Коврик
Близ Каминной Решетки
— Ну что за чепуху я говорю!
В это мгновение она ударилась головой о потолок зала: она была уже больше девяти футов в высоту. И вот она наконец взяла золотой ключик и поспешила к двери в сад.
Бедная Алиса! Все, что она могла сделать, — это, лежа на боку, смотреть одним глазом через раскрытую дверь в сад. Но пытаться проникнуть туда было еще более безнадежно, чем прежде. Она села и снова принялась громко плакать.
— Тебе должно быть стыдно! — сказала Алиса. — Такая большая девочка, как ты (она с полным правом могла говорить это!), и так вопить! Замолчи сейчас же, я тебе приказываю!
Но она продолжала плакать, проливая ведра слез, до тех пор, пока вокруг нее не образовалось большое озеро, около четырех дюймов глубины, достигшее половины зала.
Спустя некоторое время она услышала легкий топот ног в отдалении и поспешно вытерла глаза, чтобы видеть, кто это приближается. То был Белый Кролик, который возвращался назад, блестяще одетый, с парой белых лайковых перчаток в одной руке и большим веером в другой. Он мчался вдоль зала рысью, страшно торопясь и бормоча на бегу:
— О Герцогиня, Герцогиня! О! Она придет в неистовство, если я заставлю ее ждать!
Алиса была в таком отчаянии, что готова была просить помощи у кого угодно, поэтому, когда Кролик поравнялся с ней, она начала тихим, робким голосом:
— Прошу вас, сэр…
Кролик сильно вздрогнул, уронил белые лайковые перчатки и веер и умчался прочь в темноту так быстро, как только мог.
Алиса подняла веер и перчатки и, потому что в зале было очень жарко, принялась обмахиваться веером, при этом говоря без остановки:
— Ну и ну! Как все сегодня странно, а вчера все шло совсем как всегда. Интересно: изменилась ли я за ночь? Позвольте мне подумать: была ли я той же самой, когда встала утром? Я как будто припоминаю, что чувствовала себя немного иной. Но если я — не я, то, спрашивается, кто же я такая вообще? Ах, это величайшая из головоломок!
И она принялась мысленно перебирать всех знакомых детей одного с ней возраста, чтобы узнать, не превратилась ли она в кого-нибудь из них.
— Я уверена, что я не Ада, — сказала она, — так как ее волосы падают такими длинными завитками, а мои совсем не завиваются. И я уверена, что не могу быть Мабэль, потому что я знаю множество вещей, а она… О! Она знает так мало! Кроме того, она — это она, а я — это я. О! Как это все запутано! Посмотрим, знаю ли я все то, что знала прежде. Позвольте: четырежды пять — двенадцать, и четырежды шесть — тринадцать, и четырежды семь… О! Я никогда не дойду до двадцати этим способом! Впрочем, таблица умножения еще ничего не значит. Попробуем географию. Лондон — столица Парижа, и Париж — столица Рима, а Рим… Нет, это все неправильно, я уверена. Я, должно быть, все-таки превратилась в Мабэль! Я попробую прочитать наизусть: «Там, где веселая пчела… »
Она сложила ладони на переднике, как будто отвечая урок, и начала повторять стихи, но ее голос звучал хрипло и странно и слова получались совсем не те, какими они должны были быть:
Там, где лениво плещет Нил
Среди седых песков,
Веселый, юный крокодил
Плывет меж тростников.
Он режет звонкую струю,
Хвостом блестящим бьет,
На золотую чешую
Дождем он воду льет.
Раскрыл, смеясь, зубастый рот
(Вы сделать так смогли б?)
И нежным голосом зовет
Туда проворных рыб.
— Я уверена, что слова совсем не те! — вскричала бедная Алиса, и ее глаза снова наполнились слезами, когда она попробовала продолжать. — Безусловно я — Мабэль после всего этого. И я должна жить в ее противном доме, где такие скучные люди. И я должна учить так много уроков. Нет, я еще поразмыслю над этим! Если я Мабэль, я лучше останусь здесь. Напрасно они будут совать головы в колодец и звать: «Выйди к нам, дорогая!» Я только посмотрю вверх и спрошу «Кто я такая теперь? Прежде всего скажите мне это». И потом, если мне понравится быть тем, кем они меня назовут, я выйду; если же нет, я останусь здесь до тех пор, пока я являюсь еще кем-то другим… Но, о rope! — закричала Алиса, обливаясь снова потоком слез. — Я сейчас хотела бы, чтобы они действительно сунули головы в колодец. Мне очень надоело быть совсем одной здесь…
Сказав это, она посмотрела на свои руки и с удивлением увидела, что, пока говорила, она надела на одну из них маленькую белую лайковую перчатку Кролика. «Как я могла сделать это? — подумала она. — Я, должно быть, снова стала маленькой». Она поднялась и подошла к столу, чтобы с его помощью измерить себя, и нашла, что приблизительно она была теперь около двух футов высоты и продолжала стремительно уменьшаться. Она очень скоро догадалась, что причиной всему был веер, который она держала, и поспешно бросила его как раз вовремя, чтобы не исчезнуть совсем.
— Я едва спаслась! — воскликнула Алиса, сильно испуганная неожиданной переменой, но очень довольная тем, что она все еще существует. — Ну, теперь в сад!
И она побежала изо всех сил обратно к низенькой двери. Но — увы! Дверца была снова заперта, и золотой ключик лежал на стеклянном столе, как прежде. «Дело даже хуже, чем прежде, — подумала девочка: — я никогда раньше не была такой маленькой, как сейчас, никогда! И я заявляю, что это очень, очень плохо!»
Вдруг ее нога поскользнулась, и в следующий момент — шлеп! — Алиса очутилась по самый подбородок в соленой воде. Ее первой мыслью было, что она каким-то образом упала в море.
— Но если так, то я могу возвратиться по железной дороге, — сказала она себе. (Алиса только однажды в жизни побывала на морском побережье и пришла к заключению, что, где бы вы ни были на английском берегу, вы всюду встретите в море множество кабинок для раздевания, а за ними детей, роющих песок деревянными лопатками, затем ряд меблированных домов и еще дальше — железнодорожную станцию.) Однако она скоро поняла, что находится в озере слез, которое наплакала, когда была девяти футов ростом.
— Жаль, что я так ревела! — сказала Алиса, плавая вдоль и поперек озера и пытаясь из него выбраться. — Теперь я должна быть наказана, утонув в своих собственных слезах! Конечно, это будет очень странная вещь. Но сегодня все странно.
Тут она услышала, будто кто-то плещется совсем недалеко от нее, и подплыла ближе. чтобы рассмотреть, что там такое. Сначала она подумала, что это, может быть, морж или гиппопотам, по затем вспомнила, как она теперь мала, и вскоре разглядела, что это только Мышь, которая, подобно ей самой, поскользнувшись, упала в озеро.
«Есть ли какой-нибудь смысл, — размышляла Алиса, — заговорить с этой Мышью? Но здесь все так необычно, и я почти убеждена, что она умеет говорить. Во всяком случае, нетрудно попробовать». И она начала:
— О Мышь! Знаете ли вы выход из озера? Я очень устала, плавая в нем, о Мышь! (Алиса думала, что это самый правильный способ разговаривать с Мышью: она никогда прежде не делала ничего похожего, но вспомнила то, что читала в латинской грамматике своего брата: «Мышь — мыши — мышью — о мышь!»)
Мышь смотрела на нее несколько вопросительно и, казалось, подмигивала ей одним из своих маленьких глаз, но ничего не отвечала.
«Может быть, она не понимает по-английски, — подумала Алиса. — Я предполагаю, это французская Мышь, которая прибыла еще с Вильгельмом Завоевателем». (Так как при всех ее познаниях в истории Алиса не очень ясно представляла себе как много лет назад это случилось.) — Итак, она вновь начала по-французски:
— Уэ ма ша? (Где моя кошка?) — что было первым предложением в ее французском учебнике.
Мышь неожиданно сделала скачок из воды и, казалось, затрепетала от ужаса.
— О, прошу прощенья! — поспешно поправилась Алиса, опечаленная тем, что оскорбила чувства бедного животного. — Я совершенно забыла, что вы не любите кошек.
— Не люблю кошек! — вскричала Мышь пронзительным, страстным голосом. — А ты любила бы кошек, если бы ты была мною?
— Ну, возможно, нет, — сказала Алиса примирительным тоном. — Не сердитесь на это! И все-таки жаль, что я не могу показать вам нашу кошку Дину: я думаю, вы полюбили бы кошек, если бы только могли ее увидеть. Она такое милое, тихое существо, — обращаясь наполовину к самой себе, продолжала Алиса, лениво плавая в озере. — И она так заботливо чистится у огня. И лижет свои лапки, и моет мордочку… И она такая нежная и аккуратная, когда ее кормишь… И она так замечательно ловит мышей!.. О, простите меня! — воскликнула Алиса снова, так как Мышь вся ощетинилась, и она ясно почувствовала, что Мышь на этот раз окончательно разгневана. — Мы не будем больше говорить о ней, если вы этого не желаете.
— Мы не будем говорить, в самом деле! — вскричала Мышь, которая вся дрожала вплоть до кончика хвоста. — Как будто бы я хотела говорить об этом! Мы, мыши, всегда ненавидим кошек: омерзительные, низкие, пошлые существа! Я не хочу слышать этого слова!
— Я не буду больше, — сказала Алиса, сильно затрудняясь найти другой предмет разговора. — Любите ли… любите ли вы… собак?
Мышь не ответила, и Алиса горячо продолжала:
— Есть такая милая, замечательная собачка, совсем недалеко от нашего дома… Маленький терьер с блестящими глазами, знаете ли… с… о! такой длинной, кудрявой каштановой шерстью! И он хватает все, что вы бросаете ему, и становится на задние лапки, и просит обедать, и чего только он не умеет делать! Не могу вспомнить и половины всего. Знаете ли, он принадлежит фермеру, и хозяин говорит, что он очень полезен и стоит сто фунтов! Фермер говорит, что терьер истребляет всех крыс и… о дорогая! — вскричала Алиса огорченным тоном. — Мне очень жаль, я снова вас рассердила! — так как Мышь поплыла прочь от нее с быстротой, на какую только была способна, по пути производя в озере настоящее волнение.
Тогда Алиса ласково позвала Мышь:
— Дорогая Мышь! Вернитесь обратно, и мы больше не будем говорить ни о кошках, ни о собаках, если они вам не нравятся.
Когда Мышь услышала это, она повернулась и медленно поплыла назад к Алисе; ее мордочка была совершенно белая («От гнева», — подумала Алиса.) Мышь произнесла глухим, дрожащим голосом:
— Выйдем на берег, и тогда я расскажу тебе свою историю, всю до конца, и ты поймешь, почему я ненавижу кошек и собак.
Было самое время выбираться из воды: озеро буквально кишело птицами и зверьками, которые упали туда. Там были Утка, и Дронт, и попугай Лори, и Орленок, и множество других странных созданий. С Алисой во главе вся компания поплыла к берегу.
Глава III Избирательные скачки и длинное продолжение
омпания, собравшаяся на берегу, выглядела очень причудливо: птицы с крыльями, волочащимися по земле, зверьки со слипшимся мехом, и все они — насквозь мокрые, злые, недовольные.
Первый вопрос, конечно, был, как высушиться; они держали совет об этом, и через несколько минут Алисе уже казалось совершенно естественным, что она запросто беседует с ними, как будто она их знала всю жизнь. В самом деле, у нее был длинный спор с Лори, который в конце концов надулся и только нашелся сказать:
— Я старше тебя и должен знать лучше!
Этим Алиса не могла удовлетвориться, не представляя, сколько же ему лет, и, так как Лори решительно отказался назвать свой возраст, на том разговор и закончился.
Наконец Мышь, которая, видимо, была среди них самой почтенной особой, возгласила:
— Садитесь и слушайте меня! Я очень скоро сделаю вас достаточно сухими.
Они уселись все сразу в большой круг, с Мышью посредине. Алиса не спускала с нее глаз, так как она была вполне уверена, что получит основательную простуду, если немедленно не высохнет.
— Гм! — сказала с важным видом Мышь. — Готовы ли вы? Это самая сухая вещь, которую я только знаю. Помолчите, прошу вас! Вильгельм Завоеватель, получивший благословение папы римского на завоевание Англии, был вскоре завоеван англичанами, которые нуждались в королях, а потом и совсем привыкли к захватам короны и завоеваниям. Эдвин и Моркар, графы Мерсин и Нортумбрии…
— Уф! — произнес Лори дрожа.
— Прошу прощенья! — неодобрительно взглянув на него, но очень вежливо возразила Мышь. — Вы что-то сказали?..
— Я молчу! — поспешно ответил Лори.
— Мне показалось, что вы сказали, — заметила Мышь. — Я продолжаю. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумбрии, стали на его сторону, и даже Стиганд, патриотический архиепископ Кентерберийский, нашел это весьма разумным…
— Нашел что? — спросила Утка.
— Нашел это! — очень сердито ответила Мышь. — Вы, конечно, знаете, что значит. «это »?
— Я знаю достаточно хорошо, что такое «это», когда я нахожу что-нибудь, — сказала Утка. — Это — обыкновенно лягушка или червяк. Вопрос в том, что же именно нашел архиепископ?
Мышь не обратила внимания на ее вопрос, но торопливо продолжала:
— …Нашел разумным отправиться вместе с Эдгаром Ателингом навстречу Вильгельму и предложить ему корону. Поведение Вильгельма сначала было скромным. Но наглость его норманнов… Как ты чувствуешь себя теперь, моя дорогая? — неожиданно обратилась она к Алисе.
— Так же сыро, как прежде, — ответила Алиса меланхолическим тоном. — Это, кажется, меня совсем не сушит.
— В таком случае, — важно произнес Дронт, вставая на ноги, — я вношу предложение прервать собрание для немедленного принятия более энергичных мероприятий…
— Говорите по-английски! — сказал Орленок. — Я не понимаю значения и половины этих длинных слов, и, больше того, я не убежден, понимаете ли вы их сами.
И Орленок нагнул голову, чтобы скрыть усмешку; некоторые птицы громко захихикали.
— Я хочу сказать, — продолжал Дронт обиженно: — лучше всего, чтобы нам высушиться, были бы Избирательные Скачки.
— Что такое Избирательные Скачки? — спросила Алиса. Ей не очень уж хотелось это знать, но Дронт остановился, как будто ожидая, что кто-нибудь еще заговорит. Но никто ничего не говорил.
— Ну, — сказал Дронт, — наилучший способ объяснить — это сделать!
Так как вы, может быть, попробуете повторить когда-нибудь в зимний день подобную штуку, я хочу рассказать вам, как Дронт справился с ней.
Сначала он обозначил беговую дорожку в форме чего-то вроде круга («Точная форма не имеет значения», — сказал он), и затем вся компания была размещена там и сям вдоль дорожки. Тут не было «раз, два, три — и вперед!» Каждый начинал бежать когда хотел и останавливался тоже когда хотел. Таким образом, узнать, окончены ли скачки, было нелегко. Однако, когда компания пробежала с полчаса или около этого и все снова стали совершенно сухими, Дронт неожиданно скомандовал:
— Скачки закончены!
И зверьки и птицы окружили его, тяжело дыша и спрашивая: «Но кто же выиграл?»
На этот вопрос Дронт не мог ответить без серьезного размышления и долго стоял, приставив палец ко лбу (поза, в которой вы обыкновенно видите Шекспира на его изображениях), в то время как остальные молча ждали. Наконец Дронт сказал:
— Каждый выиграл, и все должны получить призы.
— Но кто раздаст призы? — спросил хор голосов.
— Ну, она, конечно, — ответил Дронт, указывая на Алису.
И все столпились вокруг нее, беспорядочно крича:
— Призы! Призы!
Алиса не знала, что ей делать. В отчаянии она сунула руку в карман и вынула оттуда коробку леденцов (к счастью, соленая вода не проникла в нее). Она раздала каждому как раз по одной конфете.
— Но, знаете ли, она и сама должна получить приз, — сказала Мышь.
— Конечно, — ответил Дронт очень веско. — Что еще у тебя в карманах? — продолжал он, обращаясь к Алисе.
— Только наперсток, — печально сказала Алиса.
— Дай его сюда, — потребовал Дронт.
Все опять собрались вокруг нее, и Дронт важно вручил ей наперсток со словами:
— Мы просим тебя принять этот изящный наперсток…
И, когда он закончил свою краткую речь, компания одобрительно закричала.
Алиса подумала про себя, что происходящее просто нелепо, но птицы и зверьки смотрели настолько серьезно, что она не осмелилась засмеяться. Так как она не могла придумать, что же ей сказать в ответ, то скромно поклонилась и взяла наперсток, стараясь выглядеть как можно торжественнее.
В следующую минуту все занялись леденцами. Это вызвало некоторый шум и смятение, потому что большие птицы жаловались, что своих конфет они даже «не попробовали», а маленькие птицы подавились, и их пришлось хлопать по спине. Наконец с конфетами было покончено, и все снова сели в круг и попросили Мышь рассказать еще что-нибудь.
— Вы обещали продолжить вашу историю до конца, — обратилась Алиса к Мыши, — и рассказать, почему вы ненавидите «К» и «С», — неуверенно добавила она шепотом, боясь, что Мышь снова обидится.
— Я расскажу. Но только продолжение мое очень длинное и печальное, — сказала Мышь, повернувшись к Алисе и вздыхая.
— Это длинное продолжение, несомненно, — заметила Алиса, глядя с удивлением вниз, на мышиный хвост. — Но почему вы называете его печальным? — И она ломала голову над этой задачей, пока Мышь говорила о себе, так что смысл всей ее истории представлялся Алисе чем-то вроде следующего:
— Ты невнимательна! — строго сказала Алисе Мышь. — О чем ты думаешь?
— Простите, — ответила Алиса очень скромно. — Вы дошли до пятого изгиба{1}, я полагаю.
— Ты судишь обо всем вкривь и вкось! — раздраженно вскричала Мышь. — Еще никто меня так не конфузил…
— Узел! — не расслышав как следует, прервала ее Алиса. Всегда готовая принести посильную пользу, она заботливо осмотрела Мышь: — О, позвольте мне помочь вам развязать его!
— Я ни в чем подобном не нуждаюсь, — сказала Мышь, вставая и уходя прочь. — Ты оскорбляешь меня, говоря такой вздор.
— Я не хотела этого! — извинилась бедная Алиса. — Вы, знаете ли, так легко обижаетесь!
Но Мышь только зарычала в ответ.
— Пожалуйста, вернитесь назад и закончите вашу историю! — звала ее вслед Алиса.
Все хором присоединились:
— Да, пожалуйста, закончите!
Однако Мышь отрицательно затрясла головой и лишь пошла немного быстрее.
— Как жаль, что ее нельзя остановить! — вздохнул Лори, когда она уже скрылась из виду.
А старый Краб воспользовался случаем, сказав дочери:
— Ах, моя дорогая! Пусть это будет для тебя уроком — всегда владей собой!
— Помолчи, Пa! — ответила дочь немного резко. — Ты способен вывести из терпения даже устрицу!
— Если бы здесь была наша Дина, я знала бы, что делать! — сказала Алиса громко, не обращаясь ни к кому в частности. — Она быстро бы притащила ее назад!
— Кто это такая Дина, если я могу осмелиться задать вопрос? — спросил Лори.
Алиса охотно ответила — она всегда была готова говорить о своей любимице:
— Дина — наша кошка. Она так здорово ловит мышей, вы не можете себе представить… и… о, я хотела бы, чтобы вы видели, как она гоняется за птицами! Ну, она съедает маленькую птичку в один миг.
Эта речь вызвала чрезвычайное волнение среди всей компании. Некоторые птицы немедленно пустились в бегство. Старая Сорока начала тщательно закутываться, говоря:
— Я непременно должна идти домой: ночной воздух вреден для моего горла.
Канарейка позвала своих детей дрожащим голосом:
— Идемте, мои дорогие! Сейчас очень поздно, и вы должны быть в постели.
Под разными предлогами все разбежались, и скоро Алиса осталась одна.
— Я очень жалею, что вспомнила Дину! — сказала она печально. — Никто, кажется, ее не любит здесь, внизу, и все же я уверена, что она — лучшая кошка в мире! О, моя дорогая Дина! Увижу ли я тебя еще когда-нибудь! — И бедная Алиса начала опять плакать, так как почувствовала себя очень одинокой и совсем упала духом.
Вскоре она, однако, снова услышала вдалеке слабый топот лапок и нетерпеливо стала вглядываться в темноту, все еще надеясь, что это Мышь переменила решение и возвращается, чтобы закончить свой рассказ.
Глава IV Кролик посылает в дом маленького Билля.{2}
то был Белый Кролик. Оп медленно бежал назад и внимательно осматривал все по пути, словно что-то потерял. Алиса слышала, как он бормотал про себя:
— Герцогиня! Герцогиня. О мои дорогие лапки! О моя шкурка и усы! Она прикажет меня казнить. Это так же верно, как то, что хорьки — это хорьки! Где я мог уронить их, пе понимаю!
Алиса сразу же догадалась, что он ищет веер и пару белых лайковых перчаток, и очень добросердечно стала искать их вокруг. Но их нигде не было видно — все, казалось, изменилось с того момента, когда она плавала в озере, и большой зал со стеклянным столом и маленькой дверцей бесследно исчез.
Вскоре Кролик заметил Алису, которая старательно искала потерянные им вещи, и окликнул ее сердитым голосом:
— Эй, Мэри Анна, что ты здесь делаешь? Немедленно беги домой и захвати мне нару перчаток и веер! Ну, быстрее!
Алиса так испугалась, что тотчас побежала, куда указал Кролик, и не пробуя объяснить ему, что он ошибся.
— Он принял меня за свою горничную, — сказала она себе, убегая. — Как удивился бы он, если бы увидел, кто я на самом деле! Но лучше я принесу ему веер и перчатки, если, разумеется, смогу найти их.
Едва Алиса произнесла это, как очутилась вблизи чистенького маленького дома с блестящей медной дощечкой на дверях, на которой было выгравировано: «Б. КРОЛИК». Она вошла в дом, не постучав, и взбежала по лестнице, очень боясь, что встретит настоящую Мэри Анну и будет прогнана из дома, прежде чем сумеет найти веер и перчатки.
— Как странно, — сказала себе Алиса, — быть на посылках у Белого Кролика! Я полагаю, что скоро стану служить на побегушках у Дины.
И она принялась воображать, как это будет: «Мисс Алиса! Иди сейчас же сюда: мы отправляемся гулять!» — «Сию минуту, няня! Я должна посторожить мышиную норку, чтобы мышь не убежала, пока вернется Дина»… — Только я не думаю, — продолжала Алиса, — что Дину оставят в доме, если она начнет так командовать людьми, как Белый Кролик.
Между тем она вошла в аккуратную небольшую комнату со столом у окна, и на столе (как она и надеялась) лежали веер и две или три пары крошечных белых лайковых перчаток. Она только собралась покинуть комнату, как ее взгляд упал на маленькую бутылку, которая стояла возле зеркала. Теперь на ней не было бумажки со словами: «ВЫПЕЙ МЕНЯ». Но, несмотря на это, Алиса откупорила ее и поднесла к губам.
— Я знаю, всякий раз, когда я что-нибудь ем или пью, случаются интересные вещи. Итак, посмотрим, что мне даст эта бутылка. Я думаю, она снова сделает меня большой: мне очень надоело быть таким крошечным существом!
Это и произошло на самом деле и притом гораздо раньше, чем она ожидала: она не выпила и половины бутылки, как почувствовала, что ее голова коснулась потолка, и Алисе пришлось согнуть шею, чтобы не сломать ее. Она поспешно поставила бутылку на место, говоря себе:
— Этого вполне хватит! Надеюсь, что я не буду больше расти. Я и сейчас не могу выйти в дверь. Очень жаль, что я выпила так много.
Увы! Жалеть было поздно. Она продолжала расти и расти и очень скоро должна была опуститься на колени на пол; в следующую минуту этого оказалось недостаточно. Тогда она попыталась лечь, упираясь локтем одной руки в дверь и другой рукой охватив голову. Однако она все еще продолжала расти и наконец была принуждена высунуть одну руку в окно, а одну ногу протянуть вверх по каминной трубе. При этом она сказала себе:
— Что бы дальше ни случилось, я ничего уже не могу сделать! Что со мной произойдет теперь?
К счастью для Алисы, маленькая магическая бутылка произвела полностью свое действие, и Алиса больше не росла. Однако ей по-прежнему было тесно и неудобно, и так как казалось совершенно невозможным выйти из комнаты, нет ничего удивительного, что она почувствовала себя очень несчастной. «Гораздо спокойнее было дома, — размышляла бедная Алиса. — Там никто постоянно не рос и не уменьшался и не получал приказании от мышей и кроликов! Я почти жалею, что отправилась вниз по кроличьей норе, — и все же какой это изумительный образ жизни! Я хотела бы знать, что могло приключиться со мной? Читая волшебные сказки, я воображала, что все там выдумано, а теперь я сама — главное лицо одной из них! Обо мне нужно было бы написать книгу… право, нужно было бы. Когда я вырасту, я непременно напишу ее. Но я уже выросла большая, — добавила она печально. — По крайней мере, здесь нет места, чтобы мне расти еще больше».
«Но, в таком случае, — подумала Алиса, — неужели я никогда не сделаюсь старше, чем теперь? Это было бы, с одной стороны, хорошо — никогда не стать старухой, по с другой — постоянно учить уроки! Ах, мне совсем не нравится это!»
«О глупая Алиса! — возразила она себе. — Разве можно здесь учить уроки? Тут с трудом хватает места для тебя и совсем нет места для учебников!»
И она продолжала так размышлять, касаясь то одной стороны вопроса, то другой и основательно рассматривая его в целом. Но спустя несколько минут снаружи раздался чей-то голос, и она прислушалась.
— Мэри Анна! Мэри Aннa! — звал голос. — Подай мне сейчас же мои перчатки!
Затем на лестнице послышался легкий топот лапок. Алиса знала: это бежит Кролик посмотреть, что она там делает, и задрожала так сильно, что пошатнула дом. Алиса совсем забыла, что она теперь в тысячу раз больше, чем Кролик, и нет никаких оснований его бояться.
Кролик тем временем был уже у двери и попытался открыть ее. Но так как она отворялась внутрь и локоть Алисы был плотно прижат к двери, то его попытка потерпела неудачу. Алиса услышала, как он пробормотал про себя:
— Тогда я обойду кругом и влезу в окно!
«Этого ты не сделаешь!» — подумала Алиса и, подождав до тех пор, пока ей показалось, что она слышит шаги Кролика под самым окном, неожиданно протянула руку и схватила воздух. Алиса никого не поймала, но услышала слабый вскрик, шум падения и звон разлетевшегося в куски стекла.
Она решила, что, очень вероятно, Кролик упал на парниковую раму или на что-нибудь в этом роде.
Вслед за тем послышался сердитый голос Кролика:
— Пат! Пат! Где ты?
В ответ раздался голос, которого она до сих пор не слышала:
— Будьте уверены, я здесь! Окапываю яблони, ваша честь!
— «Окапываю яблони», в самом деле! — сказал раздраженно Кролик. — Иди сюда и помоги мне выбраться из этого! (Звон еще большегo числа разбившихся стекол.) Теперь скажи мне, Пат, что там, в окне?
— Вот те на! Это рука, ваша честь! (Он произнес: «р-р-ука».)
— «Рука»! Ах ты гусь! Кто же видел когда-нибудь руку такой величины? Ведь она все окно заполняет.
— Верно, заполняет, ваша честь, и все-таки это рука.
— Ну, ей, во всяком случае, нечего там делать: отправляйся и убери ее прочь!
После этого наступило продолжительное молчание, и Алиса время от времени только и могла расслышать шепот вроде следующего: «Будьте уверены, не нравится мне эта история, ваша честь, совсем не нравится!» — «Делай, что я тебе приказываю, трус!» В конце концов она снова протянула руку и снова схватила лишь воздух. Теперь было слышно уже два слабых вскрика и еще сильнее, чем в первый раз, зазвенели бьющиеся стекла. «Сколько же должно быть здесь парниковых рам! — подумала Алиса. — Интересно, что они теперь будут делать! Что касается их намерения вытащить меня из окна, я только того и хотела бы! Я-то уж во всяком случае не желаю оставаться здесь дольше!»
Она подождала некоторое время, но больше ничего не было слышно. Наконец раздался стук колес маленькой тележки и звук довольно многочисленных голосов, говоривших одно-временно. Она уловила отдельные слова: «Где другая лестница?» — «Я-то принес только одну! Другая у Билля». — «Билль! Тащи ее сюда, парень!» — «Сюда! Приставьте их к этому углу!» — «Нет, сначала свяжите их вместе — они едва могут дойти до половины стены». — «О, достаточно и так. Не нужно особенно стараться». — «Сюда, Билль. Хватай веревку!» — «Выдержит ли крыша?» — «Помните, что одна черепица шатается!» — «О, она летит вниз! Прячьте головы!» (Громкий треск.) — «А ну, кто это сделал?» — «Это Билль, я думаю». — «Кто спустится вниз по дымоходу?» — «Ну, только не я! Вы спуститесь!» — «Это мне тоже не очень нравится! Я не полезу туда! Билль должен спуститься по трубе!» — «Эй, Билль! Хозяин говорит, чтобы ты лез в трубу!»
— О! Значит, это Билль должен лезть в трубу, — сказала себе Алиса. — Ну, они, кажется, всё решительно валят на Билля! Я ни за что не хотела бы быть на месте Билля: камин очень узок, это верно. Но, думается, я все же могу дать небольшой пинок Биллю!
Алиса оттянула ногу как только могла далеко вниз, по трубе, и стала ждать, пока не услышала, как маленькое животное (она не могла сообразить, что именно это было) скребется и карабкается совсем близко над ней в дымоходе. Затем со словами: «Это Билль», она дала быстрый пинок и стала ждать, что случится дальше.
Первое, что она услышала, был общий хор: «Вот летит Билль!» Потом голос одного Кролика: «Держите его, вы, что у изгороди!» Последовало молчание, и затем снова взрыв голосов: «Подымите ему голову!» — «Теперь брэнди». — «Не трясите его». — «Как ты чувствуешь себя, старина? Что с тобой случилось? Расскажи нам подробно об этом!»
Наконец раздался слабый пискливый голосок («Это Билль», — решила Алиса): «Я и сам хорошенько не знаю… Больше не надо, благодарю вас… Мне лучше теперь… Но я слишком взволнован, чтобы рассказать вам… Что-то вроде пружинного чертика выскочило передо мной, и я взвился в небо, как ракета! Вот все, что я знаю». — «Именно так: ты полетел, старина!» — послышались многочисленные восклицания. «Мы должны сжечь дом дотла», — произнес голос Кролика.
Тогда Алиса крикнула изо всей силы:
— Если вы сделаете это, я выпущу на вас Дину! Вслед за тем неожиданно наступило мертвое молчание, и Алиса подумала про себя: «Любопытно, что они хотят делать дальше? Если у них сохранилась хоть капля рассудка, они разберут крышу». Через минуту или две движение вокруг дома снова возобновилось, и Алиса услышала, как Кролик сказал:
— Для начала хватит одной полной тачки!
«Тачки чего?» — подумала Алиса. Но она недолго находилась в недоумении: в ту же секунду град маленьких камешков застучал в окно и некоторые из них попали ей в лицо.
«Я должна прекратить это», — сказала она себе и крикнула:
— Лучше перестаньте! — что снова вызвало мертвую тишину.
Алиса с некоторым изумлением заметила, что все камешки, как только они падали на пол, превращались в маленькие пирожки, и ей пришла блестящая мысль. «Если я съем один из этих пирожков, — подумала она, — наверно, произойдет некоторое изменение в моем росте, и так как невозможно меня сделать больше, то он должен меня сделать меньше, я полагаю».
Тут она проглотила один из пирожков и с радостью заметила, что немедленно начала уменьшаться. Как только она стала достаточно маленькой, чтобы пройти в дверь, она выбежала из дома и увидела целую толпу зверьков и птиц, ожидающих снаружи. Бедная маленькая Ящерица-Билль был в середине. Его поддерживали две морские свинки, которые время от времени поили его чем-то из бутылки. Все они бросились к Алисе, лишь только она появилась. Но она побежала со всей быстротой, на какую только была способна, и скоро оказалась в безопасности в густом лесу.
— Первое, что я должна сделать, — говорила себе Алиса, бродя по лесу, — это достигнуть своего обычного роста, и второе — найти дорогу в чудесный сад. Вот самый лучший план, я думаю!
Это был, несомненно, превосходный план, очень ясно и просто составленный. Была только одна трудность: Алиса не имела ни малейшего представления, как его выполнить.
Когда она боязливо вглядывалась в лесную чащу, слабый отрывистый лай над самой головой заставил ее поспешно посмотреть вверх. На нее сверху вниз глядел большими круглыми глазами огромный щепок и беспомощно протягивал то одну, то другую лапу, стараясь коснуться ее.
— Бедняжка! — сказала Алиса льстивым голосом и даже попробовала посвистать ему. Но в то же время она ужасно испугалась при мысли, что, может быть, он голоден и, чего доброго, съест ее, несмотря на всю ее лесть.
Не думая о том, что она делает, Алиса сломала ветку и протянула ее щенку.
Тут щенок прыгнул в воздух сразу всеми четырьмя лапами, бросился к ветке, радостно завизжав, и даже сделал вид, что терзает ее. Алиса, чтобы не быть опрокинутой, спряталась от него за высокий куст чертополоха. Едва она выглянула из-за куста с другой стороны, как щенок снова набросился на ветку и второпях, пытаясь ее схватить, перекувырнулся через голову. Алиса, подумав, что это похоже на игру с ломовой лошадью, и боясь каждую секунду, что будет растоптана щенком, снова обежала вокруг чертополоха. Тогда щенок произвел ряд быстрых атак на ветку, каждый раз немного выскакивая вперед и очень далеко отбегая назад. При этом он хрипло лаял. Наконец он уселся на довольно значительном расстоянии от Алисы, тяжело дыша, с высунутым языком и полузакрытыми большими глазами.
Момент показался Алисе удобным для бегства. Она помчалась со всех ног и бежала до тех пор,пока окончательно не выбилась из сил и не задохнулась, и пока лай щенка постепенно не затих в отдалении.
— И, однако, какой это был милый щенок! — сказала Алиса, прислоняясь к лютику, чтобы отдохнуть, и обмахиваясь одним из его листьев. — Мне очень хотелось бы научить его разным фокусам, если бы… если бы только я была подходящего роста для этого! О! Я почти совсем забыла, что мне надо снова вырасти. Подумаем, как это можно сделать? Я полагаю, что мне нужно съесть или выпить что-нибудь. Но вот трудный вопрос — что же именно?
Действительно, это было серьезным вопросом — что именно? Алиса обвела глазами цветы и траву вокруг, но не могла найти ничего, что можно было бы съесть или выпить.
Поблизости поднимался огромный мухомор, почти такой же высоты, как она сама. Когда она осмотрела его снизу и с боков, ей пришло в голову, что нелишним будет заглянуть и на его верхушку.
Алиса встала на цыпочки и внимательно оглядела шляпку мухомора. В ту же минуту она увидела большую голубую Гусеницу, которая сидела со скрещенными руками на верхушке гриба и спокойно сосала длинный чубук кальяна, не обращая ни малейшего внимания на нее и вообще ни на что другое.
Глава V Совет гусеницы{3}
усеница и Алиса некоторое время молча смотрели друг на друга. Наконец Гусеница вынула изо рта чубук кальяна и обратилась к ней вялым, сонным голосом.
— Кто ты такая? — сказала Гусеница. Это едва ли было ободряющим началом для разговора. Алиса ответила с некоторой робостью:
— Именно в настоящий момент я… я и сама не знаю, сэр… Самое большее, я знаю только, кем я была, когда встала сегодня утром, но я думаю, что с тех пор мне пришлось не раз измениться.
— Что ты имеешь в виду? — строго сказала Гусеница. — Объясни свои слова!
— Мне очень жаль, но я не могу объяснить своих слов сэр, — ответила Алиса, — потому что я сама не своя видите ли!
— Не вижу, — сказала Гусеница. — К сожалению, я не могу выразить это более ясно, — ответила Алиса очень вежливо, — так как прежде всего я сама не могу этого понять. Менять свой рост так часто в течение одного дня чрезвычайно неудобно!
— Неправда! — сказала Гусеница.
— Ну, может быть, вы пока еще не находите этого, — возразила Алиса, — но когда вы превратитесь в куколку — что, знаете ли, рано или поздно должно произойти, — а потом в бабочку, я смею думать, у вас немного закружится голова, не так ли?
— Ничуть! — сказала Гусеница.
— Ну, возможно, ваши ощущения будут другими, — возразила Алиса. — Я знаю, что у меня, несомненно, закружилась бы голова.
— У тебя! — воскликнула с презрением Гусеница. — Кто такая ты?
Это опять вернуло их к началу разговора.
Алиса была несколько раздражена Гусеницей, делавшей такие слишком уж короткие замечания. Она выпрямилась и сказала очень веско:
— Я думаю, что прежде вы сами должны,ответить мне, кто вы?
— Почему? — сказала Гусеница.
Это был но