Прославим же ныне мы Пламенный Дух,
Чей гений творил в те века неустанно,
Когда благосклонно вселенная слух
Склоняла к эльдарам. Как всё это странно:
В эльдаре, чьи мощь и талант превзошли
Любое созданье в той творческой силе,
Что в Эру Едином лишь, может, нашли
Своё отраженье (те силы творили
В начале начал весь подзвёздный чертог) -
Великое в малом нашло выраженье:
Создатель сей твари творящей помог
Явить эту власть, как в начале Творенья
Был явлен в видении образ Земли -
Лишь после судьбу его видели Судьбы,
Лишь после в прозрении зрели глуби
Все скорби, величьем овеяны пусть бы.
Кто знал, что Искусник уловит в ночи
Прообраз того первозданного света,
Что после он в камни свои заключил,
В нетленные амфоры - мало ли это?..
И труд Йаванны прославлен в веках:
В хрустальных мирах воссияло мерцанье
Двух Древ Валинора, и даже во снах
Эльдары не зрели такого сиянья:
Любой оно свет отражало стократ,
Живой пульс огня всё богатство алмазов
Навеки затмил, и из нас каждый рад
Отдать за него все сокровища разом.
Навеки хранима та магия древ,
О коей преданья тогда все вещали,
Немолчным пребудет волшебный напев
Для памяти эльфов: тогда освещали
Подобно алмазам, совсем юный мир
Творения Варды в Чертогах Небесных.
Немолкнущим вечно - так радостных лир
Тогда не молчал звон напевов прелестных.
Мы в памяти рады вернуться туда,
К истокам и благости юного счастья...
Увы, быстротечно проходят года -
Предел и у Вечности есть, не во власти
Мы ход временной отвести: мы бредём
Веками к концу с этим миром усталым,
И, видно, лишь мы до конца доведём
Ту песнь, коей сами и дали начало.
И грусть от потери алмазов благих
Нам радость от памяти их созерцанья
Вовек не затмит, даже если мой стих -
О грустных концах всех благих начинаний.
Не знаем, увы, где теперь их искать -
Те Камни, с которыми связана мира
Судьба. Видно, Эру наложил печать
На них недоступности. Грустно и сиро
Нам всем без божественных этих огней
С осколками света родного далёка,
Лишь гордость за сына прекраснейших дней
Не знает скончания славного срока.
И отблеском Камня ночами блестит
Нам Кормчий Небесный: его утешенье -
Как знак, что Благое над миром царит,
Ему обещая своё избавленье.
Плач по Древам
Есть ль что-то прекраснее песни одной,
Чем песня союза красы и печали
Двух вал - Йаванны с Ниэнной? Живой
То гимн неживому. Богини воззвали
К Предвечному Свету, чей отблеск в ветвях
Погибших Дерев бился бледным мгновеньем.
Омыты те Древа в бессильных слезах
И тщетно оплаканы горестным пеньем
О днях, навсегда отходящих во тьму,
В ту тьму, что навеки в сердцах породила
Сомнения, страхи и то, что ему -
Врагу - лишь подвластно проклятому было.
Прекрасное раз лишь возможно создать
В том виде, в котором оно существует,
И то, что бессмертным способно сиять,
Творцы лишь единожды миру даруют.
Угасли два Древа, но отзвук скорбей
Почти безнадёжный навек не избудет
Из хода светил, что вдвоём на заре
Порой нам видны: это памятью будет
О днях безмятежных, беспечных былых,
О песне, созвучной вселенской печали,
О том, что не выразит горестный стих:
О том, как две валы безмолвно воззвали
С потухшими взорами к силам Земли
И всё же вернуть красоту не сумели.
Каким же величием были они
Овеяны в миг, когда песню допели!..
Песнь эльдаров
Неясен нам смысл загадочных снов,
В виденьях рассветных читаем мы знаки...
Мы знаем о славе грядущих годов,
Хотя их величие блекнет во мраке.
Куда путь ведёт? Неизвестно судьбе,
Мы жребий свой вытянем прямо и смело,
Поникнет душа в бесконечной борьбе,
Об этом предвестье благое напело,
Об этом звенел предначальных времён
Хор Вышних, звучали ручьи Куйвинена,
И этим Ниэнны пророческий стон
Отмерил земле утомлённую меру,
Об этом нам Манвэ благой говорил
В начале начал у Предвечного Трона,
Когда Феанор, сокрушённый, застыл,
Алмаз не разбив вопреки всем законам
Благим равновесия вод и стихий,
Об этом Ткачихи творенья вещали
Всем блеском бессменным, и часто стихи
Творцов-менестрелей напевом прощальным
Пророчество нам изрекали... Увы!
Таков жребий стылый эльдаров могучих...
Всё то на устах человечей молвы,
Что мы среди льдин и потоков горючих
Слёз, сонма великого горьких скорбей
И праха надежды, из тьмы выраставшей,
Изведали... Гомон земли новостей,
Земли, колыбелью прощальную ставшей,
Напомнит о том, что оставили мы
Вдали от бессмертного света валаров...
Мы рай почитали за темень тюрьмы -
Теперь же томимся тоской Феанаро,
Не в силах забвенья принять сотен лет,
Что дух истощили нам памятью долгой,
Лишь Ульмо нам изредка нежный привет
С водою приносит... И радости долга,
Что чувство нам длит об оставленном сне,
Вполне не дарует свой мир беспечальный:
Эстэ нас учила бродить по весне
В полях, что соцветьями трав увенчала
Кементари, сбрызнула влагою рос,
На слёзы теперь так похожие наши...
Мелькору подвластен огонь и мороз -
Светилен погибших ток жизни... И страшен
Нам путь в бесконечных просторах морей -
Вернуться к Стихиям теперь невозможно,
И смерть - дар, которым в забвении дней
Они позавидуют, - взят непреложно
Другими, чей рок нам неведом... Бредём
Сквозь холод времён мы слепыми шагами,
С достоинством бремя лихое несём,
Опавшие листья шуршат под ногами...
Как некогда полдень затмился огней,
Так ясно предчувствуем мы завершенье -
Всему есть исход, неумолчных морей
Нам песнь говорит об извечном сомненье -
Всё было ли так, как предпето давно,
Ещё до того, как оформлены были
Миры, времена, или всё же одно -
Гордыни безмерной плоды - породили
Всё то, что теперь нам чело тяготит?..
Наш выбор был сделан, и мы пожинаем
Последствия Клятвы: не дремлет, не спит
Проклятье, и Рок никогда не устанет
Нас гнать сквозь туманы - всех тех, кто отдал
Всё лучшее землям Востока... И всё же
Надежда живёт, ей исток - времена,
Когда всё на свете казалось возможным...
Память о Куйвиэнен
Что может прекрасней быть памяти той,
Нам в скорбные дни согревающей душу,
О звёздах небес, отражённых водой,
Когда нам неведомы были ни стужа,
Ни зной, ни клинок – только струй тихий плеск,
И звон водопадов, и пламя соцветий
Цветов, чей бессмертный, волнующий блеск
Как будто дарил нам своё долголетье?
Мы знали тогда только собственных глаз
В глазах соплеменников сны-отраженья.
Как странно об этом нам вспомнить сейчас,
Наследникам Арды святой Искаженья!
Прошли времена, что когда-то в тени
Раскидистых вязов у вод среброструйных
Нам пели ручьями о дальней дали
И ветра волненьями в зарослях буйных.
И речь изменилась навек с утра дней,
Когда мы названья давали предметам,
Когда кроме нас не гостило гостей
Под звёздным шатром бесконечного лета.
Как много сложилось преданий с тех пор,
Как много историй с тех пор отзвучало!
Я помню те реки, что вились средь гор,
Им вечных просторов степей было мало:
Вот так же душе на заре тех времён
Всех слов и созвучий порой не хватало,
Чтобы выразить то, что влагали в имён
Мы пенье волшебное – как было мало!
Теперь же столетия мудрости нам
На плечи легли, точно тяжкое бремя,
И слов слишком много, и хочется к снам
Истоков вернуть неподкупное время…
Лишь память осталась – а это есть то,
Что сущность бессмертия нам составляет.
Как жаль, что лишь только томиться мечтой
О Водах Предвечных она оставляет!..
Древа Валинора
В мире нет ни одной, кроме песни Айнур,
Удивительней песни, чем песнь Йаванны.
Когда мир, что под звёздами, тёмен и хмур,
Заживлял свои первые горькие раны,
Твой напев беспечальный вознёсся над ним,
Как молитва, из первых, что мир сотворили,
И курган внял ей эхом, и был перелив
Тот живительней силы любой, что есть в мире.
С ней сплелась жажда жизни и вечной красы,
До поры задремавшие в думах валаров,
Жажда света, и нового блеска часы
Родились для отсчёта эпохи их жара –
Двух Дерев, что воздвиглись к звездам из земли
Заливать бесконечно прекрасным мерцаньем
Валинор в те ушедшие светлые дни,
О которых поют менестрели в печали
По смешению света, и схожесть судеб
Их роднит ещё больше, чем схожесть рожденья,
Их при жизни эльдары воспели, и нет
Песни ранней, в которой о них бы не пели.
Жаль, быстрее красы истекают часы,
Чем хотелось бы нашему скорбному миру,
И за радость божественно-нежной весны
Миру выплатить тяжкую выпало виру:
Что быть может печальнее памяти дней,
Когда дивное нам безмятежно сияло?
Знал ли кто тогда, как нам - томиться теперь
По ушедшим Светильням, которых не стало?..
Саруман *
Все тайны Колец мне известны стократ,
Я многое отдал за бремя познанья,
И пусть говорят, что один виноват
Я в том, что случилось: до мира скончанья
Я буду носителем знанья вещей,
Прозренье внезапно: оно убивает
Не хуже ножа, но тем ярче, сильней
Мой дух, очарованный тайной, пылает -
Я в башне * собрал всё великое: там
Таится печалей столетий соцветья,
Чем больше познанья, тем выше мечта...
На звёздной площадке царит долголетье
Венчания с вечностью: этот закон
Вселенский таинственен. Благо - молчанье,
Пророческий глас прозревал окоём
Сует, освящая бессмертьем познанье.
Закат отражает благой палантир,
Связали пространство они, и не стало
Того, что сияло нам в прошлом, и мир
Забыл, чем дышал: волшебство перестало.
Прощальных эпох уходящие дни
Бросают свой отсвет на день настоящий,
И кажется мне, что забыты одни
Мы в мире холодном. И пламя блестящих
Творений благих Элберет говорят
О том, что волнуется море напрасно:
Их отсветы в водах спокойных горят
Всегда безмятежней... Становится ясно,
Что радость познания мы обретём,
Отдав делу душу и прямо, и смело,
Мы с горечью часто о прошлом поём,
И прошлое отклик даёт непременно
О том, что случилось, случится и есть,
О том, что сокрыто от взоров мудрейших.
Мудрейшим сейчас ни поспать, ни присесть -
Загадки, им данные, все из труднейших.
И эта холодная грусть говорит,
Что тайну Колец не явить мне до срока...
Над башнею птица с рассветом звенит -
Как будто предчувствием тягостным рока.
И я поднимаюсь по лестнице ввысь:
Спираль - мне закалка, и сотни ступеней:
Олорин так часто к Ниэнне на мыс
Ходил, как и я - на площадку. Сомнений
Здесь море, как море лесное вдали
Верхушками елей своих зеленеет.
О многом мне энты поведать могли...
Могли. Но не стали. Мне Кольца вернее
О тайне миров рассказали. О ней,
Мой Гэндальф, мой истари славный, забыли,
Меня порицая, и то, что полней
В секреты Колец вы все вряд ли проникли...
________________________________________________
* "Когда-то он был велик. Глубочайшие знания, проницательный ум, искуснейшие руки. Он и сейчас еще могуч. Много знает и умеет. У него есть власть над душами. Мудрого убедит, слабого запугает. Даже теперь, когда он потерпел поражение, едва ли в мире кто-нибудь может говорить с ним без опаски. Разве что Гэндальф, Элронд и Галадриэль".
Са́руман Белый (англ. Saruman the White), (Курунир Лан на синдарине) — самый могущественный маг Ордена Истари, глава Белого совета. После прибытия в Средиземье стал известен среди эльфов как Куруни́р, на языках людей Севера — Саруман. В Валиноре его называли Курумо. Впоследствии, он противопоставил себя Ордену, самопровозгласил себя как Саруман Радужный.
Кроме выдающихся познаний о Кольцах Власти, Саруман был искусен в инженерном деле, также он обладал волшебным голосом, способным убедить кого угодно, поэтому мало кто мог противостоять его речам. Лишь обладающие большой силой воли могли устоять перед голосом Сарумана. Известно, что Саруман носил некое кольцо, которое сам выковал (Гэндальф называл его "Создателем кольца").
> Белый Совет
Саруман прибыл в Средиземье около 1000 года Третьей Эпохи и долгое время странствовал на востоке. В 2759 году Т. Э. он занял Изенгард с разрешения гондорского наместника Берена. В Изенгарде находился палантир Ортанка, с помощью которого, как оказалось позже, Саруман претворял в жизнь свой план — с помощью палантира он хотел выведать планы Саурона и собственноручно освободить Средиземье от сил зла.
Но Саруман не предполагал, что в то время пока он смотрел на Саурона, Саурон сам смотрел на него. Так, незаметно для самого себя, Саруман был порабощён Сауроном с помощью палантира, находящегося в Барад-Дуре. Саруман до последнего думал, что поступает по своей воле, и не понимал, что он — лишь пешка в игре Саурона. Так, невольно исполняя замысел врага, Саруман убедил Белый Совет не пытаться идти на Дол-Гулдур.
В 2953 году Т. Э. Саруман объявил Изенгард своей собственностью и начал собирать армию орков и дунландцев. С их помощью он устраивал набеги на Рохан и вырубал лес Фангорн. Приблизительно в то же время его лазутчики стали появляться в Пригорье и Шире в поисках Кольца Всевластья. Около 3000 года, как уже сказано выше, Саруман был порабощён Сауроном, с которым он связывался с помощью палантира, и с тех пор подчинялся его приказам. Через своего лазутчика Гриму Саруман подчинил себе короля Рохана Теодена и добился фактического неисполнения союза рохиррим с Гондором. Тогда же Саруман открылся Гэндальфу, рассчитывая привлечь его на свою сторону, но тот отказался, а потом бежал из Изенгарда с помощью Гваихира Ветробоя.
В Изенгарде Саруман вывел полуорков, скрестив орков и людей (а не Урук-хай, вопреки распространенному мнению). В том же году объединённый отряд войск Сарумана и Саурона выследил Братство Кольца и, напав на них, убил Боромира и взял в плен хоббитов Мериадока Брендибака и Перегрина Тука. В результате стычки изенгардских и мордорских орков с конными воинами Рохана, хоббитам удалось бежать в Фангорн. Они сумели убедить энтов напасть на Изенгард, и Пастыри Деревьев почти до основания разрушили его и затопили территорию крепости водами реки Изен. Одновременно с этими событиями, в битве с рохиррим у Хельмовой Пади, войска Сарумана потерпели сокрушительное поражение.
Преображённый Гэндальф своей властью изгнал Сарумана из Ордена Истари и сломал его посох. Однако Саруман остался в живых и первоначально находился под стражей энтов в Ортанке, а когда Война за Кольцо завершилась, то получил свободу и вместе с Гримой ушёл в Шир и изменил своё имя на Шарку, где попытался установить единоличное правление с помощью верных ему переселенцев из Дунланда. Первоначально ему удалось отстранить от власти местного Предводителя Лотто Саквиль-Бэггинса и создать в Шире военную диктатуру, занимавшуюся угнетением и ограблением коренного населения. Однако с возвращением Фродо, Сэма, Пиппина и Мерри в ноябре 3019 года эта попытка провалилась — Саруман был отстранён от власти, приговорён к изгнанию и убит своим собственным прислужником Гримой.
После смерти Сарумана его дух устремился в Валинор, но с Запада подул холодный ветер, дух Сарумана развеялся.
***
* Ортханк (Orthanc) — одна из башен-крепостей Гондора, находившаяся в Изенгарде. Крепость была построена нуменорцами во Вторую Эпоху Средиземья. По преданию, Ортханк был высечен из единого куска камня (который был искусственно сделан из четырёх больших камней) и являлся неразрушимым (даже энты не смогли нанести башне никакого вреда, хотя они с лёгкостью могли разрушить прочнейшую каменную стену). Вход в Ортханк был только один — через главную лестницу. Высота башни составляла приблизительно 150 метров.
В переводе с эльфийского название означает «Клык-гора», а на языке Рохана название было созвучно словам «изощрённый разум».
В 2759 году Третьей Эпохи году башня вместе со всей Изенгардской крепостью была передана во владение магу Саруману наместником Гондора Береном после роханско-дунландской войны; с того времени Изенгард получил ещё одно название — Нан Курунир (Долина Сарумана).
В последние века Третьей Эпохи Средиземья Саруман, проживая в башне, стал пользоваться её палантиром для выяснения планов Саурона, но Тёмный Властелин затмил его разум. Из Орхтанка Саруман управлял армией урук-хай во время атак на Рохан. После поражения полчищ урук-хай при битве за Хельмову Падь Изенгард был разрушен армией энтов во главе с Древобородом, а Саруман и его разоблачённый в Рохане агент Грима были блокированы в башне. Позже энты отпустили их, забрав ключи от Ортханка, и с тех пор башня стояла необитаемой посреди рукотворного озера, затопившего Изенгард после его падения. Также энты поклялись больше никогда не пускать врагов в Ортханк, насадив вокруг него лес, названный Дозорным Лесом.
Во дни Четвёртой Эпохи башня вновь перешла под контроль Гондора. Король Элессар приказал провести там поиски, во время которых была найден Элендилмир (Звезда Арнора) и прочие реликвии королевского дома Элендила, которые говорили о том, что Саруман нашёл (и, вероятно, уничтожил) останки Исилдура. Также в Ортханке была найдена шкатулка, которая, вероятнее всего, предназначалась для хранения Кольца Всевластия. Но после этого перешла под контроль Рохана.
Радагаст *
Внимаю забытым я всем голосам,
Я - майар из племени вечно-бессмертных,
Я дар свой благой никому не отдам -
Он выше, чем тот, что пылает бессменно
В сердцах прочих вал, и не меньшим я стал
Для мира, чем Гэндальф - из истари добрых -
Вослед я иду по горящим следам
И тропок-путей открываю я новых
Ход вечный в волнующем мраке чащоб,
Что тварям Земли покровительством светит,
Быть может, мне скажут о том, что я - сноб,
Но дар этот мне ничего не заменит.
Мне птицы лесные приносят вестей
Созвучья, и звери мне ведают сказы
О мире, в котором пьянит новостей
Тот гомон, что часто мне молвит указом:
"Внимай песне жизни, что учит всех нас
Молчать, не роптать на Судьбу и на Выбор",
И этот полночный, печальный рассказ -
Хоть мне всё подобное, в общем, постыло -
Согреет сон духа под пенье сердец
Живого всего, что пленяет беззвучьем:
Вся тварь бессловесная славит конец
И Нового Хора предчувствует жгучий
Эффектный аккорд - завершенье всего
Того, что Благие в Начале напели.
Всё сущее ждёт, брат и друг, одного:
Рассвета под пенье весенней капели.
Всё дышит дыханьем весны и молчит -
Они промолчали бы, даже и словом
Владея: ведь песня живого звенит
И плачет, смеётся - ведь это не ново
Всем тем, кто волненья познал бытия,
Всем тем, кто томится, окованный Словом,
И этому выступил радостный я
Защитником вечным. Порою сурово
Я всё озираю, что скорбно молчит,
Не смея то высказать, что наболело:
Пусть солнце благое над ними палит,
Пусть скажут своё они слово без дела,
Пусть меркнут слова перед бурей во тьме,
Всего, что прекрасно, прославить не можно,
И бьёт солнца свет сквозь окошко в стене,
И мнится нам всем, что вернуть всё возможно -
Благих дней рассвет: Валинор не угас,
Бессмертием дышат соцветья и травы,
И звёздный полночный волнующий газ
Осветит мир дольний, который немало
Изведал печали: зверушки томят
Молчаньем наставника, пусть бы и стала
Судьба моя той, что не знает отрад:
Закат моей жизни - заря моей славы...
___________________________
* Радагаст Бурый (Radagast the Brown) (в других переводах — Радагаст Карий) — один из истари, более других сведущий в травах и повадках зверей и птиц — отсюда происходит его имя на квэнья — Aiwendil («Друг птиц»).
Радагаст, как и другие истари, прибыл из Валинора около 1000 года Третьей Эпохи и был одним из майар. Валиэ Йаванна заставила мага Сарумана принять Радагаста как компаньона, что, как писал Толкин, могло быть причиной его пренебрежительного к нему отношения, вплоть до обзывания его «простаком» и «дураком». Радагаст был союзником и товарищем Гэндальфа, который описывает его в «Хоббите» как «кузена». Также он был другом Беорна, который отзывался о нём как о «славном малом, хотя и волшебнике».
Большую часть времени Радагаст жил в местности Росгобель, которая находилась в долине Андуина у юго-западной опушки Лихолесья. Радагаст мало интересовался политикой и делами Совета, больше общаясь с животными, чем с людьми.
Впервые Радагаст появляется в «Сильмариллионе», где он помогает Саруману, участнику Белого Совета, в борьбе против Саурона (хотя сам Радагаст в Совете не состоит). Упоминается о птицах в числе шпионов Сарумана — помощи Радагаста — хотя сам Радагаст ничего не знал о предательстве Сарумана и верил, что он будет использовать их для слежки за Сауроном.
В Братстве Кольца Радагаста использовал без его ведома Саруман, чтобы заманить Гендальфа в свою башню Ортханк и захватить его. Но Радагаст, также без ведома, и спас Гэндальфа, послав орла Гваихира в Ортханк с новостями о передвижении сил Саурона. Увидев заключённого на вершине башни Гэндальфа, орёл отнёс его в безопасное место, прежде чем Саруман заметил побег.
Единственное упоминание о Радагасте кроме этого эпизода есть только после совета Элронда, на котором было решено созвать вместе всех союзников на борьбу против Саурона. На его поиски отправили разведчиков, которые, вернувшись, сообщили о его отсутствии дома в Росгобеле и вообще где-либо. Толкин не объяснил, что с ним случилось, и больше он в произведении не упоминается.
Толкин пишет, что он бросил свою миссию (борьбу против крепнущего Саурона) из-за увлечения растениями и животными
Ариэн и Тилион *
В те дни далёкие, когда в краю лучистом
Поила Древа ты нектаром золотистым,
Валары подарить тебе решили власть
Над миром неба, где упиться всласть
Смогла ты светом звёзд. Где млечный путь полог,
Где только чистый дух ещё пройти бы мог,
Ты сбросила свои одежды, обнажив
Свой блеск, который, миру подарив
Ужасный в полноте своих огней
Лик чистый света, счёт для новых дней
Вести стал в установленный урок.
Вознаграждением за то, что ни порок,
Ни зло Отступника не властно над тобой,
Весь свод небесный стал отныне твой.
И в спутники тебе приставлен Тилион,
Что так любил святой Тельперион,
Дремал под ним и пел, и о цветке
Его заботиться в небесном далеке
Отныне стал. Но он, тебя любя,
Стремится дотянуться до тебя
В беспечном странствии по сферам серебра…
Вот почему так не спешит Луна
Сойти с небес, когда светило дня
Дарует вновь свой блеск святой огня.
Хоть Тилион не столь силён, как ты,
Он нежен в своей песне чистоты
Любви к тебе, о, Солнечная Дева,
В мечте когда-нибудь избавиться от плена
Однообразия и скуки восхожденья
На небосвод, где сонма звёзд горенье
Разбавит бремя лунного пути,
Где, может, рад порою он пройти
С пылающей богиней рядом: вдруг
Она забудет про своих подруг
И бросит взгляд, доселе равнодушный,
На путь Луны, такой, казалось, скучный.
И, может, ночью выйдут как-нибудь
На небо ослепительно блеснуть
Два светлых гения, что знали мир иным,
Таким, каким до сотворенья явлен был
Немногим сотворившим он: привета
Их хватит всем, кто жаждет славы света.
_________________________________________
* Ариэн (англ. Arien) — дева из числа Майар, избранная Валар править ладьей Солнца. Ариэн была духом огня, которого Мелькор не смог ни обмануть, ни привлечь к себе на службу. Он боялся её и не смел к ней приблизиться. В Эпоху Древ Ариэн ухаживала в садах Ваны за золотыми цветами и поила их росой Лаурелина. Пришедших в Аман эльдар слепил свет глаз Ариэн. После уничтожения Мелькором Двух Древ, от них были взяты два последних плода. Их поместили на ладьи, и Ариэн избрали хранительницей плода Лаурелина, так как его огонь её не обжигал.
Ариэн была могущественнее майа Тилиона, хранителя Луны.
Уйдя из Валинора, Ариэн сбросила тело и стала обнаженным пламенем, ужасающем в полноте своего блеска. В 1 П. Э. ладья Солнца, которую вела Ариэн, впервые вышла на небесный океан.
Зов Улумури *
Как бывает порой нам печально внимать
Улумури зовущую песнь на ветру,
Как порой рады мы нашей песней встречать
Восхождение солнца, что нам поутру
Из глубин сотворённого мира несёт
Отзвук песен подземных, и часто тайком
Повторяем мы эхом всё то, что зовёт
Нас из вечности в даль. И морской окоём
Безмятежен, как светлая неба лазурь…
Заливает волнами то северный бриз,
То ветра, приносящие натиски бурь,
Скалы берега, зло нисходящие вниз,
В жерло вод, поглощающих всё наугад…
Но прекрасны порой эти скалы, когда,
Вдохновеньем мы полны, и мощно бурлят
Наши чувства, лобзая души берега,
Где волнуются мысли: ведь так, исходя,
Из спирали волшебной Властителя Вод
Песнь звучит, и забыть её голос нельзя,
Это, друг, из живых никому не дано.
_______________________________________
* Улумури создал для Улмо майа из его свиты, Салмар. Рога были сработаны из белых морских раковин огромного размера. Поднимаясь вверх по рекам Средиземья, Улмо трубил в рога и те, кто слышал музыку вод, вечно помнили её и проникались тоской по морю.
В 495 П. Э. Туор из рода Хадора встретил Улмо, который передал через него послание королю Гондолина. Под конец своей речи, Улмо протрубил в Улумури и Туор показалось, что он видит все воды мира и великие море у подножья Таникветиль.
Куйвиэнен
В туманах седых стародавних преданий
Есть то, что так дорого нам бесконечно,
И в образе Прежде Идущих созданий
Есть то, что в душе сотворённой навечно
Оставило оттиск, изящней, чем блики
Луны, что купается в летнем пруду,
И строже, чем самые светлые лики
Святых. Я страницами книги иду
Туда, где мечтанья в негаснущей славе,
Сливаясь в одно бесконечное лето,
Виденьем таинственным блещут в дубраве.
Дороже страница рассказа про Арду
Земных всех чудес: нет прекраснее света
Созвездий, пылающих пламенем Варды.
Фродо
Бреду среди праха, и плачет мой стих,
Темнее всей тьмы окружающей воздух...
В трудах ваш Хранитель устало поник,
Не видя сквозь тучи далёкие звёзды.
И ноша томит, и пути нет конца,
Несу я кольцо, что так тянет, покуда
Не снимет наш враг эту тяжесть венца,
Не рухнет дворец его сумрачной грудой.
И нет мне пути в Лориэн, и назад
Не брошу я взора, хоть часто порою
Бессмысленным мнится поход мне в тот ад,
Что горным кольцом окружён, как стеною.
И Око зловещее сон бороздит,
И сердце почти что как книгу читает.
Всесильным себя властелином Он мнит,
И злобой постылой сомненья питает.
И кажется тьма без просвета, и мрак
Разгонит Горы изверженье, и часто
Я думаю: зря я оставил очаг,
И, может, надежда сияет напрасно.
И слабый и вправду слабее тех сил,
Которым мы бросили вызов так смело -
Столь смело, что Сэм, что беспечно храпит,
Не знает, откуда поддержка и вера
Приходит... В начале пути нам дано
Немногое было - одно наставленье:
Идти и идти, и я верю в одно,
Что надо идти, пока отзвуки пенья
Эльфийского царства, подобные снам
Возвышенным, душу питают, и снова
Я, друг, разделю этот хлеб пополам,
И Голлум поделится, может, уловом...
Вся мудрость наставников наших молчит
Бессильно пред ужасом Мордора... Что же,
Пусть гений линяет, но дух чутко бдит,
И дремлет геройство в груди ещё всё же...