Дней
Глава 1. День первый.
Никогда не думал, что доживу до этого момента. Впрочем, когда-то у меня были серьезные сомнения в том, что я доживу до двадцати лет, так что предсказатель из меня всегда был никудышный. Ведь я дожил не только до двадцати, а даже до тридцати. Умудрился за это время не только жениться и наплодить себе подобных, но и сделать неплохую карьеру. Самое забавное, что я так и не стал профессиональным игроком в квиддич, хотя этого ждали почти все. А я в какой-то момент решил, что с меня довольно внимания толпы, почитания и обожания. Невзирая на мнение одного знаменитого зельевара наших дней, мне никогда не доставляла удовольствия суета вокруг меня.
Единственное место, которое я действительно мог назвать домом, был замок Хогвартс, а поскольку даже мне с наследством Поттеров и Блэков было не по карману приобрести его в собственность, замок приобрел в собственность меня. Так что я теперь здесь местная знаменитость и преподаватель Защиты от Темных Искусств по совместительству. А звездой квиддича у нас стала Джинни. Правда, отлетав три сезона охотником в сборной Британии, она наконец остепенилась, вышла замуж и теперь, как и подобает дочери Молли Уизли, возится с двумя очаровательными рыжими девочками-близняшками и темноволосым мальчуганом на год их младше. Иногда мне кажется, что она меня за это ненавидит, поскольку в процессе создания этих милых, но ужасно непослушных существ я принял некоторое участие. А я каждый раз пугаю ее предсказанием профессора Трелани, в котором я, ради разнообразия, жил достаточно долго, чтобы успеть родить 12 отпрысков. Она мне на это отвечает, что «рожать» я их буду либо сам, либо на стороне, а ей и троих хватает. Конечно, всерьез по этому поводу мы никогда не ссоримся, и обычно все заканчивается «репетицией» зачатия этих самых обещанных мне двенадцати отпрысков.
|
|
Конечно, чтобы вся эта идиллия стала реальностью, одному злобному темному волшебнику пришлось распрощаться со всеми семью осколками сущности, которая по какому-то недоразумению считалась его душой. Теперь я могу даже шутить на эту тему, хотя тогда мне было не до шуток. Смерть профессора Дамблдора не была последней, мне пришлось расстаться еще с двумя очень близкими мне людьми, чуть не погибнуть самому. Однако сейчас это дела давно минувших дней, а когда восемь лет подряд начинаешь свой год с того, что в красках расписываешь взволнованным первокурсникам, как ты победил Того-кого-теперь-можно-называть-как-душе-угодно, стараясь не слишком сильно их напугать, события перестают казаться такими торжественно-печальными, воспоминания больше не причиняют боль, а об ушедших хочется думать как о живых.
Со временем еще несколько человек исчезло из моей жизни, правда, менее трагическим образом. Потерялись в вихре взрослой жизни школьные друзья-приятели, ушли на покой некоторые учителя.
Гермиона, окончательно расставшись с Роном, весь свой пыл и упрямство направила на науку. Сейчас я успеваю следить за ее перемещениями по миру лишь через «Вестник магической археологии», в котором регулярно появляются ее статьи-отчеты о новых раскопках. Оказывается, у нее весьма приятный стиль, и информация о мертвых языках (ее специализация), которую я обычно не могу воспринимать ни под каким соусом, в ее исполнении звучит достаточно понятно и даже интересно. Хотя… Может быть, я просто скучаю по ней.
|
|
С Роном мы, конечно, видимся довольно часто, поскольку стали в некотором роде родственниками, но его образ жизни начинает все чаще раздражать меня. Иногда мне кажется, что он застрял где-то на уровне шестого курса Хогвартса. Точнее будет сказать, вернулся на этот уровень. Впрочем, каждый из нас справлялся с последствиями войны как мог. Я не могу осуждать его, ведь в той мельнице, перемоловшей немало человеческих жизней, он потерял брата.
С профессором МакГонагалл мы были коллегами всего три года, после чего она ушла на покой и теперь нянчит не то внуков, не то правнуков где-то на бескрайних просторах Шотландии. Профессора Синистра и Вектор ушли из школы пару лет назад, занявшись какими-то исследованиями. Здоровье бедного профессора Флитвика все ухудшалось с каждым годом после окончания войны, и вот этим летом он покинул Хогвартс и уехал к родственникам. Из учителей, которых я хорошо знал, в школе остались, пожалуй, только Спраут и Биннс. Профессор Снейп ведь так и не вернулся к преподаванию. Я даже толком не знаю, где он сейчас живет и чем занимается. Несколько раз я слышал, что он выступал на международных научных конференциях, но мне ни разу не удалось присутствовать при этом. Собственно, с ним я не виделся дольше всего, с самого окончания войны.
И вот настал момент, когда у меня есть все шансы увидеть некоторых из этих людей. Конечно, я предпочел бы какой-нибудь более безобидный предлог для этого, но, видимо, судьба у меня такая: мир спасать. Равно как у других людей судьба мне в этом помогать.
|
|
Нет, я не преувеличиваю. Занимаясь изучением научных изысканий Салазара Слизерина в области Темных Искусств, я перечитал не один десяток его трудов, монографий, дневников, разрозненных коротких статей и прочих документов, дошедших до наших дней. Среди вороха этих бумаг мне на глаза попался пергамент весьма пугающего содержания. Совсем короткая запись, озаглавленная как «Гроб Небытия». Согласитесь, достаточно интригующе, чтобы уделить огрызку пергамента в три абзаца самое пристальное внимание. Пергамент сообщал, что Слизерин в свое время обнаружил некую Арку (так он и писал это слово, с большой буквы), покрытую «письменами на языке Ангелов», которые содержали в себе своеобразный вызов человечеству. Салазар был предельно лаконичен, ссылаясь на магию Арки (якобы, она была устроена так, что волшебник, сумевший прочитать ее, не сможет передать полученные знания потомкам) и сообщал только, что в ней заключена сила, способная уничтожить все сущее, и что ключ к спасению содержится на самой Арке. Оказывается, Основатели Хогвартса когда-то уже предотвратили конец света, расшифровав послание и выполнив необходимые условия. Когда человечеству предстоит снова отстаивать свое право на существование, в документе сказано не было. Возможно, Слизерин и остальные этого просто не знали. Зато в пергаменте сообщалось, что после появления Арки у людей, которым «посчастливилось» жить в это время, остается ровно пять дней, после чего Гроб (честное слово, так там и сказано) открывается, «выпуская тьму», и его необходимо снова закрыть, иначе наступит конец света. Чтобы узнать, как его закрыть, необходимо прочесть указания на Арке.
Я попытался найти в библиотеках еще какие-то упоминания об этой Арке или о «языке Ангелов», однако информации почти не было. Об Арке я больше ничего не нашел, зато языком Ангелов, оказывается, назывался энохианский алфавит, о чем я узнал, как ни странно, из статей Гермионы. Оказывается, она написала про это целую книгу. Книгу я приобрел и изучил, а вот пергамент про Арку мне пришлось отложить в сторону и приступить к изучению других документов. Было это чуть больше года назад. А сегодня утром все занятия в школе были прерваны довольно сильным подземным толчком, после которого стены замка заходили ходуном, а у подножия Северной башни, словно из-под земли, выросла причудливой формы конструкция высотой метра два из неизвестного мне материала (и не камень, и не металл, а что-то среднее), покрытая странными письменами, в которых я сразу узнал энохианские символы. Слава Мерлину, память у меня пока отменная, я сразу нашел примечательный пергамент. Сомнений у меня почти не было: эта конструкция и есть та самая Арка, «суть есть Гроб Небытия», как сказал бы старина Салазар.
Памятуя о сжатых сроках спасения мира, я связался с Гермионой, благо, со времен Ордена Феникса у нас остались средства связи понадежнее каминов. Выслушав мою сбивчивую от крайнего волнения речь, подруга велела мне «дышать ровнее» и тут же аппарировала прямо передо мной (напомните мне в следующий раз разговаривать с ней с территории, на которую распространяется действие антиаппарационных чар). Честное слово, могла бы и предупредить, потому что после этого мне еще не скоро удалось выровнять дыхание.
Если вы спросите меня, каковы были ее следующие слова, я буду вынужден ответить с оттенком грусти, ибо это были слова «Где она?» А ведь мы не виделись больше пяти лет. Возможно, у нас не было достаточно времени для разговора по душам, воспоминаний о былых днях и просмотра колдографий, но ведь для короткого «Здравствуй, Гарри! Как твои дела? Я так рада тебя видеть!» много времени не нужно, разве нет?
Она изменилась. Очень. Волосы коротко подстрижены, лицо уставшее, фигуре не хватает былого изящества, а в глазах ни намека на прежний азарт, с каким она кидалась на всю новую информацию. Конечно, я тоже не остался тем же парнишкой, каким был когда-то, но себя я вижу чаще, поэтому изменения мне заметны меньше. Новая версия Гермионы же почему-то навеяла на меня тоску, заставляя по-стариковски сожалеть об ушедших днях.
Мне ничего не оставалось, как отвести ее к Арке. Она извлекла из кармана блокнот и карандаш, сделала пару набросков на одном листе, открыла новый, приблизилась к конструкции, пробежала глазами закорючки символов, что-то быстро записала и повернулась ко мне. На лице ее застыло тревожное выражение.
- Не нравится мне это, Гарри, - напряженно произнесла она. Голос у нее, кстати, тоже изменился: стал более низким и чуть хрипловатым. – Местами символы довольно обычные, но несколько кусков текста мне абсолютно непонятны. Должна заметить, это весьма обширные куски. Сейчас я пока могу только подтвердить твою правоту, поскольку здесь действительно упоминаются слова «Гроб Небытия». Это во-первых. Во-вторых, как я поняла, ключ к его закрытию в трех элементах: зелье, заклинании и чем-то еще, что я пока не смогла перевести. Полагаю, рецепт зелья, как и формула заклинания, зашифрованы здесь. Именно зашифрованы, потому что это не просто энохианский текст, это шифр. Я готова приступить к расшифровке прямо сейчас, но нам нужен зельевар. Некоторые специфические тексты лучше переводить при помощи специалиста. К тому же кому-то придется приготовить это зелье. Поэтому нам нужен очень хороший зельевар.
Вот и повод побеспокоить профессора Снейпа. Честно говоря, меня больше всего удивляет то, что я действительно хочу его видеть. Тогда, десять лет назад, после нашей победы, мне так и не удалось задать ему несколько очень важных вопросов. Мы вообще как-то не договорили тогда. Он просто исчез. Не дожидаясь официального оправдания (оно было вынесено ему заочно), не получив своей награды. Все эти годы, публикуя монографию за монографией, я в тайне надеялся, что он не удержится и пришлет мне свое мнение об одной из них. Мнение, безусловно, негативное, сформулированное в резких или даже грубых выражениях, но его мнение. Повод для научного спора, повод для разговора, который мне, возможно, удалось бы со временем вывести на интересующие меня темы. Даже странно, что, испытывая неприязнь к этому человеку с одиннадцати лет, ненавидя его и искренне желая его смерти ничуть не меньше, чем смерти Волдеморта, я потратил последние десять лет на то, чтобы попытаться его понять. По мере того, как я становился старше, некоторые нюансы наших с ним отношений стали представляться мне в совершенно другом свете. Я далек от идеализации его образа, прощения ему всей жесткости, которую он позволял себе, но, кажется, со временем я стал уважать его как ученого и как человека, пожертвовавшего столь многим ради нашей победы. Не знаю, как он выдержал это, но очень хочу узнать. И, что самое невероятное, хочу все-таки реабилитировать себя в его глазах.
Когда-то я уже пытался связаться с ним. Я посылал ему свои статьи и результаты исследований с просьбой написать на них рецензию. Я надеялся, что совы разыщут его. Птицы возвращались довольно быстро, что позволяло предполагать, что он по-прежнему жил на территории Британии. Пакетов с ними не было, но и ответа ни одна не принесла. Оставалось надеяться, что на это письмо он прореагирует иначе.
Отправив пергамент с запиской весьма истеричного содержания с одной из школьных сов, я отправился в кабинет, который мы отдали Гермионе для работы над переводом. С помощью Самопишущих перьев и Копирующего заклинания она перенесла текст с арки на пергамент и теперь сидела, обложившись со всех сторон какими-то книгами и справочниками, и строчила пером, перечеркивая и переписывая строчки.
- Я написал Снейпу, - зачем-то сообщил я, подходя к ее столу.
- Думаешь, он отзовется? – поинтересовалась она, не отрываясь от своей писанины и даже не взглянув на меня.
- Надеюсь, - я опустился на стул и подпер рукой подбородок. Ощущение неправильности происходящего не оставляло меня. Чем я заслужил такую отчужденность? Она могла расстаться с Роном, а я мог остаться его другом, но почему это должно влиять на наши с ней отношения? – Кстати, Джинни в полном порядке, дети тоже, спасибо, что спросила, - получилось немного капризно, но я ничего не мог с собой поделать: мне было обидно, а я никогда не умел этого скрывать.
Она подняла на меня взгляд своих карих глаз и посмотрела с укором.
- Гарри, сейчас не время для разговоров о жизни! Мы обо всем поболтаем после того, как решим эту небольшую проблему. А сейчас мне некогда: нужно перевести еще очень много текста. Поэтому не отвлекай меня, пожалуйста.
- Да, конечно, извини, - я старался, чтобы это прозвучало с раскаянием, но получилось как-то сухо и все с той же обидой. – Может, я могу тебе помочь? Где этот кусок с заклинанием? Я все-таки кое-что в них понимаю, могу попробовать перевести.
На этот раз она посмотрела на меня с удивлением.
- Ты, может, и понимаешь в заклинаниях, но как насчет энохианского?
- Я читал твою книгу… и статьи, - мне оставалось только смущенно пожать плечами. В школе я даже рунами не интересовался, но по работам Гермионы учиться было легко и интересно.
- Ты… что? – Теперь она выглядела не просто удивленной, а еще и растерянной и немного смущенной. На скулах выступил румянец. – Тогда, конечно… Вот он, попробуй.
Она протянула мне пергамент, показала справочники и объяснила, как обычно переводят подобные тексты, с чего начинают и как поступают в случаях двоякого толкования текста. Все это выглядело довольно сложным, но я знал, что не смогу просто сидеть и ничего не делать.
Когда она вернулась к работе, я еще какое-то время рассматривал ее, а потом не удержался и спросил:
- Зачем ты остригла волосы? Так коротко?
- С той гривой, что у меня была, очень неудобно на раскопках где-нибудь в Африке или в джунглях, - не поднимая головы, ответила Гермиона. – Еще вопросы?
Я только покачал головой. В тот день мы провозились до позднего вечера. Гермионе удалось расшифровать довольно приличный кусок рецепта, а мне всего пару строк заклинания, да и в тех было несколько спорных моментов. От профессора вестей не было. Впрочем, совы, конечно, умницы, но они не реактивные.
Спать я шел с тяжелым сердцем. И это не было связано с предстоящей катастрофой вселенского масштаба. Мне было грустно, потому что в этот день я отчетливо понял, что некоторые вещи уходят навсегда и их не вернуть. В одну и ту же реку дважды не войти. Люди меняются, отношения рвутся, а потом их не восстановить. Вероятно, прежней легкости и сердечности в наших отношениях с Гермионой уже никогда не будет, как больше не будет нашей дружбы втроем, которой я так дорожил в школе, которая помогла мне пройти все испытания, выпавшие мне тогда.
Засыпая рядом с Джинни, я с грустью понял, что мир спасать у меня всегда получалось значительно лучше, чем удержать рядом то, что было необходимо мне как воздух.
Глава 2. День второй.
Спасибо всем, кто оставил отзывы!
Блейзgirl, очень верная догадка:) Правда, у меня никогда не обходится без эпилога.
Без лишних слов, переходим к продолжению!
____________________________________________________________
Никогда не думала, что однажды вернусь сюда. Хогвартс. Когда-то это слово символизировало для меня волшебство, сказку, которая вдруг стала реальностью. Здесь прошли самые лучшие и беззаботные годы моей жизни. Здесь я впервые нашла настоящих друзей, впервые влюбилась... Так много здесь было в первый раз, что всего и не упомнить. Я не уставала изучать свой новый мир, строить планы, мечтать. Это была бесконечная эйфория, казалось, все по плечу и все возможно, ведь теперь вокруг меня была Магия.
Это потом я поняла, что магический мир очень немногим отличается от маггловского. То же социальное расслоение, тот же расизм, та же политика. Нудные рабочие будни, борьба за место под солнцем. Семьи, дети, ссоры, дрязги, сплетни, козни, интриги… Все точно так же, как и у магглов, только вместо маленького компьютера с выходом в Интернет через мобильный телефон в кармане лежит волшебная палочка, а в остальном никакой разницы. Становясь неотъемлемой частью жизни, магия теряет свое обаяние и притягательность. И ее уже больше не хочется писать с заглавной буквы.
Тем не менее, оказавшись снова в этом замке, я вдруг ощутила слабый отголосок прежнего восторга. Пройдя по до боли знакомым коридорам, наполненным воспоминаниями, заглянув в классы, где когда-то блистала абсолютно правильными ответами, я испытала странное томление в груди. Это было одновременно и приятно, и болезненно. Я вспомнила друзей, наши проказы и приключения, ссоры и примирения… В общем, все то, о чем последние годы не позволяла себе вспоминать.
А здесь все осталось прежним. Время словно не властно над этим местом. Сюда все так же приходят дети, как и двадцать лет назад, когда сюда пришли мы. Как сотню лет назад, когда нас и в помине не было. Как будут приходить они сюда еще через сто лет, когда никто уже не вспомнит ни Мальчика-со-шрамом, ни испытания, через которые ему пришлось пройти, ни, тем более, его друзей, что пытались помочь ему в этом. У меня даже есть серьезные подозрения, что об этом все так же нудно будет рассказывать профессор Биннс, а ученики будут дремать на его уроках.
Гарри тоже почти не изменился. Все так же торчат в разные стороны черные волосы, он так же улыбается, немного неуверенно, словно сомневается, стоит ли сейчас улыбаться. Даже форма его очков осталась прежней. Разве что шрама больше нет на лбу.
Когда я услышала его сбивчивое сообщение, мне даже в голову не пришло усомниться в его правдивости. Это был шанс снова поучаствовать в приключении, сделать что-то по-настоящему полезное. Знаете, когда в детстве слишком часто участвуешь в спасении мира, потом как-то трудно от этого отвыкнуть и переключиться на деятельность поскромнее. На науку, например.
Однако проблема оказалась несколько серьезнее, чем я предполагала. Угроза была нешуточная, а времени – в обрез. Предстояло очень серьезно поработать над переводом и расшифровкой, к тому же приготовить довольно сложное зелье. Во всяком случае, переведенная мною на данный момент часть рецепта была очень сложной. Это вам не Многосущное зелье сварить.
Я очень надеялась, что профессор Снейп откликнется на наш призыв. Во-первых, он лучший зельевар из тех, кого мне приходилось встречать. Во-вторых, он… Впрочем, зачем сейчас об этом?
На второй день перевод не стал продвигаться быстрее, хотя обычно так и бывает, поскольку сочетания символов начинают повторяться. В этот раз я увязала в тексте, как в зыбучих песках. Одно я успела понять: зелье уже насчитывало более двадцати ингредиентов, а время приготовления занимало почти двое суток. Если так пойдет дальше, а профессор не появится в ближайшие… часа полтора, то мы пропали. Если, конечно, эта Арка – не самый оригинальный розыгрыш в истории человечества.
Ближе к обеду у меня засаднило глаза от постоянного напряжения, и я была вынуждена дать им передышку. Я оторвалась от созерцания сотен заковыристых символов и посмотрела в окно. Был конец октября, деревья стояли в золоте, и солнце хоть и не грело, но так ярко освещало все вокруг, что было трудно поверить в угрозу, зависшую над нашими головами. Во дворе прогуливались студенты разных курсов, кто-то просто сидел на ступеньках, скамейках и даже на расстеленных на земле пледах, подставляя лица последнему в этом году солнцу. Никто даже не подозревал об опасности.
Я еще не успела додумать эту мысль, когда увидела его. Он шел от ворот ограды, окружавшей замок. Неспешно, немного прихрамывая и опираясь на трость. Его одежда была все такой же черной, а вот в волосах серебрилось так много седых нитей, что они были заметны даже с такого расстояния.
- Профессор… - я даже не знала, что произнесу это вслух, пока сидевший рядом Гарри не встрепенулся.
- Снейп? – спросил он со странным выражением. Неужели он мог испытывать радость по поводу прибытия зельевара? Насколько я помню, Гарри всегда его ненавидел и не простил даже тогда, когда стало понятно, что он на самом деле на нашей стороне.
- Он самый, - пробормотала я. Мне хотелось выбежать из кабинета и броситься вниз по лестнице, чтобы поскорее увидеть профессора вблизи. Последний раз мы встречались на конференции почти четыре года назад. Короткая была встреча, но… Впрочем, время ли сейчас говорить об этом?
Чудовищным усилием воли я заставила себя остаться на месте. Мне показалось, Гарри испытывает нечто похожее. Вот только он все же позволил себе вскочить на ноги и заметаться из стороны в сторону, засунув руки в карманы. Ждать пришлось долго. Или мне только так показалось? Во всяком случае, за это время я смогла перевести не больше двух слов.
Его появление было менее эффектным, чем в прежние времена, когда он ходил так стремительно, что просторная мантия вилась за его спиной черным облаком. И тем не менее, я сразу почувствовала былой трепет в душе, увидев его высокую худощавую фигуру в дверном проеме. Он сделал несколько шагов вперед, обвел комнату холодным взглядом, равнодушно изучил наши с Гарри лица, а потом начал разматывать шарф, тихо говоря:
- Я очень надеюсь, мистер Поттер, что ваше послание – не плод вашего больного, истосковавшегося по всемирной славе воображения.
- Все истекаете ядом? – дерзко поинтересовался Гарри. Честное слово, не видела бы его всего пару минут назад, ни за что бы не подумала, что он мог хотеть увидеть Снейпа.
Профессор только усмехнулся и слегка склонил седую голову набок.
- Где ваша проклятая Арка, Поттер? У меня нет желания попусту терять время, обмениваясь с вами любезностями.
Гарри равнодушно пожал плечами и, бросив короткое «Идемте», увел Снейпа за собой.
Вот и все. Меня словно вообще тут не было. Интересно, а чего я ждала? Душевной беседы? Искренней заинтересованности в том, как я провела последние четыре года? Чушь! Если однажды профессор Снейп целый вечер был милым и почти обаятельным, это еще не значит, что он будет теперь таким всегда. В конце концов, за эти четыре года ему ни разу не пришло в голову связаться со мной.
Может быть, я вообще сама придумала тот вечер? Неформальный банкет «в узком кругу» после конференции, беседу ни о чем в тени беседки, мягкий обволакивающий голос, блеск черных глаз в темноте, звон кусочков льда в бокале, шуршание мантий, чуть сладковатый запах дыма, который приносил ветер? Может, ничего этого не было? Все это так не вписывается в привычную картину мира, что очень легко заставить себя забыть, махнуть рукой, хотя бы просто притвориться, что ничего не было… Хотя, конечно, не было. В обычном смысле этого слова. Просто разговор двух ученых на ненаучные темы, совместная вечерняя прогулка, встреча бывшей ученицы с бывшим учителем. Ничего, чем можно было бы поделиться с подружками на девичнике. Ничего, о чем можно красиво рассказать. Потому что не было ничего, кроме запаха дыма, легкого головокружения от шампанского, щекотного предчувствия где-то в груди, словно вот-вот что-то должно случиться. Похоже на ощущение, когда хочется чихнуть. И больше не было ничего. Разве что немного абстрактной грусти, когда порозовел восток, ночная прохлада наконец пробрала меня до костей, а мой собеседник вдруг встрепенулся, скомкано попрощался и дезаппарировал так поспешно, что я даже ничего не успела ему ответить. Вот, собственно, и все. О таком не рассказывают. Такие воспоминания прячут поглубже, достают только тогда, когда рядом никого нет, аккуратно пересматривают, стряхивают пыль и снова прячут. Это слишком личное. Вот если бы я просто переспала с ним тогда… Но мы даже не притронулись друг к другу. Впрочем, если мне не изменяет память, был поцелуй, но он был таким мимолетным, таким неуместным и остался таким незамеченным, что я не могу поручиться, был ли он вообще. Во всяком случае, мне помнится вкус виски, хотя в тот вечер я пила только шампанское.
- Гермиона, что-то случилось? – Голос Гарри достиг моего слуха словно с другой планеты.
- Что? – Я очнулась от своих воспоминаний. Он смотрел на меня с тревогой. Видимо, в какой-то момент я потеряла контроль над выражением своего лица.
- Плохие новости? – напряженно спросил Гарри, кивнув на листы пергамента, разложенные передо мной.
- Нет, - я постаралась придать своему тону безразличие. – Нет, ничего такого, - повторила я для усиления эффекта. – Просто думаю, как правильнее перевести…
Не удержалась все-таки! Скользнула взглядом по профессору, стоявшему за спиной Гарри. Тот только усмехнулся, но ничего не сказал. Легилимент чертов!
Упомянутый легилимент тем временем шагнул ближе к столу, бесцеремонно сцапал лист пергамента и поднес его близко к глазам. Интересно, как, обладая далеко не самым острым зрением, он умудрился всего за пару секунд найти в ворохе перечеркнутых пергаментов именно тот, на котором начинался рецепт нужного нам зелья?
- Ну что, профессор, каковы наши шансы на выживание? – поинтересовалась я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал если не язвительно, то хотя бы твердо, без предательской дрожи.
- Скажите мне, мисс Грейнджер, вы действительно не видите разницы между перемалыванием и перетиранием ингредиента? - Вот его голос всегда изобиловал сарказмом. Как ему только это удается? Годы тренировки, не иначе.
- Что вы имеете в виду, профессор? – холодно уточнила я.
- Вот здесь, - он сунул мне под нос пергамент, который только что разглядывал сам, - вы написали перемолоть, а в скобках – перетереть.
- Это неточность перевода, - спокойно объяснила я. – К сожалению, между английским и энохианским нет дословного совпадения…
- Эта неточность может стоить всем нам жизни, - резко перебил он. Какой же он все-таки хам! – Вам стоит переводить внимательнее.
- При всем уважении, профессор, - медленно произнесла я, чувствуя, как все внутри закипает, - это нельзя перевести точнее. Очевидно, вам самому придется решать, что делать с этим ингредиентом.
Он ничего мне не ответил, только снова уткнулся своим длинным носом в пергамент, затем взял следующий (все одной и той же рукой, поскольку другой он все это время опирался на трость).
- Приготовление зелья стоит начать немедленно, - бросил он, когда изучил весь имеющийся на данный момент перевод рецепта. – Поттер, мне нужна моя лаборатория и ингредиенты. Немедленно! – Но стоило Гарри направиться к двери, как поступила новая команда: - Стойте! Вы уже сообщили в Министерство об этом?
- Нет, - Гарри мотнул головой. – Мы с директором посчитали, что мельтешение министерских чиновников только затормозит процесс. Мы вообще не хотим поднимать панику. О происходящем знаем только мы трое и директор.
- Придется посвятить кого-то еще, - невозмутимо сообщил Снейп. – Желательно, чтобы у этого человека была оранжерея, наполненная редкими видами растений.
- Что? – Гарри непонимающе уставился на бывшего учителя. Иногда его соображалка немного притормаживала. Судя по тому, что Снейп страдальчески закатил глаза, он считал так же.
- Сомневаюсь, что из Африки нам успеют доставить Намакванский Пахиподиум, из Австралии – Мешочковый Цефалотус и в придачу Халкедонскую лилию из Греции! – раздраженно произнес зельевар. – Разве что все эти опасные и ядовитые растения разводятся в хогвартских теплицах?
- Я вас понял, - к щекам Гарри прилила кровь, что свидетельствовало, скорее всего, о крайнем раздражении. – Еще какие-нибудь пожелания, профессор? – наигранно-учтивым тоном поинтересовался он.
- Мисс Грейнджер надо переместить ближе к лаборатории, чтобы я мог в любой момент уточнять у нее перевод, - невозмутимо сообщил Снейп и, сложив обе руки на набалдашнике своей трости, строго посмотрел на нас обоих. – И должен вам напомнить, что я больше не профессор, так как давно не преподаю.
Мы с Гарри переглянулись. Он действительно давно не был нашим учителем. При этом Гарри даже в школьные годы не особо-то использовал обращение «профессор» в отношении Снейпа, а я последние четыре года вспоминала его совсем не как своего учителя. И тем не менее, оказавшись снова в стенах Хогвартса, мы словно перенеслись в то время, когда мы были учениками, а он нашим пугающим профессором Зелий. Разве не забавно?
Гарри пожал плечами и неопределенно мотнул головой, что могло означать что угодно от «Как скажете» до «Пошел ты со своими придирками, как хочу, так и буду называть». Я вообще предпочла проигнорировать замечание: мое положение руководителя исследований в последние годы приучило меня не оправдываться.
После этого мой школьный друг отправился исполнять указания Снейпа, а сам зельевар замер на месте, словно каменное изваяние, не глядя в мою сторону. Меня подмывало заговорить с ним, спросить о том вечере и что он для него значил, но поскольку я примерно представляла, что он может мне на все это ответить, и меня это отнюдь не радовало, я удержалась от расспросов. Сам он тоже, очевидно, не желал со мной разговаривать, а возможно вообще забыл о моем присутствии, поэтому несколько минут в кабинете был слышен только скрип моего пера. Потом Снейп приглушенно вздохнул, наверное, мысленно представив себе работу, которую предстояло проделать в ближайшее время без права на ошибку, и медленно заковылял к двери.
Полчаса спустя Гарри помог мне переправить все свои бумажки, словари и справочники в небольшой сырой кабинет в подземельях. Дверь в лабораторию была открыта, и мне было слышно шуршание мантии, бульканье котла, звон склянок, стук ножа по доске… Все это сначала отвлекало, но потом я полностью погрузилась в сложнейший в моей жизни перевод. Я даже не заметила, как Гарри снова появился в кабинете и, сев рядом, снова взялся за перевод заклинания. Я обратила на него внимание только тогда, когда он обратился ко мне:
- Как продвигается твой перевод?
- Медленно, - отрывисто ответила я, стараясь свести воедино три сочетания символов, каждое из которых само по себе было мне понятно, но я никак не могла перевести их вместе. – А если я буду отвлекаться, то пойдет еще медленнее.
- Извини. – Это прозвучало вроде бы спокойно, но не для того, кто знал Гарри полжизни. Я оторвалась от своих символов и посмотрела на него. Он был обижен, я это чувствовала, но не знала, что могу для него сделать. Я и сама была бы рада, если бы мы могли просто посидеть, поболтать о жизни, вспомнить старых друзей, обсудить последние политические события и рабочие сплетни, но в данный момент это было несколько… некстати. Сначала нужно было закончить наше дело, а уже потом развлекаться. Я знала, что он не поймет меня, как никогда не понимал ни моего ответственного отношения к учебе, ни моей искренней убежденности в необходимости освобождения домашних эльфов. Он вообще никогда по-настоящему меня не понимал. Это было естественно, ведь он парень. И в то же время это было обидно, ведь он был моим единственным настоящим другом.
- Гарри, - попыталась я сказать так мягко, как только могла, - мы с тобой обязательно поболтаем обо всем, когда это закончится, хорошо?
Сказала и тут же сама ощутила неискренность этого обещания. Стоит всему этому закончиться, как я тут же сбегу, прикрывшись сотней срочных дел, которые мне пришлось бросить ради сего «приключения». На то были причины, но мне не хотелось о них ни думать, ни тем более говорить.
Гарри кивнул в ответ, но так и не посмотрел на меня. На секунду я испугалась, что он почувствовал ложь в моих словах, но потом я одернула себя. Это же Гарри! Он никогда не страдал особой проницательностью.
- Я связался с Невиллом. В ближайшее время он соберет все растения, которые нам нужны, и прибудет в Хогвартс. Здорово будет снова его увидеть. – Я согласно кивнула, не отрываясь от своего занятия. Он помолчал недолго, а потом задумчиво пробормотал, словно сам себе: - Странно, что для встречи друг с другом нам всем понадобилась очередная смертельная угроза.
Я ничего не ответила. Потом он ушел, и я снова осталась одна. Не знаю, который был час, но глаза у меня давно слипались, а спину ломило так, словно я целый день таскала огромные мешки с песком.
Я скорее почувствовала его присутствие, чем услышала шаги или еще что-то. Он по-прежнему умел передвигаться бесшумно.
- Если вы уснете прямо над своими пергаментами, то не сможете как следует отдохнуть. – Снейп стоял в дверном проеме, отделявшем мой кабинет от его лаборатории, подпирая плечом косяк и сложив руки на груди. На его лице были следы усталости, на лбу поблескивали капельки пота, а глаза ничего не выражали. Все такие же пустые холодные туннели как когда-то. Почти мертвые глаза. Или глаза почти мертвого?
- У нас мало времени, а текст очень сложный, - интересно, у меня правда такой хриплый голос или мне только так кажется? Возможно, это от усталости.
- Сколько вы перевели за последние полчаса? – Вот от его голоса все так же бежали мурашки по спине, хотя он и говорил еле слышно.
- Не знаю, я не засекаю время, - признаюсь, я немного растерялась от такого вопроса.
- Думаю, эффективность вашей работы значительно вырастет, если вы дадите себе несколько часов на сон.
Вот это да! В устах Снейпа это звучало почти как… забота. Что-то во мне сломалось в тот момент. Быть может, от его тона, быть может, от его слов или все это моя пресловутая усталость, но я вдруг брякнула ни с того ни с сего:
- Почему вы так поспешно ушли тогда? – Это прозвучало довольно жалко. – Вы хоть иногда вспоминали меня за эти четыре года? – О, Мерлин, заткнись уже! Неужели не понимаешь, что это достойно лишь презрения?
Однако в его взгляде не появилось ничего такого. Только странная усмешка чуть искривила губы. Он сделал несколько шагов вперед, тяжело припадая на левую ногу (трости с ним не было). Непрошенная мысль – а ему не больно? – заставила меня нахмуриться. Он заметил это. Он всегда все замечал.
- Вот именно, - словно подслушав мои мысли, произнес он. Чтобы смотреть в его лицо, мне теперь приходилось запрокидывать голову, так близко он подошел ко мне. Мое сердце замерло, когда он неожиданно провел кончиками пальцев по моей щеке. – Вы молоды, Гермиона, еще очень молоды. Слишком молоды, чтобы понять. А я слишком стар и слишком устал, чтобы морочить самому себе голову. Вот и все, что я могу вам сказать.
Он действительно больше ничего так и не сказал. Несколько раз пробежал глазами по моему лицу, словно что-то искал в нем, потом развернулся и, все так же хромая, вышел. Я еще долго не могла прийти в себя, не мигая глядя на дверь, за которой он скрылся. Щеке до сих пор было щекотно от его прикосновения, а нос все еще чувствовал его – только его и больше ничей! – запах. В этот момент я поняла, что, кажется, окончательно сошла с ума, что просто не смогу спокойно жить – а в нашем случае, скорее, спокойно умереть – пока не надышусь его запахом, не изучу вкус его губ, не узнаю его тело, не рассмотрю его душу. Я хотела его, хотела, чтобы он хотел меня. Мне безумно захотелось подчинить его и подчиниться ему. Что это? Безумие? Страсть? Любовь?
«Вы еще очень молоды… А я уже слишком стар…» - только в этом проблема, профессор? Только в этом?
Глава 3. День третий.
Традиционное спасибо всем, кто потратил время на отзыв:) Мне всегда приятно читать ваши добрые слова!