Николай Шальнов
Стихии
и другие стихотворения
Оренбург, 2019
Манвэ *
Мне выпало первым спуститься в Эа
И знать обо всём, что томится в чертогах
Подзвёздных, чья блещет порой синева
Орлам моим лучшим так светло и строго.
И звёзды, что Варда благая в ночи
Зажгла тем, кто в хаос пришёл оформленный,
Мрак скорбный разгонит, как пламя свечи,
Которой в палатах своих упоенно
Владыка Бессветия светит, но там
Нет свежести летних ветров-переливов,
И в радость всегда знать даровано нам
С супругой о том, что с волною приливов
К земле прибивает полуночный бриз,
И мрак разгоняет он мглистых туманов:
Утёс там прибрежный над морем навис,
И часто мы ходим с Ниэнной на алый
Закат поглядеть: этот свет не угас
С тех пор, как Ладья заалела над миром,
С тех пор, как подзвёздный разреженный газ
Эльдаров заставил настраивать лиру
И петь о высотах, в которых живут
Лишь те, кто способен прозреть окончанье
Миров: под крылами их ветры поют,
Несут мне о далях забытых вещанье,
Торопят седые они облака,
Что так безмятежно плывут над морями...
Пройдут, может, годы, а, может, века,
Пока разгадает Последыш то знанье,
Которым приводят в движение свет
Сподручные волей своей, и дополнят
От Светлого Края мой нежный привет -
Его тучи ливнем на землю уронят,
И росами блещет та влага небес,
Что звёзды бесстрастьем своим отражает.
Дожди так нужны: и раздолья, и лес
И горные склоны они освежают...
И ветер иссушит людскую слезу,
И поля колышет он марево, гонит
Он тучи, и гордую громом грозу,
И снегом поля в день урочный укроют.
И всю бесконечность собой обнажит
Дыханием ветер Блаженного Края
В тот час, когда солнце нещадно палит,
И мнится, что рядом забытого Рая
Чертоги совсем... Дышит благостным сном
Бессмертья соцветий мой западный ветер,
И так он спокоен, так радостен он,
Что мнится: весь мир беспечален и светел...
____________________________________________
* Манвэ и Мелькор были братьями в помыслах Илуватара. Могущественнейшим из Айнур, пришедших в Мир, был в начале своего бытия Мелькор, но Манвэ ближе всех к Илуватару и яснее прочих понимает его замысел. Именно ему назначено было стать, в свой срок, первым из Королей, владыкою королевства Арды и повелителем всего, что живет в ней. В Арде дороги ему ветра и облака, и все воздушные пределы, от небесных высот до подземных глубин, от верхних границ Покрывала Арды до легких ветерков, что шелестят в траве. Сулимо прозван он, Владыка Дыхания Арды. Любит он птиц, тех, что стремительны, с могучими крыльями; и по его слову они спускаются к нему и вновь уносятся ввысь (Дж. Толкин, "Сильмариллион")
Эстэ *
Из всех, кто пришёл в неоформленный мир,
Мне, может быть, высший дан Дар - Исцеленье,
И все, кто истомлен, и скорбен, и сир,
В чертогах моих обретут вдохновенье.
Таинственны сени мои средь лугов,
Пестрящих бессменно цветами бессмертья,
Здесь даже сам воздух целебен - таков
Завет, мне предчертанный - дать долголетье
Невзгоды познавшим и грусти удел:
Их не было в песне до нот Искаженья.
Лишь после Моргота, чья песня Предел
Своим диссонансом смутила, служеньем
Ниэнна** благая себе избрала -
Петь песню печали до поздних мгновений,
Ту песню, с которой сродниться мирам
Пришлось, как со злом: его не было в пенье
И в замыслах Эру: противны ему
Любых дисгармоний пустые созвучья,
И, если б не Враг, не бывать бы тому,
Что вала омыла слезою горючей.
Увы, так случилось: есть в мире печаль,
Есть горе, что, точно Пелоры, затмило
Всю радость бессмертных от мира, есть сталь,
Есть тягость, которой бессменно томимы
Живущие в Арде... И я снизошла
Со многими прочими в мир для поддержки
Всех тех, чья иссохла в печали душа:
В палатах моих нет для времени спешки.
Источник моих безмятежных ручьёв -
Лореллин, что благостью вспоена мира,
Вспитала её вековечных снегов
Благая гора Ойлоссэ. Часто виру
За радости жизни бывает не снесть
Созданьям Всевышнего, да и валарам,
Но в доме моём для усталого есть
Всё то, что его с Вековечным Началом
Сроднит, даст от бремени тяжких забот
И тягости мира тот сон-передышку,
Что смертным во снах - не в последний черёд -
Проглянет, как некая яркая вспышка.
То - отблеск моих исцеляющих глаз,
Чья сила равна лишь сиянью Анора,
И вечно пребудет, как пламенный газ
Звёзд вышних, их свет - до Последнего Хора.
Властна я дарить исцеленье, и слёз
Теченье мне той, что сильнее - Ниэнны -
Не в тягость: я часто хожу на утёс
С ней вместе смотреть на прибрежную пену.
Она растворила вселенскую боль,
И выдержать эту великую силу
Способны мы: вся океанская соль -
Как соль слёз иссохших, ведь ими вспоила
Я ток Состраданья, питающий всё -
Все воды Земли, все ручьи и заливы,
И горесть людскую, и раны её
Своими слезами навеки омыла.
_________________________________
* В легендариуме Дж. Р. Р. Толкина: "Нежная Эсте, целительница ран и усталости, — подруга Ирмо. Серы ее одежды; дар ее — отдых. Днем она ходит, но спит на острове в Лесном озере Ло́реллин. Из источников Ирмо и Эсте все, кто живет в Валиноре, черпают бодрость; и часто сами валары приходят в Лориэн и находят там отдых и облегчение от бремени Арды".
** В легендариуме Дж. Р. Р, Толкина: "Сильнее Эсте — Ниэнна, сестра Феантури; она одинока. Она знакома с печалью и скорбит по каждой ране, что нанес Арде Мелькор. Скорбь ее велика, и, когда звучала Песнь, напев Ниэнны обратился в плач задолго до завершения, и звук рыданий вплелся в темы Мира еще до его начала. Но Ниэнна печалится не о себе, а те, кто внимает ей, познают жалость и учатся терпению и надежде. Чертоги Ниэнны на Западе Валинора, на границах Мира; и редко приходит она в город Ва́лимар, где царит радость, но охотнее идет в чертоги Мандоса, что рядом с ее собственными; и те, кто ждет в Мандосе, взывают к ней, ибо она приносит силу духа и обращает скорбь в мудрость. Окна ее дома глядят за пределы Мира".
Скорбь Ниэнны
Так часто я слышу людскую мольбу
И тихий, подавленный стон, и печали,
Рождённые зовом людей на борьбу,
Что раны живого мне ранами стали.
И мнится мне: скоро настанет всему
Конец - может быть, долгожданный кому-то
Тому, кто знал лучшие дни и весну
Эпох Предначальных. Теперь же под спудом
Остывшего пепла всех прожитых лет
Уставшее сердце забвению чудо
Почти предало, и почти уже нет
Надежды на лёгкое бремя, покуда
Клепсидры нам меряют времени бег:
Как медленен ход этот вечно-беззвучный
Часов новых эр! Так задумчивый снег
Прилежно покроет вновь пастбища: тучно
Темнели они под покровом небес
И отдыха ждали, и сна, - и дождались,
И снег этот им долгожданный принес
Блаженный покой, с коим, может, остались
По сторону ту Рубежа двое - те,
Кому позавидуем мы в своё время:
Созданья, о коих мы видели тем
Начало в видении. Берена бремя
С бессмертной делимо. И память одна
Лелеема нами о той, что не стало.
Как жаль, что на свете всему есть цена!
И этому - тоже... Отпущено мало
Всему совершенному в мире царить
Всевластного времени. Жаль, что негоден
Для лучшего мир, и отмерено пить
Живому красы лишь недолго. Мы бродим
Под небом земли, чтобы радостным снам
И блеску возвышенных всех вдохновений
Задать тон. Печально вдвойне, что их нам
Дано так же мало... Рассветных молений
Песнь трогает сердце сильнее, чем стон
Всех бедствий, которыми Арда томится,
И так он надломлен, так горестен он,
Что мне, Состраданию Вечному, мнится,
Как будто оставлены мы навсегда
Забытыми в мире без сна и приюта,
И меркнет, мне кажется, блеск иногда
Звезды Морехода, и видятся грудой
Камней величавые замки владык,
И вижу другое... Бессменен, как слёзы,
К которым мой бедный Олорин привык,
Прибой, что приносит, как дальние грозы,
Все вести от мира: в него снизошла
Я ради Любви, и, Любовью ведома,
Я выбрала Жребий свой, с ним я прошла
Сквозь Время. Нести до последнего Хора
Мне людям свет мужества дар ценный дан:
Из скорби рождается лучшее в мире.
Сливаясь с печалью, ему я отдам
Себя без остатка. Я вечно томима
Благим Состраданием... Море скорбей
Из слёз человеческих гулким прибоем
Забыть не даёт мне о мире людей,
О всём, что скорбит наравне с Красотою.
Йаванна
Я в мир снизошла за цветущим следить,
И эта обязанность в радость мне стала –
Так счастлив был Сильмо ** сияньем поить
Цвет Древа ***, чтоб ярче роса воспылала.
Не так ли и Младшие Дети, и мы,
Пусть боги, похожи на олвар: пускаем
Мы корни свои с наступленьем весны
На месте, что выбрали, и оседаем,
К полдневным лучам протянувшись листвой,
Вбирая для наших потомков сиянье
Живительной силы, и так же порой
Осенней и зимней своё одеянье
Меняем с нежнейшей листвы летних снов –
Возвышенных, полных пленительной неги –
На мудрую старость, на снежный покров,
Который забыл о беспечнейшем беге
Минут кратковременной жизни… Даю
Я радость цветения и увяданья
Всему, что так трогает душу мою –
Цветку серегона, уйлоса мерцанью;
И мэллорн, что ввысь устремил своих крон
Шатёр, и простёр их над маревом луга,
Мной дышит, живёт, безмятежно-зелён,
И ценит лишь пастыря древа как друга.
Плоды золотые и нивы полей,
И кроны разлапистых елей и вязов –
Что может быть сердцу их в мире милей?
Возможно, лишь только благие алмазы,
Что свет заключили бессмертных Дерев
В себе, а теперь лишь один нам сияет
Звездой Морехода… О, древний напев,
Звучавший единожды!.. Не повторяет
Никто сотворения лучшего, что
Всего один раз сотворённым быть может!
О Древах душа моя плачет и то,
Что в памяти блещет лишь, часто тревожит
Меня: я когда-то, как Варда, дала
Прекраснейший дар детям юного мира –
Два Света, в смешенье которых цвела
Весна Валинора, воспетая лирой.
Теперь лишь звезда нам напомнит о том,
Как счастливы были мы в прошлом, и радость
Казалась нам вечной... И долго потом
Мы плачи слагали о мире, что в тягость
Стал нам после гибели лучших моих
Творений. Быть может, лишь Эру понятны
Глубины той скорби, которой ни стих,
Ни песня не выразит полно и внятно.
Я жду новый Хор: мы, быть может, узрим
Свет новых творений в видении ясно,
И, может, мой дух, что печалью томим,
Любовью создаст хоть подобное… Часто
Я вижу во снах свет-росу и плоды
Погибших Дерев, что мешают мерцанье…
Представь их, читатель: благой красоты
Цветка и плода было вдосталь, сиянье
Чтоб Солнце с Луной осветили весь мир,
Надежду оставив грядущим эпохам,
Чтоб тот, что, как я, по былому томим,
С терпением ждал окончания срока –
Тех лет бытия, чей размеренный ход –
Единственный дар, что бесценнее Света
Двух Древ Валинора. И мира исход
Я встречу в одеждах цветущего лета.
_________________________________________
* "Подруга Ауле — Йаванна, Дарительница Плодов. Она любит все, что растет на Земле, и хранит в памяти все бессчетные формы живого: от деревьев, что высились, как башни, в древних лесах, до мха на камнях или крохотных болотных растеньиц. Среди владычиц валаров лишь Варду почитают больше Йаванны. В женском своем облике она высока и одета в зеленое, но по временам она принимает другие обличья. Видели ее стоящей, как дерево, в солнечном венце; с ветвей его на нагую землю падала золотая роса, и земля зеленела ростками; а корни дерева омывались водами Ульмо, и ветра Манвэ шептались с листвой. Кементари, Владычицей Земной, зовется она на языке эльфов". (Дж. Толкин, "Сильмариллион")
** О Сильмо, который поил росой Сильпион, см. в "Утраченных сказаниях" ("Пришествие валар и создание Валинора")
Вайрэ *
Из всех тех деяний, которыми свет
Из хаоса выведен Силами мира,
Моё, может быть - самый смелый ответ
На вызов, которым всё в Арде томимо -
На битвы и тяготы долгих трудов,
На вспышки величия духа средь мрака
От самого дня пробужденья от снов
До песен Последнего Хора. Ни знака
Начала моих бесконечных забот,
Ни доброго я наставленья не знала:
Одно вдохновенье - вот весь мой оплот,
Одно созерцанье мне радостью стало.
И выткала первый я свой гобелен
О Том, Кто нам жизнь подарил и Творенье,
И вот уже сотни увешаны стен
Историей мира, и нет упоенья
Мне выше, чем тайно за всем наблюдать -
За танцем судеб сей Земли: их созвучья
Сплетаются дивно, и рада узнать
О новых событьях я мира. Сподручных
Немного в палатах моих, но талант
И воля к созданью их необорима:
Так к жизни был вызван чудесный брильянт -
Тот, первый из трёх, в коих свет заключила
Деревьев Душа, что с огнём лишь сравнить
Возможно, и импульс воззвал к повторенью:
Когда одарён ты природой творить,
Всего лишь единого мало творенья.
И были два брата благих-близнеца
Дарованы нолдором дивно-могучим,
И я вдохновилась вдвойне, что Конца
Не явлено нам, и, предчувствием жгучим
Томима, усилила рвенье в трудах:
Вплела я в полотна всё то, что возможно
Вообще в них вплести - от того, что во снах
Являлось лишь эльфам до судеб их сложных.
Их выбор Ухода во мне породил
Желанье созданий весьма изощрённых,
От их перехода чрез пустоши льдин
До битвы с Морготом валар - всё умножил
Мой рок летописицы долгих времён.
Красивы чертоги, которыми бродят
Порой ваниары: в них каждый пленён
Моим мастерством, и любой в них находит
Всё новые грани минувшего. Жаль,
Что многое лучшее невозвратимо,
Во мне это знанье рождает печаль:
Печалью за знание я заплатила.
И всё же веду бесконечно свой счёт
Векам позабытым и древним событьям,
И тку я все ночи и дни напролёт,
И рада Единого вечно молить я
О том, чтоб как можно ясней и полней
В моём Отраженье история мира
Явилась другим: ведь я полностью с ней
Слила свою душу... Когда же всю виру
В конце бесконечности выплачу я,
С последнем созвучьем стежком завершая
Свой труд, я пойму наконец, что стезя
Благою была моя. Пусть не такая
Она, как дороги собратьев моих, но по ней
Идя, я оставлю прелестное чудо
В дар миру: его тайна станет ясней,
И в новом Творенье Ткачихой я буду.
_________________________
* "…Его подруга — Вайрэ — Ткачиха, что вплетает все, когда–либо происшедшее, в свои ткани, и чертоги Мандоса, которые все ширятся с уходом веков, увешаны ими". (Дж. Толкин, "Сильмариллион").
Мандос *
Палаты мои от начала начал
Стоят на краю утомлённого мира,
И, бодрствуя, я никогда не внимал
Прошениям к ним приближавшимся сиро.
Суров и печален мой сумрачный лик,
Не зло - дар мой странный, но тайна благая,
И тем, кто до времени тихо поник
Под бременем жизненным, изнемогая,
Лишь в радость приют будет этот. Увы!
Конец предначертан всему, что с землёю
Рождается, дышит, растёт - и с немым
Укором прощается с жизнью. Стеною
Очерчен чертог от пространства миров,
Кружащихся вечно вокруг неизменных
Прохладных моих, безмятежнейших снов,
Дающих трудам отдых свой непременно.
С печалью рождаетесь вы, и скорбей
Не счесть долгим ходом земных странствий ваших,
И смерть - это дар вдохновенных огней,
От звёзд их впитавший, и тени от башен
Предвратных легли как преддверье благих
Дней новых и дивных, и свет начинаний
Луны незакатной очертит от них
Всё что, что ушло безвозвратно. И стали
Мне эти чертоги дороже всего,
Дороже каменьев и блеска Валмара,
Прекраснее всех достижений того,
Чей ум и пыланье сердечного жара
Прославили нолдоров: дух светлый их
Приветствую радостней прочих я, ибо
Они, обречённые с миром брести,
Без трепета входят ко мне. Горе либо
Оружье их может тела сокрушить,
И часто свою безмятежную цельность
У вод моих токов они возвратить
Способны, и мне благодарны за верность
Своим идеалам: покоем дарить
Всех тех, кому битв серый пепел наскучил,
Всем тем, кому чашу печали испить
Пришлось, умываясь слезою горючей.
Кто знает, каков будет новый напев
Великого Хора в конце Мирозданья?
И, может, лишь тот, кто всю прелесть успев
Палат оценить, будет верен призванью -
Создать неземную Творенья красу:
Из смерти рождается всё обновленье.
Так люди приветствуют песней весну,
Идущую вслед смерти зимней. Мгновеньем
Покажется срок размышлений в моём
Задумчивом царстве в сиянье Исхода
Вещей, и всё это прощанье со сном
Печальнее будет из жизни ухода.
Лишь вдумайтесь, люди: Илуватар в дар
Вам дал Смерть как то, чему даже Стихии
Завидовать будут в свои времена,
И сложат о нём барды песни, стихи, и
Прославят меня, может, выше в веках
Любого валара, хоть часто с печалью
Сижу и внимаю проклятьям: их страх
Посеянный Морготом, тяжко венчает.
Но эту судьбу никому не отдам,
И Манвэ однажды сказал мне, что впору
Спускаться в глубины мои иногда
И в них отдыхать от сует Валинора.
_________________________
* "...Феанту́ри, владыки душ, — братья и чаще всего зовутся Мандос и Лориэ́н. Но это лишь названия мест, где они живут, а истинные их имена — Намо и Ирмо.
Намо [Мандос], старший, живет в Мандосе, на Западе Валинора. Он — владетель Палат Мертвых и собиратель душ убитых в бою. Он ничего не забывает; и ему известно все, что будет, — кроме того, что осталось в воле Илуватара. Он — Вершитель Судеб валаров, но объявляет свои пророчества и приговоры лишь по велению Манвэ".
***
"...Еще один из Даров Свободы — то, что люди лишь малое время живут живой жизнью и не привязаны к Миру, а после смерти уходят — куда, эльфам неведомо. Эльфы же остаются до конца дней, и потому их любовь к Земле и всему Миру более сильна и горька — и с годами все горше. Ибо эльфы не умирают, пока жив Мир, если не убиты или не истомлены скорбью (а они подвержены этим мнимым смертям); и годы не уносят их сил, просто некоторые устают от десятков тысячелетий жизни. А умерев, они собираются в чертогах Мандоса в Валиноре, откуда могут в свое время возвратиться. Но сыновья людей умирают по-настоящему и покидают Мир; потому они зовутся Гостями или Скитальцами. Смерть — их судьба, дар Илуватара, которому с течением времени позавидуют даже Стихии. Но Мелькор извратил его и смешал с мраком, и обратил добро во зло, а надежду в страх. Однако давным-давно в Валиноре валары открыли эльфам, что люди вступят во Второй Хор айнуров; тогда как мыслей своих об эльфах Илуватар не являл никому, и Мелькор их не знает". (Дж. Толкин, "Сильмариллион")
Ульмо *
Немолчной волны гулкий ропот и зов
Судьба мне вручила во власть, и веленья
Я Манве с шумящим прибоем готов
Нести смертным землям в пределах Творенья.
Вода все печали смывает людей,
Как слёзы Ниэнны, и благостных странствий
Волны песнь, несущей всегда новостей
От мира, я рад славословить. И распри
Бессмертных и смертных утешит морей
Ток гулкий, вмещающий скорбь мирозданья.
Прислушайтесь, тэлэри, к пенью огней
Подводных, слепящих, к которым воззванья
Своё обратил мой вассал: голос труб -
Тех раковин, гулкое эхо поймавших,
Которых боялся Моргот-душегуб -
Стал голосом вечности эльфам уставшим.
Сплелись мои волосы в чудный узор,
Их Уинен нежной рукой распустила,
И нежно они в тёмных водах с тех пор
Цветут безмятежно подводному миру,
Растут и скрывают в себе целый сонм
Всех гадов подводных, которых возможно
Представить себе... Этот медленный сон
Живого мне отдых даёт от тревожных
Вестей от далёкого мира людей,
Забытого ныне. И долго грущу я
На отмелях тихих, когда новостей
Исчерпана песня, и часто вещунья -
Оссэ - разливает над морем туман -
Препятствие тем, что дерзнул к Валинору
Свой путь обратить. Благо - этот обман,
Укрывший бессмертные земли в ту пору,
Когда мир ещё недостаточно зрел
Впитать их чудесные мудрость и славу.
Единожды только доплывший посмел
Вступить на ступени хрустальных причалов.
И пусть моя грусть омывает весь мир,
Как мир обнимает великий Эккайа,
И пусть славословят меня сотни лир
Тех эльфов, чьи песни подобны стенанью,
И пусть мореходы в волнующей тьме,
Равняясь на свет поднебесных чертогов,
Ладью золотую доверят волне:
Их песен, мне милых, не будет немного.
Собой напоил я ручьи и моря,
Озёра, притоки, и устья, и реки,
И нет места в мире, где не был бы я:
Вода заполняет любые прорехи.
Один я живу из валаров средь тех,
Над кем тяготеет великое лихо.
Не ведать же мне беспечальных утех,
Пока я могу хоть намёком, хоть тихо
Надежду нести утомлённым сердцам,
Подсказки от светлого мира блаженных:
Владыкам, несущим всю тяжесть венца,
Бродягам, бескрайностью лишь окруженных.
Разлился мой дар по пустыне миров,
И есть я везде, и я счастлив, что знаю
О том, как живут люди горестных снов,
О том, чем их сердце всечасно пылает.
Песня Ниэнны
Печалью ведома, я в мир снизошла
Томимая скорбью... Не зная скончанья
Бессменного времени, тяжесть венца
Веков я несу, источённых печалью.
И эта холодная грусть говорит,
Что сбросить их бремя нельзя мне до срока,
И Эру Великий мне вряд ли вменит
В вину то, что вручено горьким мне роком.
И странность свою, и неясный огонь,
Что теплится в сердце - ларце состраданья, -
Я в жертву оставила миру, и роль
Свою мне сыграть - значит слиться с Печалью.
Тожественна эта растущая скорбь
С волнующим сном горько-томных прозрений,
С которыми лишь океанская соль
Сравнима: она - самых грустных видений
Во тьме неоформленных сфер и миров
Живое и явное нам воплощение,
И трепетным, самым могучим средь снов-
Предвестий удел мой предпет был в Творенье.
И я, подавая уставшим сердцам
Души часть своей, бесконечно смиренной,
Прошу об одном: ведом пусть мудрецам
Во всё время будет звездой осененный
Ладьи Морехода Потерянный Край
И отблеск его беспечального света,
И слышен пусть голос мой будет, и, знай,
Затерянный в мире, во тьме, без привета,
Что помню и слышу я каждый твой стон,
И внемлю мольбе, и с молитвами света
Я часто иду в Валинор, там, где трон
Сулимо средь радостей вечного лета
Сияет... Прошу я Владыку Миров
Смягчить приговор своим детям несчастным.
Увы! Часто я даровать отдых снов
Могу лишь, хоть кажется всем безучастным
Мой жизненный смысл... Что ж, значит, таков
Великий Закон моего состраданья...
Сквозь мрак утомлённых и долгих веков
Нести этот крест мне до мира скончанья:
Неведомой быть среди прочих валар,
И тихо, но твёрдо нежнейшим бальзамом
Печаль обращать всех, кто слишком устал -
В дар Мудрости. Значит, судьба начертала
Мне жребий скромнейший средь Сил и светил,
Но самый, быть может, великий: от малых
Приходит порой помощь тем, чей остыл
Сердечный огонь. Среди всех самой старой
Кажусь я под бременем тяжких забот,
Исплаканы некогда светлые очи,
Но знаю я, что, лишь наступит Исход
Времён, ликованье моё только с ночью,
Исполненной отдыхом долгого сна,
Сравнить можно мне, душ наставнице, будет:
Когда расцветёт новой жизни весна,
Тогда среди первых последний пребудет.
Ниэнна *
Одна из богинь я, и всё же одна
Брожу я под звёздами тихо и сиро,
Как дева в ночи, и, печалью полна,
Сполна миру важную выплачу виру:
Мне редко такая возможность дана,
В то время, как я отдаю всё, что знаю -
Чему научить моих майар могла,
Награду за труд Ученик получает:
Заслужен его благодатный покой,
Ведь в жизненных битвах мы оба бесстрашны:
Ему претерпеть слишком много дано,
Моё сострадание тоже отважно,
То зло, что он знал, неизбывно навек,
Простить его можно, забыть - это вряд ли,
Моё милосердие - выпавший снег
На почву, что ранами стелется в ряд и
На поле истает осенней слезой.
Владычицей Слёз меня звали издр`евле,
Омоет дождями луга грозовой
Вал, с моря идущий, трепещуще-гневный.
Мои слёзы миру невидимы: пусть
Не знает, усталый, о том, что молитва
Всегда с уст исходит моих... Эта грусть
Неведома тем, кто не знает, что слита
Печаль бесконечная с миром людей:
Хоть хватит ему и того, что он терпит...
Пусть слёзы целебными будут - морей
Так соль благодатна... Пусть каждый мне внемлет,
Хранителю древних заветов... Всегда
Словес моих вещих жжёт гулким прозреньем
Томленье, и мнится порой иногда,
Что есть отдых в мире... Невольно сомненье
Вошло в мою душу, когда мой напев
Иным показался в созвучье Айнуров:
Меня напугал не Мелькор и не гнев
Отца моего, но то бремя, что хмуро
Невидимой прочим седой пеленой
Обвило туманом бескрайние дали -
Та скорбь и печаль, что, как сёстры, стезёй
Сквозь время прошли, океанами стали.
И вникла я в душу всех тварей земли,
Учила Олорина жалости долго:
И в сердце его негасимы огни:
Лампадою скромной извечного долга
Пред тем, что живёт, светят всем в темноте -
Фиал есть подобный у Галадриэли:
Мне птицы приносят от мира вестей
Холодные песни: и много напели
Они мне о Западе горьком: его
Забыли все прочие, Ульмо да я лишь
Внимаем скорбям, и ведём разговор
О том, что извечно, и нас не обманешь
Спокойною радостью блеска огней
И танцем всех празднеств у лестниц Валмара:
Хрусталь этих лестниц - подобье морей,
Что Эндор от Края Богов разлучало
На всём протяженьи бескрайних веков:
Так по миру эльфы рассеяны были,
Так горько моё пробужденье от снов,
В котором все счастливы люди... Постыли
Мне радости наши, и часто одна
Брожу я под звёздами дальнего края:
Мне хочется быть одинокой, когда
Забвенью отдали беспечного рая
Все те, кто когда-то творил этот мир,
Свой ум, хоть и знали, на что всё живое
Они обрекли... Моих траурных лир
Напевы скорбят наравне с Красотою
О ранах, что мир наносил всем тем детям моим,
Которым раскрыла земную я правду.
Мне больно, что вечным страданьем томим
Народ мой, дарила которому главный
Я дар - Состраданье. Им наши миры
Ещё скреплены, ему нет и подобья,
И пусть не гневит это Манвэ - что мы
С Олорином смотрим всегда исподлобья
На танцы и смех, на пиры и дары,
На всё, что беспечностью мир украшает,
Пусть вечно скорбим, но не выберем мы
Иного удела, что нас возвышает
Над прочими, теми, которым почёт
Дан больший: последний да первым пребудет...
Поток моих слёз бесконечно течёт,
И Землю Олорин мою не забудет...
_________________________________
* В легендариуме Дж. Р. Р, Толкина: "Сильнее Эсте — Ниэнна, сестра Феантури; она одинока. Она знакома с печалью и скорбит по каждой ране, что нанес Арде Мелькор. Скорбь ее велика, и, когда звучала Песнь, напев Ниэнны обратился в плач задолго до завершения, и звук рыданий вплелся в темы Мира еще до его начала. Но Ниэнна печалится не о себе, а те, кто внимает ей, познают жалость и учатся терпению и надежде. Чертоги Ниэнны на Западе Валинора, на границах Мира; и редко приходит она в город Ва́лимар, где царит радость, но охотнее идет в чертоги Мандоса, что рядом с ее собственными; и те, кто ждет в Мандосе, взывают к ней, ибо она приносит силу духа и обращает скорбь в мудрость. Окна ее дома глядят за пределы Мира".
Олорин
Молил я Ниэнну: "Я мудрости рад,
Поведай о том, чем является мера
Всей благости древней, которой богат
Наш край, Валинор, с его в лучшее верой!".
В ночи постигается мудрости свет,
Как в недрах пещер - их великие тайны:
Во тьме порождённых - тех светочей нет
Прекрасней, когда они явятся мая
Блестящему солнцу: сияет алмаз,
Как некогда, мыслью в недрах рождённой
Бездонной души Элберет, что не раз
Их тайно лелеяла блеск упоённо,
И вывела в жизнь, небосвод освятив,
Поведав всему удивлённому миру
О мысли Единого, чей перелив
В своей песне пела Владичица, лиру
Свою сонастроивши с Хором Айнур...
И все эти тайны, которыми славен
Лишь тот, кто познал суть вещей и весну -
Начало, и то, чем всегда опечален
Сей мир, что велик в совершенстве своём,
Но более скорбен он несовершенством -
Лишь тот может быть самым жгучим огнём,
Огнём благодетельным, вечным блаженством
Иль яростным огнем... То совести глас,
Который нам всем говорит неустанно
О том, что весь блеск изначальный угас,
Иссяк светоч прежний святого Валмара,
И вод равновесье нарушилось в миг,
Когда застенала в Войне Первой Арда,
Когда в утомлении скорби поник
Лоб доброй Кементари: к небу воззвала
Она для того, чтобы в мир Красоту
Вернуть, но не вышло... О многом сказала
История: список сей я разверну на версту,
И только прибавлю к печали немало.
И помнить всё грустное выпало мне:
Учась у Ниэнны, не будешь ты нравом
Весёлым, и только бродить по весне
Мне нравится долго лугами устало,
Вдыхать аромат их невянущих трав,
Что душу хоть как-то целит от тревоги
И грусти: ведь надо, едва мудрым став,
Идти с ней, блуждая в пути без дороги
Во тьму Средиземья, и светоч дарить,
Что будет сиять, когда кажется людям,
Что даже Надежда устала светить...
Давайте сейчас мы о грустном не будем:
Печалью сам воздух наполнен палат
Наставницы мудрости, горькой Ниэнны,
Но с ней я свиданию всякому рад,
Охотней иду не на праздник под стены
Хрустального города в Вечной Стране -
А слушать её бесконечную песню
О том, как скорбит она без новостей
О мире людей на утёсе отвесном,
О том, как скорбит она больше, узнав
Печальных событий, сует вереницу,
И, к сердцу прибавив забот, зарыдав
Моё разорвёт мне на части... Темницей
Мне кажется часто благой этот край,
Где веселы все, позабывши о внешних
Печалях... Закрывши свой благостный рай
От горя людского в забвенье, что здешний
Сам воздух целит и о том, что смогли б
Они подарить мир благой, беспечальный,
Сердцам, что в страданиях изнемогли,
Валары встречают рассветы... Прощальный
Я брошу на днях на Бессмертных Земель
Долины и рощи свой взгляд утомлённый,
В последний раз грустно войду я под сень,
В палаты Ниэнны, и, вновь упоённый
Её отреченьем от радости дней
Иных, что глубин не изведали грусти,
Скажу, что готов на разлуку я с ней,
Завет выполняя её, навечно бы пусть и.
Палландо и Алатар *
Досталось нам многое - мы не могли
Избрать долю лучшую в мире подзвёздном,
Над нами в Эндоре кружились огни,
Гремели рассветные майские грозы,
Звенели ручьи: так когда-то давно
У вод Куйвинэна они пробуждались,
И если мы знали, то только одно -
Мы были скромны, и такими остались,
Хоть видели больше других: обошли
Всю землю от дальних морей-океанов
До пустошей древних Востока - смогли
Мы то, что ведущей звездой для нас стало.
Нам в мире исследовать сумрачных тайн
Задачу поставили Высшие, вряд ли
Почётнее миссию встретишь ты там,
Где вместе с Стихиями встанешь ты в ряд их.
И многое мы потеряли навек -
Всё то, что когда-то нам пело прибоем,
Всё то, чем земли ещё жив человек,
И внемлет, как рогу, пред жизненным боем
Со всем, чему Тьма подарила венец:
Когда-то украшен он был Сильмариллом,
Но этим эпохам настал уж конец -
Забвение Время своё подарило
Невзгодам из прошлого. Мы у воды
Решаем загадки от Ульмо: он внемлет
Тому, о чём Высшие, пламя беды
Низвергнув во Тьму, позабыли. Приемлет
Наш брат из далёких восточных краёв
Прекрасную песнь обо всём, что узнали,
И песней своей он ответит: не нов
Ответ, что остались в Эндоре печали,
Которых рассеять и мы не могли...
Пророческим стоном Ниэнна прославит
Скорбей человеческих море: огни
Над миром, как звёзды - ночами, пылают.
Мы слышим, как дух, напоённый тоской
По знанию, редкому, точно те камни,
Которые вынесли весь непокой
Во льдах Перехода томится... И ставни
Распахнуты Храма Познанья давно,
И всякий, кто нищ, обретал утешенье.
Теперь, хоть и Знанье сокрыто, оно
Хранится у нас - то для мира прощенье
И дар, что молили, как Эарендил,
Бредя по хрустальным дворам Тириона:
Он сердцем и духом уставшим просил -
И Силы услышали. Это не ново:
Просящему тайны открыты всегда,
И вовсе не тайна для нас это бремя,
Нам бремя - другое... Как мы иногда
Хотим обратить неподкупное Время
Вспять!.. Вечно струится алмазный песок
В клепсидре, стоящей у Мандоса в храме,
И тщетно взывать к нему, тщетно порог
Его обивать с дорогими дарами...
_______________________________
* Алатар - майа Оромэ. В XII томе «Истории Средиземья» дано имя Моринехтар, что переводится как «Убивающий Тьму». Ушел вместе с Палландо на восток, где их следы теряются. Его цвет — синий.
Палландо — также является(лся) майа Оромэ. В XII томе «Истории Средиземья» указано имя Роместамо, что означает «Помогающий Востоку». Он и Алатар более известны как Итрин Луин, «Синие маги». Это их единственное имя, так как они были малознакомы людям запада, потому что ушли на восток вместе с Куруниром, но не вернулись. Цвет Паландо — синий.
Нэрданель *
Знакомый всем нам необузданный дар
Не я ли одна укрощала бессменно?
Когда огнь творчества - этот пожар -
Пылал, порождая дары непременно
Великие, - может иначе ли быть,
Когда говорим мы о Пламенном Духе,
О том, чей талант в Сильмариллах светить
Навеки способен? Кементари други
Не знали иного такого огня -
Росы Двух Дерев, что стекала сияньем,
В кристаллы закованной, ярко горя
Предвечным, ничем не стеснённым мерцаньем.
И билась роса пульсом вечным в камнях,
Не зная в Предвечном себе отраженья,
Как сердце, которому не был ни страх
Неведом любого под небом сраженья,
Ни дней утомленья от долгих трудов,
Ни чувств, ослабевших от страстных порывов,
Ни грубость теснейших телесных оков,
Ни бездны отчаянья тягостных срывов.
Одна только я усмиряла подчас
Всё то безрассудство, что рядом ходило
Сестрой с тем Огнём, что однажды угас -
Со смертью лишь только, и то - вполовину.
Бессмертно созданье пребудет души
В остывших веках, да и смерть - не преграда
Творенью, которое к жизни спешил
Из тьмы вызвать нолдор-кузнец Феанаро.
Могла ль я предвидеть печальный конец?
Могла, и предвидела, зная, что лихо -
Награда величью, и тяжкий венец -
Вот доля того, кто таинственно-тихо
Лелеял в душе свои мысли о том,
Чему никогда повторенья не будет,
О том, что мы часто печально поём
И что будут петь все великие люди.
Я знала. Молчала. Хоть долго молчать
Мне трудным казалось. Дни юности мира
Затмили тревогу, и эту печать
Облегчила наша волшебная лира,
События певшая ранних веков,
В которых оставлено лучшее в жизни,
И горестно видеть мне свет ярких снов,
В сравненье с которыми жизнь - точно тризна.
И истинно тризна она: вижу я
Ночами последнюю память о муже -
В челе Эарендила искру огня
И летом, и в зимнюю скорбную стужу.
Быть может, и к лучшему то, что меня
Не слушал страдалец: ведь явлена миру
С Твореньем его та благая стезя,
Идя по которой, мы тяжкую виру
Сполна заплатили... Но песни звенят
Под небом, и будут звенеть до скончанья
Веков. И чем горестней песня моя,
Тем глубже восторг, что затмит все печали.
И Пламенный Дух ввек пребудет в лучах
Светил, воозведённых на небо как память
О дерзости - той, что повергла во прах
Все замыслы вражьи. Искусности ради
Одной были вызваны к жизни огни,
Светили во дни, омрачённые лихом,
И рада, что в срок отсветили они,
Угаснув для Арды нечаянно-тихо.
_________________________________________
* "...В ранней юности он женился на Не́рданэли, дочери великого кузнеца Махтана, изо всех кузнецов нолдоров более всего любимого Ауле; и многому научился Феанор у Махтана в сотворении вещей из металла и камня. Воля у Нерданэли тоже была тверда, но она обладала большим терпением и желала понимать сердца, но не покорять их; и сперва она сдерживала Феанора, когда пламень его духа разгорался слишком жарко, но его дальнейшие дела опечалили ее, и они отдалились друг от друга".(Дж. Толкин "Сильмариллион")
Переход через Хелкараксэ
Навек не изгладится в памяти жуть
По льду Хелкараксэ в ночи перехода.
Печален и горек то был долгий путь,
Иного не ведали нолдоры брода.
Туманы затмили все звёзды, что нам
Когда-то приветливо в небе сияли,
Для многих могилою стали тогда
Те мглистые льды, и как саван им стали
Те песни, что вьюгам мы пели вослед,
От нас уносящим сиянье надежды
Последней на то, что, вернувшись, привет
Получим от Сил мы. И с плачем их вежды -
Вождей-мертвецов - закрывали мы, слёз
Их льдинки на память себе собирали
В ларцы, что когда-то под пламенем звёзд
Родных из янтарных камней вырезали.
Доныне хранят они влаг