всей Англии. Почему никто не позаботится о таких, как мы?
Час спустя Флоренс снова шла из дому по направлению к лачугам. В корзинке она несла одежду, простыни, еду и лекарства. Это было началом нескончаемых посещений бедных и больных во всей округе. Она не слышала так отчетливо Божьего голоса, как она слышала его год или два назад. Но она знала, что Господь хочет, чтобы она посвятила свою жизнь тем, кто нуждался и особенно больным.
Семейное потрясение
— В самом деле, — проворчала Фанни Найтингейл, — поведение Флоренс стало совершенно бесцеремонным.
Патти кивнула головой в знак согласия.
— Она каждый день опаздывает к ужину. И по запаху можно сразу сказать, где она была. Она ходит по лачугам!
— Я уверена, что никаким мытьем не смыть заразу, которую она может оттуда принести. — Фанни сморщила нос от отвращения и посмотрела на часы. — Ну сколько ее можно ждать? Уже опаздывает на полчаса. Она повернулась спиной к окнам, через которые смотрела в парк, и взяла Патти за руку. — Пойдем, дорогая. Хорошо хоть ты уважаешь свою мать. Если у Флоренс такие манеры, то мы будем есть без нее. Ей даже безразлично, что мы ожидаем сегодня гостей. Она думает только о тех ужасных людях.
— Она никогда не уделяет мне внимания, — заметила Патти с обидой, когда они входили в большую столовую, где их уже ждали служанки, готовые подавать на стол. — Она знает, как я ранима и что мне нельзя волноваться. Почему она проводит столько времени со слугами и крестьянами, а не со мной? Это невыносимо! — обиженно фыркнув, она села за стол.
Обед подходил к концу, когда вошла Флоренс. Она помылась и переоделась в чистое шуршащее шелковое платье. Она попросила прощение за опоздание, но не пыталась что-либо объяснять. Флоренс знала, что ни мать, ни сестра не поймут ее чувств. По этой причине она никогда и не пыталась рассказать им о том, что Господь призвал ее послужить Ему.
— Ухаживать за больными людьми, в особенности бедными, это не занятие для леди, — сказала Фанни, когда служанка ставила тарелку перед Флоренс.
— Но, мама... — начала Флоренс.
— Я не хочу слышать никаких “но”, — перебила ее мать. — То, как ты себя ведешь, отвратительно. Вся округа только и говорит о тебе.
Патти саркастически скривила губы:
— Мне кажется, что следующим твоим шагом станет работа сиделкой.
— Ты считаешь, что это так же позорно, как быть уборщицей? — спросила Флоренс.
Фанни встала из-за стола.
— Для молодой девушки твоего круга и достатка, принадлежащей к такому дому, это будет гораздо позорней, — сказала она холодно. — Но я не думаю, что даже ты сможешь опуститься так низко! — Вместе с Патти они вышли из столовой.
Флоренс побледнела и ничего не ответила. В некоторой мере она понимала, что мать по-своему права. Сиделками работали в основном женщины среднего возраста, которые не могли найти себе другой работы. Многие из них не имели никакой подготовки и ничего не знали о болезнях и лечении. В больницы поступали только бедные люди, и в задачу сиделок входило мытье полов, чистка одежды, стирка белья и поддержание порядка. Многие из сиделок были аморальные, спившиеся женщины. Мать Флоренс была права в том, что эта работа не для образованной аристократической девушки. С другой стороны, ее друзья Кларки и Бансены были иного мнения. Кларки говорила, что самые лучшие сиделки в Европе — католические монахини, которые выбрали эту работу не как средство зарабатывать деньги, а как служение Господу. Больницы, в которых они работали, были чисты, хорошо ухожены, и сами сестры были хорошо подготовлены и профессиональны. Дочь немецкого посла хотела обучаться на сиделку в одном из протестантских заведений такого толка. Флоренс считала, что профессия сиделки непрестижна потому, что никто не пытался сделать из нее действительно нужную и уважаемую профессию в Англии. Она приняла решение: несмотря на противостояние, с которым она столкнется в семье и среди друзей, она станет сиделкой.
* * *
В июле 1844 года к Найтингейлам в Эмбли приехали с визитом важные гости из Америки. Это были доктор Самюэль Гридли Хау и его жена Джулия. Они были хорошо известны в своей стране, и одни люди любили их, в то время как другие ненавидели. Причина такого двоякого отношения вскоре стала ясна для Найтингейлов. Их гости были защитниками рабов и делали все, что в их силах, помогая борцам за свободу рабов в Америке. Джулия Хау несколькими годами позже написала песню для республиканской армии, которая сражалась за освобождение рабов: “Мои глаза увидят славу грядущего Господа”.
Таким образом, Флоренс познакомилась еще с двумя людьми, которые любили всех нуждающихся, как Кларки и Бансены.
— Доктор Хау, — сказала она как-то вечером, после того как они пробыли у них несколько дней, — я бы хотела поговорить с вами.
— Я к вашим услугам, дорогая Флоренс, — сказал он с непривычным для уха Флоренс американским акцентом. — Рад буду помочь вам. Так о чем пойдет речь? — Но тут Флоренс увидела, как ее мать встала из-за фортепьяно и направилась к ним.
— Не сейчас, — прошептала она, — я хочу поговорить с вами наедине. Не могли бы мы с вами встретиться завтра утром в библиотеке, скажем, часов в десять?
Доктор Хау кивнул в знак согласия, и тут подошла Фанни и села рядом с ними.
На следующее утро, когда доктор Хау вошел в библиотеку, Флоренс уже была там. В длинном нарядном платье, которое почти касалось пола, она была сама молодость и привлекательность. Лицо ее было серьезным.
— Простите меня за то, что я вам надоедаю своими вопросами, но я не хочу говорить об этом с кем-либо из членов моей семьи. Садитесь, пожалуйста, — она указала ему на большое удобное кресло у камина.
Доктор присел, осмотрев уютную комнату, обставленную шкафами с книгами, многие из которых были написаны на иностранных языках. Книги были в великолепных кожаных переплетах. На столе стояла огромная ваза с цветами. Он подумал о том, что состоятельные англичане живут в настоящей роскоши. У них есть все, что можно купить за деньги. Несомненно, эта молодая прекрасная девушка выйдет замуж за богатого молодого человека, будет жить в собственном доме и вскоре станет такой же, как все люди ее круга. Возможно, сейчас она хочет посоветоваться с ним о молодом человеке, которого она любит. Но первый же ее вопрос удивил его:
— Знаете ли вы, что католические монахини, сестры, как их называют, работают в больницах?
— Да, знаю, — ответил он.
— Как вы думаете, будет очень шокирующе, если молодая девушка посвятит себя этой профессии?
Доктор пристально посмотрел на нее.
— Вы имеете в виду стать монахиней?
— Нет, я имею в виду такой девушке, как я, обучаться профессии сиделки в больнице.
— Для Англии это будет совершенно необычным. — Он задумался на минуту и добавил: — Я обратил внимание, что в Англии все необычное воспринимается большинством людей как неподобающее.— Его мнение о Флоренс полностью поменялось. Было очевидно, что она представляет собой нечто большее, чем просто приятная и веселая светская девушка. Он посмотрел на ее серьезное лицо:
— Мне кажется, что вы имеете в виду себя. Если вы уверены, что такой образ жизни — правильный для вас путь, то ступайте по нему. Следуйте своему вдохновению. Хотя многие люди вас не поймут. Как к этому относятся в вашей семье?
— Они будут думать, что я хуже, чем уборщица, — улыбнулась в ответ Флоренс.
— Относитесь к этому спокойно. Идите по избранному вами жизненному пути, куда бы он ни привел вас, и пусть Господь благословит вас!
* * *
Это был поворотный пункт в жизни Флоренс. Бог только однажды заговорил с ней напрямую, и она понимала, что Он говорит с ней и через других людей. Она была уверена, что Он говорит с ней через доктора Хау. С того момента, когда Бог призвал ее, прошло семь лет. Это было долгое время ожиданий, но теперь она знала, чего Бог хотел от нее. Вся сложность заключалась в том, чтобы убедить семью в своей правоте. Флоренс рассчитывала на человека, который, как она полагала, поможет ей разрешить эту проблему.
Доктор Фаулер, возглавляющий больницу в Солсбери, недалеко от Эмбли, был большим другом Найтингейлов. Как-то он остановился погостить у них на несколько дней. Фаулер был не из тех докторов, которые мирятся с запущенностью старых больниц. И он уделял внимание улучшению условий труда сиделок в заведении, где работал. Флоренс не раз писала ему, проявляя интерес к лекарствам и медицине. Она перечитала все книги, которые могла найти на эти темы, и они были испещрены ее пометками. Фаулер знал о ее интересе к этому делу. Флоренс была уверена, что его приезд в Эмбли поможет ей решить вопрос о своем будущем. И с его поддержкой она сможет уговорить свою семью.
За ужином Флоренс завела разговор о больницах.
— Конечно, — сказала она, — это не предмет обсуждения за столом, но больницы находятся в таком ужасном состоянии. Они как правило грязны и требуют ремонта. Палаты переполнены больными.
— Какой ужас! — вставила Фанни. — Мне прямо дурно становится, когда я подумаю о них.
— Я не удивляюсь такому состоянию больниц, — сказал Фаулер, — нет денег, чтобы содержать их в чистоте. Во многих больницах простыни меняют раз в месяц, не зависимо от того, сколько
пациентов спало на них.
— А как обстоят дела с сиделками?
— И не спрашиваете об этом, мисс Флоренс. — Я делаю все, что в моих силах, чтобы подобрать женщин, которые бы соответствовали этой профессии, но на это уйдет очень много времени.
Флоренс оглядела всех сидящих за столом. Серебряный сервиз отражал падающий от лампы свет, и ее отец, сидя в конце стола, молча смотрел в свою тарелку. Ее мать сидела на противоположной стороне, и на ее аристократическом лице читалось неудовольствие от затронутой запретной темы. Патти, сидевшая рядом с миссис Фаулер, заерзала на стуле.
— Я спрашиваю о них потому, что сама хочу стать сиделкой. Позвольте мне приехать в Солсбери и учиться в вашей больнице.
После этих слов на несколько мгновений установилась мертвая тишина. Затем Фанни вскрикнула: “Ах! Ах!...”, не в силах сказать что-либо. Патти вскочила из-за стола и, схватившись за голову, выбежала прочь.
Харли Стрит
— Не могу себе представить, как она все это выносит, — сказала Фанни возмущенным голосом. Она держала в руках первое письмо, которое прислала Флоренс, и теперь все вместе сидели в гостиной и обсуждали его.
— Вставать каждый день в пять часов утра, — добавила Патти.
— Она и дома вставала в это же время, — сказал отец, — она считала, что это лучшее время для занятий.
— Да! — сказала Патти, — но она не завтракала без четверти шесть! — Она посмотрела на страдающее лицо матери. — Посмотрите, что она пишет о еде.
— Они едят четыре раза в день...
— Да, но им дают только десять минут на прием пищи. Два раза в день они едят суп и хлеб, а остальные два раза похлебку с овощами.
Фанни вздохнула:
— Она так долго не протянет. Все-таки, она воспитана как леди, и это ее погубит. Бедная Флоренс!
— Сомневаюсь, — возразил В.Е.Н., — даже если ей будет очень трудно, она никогда не отступит от своего решения. Просто вы ее плохо знаете. Ее дух не так-то просто сломить.
Отец всегда ее защищал и понимал лучше, чем мать и сестра.
* * *
Флоренс все же не попала в Солсбери. Фаулеры были так же напуганы этой идеей, как и члены ее семьи. И доктор приложил все усилия, чтобы отговорить ее. Вместо Солсбери она устроилась в Кайзерсверт, в котором Шарлотта Бансен училась на сиделку. Для матери Флоренс это заведение было ничуть не лучше больницы в Солсбери, хотя Кайзерсверт был совершенно не похож ни на одну из британских больниц. Двадцать лет назад Флиднер, молодой немецкий пастор, и его жена у порога своего дома столкнулись с освободившимся заключенным, которому некуда было идти и некому было помочь. Они приютили его в ветхом домике, расположенном в саду. Он был первым из многих бывших заключенных, получивших здесь убежище. Вслед за заключенными они обратили свои сердца к сиротам и больным. Сейчас заведение Кайзерсверт включал в себя приют, дом для бывших заключенных, школу подготовки учителей, больницу. Повсюду было чисто, аккуратно, и над всем царила хорошая дисциплина. Сиделками работали хорошо обученные, добрые и честные христианские девушки и женщины. Все они служили другим людям из любви к Богу. Флоренс была очень счастлива, что приехала сюда, и хотя она мало говорила о своей религии, намерение стать сиделкой было выражением ее любви к Богу и ее желанием творить Его волю. Она предполагала пробыть в Кайзерсверте три месяца, а затем вернуться домой и приложить все усилия, чтобы на практике применить свои знания. Для нее было нелегко приехать в Германию, и она решила, что каждый час будет проводить с наибольшей отдачей.
Фанни, оправившись от своей истерики, после того как Флоренс попросила Фаулеров позволить ей поработать в их больнице, дала выход накопившемуся гневу. Вначале она обвинила ее в неблагодарности к семье. Некоторое время она даже не разговаривала с дочерью и затем назначила ее старшей над кладовкой и бельевой, “чтобы как-то занять ее ум”. Флоренс была на грани нервного срыва и на несколько недель слегла в постель. Только когда друзья семьи, мистер и миссис Брейсбридж предложили взять ее с собой в Италию, куда они собирались на длительный отдых, она начала поправляться. Но не мысль об Италии так подействовала на нее, а ее тайная надежда, что она попытается убедить Брейсбриджей возвращаться через Германию и она сможет увидеть Кайзерсверт, о котором так много слышала.
* * *
Ей удалось повидать Кайзерсверт, но за время этого отпуска произошло и более важное событие. Больше всего времени они проводили в Риме, и Флоренс любила посещать музеи, бродить по улицам и ходить в церкви. Однажды она, взволнованная, вернулась домой после одной такой прогулки.
— Я познакомилась утром с прекрасным молодым человеком.
Миссис Брейсбридж испуганно посмотрела на нее:
— Я надеюсь, дорогая, это был не итальянец? — спросила она резко.
Флоренс рассмеялась.
— О нет! Это был англичанин, настоящий англичанин. Я сразу поняла это, как только взглянула на него.
Миссис Брейсбридж посмотрела на нее так, как будто это было еще хуже.
— И он женат. Очень веселый и интересуется тем же, чем интересуюсь я.
— Но, дорогая Флоренс...
— Не волнуйтесь! Он не только женат, но и был вместе со своей женой. Они проводят здесь свой медовый месяц. Его зовут Герберт, Сидни Герберт, а жену Элизабет. Она очаровательна!
Миссис Брейсбридж успокоилась и даже обрадовалась, когда Флоренс представила ей Гербертов, она написала ободряющее письмо Фанни о новых друзьях Флоренс. Они вместе посещали церкви и музеи, ходили на экскурсии и договорились встретиться в Англии по возвращению домой. Флоренс полагала, что мама будет рада принять их в доме, так как Элизабет была из хорошей семьи, а Сидни Герберт был политиком, который, и это было очевидно, станет важным чиновником в правительстве. Они были из тех людей, которых Фанни и Патти любили принимать в Эмбли, но кое о чем Флоренс не упомянула в своем письме. Они были такими же энтузиастами в том, что касалось улучшения жизни бедных людей. И особый интерес для них представляли больничные сиделки.
При поддержке Гербертов и Кларки Флоренс нашла в себе силы для окончательного разрыва с семьей и в конечном итоге настоять на поездке в Кайзерсверт, где она могла обучиться на сиделку. Семья в конце концов согласилась. Господь не говорил к ней в этот раз так, как Он говорил к ней, когда она была девочкой, но у нее не было сомнений в том, что она делает правильный выбор, даже если он повлияет на ее отношения с семьей. В 1851 году, спустя четырнадцать лет после того, как она услышала голос Господа, она начала дело всей своей жизни.
* * *
Фанни надеялась, что работа в госпитале отрез<