Аскетические подвиги преподобного Серафима Вырицкого

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА ВЫРИЦКОГО

...В сен­тяб­ре 1941 го­да гит­ле­ров­ские ча­сти, на­сту­пав­шие на Ле­нин­град, за­ня­ли стан­цию Вы­ри­ца. Ок­ку­па­ци­он­ные вой­ска, рас­квар­ти­ро­ван­ные здесь, со­сто­я­ли из ру­мын, ко­то­ры­ми ко­ман­до­ва­ли немец­кие офи­це­ры. Через несколь­ко дней по­след­ним до­нес­ли, что в по­сел­ке есть некий по­лу­жи­вой ста­рик, очень по­чи­та­е­мый рус­ски­ми, по­то­му что об­ла­да­ет да­ром яс­но­ви­де­ния... Вско­ре несколь­ко офи­це­ров в со­про­вож­де­нии пе­ре­вод­чи­ка по­до­шли к до­му № 24 по Пиль­но­му про­спек­ту. Вой­дя в него, они уви­де­ли из­мож­ден­но­го стар­ца, по­лу­ле­жав­ше­го на уз­кой кро­ва­ти. Обер­нув­шись к пе­ре­вод­чи­ку, немец­кий ка­пи­тан спро­сил; «Ско­ро ли на­ши вой­ска прой­дут по­бед­ным мар­шем по Двор­цо­вой пло­ща­ди?» Но, не до­жи­да­ясь пе­ре­во­да, ста­рец за­го­во­рил по-немец­ки: «Это­го ни­ко­гда не бу­дет».

Зна­ко­мясь с жиз­нью это­го по­движ­ни­ка, по­ра­жа­ешь­ся то­му, как хра­нил его Бо­жий про­мы­сел. По тем да­рам, ко­то­ры­ми он об­ла­дал, по то­му вли­я­нию, ко­то­рое он имел на ты­ся­чи и ты­ся­чи лю­дей, Се­ра­фи­ма Вы­риц­ко­го мож­но сме­ло при­чис­лить к ря­ду ве­ли­чай­ших рус­ских свя­тых – чу­до­твор­цев. Но пред­ше­ствен­ни­ки стар­ца при­хо­ди­ли в дру­гие, сво­бод­ные от бо­го­бор­че­ства сто­ле­тия, а Се­ра­фим пе­ре­жил ре­во­лю­цию, го­ды тер­ро­ра, ок­ку­па­цию... С са­мо­го на­ча­ла ве­ли­кой вой­ны каж­дый день, невзи­рая на хо­лод и зной, ве­тер и дождь, се­ми­де­ся­ти­пя­ти­лет­ний ста­рец вста­вал на гра­нит­ный ка­мень и ко­ле­но­пре­кло­нен­но, про­сти­рая ру­ки к небу, мо­лил­ся о спа­се­нии Оте­че­ства.

Свя­той... На­зы­вая ко­го-то свя­тым, мы ста­вим его на недо­ся­га­е­мую вы­со­ту и слов­но бы ли­ша­ем свойств обыч­но­го че­ло­ве­ка. Но ведь свя­тость не да­ет­ся с рож­де­ния! Ко­гда речь идет о по­движ­ни­ках да­ле­ко­го про­шло­го, мы под­час ни­че­го не зна­ем о том, как они жи­ли в ми­ру: их путь к свя­то­сти со­вер­шен­но скрыт от нас. Ра­зу­ме­ет­ся, нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го в том, что ве­ка не со­хра­ни­ли сви­де­тельств о преж­ней жиз­ни по­движ­ни­ка, ко­гда он еще ни­чем не вы­де­лил­ся из сре­ды обыч­ных лю­дей. Но иное де­ло свя­тые XX ве­ка: изу­чая их жизнь по мно­же­ству со­хра­нив­ших­ся до­ку­мен­тов, мы име­ем пре­крас­ную воз­мож­ность при­кос­нуть­ся к этой тайне.

Пе­ре­до мною фо­то­гра­фии Ва­си­лия Ни­ко­ла­е­ви­ча Му­ра­вье­ва. На од­ной он с же­ной и сы­ном в ва­гоне по­ез­да Бер­лин – Ве­на (ок. 1900); на дру­гом се­мей­ном сним­ке сын уже одет в гим­на­зи­че­ский мун­дир; а вот порт­рет пя­ти­де­ся­ти­лет­не­го Ва­си­лия Ни­ко­ла­е­ви­ча (1916). Пе­ред на­ми изящ­но оде­тый, пре­успе­ва­ю­щий пет­ро­град­ский ку­пец. Пра­виль­ная осан­ка, бла­го­род­ные чер­ты ли­ца, вы­со­кий лоб, ин­тел­ли­гент­ная бо­род­ка, усы. И хо­тя сра­зу от­ме­ча­ешь его оду­хо­тво­рен­ный взгляд, все же вид­но, что это обыч­ный че­ло­век – не срав­нить с порт­ре­том по­след­них лет, ко­гда фо­то­гра­фи­че­ская плен­ка за­пе­чат­ле­ла уже не ли­цо, а све­тя­щий­ся лик стар­ца-схим­ни­ка, в ко­то­ром не оста­лось по­чти ни­че­го зем­но­го... Я толь­ко что на­звал пя­ти­де­ся­ти­лет­не­го Ва­си­лия Ни­ко­ла­е­ви­ча обыч­ным че­ло­ве­ком. А впро­чем, так ли это?

Чи­тая о В.Н. Му­ра­вье­ве, узна­вая фак­ты из его жиз­ни, неволь­но по­ни­ма­ешь, что из них скла­ды­ва­ет­ся не био­гра­фия, а жи­тие. Дру­гим сло­вом и не по­вер­нет­ся язык на­звать это неспеш­ное, уве­рен­ное вос­хож­де­ние к свя­то­сти.

Житие Василия Муравьева

Вы­риц­кий по­движ­ник ро­дил­ся 31 мар­та 1866 го­да в де­ревне Ва­х­ро­ме­е­во Яро­слав­ской гу­бер­нии. Ро­ди­те­ли на­рек­ли сы­на Ва­си­ли­ем. В дет­стве маль­чик лю­бил по­дол­гу на­хо­дить­ся в церк­ви и за­чи­ты­вал­ся жи­ти­я­ми свя­тых. Но вот, не до­жив и до со­ро­ка лет, отец уми­ра­ет. В де­сять лет Ва­си­лий ста­но­вит­ся кор­миль­цем се­мьи. Он от­прав­ля­ет­ся на за­ра­бот­ки в Пе­тер­бург, где с по­мо­щью од­но­сель­ча­ни­на по­лу­ча­ет ра­бо­ту рас­сыль­но­го в од­ной из ла­вок Го­сти­но­го дво­ра. С пер­вых дней Ва­си­лий про­яв­ля­ет та­кое усер­дие и ис­пол­ни­тель­ность, что хо­зя­ин на­чи­на­ет по­ру­чать ему все бо­лее и бо­лее от­вет­ствен­ные де­ла. За­ра­бо­тан­ные день­ги маль­чик по­сы­ла­ет ма­те­ри, а в сво­бод­ное вре­мя по­се­ща­ет бо­го­слу­же­ния в пе­тер­бург­ских хра­мах. Он уже в те го­ды меч­та­ет о мо­на­ше­стве, но зна­ме­ни­тый ста­рец-схим­ник Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры бла­го­слов­ля­ет его до по­ры жить в ми­ру, же­нить­ся и вос­пи­тать де­тей.

В шест­на­дцать лет Ва­си­лий ста­но­вит­ся при­каз­чи­ком, через год – стар­шим при­каз­чи­ком, т. е. пер­вым за­ме­сти­те­лем хо­зя­и­на, и в его от­сут­ствие ве­дет все тор­го­вые де­ла. В бу­ду­щем вла­де­лец де­ла рас­счи­ты­ва­ет на него как на ком­па­ньо­на, но в два­дцать шесть лет Ва­си­лий ре­ша­ет от­крыть соб­ствен­ное де­ло. В 1890 го­ду он же­нит­ся, через пять лет рож­да­ет­ся пер­ве­нец – сын Ни­ко­лай. Ва­си­лий на­хо­дит вре­мя по­лу­чить пре­крас­ное об­ра­зо­ва­ние: в 1897 го­ду он за­кан­чи­ва­ет Выс­шие ком­мер­че­ские кур­сы. Через несколь­ко лет ку­пец 2-й гиль­дии Му­ра­вьев ста­но­вит­ся од­ним из круп­ней­ших ме­хо­тор­гов­цев сто­ли­цы. Зна­чи­тель­ную часть то­ва­ра он по­став­ля­ет в Гер­ма­нию, Ав­ст­ро-Вен­грию, Ан­глию, Фран­цию. Вре­ме­на­ми сам по­се­ща­ет аук­ци­о­ны в ев­ро­пей­ских сто­ли­цах.

Так же на­ла­же­нно и спо­кой­но про­те­ка­ет его се­мей­ная жизнь. Оль­га Ива­нов­на Му­ра­вье­ва по­мо­га­ет му­жу ве­сти де­ла. Они вме­сте по­се­ща­ют бо­го­слу­же­ния и вме­сте вы­пол­ня­ют мо­лит­вен­ное пра­ви­ло, а по ве­че­рам чи­та­ют вслух Еван­ге­лие. Ра­бо­чий день в лав­ке на­чи­на­ет­ся и за­кан­чи­ва­ет­ся мо­лит­вой. Пред­при­я­тие Му­ра­вье­вых – од­но из немно­гих в Апрак­си­ном дво­ре, где в дни глав­ных цер­ков­ных празд­ни­ков тор­гов­ля пре­кра­ща­ет­ся во­все. Ед­ва де­ло на­чи­на­ет при­но­сить при­быль, Ва­си­лий Ни­ко­ла­е­вич вы­де­ля­ет зна­чи­тель­ные сум­мы Ивер­ско­му мо­на­сты­рю на ре­ке Вык­се в Ни­же­го­род­ской гу­бер­нии. В до­ме Му­ра­вье­вых в Ка­за­чьем пе­ре­ул­ке на ижди­ве­нии хо­зя­и­на по­сто­ян­но жи­вут оди­но­кие лю­ди, ко­то­рых он пе­ре­во­дит к се­бе из ка­зен­ных боль­ниц.

Его ни­ко­гда не ви­дят в раз­дра­же­нии или сму­ще­нии; он все­гда спо­ко­ен и тер­пе­лив и ни­чем не оскорб­ля­ет до­сто­ин­ства за­ви­си­мых от него лю­дей. Был в его до­ме и та­кой обы­чай: по цер­ков­ным празд­ни­кам и в дни чти­мых свя­тых Му­ра­вье­вы на­кры­ва­ли у се­бя сто­лы с раз­но­об­раз­ны­ми ку­ша­нья­ми и за­зы­ва­ли с ули­цы неиму­щих. По­сле чте­ния «От­че наш» Ва­си­лий Ни­ко­ла­е­вич про­из­но­сил неболь­шую речь, разъ­яс­няя смысл на­сту­пив­ше­го празд­ни­ка. Ко­гда тра­пе­за за­кан­чи­ва­лась, он при­гла­шал всех по­се­тить их в сле­ду­ю­щий празд­ник, щед­ро на­де­ляя го­стей по­дар­ка­ми и день­га­ми. По­рой его бес­ко­ры­стие удив­ля­ло су­пру­гу: Ва­си­лий мог от­дать незна­ко­мо­му ни­ще­му но­вую вещь со сво­е­го пле­ча. Иной раз, ви­дя, как муж жерт­ву­ет боль­шие сум­мы на де­ла ми­ло­сер­дия, ей ка­за­лось, что Ва­си­лий со­зна­тель­но пы­та­ет­ся ра­зо­рить­ся. Но его де­ла по-преж­не­му про­цве­та­ли...

Стран­ные для окру­жа­ю­щих по­ступ­ки куп­ца Му­ра­вье­ва име­ли свои при­чи­ны. Пер­вая за­клю­ча­лась в том вли­я­нии, ко­то­рое имел на него иеро­мо­нах Вар­на­ва из Геф­си­ман­ско­го ски­та Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры, ду­хов­ным сы­ном ко­то­ро­го дол­гие го­ды был Ва­си­лий Ни­ко­ла­е­вич, Вар­на­ва Геф­си­ман­ский, ныне про­слав­лен­ный в ли­ке свя­тых, был ве­ли­ким стар­цем-уте­ши­те­лем. Сот­ни лю­дей еже­днев­но при­хо­ди­ли к две­рям его ке­льи за со­ве­том и ис­це­ле­ни­ем. Сре­ди ду­хов­ных де­тей стар­ца Вар­на­вы («сын­ков» и «до­чек», как лас­ко­во на­зы­вал всех ста­рец) бы­ли мно­гие из­вест­ные лю­ди, мит­ро­по­ли­ты, епи­ско­пы, а так­же обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да и чле­ны цар­ской се­мьи. А пе­тер­бург­ский ку­пец был од­ним из лю­би­мей­ших уче­ни­ков стар­ца. Ко­гда поз­во­ля­ли де­ла, Ва­си­лий Ни­ко­ла­е­вич спе­шил к сво­е­му на­став­ни­ку в Геф­си­ман­ский скит; по­се­щая Пе­тер­бург, отец Вар­на­ва все­гда бы­вал у мо­ло­до­го ком­мер­сан­та. Му­ра­вьев по-преж­не­му меч­тал о мо­на­сты­ре, но ста­рец толь­ко под­твер­дил сло­ва схим­ни­ка, ска­зан­ные Ва­си­лию мно­го лет на­зад: «Ча­до! Сей­час ты нуж­нее здесь – по­смот­ри, сколь­ко обез­до­лен­ных нуж­да­ют­ся в тво­ей по­мо­щи!»

Но, вы­нуж­ден­ный оста­вать­ся в ми­ру, Ва­си­лий уже не мог жить по-ста­ро­му. Вско­ре по­сле смер­ти вто­ро­го ре­бен­ка (дочь Оль­га про­жи­ла со­всем недол­го) по обо­юд­но­му со­гла­сию и бла­го­сло­ве­нию от­ца Вар­на­вы су­пру­ги Му­ра­вье­вы ста­ли жить как брат и сест­ра. Ва­си­лий все­гда пи­тал­ся скром­но, но те­перь, по­ми­мо обыч­ных сре­ды и пят­ни­цы, он взял­ся со­блю­дать пост и в по­не­дель­ник, как это при­ня­то в мо­на­сты­рях. Ва­си­лию Ни­ко­ла­е­ви­чу бы­ло то­гда око­ло трид­ца­ти лет.

В этом воз­расте Ва­си­лий Му­ра­вьев, несо­мнен­но, уже яс­но пред­став­лял, что мо­жет дать ему мир, и... жил в нем как инок. Мно­гие уже то­гда за­ме­ча­ли, что в этом пе­тер­бург­ском куп­це есть что-то от стар­ца. Осо­бен­но это впе­чат­ле­ние уси­ли­лось по­сле од­ной из по­ез­док в Геф­си­ман­ский скит. Ва­си­лий дол­го мо­лил­ся вме­сте с от­цом Вар­на­вой в его ке­ллии. За­тем ста­рец встал, три­жды воз­ло­жил ему на го­ло­ву ру­ки и вновь по­мо­лил­ся. И тут в ду­ше Ва­си­лия Ни­ко­ла­е­ви­ча раз­ли­лось ка­кое-то необык­но­вен­ное спо­кой­ствие, ко­то­рое с тех пор уже не остав­ля­ло его; у него необы­чай­но обост­ри­лось ду­хов­ное зре­ние, окреп­ла и без то­го уди­ви­тель­ная па­мять.

Вто­рая при­чи­на его осо­бых по­дви­гов в ми­ру за­клю­ча­лась в том вли­я­нии, ко­то­рое ока­зы­вал на Ва­си­лия другой, уже скон­чав­ший­ся ста­рец – пре­по­доб­ный Се­ра­фим Са­ров­ский. Этот ве­ли­кий свя­той про­ис­хо­дил из кур­ских куп­цов. В сво­их по­уче­ни­ях отец Се­ра­фим ча­сто об­ра­щал­ся к сло­вам и по­ня­ти­ям из оби­хо­да тор­гов­цев. «Вы­га­ды­вай­те вре­мя для по­лу­че­ния небес­ных благ через зем­ные то­ва­ры, – го­во­рил он и по­яс­нял: – Зем­ные то­ва­ры – это доб­ро­де­те­ли, де­ла­е­мые Хри­ста ра­ди».

В июле 1903 го­да вся Рос­сия съе­ха­лась на Са­ров­ские тор­же­ства. От­кры­тие мо­щей пре­по­доб­но­го стар­ца Се­ра­фи­ма со­про­вож­да­лось огром­ным ко­ли­че­ством ис­це­ле­ний и дру­гих чу­дес. Сре­ди па­лом­ни­ков, по­се­тив­ших в те июль­ские дни Са­ров, на­хо­дил­ся и Ва­си­лий Ни­ко­ла­е­вич Му­ра­вьев. Как ве­ли­кую свя­ты­ню бу­дет он по­том до кон­ца сво­их дней хра­нить ико­ну, куп­лен­ную то­гда в Са­ро­ве. Ико­на эта изо­бра­жа­ла бла­жен­ную кон­чи­ну ве­ли­ко­го стар­ца: ко­ле­но­пре­кло­нен­ный Се­ра­фим пе­ред об­ра­зом Бо­жи­ей Ма­те­ри «Уми­ле­ние».

Инок Варнава

В ян­ва­ре 1906 го­да тя­же­ло боль­ной отец Вар­на­ва при­е­хал в Пе­тер­бург. В по­след­ний раз ви­дел Ва­си­лий Му­ра­вьев сво­е­го на­став­ни­ка и дру­га. В на­ча­ле фев­ра­ля ста­рец вер­нул­ся в Моск­ву. Он ед­ва мог го­во­рить и с тру­дом пе­ре­дви­гал­ся, но по­-преж­не­му при­ни­мал лю­дей, ис­кав­ших его со­ве­та и уте­ше­ния. 17 фев­ра­ля он на­чал при­ни­мать ис­по­ведь в Сер­ги­е­во-По­сад­ском до­ме при­зре­ния. При­гла­сив оче­ред­ную ис­по­вед­ни­цу, Вар­на­ва Геф­си­ман­ский во­шел в ал­тарь. Здесь он и был най­ден ле­жа­щим на ле­вом бо­ку ли­цом к пре­сто­лу.

Ты­ся­чи лю­дей по всей Рос­сии по­чув­ство­ва­ли се­бя оси­ро­тев­ши­ми. А еще через два го­да умер свя­той и пра­вед­ный Иоанн Крон­штадт­ский, пред­ска­зав­ший Рос­сии – ес­ли она не по­ка­ет­ся – неви­дан­ные вой­ны и сму­ты. Вско­ре сло­ва его ста­ли сбы­вать­ся... Про­нес­лись две ре­во­лю­ции; у вла­сти вста­ли боль­ше­ви­ки. Ты­ся­чи рус­ских лю­дей из дво­рян, куп­цов, ду­хо­вен­ства пред­по­чли то­гда по­ки­нуть Рос­сию. При тех ком­мер­че­ских та­лан­тах, ко­то­ры­ми об­ла­дал Ва­си­лий Ни­ко­ла­е­вич Му­ра­вьев, ни­что не ме­ша­ло ему пе­ре­ве­сти свои ка­пи­та­лы за гра­ни­цу, а за­тем вло­жить в ка­кое-ни­будь де­ло за ру­бе­жом. Де­ла его по-преж­не­му бы­ли в пол­ном по­ряд­ке: он вла­дел про­цве­та­ю­щим пред­при­я­ти­ем. Но, к удив­ле­нию мно­гих, Му­ра­вьев по­сту­па­ет ина­че: за­кры­ва­ет свое де­ло, на­де­ля­ет щед­ры­ми по­со­би­я­ми всех слу­жа­щих, а ос­нов­ные ка­пи­та­лы жерт­ву­ет на нуж­ды Алек­сан­дро-Нев­ской лав­ры, Вос­кре­сен­ско­го Но­во­де­ви­чье­го жен­ско­го мо­на­сты­ря в Пе­тер­бур­ге и Ивер­ско­го Вык­сун­ско­го жен­ско­го мо­на­сты­ря, ос­но­ван­но­го иеро­мо­на­хом Вар­на­вой, стар­цем Геф­си­ман­ско­го ски­та. Дол­гая жизнь в ми­ру, пред­ска­зан­ная схим­ни­ком, под­хо­ди­ла к кон­цу... Сын Ва­си­лия Ни­ко­ла­е­ви­ча уже вы­рос и по­лу­чил офи­цер­ский чин: в го­ды Пер­вой ми­ро­вой Ни­ко­лай Му­ра­вьев слу­жил авиа­то­ром в рус­ской ар­мии. А стар­ше­му Му­ра­вье­ву в 1920 го­ду ис­пол­ни­лось пять­де­сят че­ты­ре го­да.

По­на­ча­лу он ду­мал при­нять по­стриг в Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ре – у мо­щей сво­е­го учи­те­ля. Но неожи­дан­но пра­вя­щий ар­хи­ерей епар­хии бла­го­сло­вил его стать ино­ком Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры. Этим ар­хи­ере­ем был то­гда свя­той Ве­ни­а­мин, мит­ро­по­лит Пет­ро­град­ский и Гдов­ский. Та­кой по­во­рот спас Ва­си­лия Ни­ко­ла­е­ви­ча, по­то­му что вско­ре вся бра­тия оби­те­ли пре­по­доб­но­го Сер­гия бы­ла ре­прес­си­ро­ва­на.

В ав­гу­сте 1920 го­да Му­ра­вьев пе­ре­да­ет Лав­ре це­лое со­сто­я­ние – два­дцать пять ты­сяч руб­лей в зо­ло­той мо­не­те. Он всту­па­ет в чис­ло по­слуш­ни­ков и на­чи­на­ет под­ви­зать­ся там в ка­че­стве при­чет­ни­ка, или по­но­ма­ря, – низ­ше­го слу­жи­те­ля при церк­ви.

Оль­га Ива­нов­на Му­ра­вье­ва по­сту­пи­ла в Вос­кре­сен­ский Но­во­де­ви­чий мо­на­стырь, то­же по­на­ча­лу по­слуш­ни­цей. А мо­на­ше­ский по­стриг су­пру­ги при­ня­ли в один день: 16 ок­тяб­ря 1920 го­да. Оль­га по­лу­чи­ла имя Хри­сти­ны, а Ва­си­лий – Вар­на­вы, в честь свя­то­го апо­сто­ла Вар­на­вы и в па­мять о ду­хов­ном от­це. Со­вер­шал по­стриг свя­той Ве­ни­а­мин Пет­ро­град­ский, до му­че­ни­че­ской кон­чи­ны ко­то­ро­го оста­ва­лось все­го два го­да...

Вско­ре бра­та Вар­на­ву ру­ко­по­ло­жи­ли в иеро­ди­а­ко­на и воз­ло­жи­ли на него по­слу­ша­ние за­ве­ду­ю­ще­го клад­би­щен­ской кон­то­рой. А через год он по­лу­чил по­слу­ша­ние свеч­ни­ка и был воз­ве­ден в иеро­мо­на­ха. По вос­по­ми­на­ни­ям оче­вид­цев, на бо­го­слу­же­ния с уча­сти­ем от­ца Вар­на­вы со­би­ра­лось мно­же­ство на­ро­да. Для сво­их про­по­ве­дей он на­хо­дил са­мые про­стые сло­ва, но по­че­му-то в его устах они при­об­ре­та­ли осо­бый смысл. Рос круг его ду­хов­ных чад, вско­ре у две­рей ке­ллии от­ца Вар­на­вы ста­ли по­яв­лять­ся пер­вые по­се­ти­те­ли. Еще через неко­то­рое вре­мя иеро­мо­нах Вар­на­ва был из­бран чле­ном Ду­хов­но­го Со­бо­ра и на­зна­чен на один из клю­че­вых адми­ни­стра­тив­ных по­стов Лав­ры – пост каз­на­чея.

Иеросхимонах Серафим

В ред­кие сво­бод­ные ча­сы от­ца Вар­на­ву ви­де­ли в биб­лио­те­ке, но­чи же он про­во­дил в мо­лит­вах. Для мно­гих оста­ва­лось тай­ной, ко­гда же он спал, по­то­му что свет в его ке­ллии го­рел до рас­све­та...

В 1926 го­ду ар­хи­манд­рит Сер­гий вви­ду пре­клон­но­го воз­рас­та и силь­ной бо­лез­нен­но­сти сло­жил с се­бя обя­зан­но­сти ду­хов­ни­ка. Ко­гда его спро­си­ли о пре­ем­ни­ке, отец Сер­гий без ко­ле­ба­ний на­звал имя иеро­мо­на­ха Вар­на­вы. Так все­го за несколь­ко лет Му­ра­вьев про­шел путь от по­но­ма­ря до ду­хов­ни­ка глав­но­го мо­на­сты­ря Рос­сии, в обя­зан­но­сти ко­то­ро­го вхо­ди­ло ис­по­ве­до­вать чле­нов епи­ско­па­та трех епар­хий – Пет­ро­град­ской, Оло­нец­кой и Нов­го­род­ской! Но пе­ред этим отец Вар­на­ва ре­шил при­нять ве­ли­кую схи­му, что озна­ча­ло и при­ня­тие но­во­го име­ни. Инок Вар­на­ва пре­вра­тил­ся в схим­ни­ка Се­ра­фи­ма...

«Мно­гие ве­ли­кие по­движ­ни­ки бла­го­че­стия под­ра­жа­ли в сво­ей жиз­ни ко­му-ли­бо из преж­де про­си­яв­ших свя­тых, на­при­мер: пре­по­доб­ный Ма­ка­рий Ве­ли­кий под­ра­жал свя­то­му Ан­то­нию Ве­ли­ко­му, свя­той Иоанн Зла­то­уст под­ра­жал свя­то­му апо­сто­лу Пав­лу, пре­по­доб­ный Нил Сор­ский – пре­по­доб­но­му Еф­ре­му Си­ри­ну, – пи­шет В. Фили­мо­нов в сво­ей за­ме­ча­тель­ной кни­ге «Ста­рец иерос­хи­мо­нах Се­ра­фим Вы­риц­кий и Рус­ская Гол­го­фа». – Ва­си­лий Му­ра­вьев был вер­ным рев­ни­те­лем пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го... При­няв в схи­ме имя пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, он не раз при­зна­вал­ся, что чув­ству­ет осо­бую бли­зость по ду­ху сво­е­го небес­но­го по­кро­ви­те­ля».

По­чти три го­да был иерос­хи­мо­нах Се­ра­фим ду­хов­ни­ком Лав­ры. Каж­дый день по мно­гу ча­сов под­ряд он прини­мал ис­по­ведь в Свя­то-Тро­иц­ком со­бо­ре. В те го­ды глав­ный храм Лав­ры не отап­ли­вал­ся да­же в хо­лод­ные ме­ся­цы, на сте­нах ча­сто вы­сту­пал иней. Свя­щен­ник сто­ял на хо­лод­ном по­лу. Он не за­бо­тил­ся о се­бе. Од­на­жды отец Се­ра­фим непре­рыв­но при­ни­мал ис­по­вед­ни­ков на про­тя­же­нии двух су­ток! У две­рей ке­ллии стар­ца так­же жда­ли по­се­ти­те­ли...

В кон­це 1920-х он на­чи­на­ет ис­це­лять боль­ных. Вот один из слу­ча­ев. К стар­цу при­ве­ли жен­щи­ну, стра­дав­шую от бес­но­ва­ния: в хра­ме ее на­чи­на­ло тря­сти, и она да­же не мог­ла под­нять ру­ку для крест­но­го зна­ме­ния. Уви­дев ее, Се­ра­фим ска­зал: «Да­вай­те вме­сте по­мо­лим­ся», — и встал на ко­ле­ни пе­ред ико­на­ми. По­сле мо­лит­вы он взял мас­ло из лам­па­ды, го­рев­шей пе­ред ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри, и кре­сто­об­раз­но по­ма­зал бо­ля­щей лоб. Жен­щи­на тут же упа­ла и ста­ла неесте­ствен­но кор­чить­ся. Раз­дал­ся гру­бый, ду­ше­раз­ди­ра­ю­щий со­ба­чий лай. Ста­рец быст­ро на­крыл го­ло­ву страж­ду­щей епи­тра­хи­лью и стал чи­тать мо­лит­ву. Боль­ная ста­ла ути­хать, а за­тем и во­все успо­ко­и­лась; ко­гда она при­шла в се­бя, то уже бы­ла здо­ро­ва...

Соб­ствен­ное его здо­ро­вье в эти го­ды рез­ко ухуд­ша­ет­ся. Вра­чи ста­вят ди­а­гноз: меж­ре­бер­ная нев­рал­гия, рев­ма­тизм и за­ку­пор­ка вен ниж­них ко­неч­но­стей. Бо­ли в но­гах ста­но­вят­ся про­сто невы­но­си­мы­ми. Од­на­ко Се­ра­фим ни­ко­му не го­во­рит о них и про­дол­жа­ет свое слу­же­ние лю­дям. Гля­дя на его по­кой­ное, оза­рен­ное ти­хой ра­до­стью ли­цо, ни­кто и не по­до­зре­ва­ет о его му­ках. Толь­ко го­лос ба­тюш­ки ино­гда ста­но­вит­ся ед­ва слыш­ным... По­ду­мать толь­ко! Не так уж дав­но – в 1891 го­ду – умер ве­ли­кий рос­сий­ский ста­рец – пре­по­доб­ный Ам­вро­сий Оп­тин­ский. Стра­дая от же­сто­ких бо­лез­ней, он непре­рыв­но при­ни­мал лю­дей, вра­зум­лял и ис­це­лял, а про се­бя го­во­рил, что «ино­ки не долж­ны ле­чить­ся». Те­перь та­кой же по­двиг со­вер­ша­ет Лавр­ский ду­хов­ник Се­ра­фим... Но вот при­хо­дит день, ко­гда но­ги от­ка­зы­ва­ют­ся по­ви­но­вать­ся ему. Бо­лезнь ста­рец при­ни­ма­ет с уди­ви­тель­ным спо­кой­стви­ем: «Я, греш­ный, еще не то­го до­сто­ин! Есть лю­ди, ко­то­рые и не та­кие бо­лез­ни тер­пят!» А бо­лез­ни его все про­грес­си­ру­ют. По­яв­ля­ют­ся за­стой­ные яв­ле­ния в лег­ких и сер­деч­ная недо­ста­точ­ность. Ме­ди­ки на­сто­я­тель­но со­ве­ту­ют уехать из го­ро­да. Но ста­рец от­ка­зы­ва­ет­ся по­ки­нуть лав­ру... И все же ему при­хо­дит­ся про­явить сми­ре­ние: мит­ро­по­лит Се­ра­фим Чи­ча­гов, в ми­ру имев­ший про­фес­сию вра­ча, узнав о за­клю­че­нии ме­ди­ков, немед­лен­но бла­го­слов­ля­ет пе­ре­езд в Вы­ри­цу (под Пе­тер­бур­гом это один из немно­гих кли­ма­ти­че­ских ку­рор­тов). К ле­ту 1930 го­да ста­рец на­все­гда по­ки­да­ет го­род свя­то­го Пет­ра. Вско­ре в Вы­ри­цу устрем­ля­ет­ся непре­рыв­ный по­ток его ду­хов­ных де­тей, ищу­щих со­ве­та, уте­ше­ния, об­лег­че­ния те­лес­ных стра­да­ний. При­ко­ван­ный к по­сте­ли ста­рец бу­дет при­ни­мать по­се­ти­те­лей еще по­чти два­дцать лет, до са­мой сво­ей бла­жен­ной кон­чи­ны в ап­ре­ле 1949 го­да.

Отче Серафиме

Од­на­жды к Се­ра­фи­му из Ле­нин­гра­да вы­еха­ли те­тя с пле­мян­ни­ком, маль­чи­ком де­ся­ти лет. По до­ро­ге Са­ша, по обык­но­ве­нию, крив­лял­ся и ша­лил. Маль­чик вер­нул­ся в Ле­нин­град из эва­ку­а­ции в крайне ис­то­щен­ном со­сто­я­нии, с по­ро­ком серд­ца и очень неустой­чи­вой нерв­ной си­сте­мой. Вра­чи не ру­ча­лись, что он до­жи­вет и до со­ро­ка лет. Физи­че­ская непол­но­цен­ность вы­зы­ва­ла непол­но­цен­ность нрав­ствен­ную: в се­мье и сре­ди зна­ко­мых Са­ша вел се­бя без­об­раз­но – дер­зил, пе­ре­драз­ни­вал лю­дей, а сре­ди сверст­ни­ков чув­ство­вал се­бя неуют­но. Ко­гда те­тя ска­за­ла ему, что, вой­дя в ке­ллию, нуж­но бу­дет пре­кло­нить ко­ле­ни, он гру­бо от­ка­зал­ся... Впо­след­ствии Алек­сандр Аль­бер­то­вич Са­вич, ин­же­нер-гид­ро­лог, вспо­ми­нал: «Ед­ва я при­бли­зил­ся к ди­ван­чи­ку, на ко­то­ром по­лу­ле­жал ба­тюш­ка, как он тут же пред­ло­жил мне (а не те­те) при­сесть на стул. Я сра­зу по­нял, что отец Се­ра­фим име­ет пред­став­ле­ние о со­сто­яв­шем­ся в до­ро­ге раз­го­во­ре... Я тут же опу­стил­ся на ко­ле­ни и по­лу­чил бла­го­сло­ве­ние. Ста­рец очень лас­ко­во по­го­во­рил со мною, а те­те ска­зал: «Нра­вит­ся мне этот маль­чик!»

Ме­ня на­пол­ни­ло ощу­ще­ние необык­но­вен­ной ра­до­сти и люб­ви ко все­му ми­ру, не по­ки­дав­шее ме­ня и во вре­мя об­рат­ной до­ро­ги, весь оста­ток дня и в те­че­ние по­сле­ду­ю­щих дней...»

С то­го дня здо­ро­вье Са­ши быст­ро пошло на по­прав­ку. Пол­но­му вы­здо­ров­ле­нию пред­ше­ство­вал фу­рун­ку­лез – ви­ди­мо, вме­сте с гно­ем вы­хо­ди­ли ка­кие-то внут­рен­ние бо­лез­ни. Са­ша хо­дил весь в бин­тах, но ни­ка­кой бо­лез­нен­но­сти не ощу­щал... Окреп­нув, он стал в сво­бод­ное вре­мя иг­рать в фут­бол, а в пла­ва­нии да­же до­стиг раз­ряд­ных нор­ма­ти­вов то­го вре­ме­ни. «У ме­ня по­яви­лось мно­го дру­зей, в том чис­ле и очень близ­ких, – вспо­ми­нал Алек­сандр Аль­бер­то­вич. – Глав­ней­шим же след­стви­ем са­мо­го пер­во­го по­се­ще­ния от­ца Се­ра­фи­ма ока­за­лось то, что я в тот же день твер­до и на всю жизнь стал ве­ру­ю­щим пра­во­слав­ным че­ло­ве­ком...!»

А вот дру­гой слу­чай тех лет. В го­ды бло­ка­ды се­мья Со­шаль­ских жи­ла в Ле­нин­гра­де. До вой­ны Зоя Со­шаль­ская ча­сто бы­ва­ла в Вы­ри­це; во вре­мя бом­бе­жек и арт­об­стре­лов она взя­ла за при­выч­ку мыс­лен­но, а то и вслух по­вто­рять: «Ба­тюш­ка отец Се­ра­фим! Спа­си, по­мо­ги!» По­сле сня­тия бло­ка­ды при пер­вой же воз­мож­но­сти она от­пра­ви­лась к стар­цу. При­дя в его дом на Май­ском про­спек­те, Зоя пер­вым де­лом спро­си­ла: «Ба­тюш­ка, ты ме­ня, на­вер­ное, уже за­был?» Ста­рец с доб­рой улыб­кой от­клик­нул­ся: «Где уж те­бя за­бу­дешь! На­до­е­ла мне, кри­чав­ши: спа­си-по­мо­ги, отец Се­ра­фим!» По­бе­се­до­вав с Зо­ей, ста­рец бла­го­сло­вил ее на при­ня­тие мо­на­ше­ства в Пюх­тиц­ком мо­на­сты­ре и при­ба­вил: «Бу­дешь еще в Иеру­са­ли­ме игу­ме­ньей...» Но по­том до­ба­вил: «Нет, хва­тит с те­бя, по­жа­луй, и по­слу­ша­ния каз­на­чеи!..» Сло­ва стар­ца в точ­но­сти сбы­лись. В 1954 го­ду Зоя Со­шаль­ская бы­ла по­стри­же­на в ман­тию с име­нем Вик­то­ри­на. Через год ее на­пра­ви­ли в Гор­нен­ский мо­на­стырь при Рус­ской Ду­хов­ной Мис­сии в Иеру­са­ли­ме. Здесь она под­ви­за­лась по­чти два­дцать лет, а в по­след­ние го­ды нес­ла по­слу­ша­ние каз­на­чеи.

...На­про­тив до­ма № 24 по Пиль­но­му про­спек­ту, где несколь­ко лет сни­мал ком­на­ты отец Се­ра­фим, жил Алек­сандр Алек­сан­дро­вич Смир­нов. В го­ды вой­ны его же­на Ека­те­ри­на за­бе­ре­ме­не­ла. Ей бы­ло со­рок два го­да, и она не хо­те­ла это­го ре­бен­ка. Скрыв бе­ре­мен­ность от му­жа, жен­щи­на ре­ши­ла ис­кус­ствен­но пре­рвать ее. Од­на­жды она за­чем-то за­шла к от­цу Се­ра­фи­му, а тот как бы невзна­чай за­ме­тил: «Пред­став­ля­ешь, Ека­те­ри­на Алек­сан­дров­на, что ныне про­ис­хо­дит? Неко­то­рые ма­те­ри, упо­доб­ля­ясь в же­сто­ко­сти Ироду, ста­но­вят­ся убий­ца­ми соб­ствен­ных невин­ных мла­ден­цев!» Жен­щи­на упа­ла пе­ред ним на ко­ле­ни... Через де­вять ме­ся­цев в се­мье Смир­но­вых ро­ди­лась де­воч­ка. Се­ра­фим сам дал ей имя и на­зна­чил крест­ных.

Удивительные дарования

Ни­же мы еще бу­дем го­во­рить о про­ро­че­ском да­ре пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, о его необык­но­вен­ной про­зор­ли­во­сти, о да­ре ис­це­лять от бо­лез­ней. Но этим не ис­чер­пы­ва­ют­ся те див­ные да­ро­ва­ния, ко­то­ры­ми на­де­лил его Гос­подь. Бле­стя­ще об­ра­зо­ван­ный, отец Се­ра­фим был не ли­шен ин­те­ре­са к на­у­ке и мог по­дол­гу бе­се­до­вать со сво­и­ми по­се­ти­те­ля­ми на слож­ные те­мы. По­ми­мо вы­со­чай­ше­го ин­тел­лек­та и все­объ­ем­лю­щей эру­ди­ции, отец Се­ра­фим по­ра­жал лю­дей сво­и­ми необы­чай­ны­ми по­зна­ни­я­ми, да­ро­ван­ны­ми ему от Бо­га,

В чис­ле его ду­хов­ных де­тей бы­ли вы­да­ю­щи­е­ся уче­ные: ака­де­мик Иван Пет­ро­вич Пав­лов, ос­но­во­по­лож­ник совре­мен­ной физио­ло­гии; ака­де­мик Вла­ди­мир Алек­сан­дро­вич Фок, ав­тор фун­да­мен­таль­ных тру­дов по кван­то­вой ме­ха­ни­ке, элек­тро­ди­на­ми­ке, об­щей тео­рии от­но­си­тель­но­сти; ака­де­мик Сер­гей Пав­ло­вич Гла­зе­нап, вы­да­ю­щий­ся аст­ро­ном, один из ос­но­ва­те­лей Рус­ско­го аст­ро­но­ми­че­ско­го об­ще­ства; про­фес­сор ме­ди­ци­ны Ми­ха­ил Ива­но­вич Гра­ме­ниц­кий, один из со­зда­те­лей совре­мен­ной фар­ма­ко­ло­ги­че­ской шко­лы; био­лог Леон Аб­га­ро­вич Ор­бе­ли, ав­тор мно­гих ис­сле­до­ва­ний по физио­ло­гии нерв­ной си­сте­мы и био­хи­мии; про­фес­сор ме­ди­ци­ны Сер­гей Се­ра­пи­о­но­вич Фа­вор­ский, из­вест­ный врач-го­мео­пат. Вот ес­ли бы все те, кто в со­вет­ские го­ды по­ве­рил лжи о «по­бе­де» на­у­ки над ре­ли­ги­ей, мог­ли вой­ти в ке­ллию вы­риц­ко­го стар­ца и уви­деть, как све­ти­ла на­у­ки пре­кло­ня­ли ко­ле­ни пе­ред скром­ным схим­ни­ком! Ста­рец раз­де­лял со сво­и­ми ду­хов­ны­ми ча­да­ми все их уда­чи и неуда­чи, по­мо­гал, со­ве­то­вал, на­став­лял на путь хри­сти­ан­ской жиз­ни. По­уче­ния его бы­ли про­сты, но до­сти­га­ли са­мо­го серд­ца. Та­ки­ми же про­сты­ми и про­ник­но­вен­ны­ми бы­ли его сти­хи.

Но­чью без­молв­ные зри­те­ли –
Звез­доч­ки смот­рят с небес;
Ти­хо, во­круг от оби­те­ли
Дрем­лет ди­ве­ев­ский лес...

В серд­це схим­ни­ка все­гда жил Се­ра­фи­мо-Ди­ве­ев­ский мо­на­стырь, где он ко­гда-то по­бы­вал, мо­на­стырь, пом­ня­щий по­дви­ги ве­ли­ко­го стар­ца. К Се­ра­фи­му Са­ров­ско­му он об­ра­ща­ет­ся в дру­гом сво­ем сти­хо­тво­ре­нии, та­ком же про­стом и безыс­кус­ном.

Мо­лись Бла­гой Ца­ри­це, ве­ли­кий Се­ра­фим,
Она – Хри­ста дес­ни­ца, по­мощ­ни­ца боль­ным,
За­ступ­ни­ца убо­гих, одеж­да для на­гих,
В скор­бях ве­ли­ких мно­гих спа­сет ра­бов сво­их.
В гре­хах мы по­ги­ба­ем, от Бо­га от­сту­пив,
И Бо­га оскорб­ля­ем в де­я­ни­ях сво­их...

Сти­хи вы­риц­ко­го стар­ца пе­ре­пи­сы­ва­ли друг у дру­га, за­учи­ва­ли на­изусть. Его стро­ки до­сти­га­ли мест за­то­че­ния и ссы­лок.

Аскетические подвиги преподобного Серафима Вырицкого

Свя­той Се­ра­фим Са­ров­ский, ко­то­ро­го так бла­го­го­вей­но чтил и ко­то­ро­му под­ра­жал вы­риц­кий пра­вед­ник, три го­да пи­тал­ся од­ной лишь сны­тью. Еще три го­да этот ве­ли­кий свя­той со­вер­шал по­двиг столп­ни­че­ства, мо­лясь на вы­со­ком гра­нит­ном камне с воз­де­ты­ми к небу ру­ка­ми. Вы­риц­кий по­движ­ник под­ра­жал пре­по­доб­но­му Се­ра­фи­му не толь­ко по­дви­гом стар­че­ства.

В по­не­дель­ник, сре­ду и пят­ни­цу ста­рец во­об­ще не при­ни­мал ни­ка­кой пи­щи, а ино­гда ни­че­го не ел и по несколь­ку дней под­ряд. В неко­то­рые дни он вку­шал часть просфо­ры и за­пи­вал свя­той во­дой, в иные – немно­го тер­той мор­ко­ви. Крайне ред­ко он пил чай с очень ма­лым ко­ли­че­ством хле­ба. Назвать едой это мож­но бы­ло с тру­дом. Окру­жа­ю­щим ка­за­лось, что он об­ре­ка­ет се­бя на го­лод­ную смерть... При­ни­мая по­рой днем по несколь­ку со­тен че­ло­век, он но­чи по­свя­щал мо­лит­ве. До­маш­ние не зна­ли, ко­гда он спит, да и спит ли во­об­ще. Сви­де­те­ля­ми ноч­ных мо­лит­вен­ных сто­я­ний стар­ца бы­ли мно­гие из тех, кто оста­вал­ся но­че­вать в Вы­ри­це. «Бы­ва­ло, за­гля­нешь но­чью в ке­ллию ба­тюш­ки, чтобы узнать – не нуж­на ли ка­кая по­мощь, а он, об­ли­ва­ясь сле­за­ми, тянет к небу свои про­зрач­ные ру­ки, ни­че­го не за­ме­чая во­круг». В те­че­ние дня у стар­ца скап­ли­ва­лось мно­же­ство за­пи­сок о здра­вии и об упо­ко­е­нии, ко­то­рые остав­ля­ли по­се­ти­те­ли. Но­ча­ми отец Се­ра­фим чи­тал их и мо­лил­ся за всех.

В го­ды вой­ны Се­ра­фим Вы­риц­кий, под­ра­жая Се­ра­фи­му Са­ров­ско­му, со­вер­ша­ет бес­при­мер­ный по­двиг столп­ни­че­ства, мо­лясь о спа­се­нии Рос­сии от су­по­ста­тов. В са­ду, мет­рах в пя­ти­де­ся­ти от до­ма, вы­сту­пал из зем­ли гра­нит­ный ва­лун, пе­ред ко­то­рым рос­ла неболь­шая яб­лонь­ка. В ее вет­вях укреп­ля­лась ико­на пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, и пе­ред ней, встав боль­ны­ми ко­ле­ня­ми на ка­мень, ста­рец воз­но­сил Бо­гу свои мо­лит­вы – ино­гда по несколь­ку ча­сов кря­ду. К то­му вре­ме­ни бо­лез­ни со­вер­шен­но его осла­би­ли, и пе­ре­дви­гать­ся без по­сто­рон­ней по­мо­щи он не мог. К ме­сту мо­ле­ния его ве­ли или нес­ли на ру­ках. Так про­дол­жа­лось изо дня в день, в лю­бую по­го­ду, в мо­роз и зной, в дождь и вью­гу...

Вре­ме­на­ми ста­рец пре­кра­щал при­ем по­се­ти­те­лей на сут­ки или на боль­ший срок, оста­ва­ясь в уеди­не­нии и без­мол­вии. Эти дни и но­чи он по­свя­щал мо­лит­вен­но­му со­зер­ца­нию, вос­хо­дил в ду­хе в иные ми­ры. Имен­но в эти дни ста­рец чер­пал си­лы для бу­ду­щих по­дви­гов, имен­но то­гда он по­лу­чал выс­шие от­кро­ве­ния. Со­бран­ные вме­сте про­ро­че­ства Се­ра­фи­ма Вы­риц­ко­го мог­ли бы со­ста­вить це­лую кни­гу; мы кос­нем­ся лишь неко­то­рых пред­ска­за­ний ве­ще­го стар­ца.