Лунный свет заливал кладбище, дорогу к городу и две фигуры. Одну – в старомодном костюме и с тростью. Другую – в глухо застёгнутом платье, шляпке из прошлого века и под зонтом. Старик шёл, улыбаясь. Был он весь, как запылившееся старое зеркало. Величественный и потускневший. Женщина критически оглядела спутника. И не удержалась:
– На кого ты стал похож, Ричард? Разве можно так опускаться.
– Ты, Ирэн, обворожительна. Луна и зонт тебе к лицу.
Летучая мышь пролетела сквозь грудную клетку собеседника. Женщина махнула на неё рукой в перчатке.
– Чему ты улыбаешься? Эта твоя меланхолия. И душу Богу ты только из-за неё отдал. Потому что пальцем не шевельнул, чтобы не отдать.
– То ли дело ты, – ответил Ричард Тафт и приподнял шляпу, увидев возле большого тёмного склепа мужскую тень. – Как поживаете, мистер Стэнли?
Призрак не ответил, а Тафт и не ждал ответа. Он следовал дальше.
– Не жди меня сегодня рано, дорогая, – сказал он возле ворот в город.
– Кто бы сомневался, опять к этой Роуз пойдёшь.
Моложавое лицо женщины смялось неудовольствием, будто лист старого пергамента.
Тафт не стал отвечать, повернулся к ней спиной и пошёл по плохо освещённой улице. Женщина свернула в тёмный переулок. И вскоре растворилась в сумерках, смешавшись с клубами смога.
В Тафта тем временем медленно въехал кэб. Он ехал некоторое время, скрыв фигуру старика полностью. Лишь видно было, как трость равномерно тыкалась в мостовую под днищем кэба.
– Как дела, дружище? – спросил Тафт.
– Хуже некуда, – сипло ответил мерин.
– Еле ноги переставляешь.
– Сам не лучше.
– Твоя правда, дружище, твоя правда.
Тафт теперь шёл рядом с мерином и похлопал его по шее:
|
|
– Лёгкой работы и доброго хозяина.
Мерин всхрапнул, вскинул морду и зашагал заметно бодрее, словно в него влили галлон силы и молодости. Тафт же остановился и пропустил кэб вперёд. Плечи его устало опустились.
– Опять ты за своё, не живой, – проворчал мерин, – сам еле шевелишься, а мне силу отдаёшь.
– Это ничего, – усмехнулся Тафт, – получил – передай другому.
Улица сонных домов подслеповато щурилась масляными фонарями. Туман полз с сырых низин и реки, тяжелел, разбухал, пропитываясь фабричной сажей.
Тафт шумно втянул воздух носом. Крючковатый нос его и узкие губы изобразили разочарование, и он вновь отправился по ночной улице. Вскоре старик остановился перед домом. Но не пошёл к двери. Обошёл дом по дорожке, и попал в сад. Розы были хороши. Рыхлые и нежные, тяжёлые от росы, они свисали до земли. Увядшие бутоны осыпались и будто сорняки тут и там виднелись на кустах. Прозрачная рука Тафта потянулась и принялась срывать цветы, поднесла ладонь с лепестками к носу. Старик поморщился – ничего.
Тафт выпрямился и прошёл сквозь стену в дом, как если бы всегда это делал и знал, что за стеной начало лестницы на второй этаж.
В доме стояла тишина. Пансион миссис Уэйнрайт – приличный пансион. Тафт улыбнулся. "Старая добрая Мэд, разве можно было на неё сердиться, когда она выговаривала нам, что мы пришли очень поздно".
Он здесь тогда встречался с милой и робкой миссис Оливией. Она вздрагивала от каждого шороха за дверью, шептала "Нет, нет, мистер Тафт". Потом "...я так люблю тебя, Дик... я сейчас умру, как я тебя люблю". О, прелестная миссис Оливия. Она тоже иногда теперь приходит сюда. Память нас водит за руку, как детей.
|
|
– Всегда рад, мистер Тафт, – мистер Память спускался навстречу и поднял цилиндр, – всегда рад услужить вам.
Нельзя было понять, как он выглядит, он напоминал сразу всех. Стоило ему повернуться хоть на йоту, как он становился похож на отца. Вот уголок его губ безвольно провис, и дед, старый Сомс Тафт, взглянул на Ричарда. А с другой стороны, он, этот мистер Память, отвратительно молод, чёрт возьми.
– Наши встречи для меня – это всё, что осталось у старика, мистер Память, – учтиво поклонился Тафт и прошёл выше.
Постояльцы все спали. Тафт чувствовал, как силы покидают его. Он уже пожалел, что опять был так расточителен. "Права, Ирэн, и я болван. Впрочем, она всегда была скучна и рассудительна. И она никогда бы не пошла на свидание в какой-то пансион, как Оливия. И ведь всё точно рассчитала – я тогда был в долгах".
Тафт прошёл ряд дверей и свернул в стену. Оказался в небольшой гостиной.
Стены, обитые шёлком, тёмная мебель. Картина на стене с видом на море. Его с Оливией комнаты. Там, за дверью, крохотная спальня, дальше ванная. И множество мелких, прелестных воспоминаний. Однажды Оливия надела его рубашку с галстуком и золотой булавкой, подаренной ему ею, фрак, брюки. И так её и увидела служанка, зашедшая спросить, будут ли распоряжения к обеду. Тафт улыбнулся, вспомнив, как миссис Уэйнрайт потом выговаривала ему, что "...не следует шокировать её слуг, это очень порядочные женщины..." На что Тафт ей ответил "...то есть вы этим желаете сказать..." Этого оказалось достаточно, чтобы Мэд Уэйнрайт рассыпалась в извинениях, закончив их не скоро, но многозначительно – словами "тем не менее, мистер Тафт!"
|
|
Эти комнаты и теперь облюбовала одна пара. Они часто засиживались до поздней ночи. И Тафт любил иногда посидеть с ними. Вход же в спальню и прочие "тонкие", как он это называл, места для него были под запретом. Он всё-таки джентльмен. Но и того, что влюблённые творили в гостиной, ему хватало, чтобы уйти помолодевшим лет на двадцать. "Но это же гостиная, – посмеивался про себя Тафт, – вы сами виноваты, дети мои".
Вот и сейчас горели все газовые рожки. "Как расточительно", – покачал головой старик, пригасил пару ламп, выкрутив завитушки вентилей, сбросил коробок спичек на пол, пнул их под диван и устало сел в тени.
– Что такое?! – воскликнул молодой мужчина, вышедший в этот момент из спальни и кутавшийся в длинный халат. – Погасли прямо на глазах! Где спички, ты не видела мои спички, Клэр?
– Нет, – донеслось из спальни.
Женщина вышла, и старик улыбнулся, любуясь ею. Русые волосы были теперь распущены, и синие глаза Клэр казались ещё синее. Двигалась она быстро, длинный халат распахивался, отчаянно крича всем, что она только что из объятий любимого. "Как она его любит, Бог мой, хватает даже мне, здесь, в моём жалком кресле", – Тафт качал головой, он молодел на глазах, черты лица подтянулись, стали чётче, будто по запылённому зеркалу провели, наконец, рукой.
Клэр распахнула халат джентльмена, обняла его и прижалась.
– Не сердись, Дик, – прошептала она.
"Поссорились? Ну, да это ненадолго, – улыбнулся старик, – не первый раз. Хотя... Что вообще здесь происходит?!"
Он задумчиво уставился на Клэр. И быстро повернулся, посмотрев на то, что его вдруг обеспокоило. Его лицо стало злым.
Выглядел он теперь лет на тридцать пять – сорок. Твидовый пиджак стал тесен в плечах. Нижняя челюсть Тафтов заняла прежнее фамильное выпирающее положение.
– А ты зачем здесь? – громко сказал Тафт.
Мистер Смерть стоял во входной двери, будто в раме. Он не ответил, лишь скользнул по Тафту холодным, пустым взглядом. "Странное божье создание, – подумал Тафт, – есть ли у него собственный облик вообще? Собственная воля? – тут Тафт зло усмехнулся: – Ещё скажи, что воля нынче есть у тебя".
Джентльмен тем временем высвободился из объятий и раздражённо отстранился. Клэр запахнулась в халат. Быстро прошла к дивану, забралась на него с ногами и села в углу, обхватив колени руками, сжавшись, как зверёк.
"Как банально. Она беременна. Он не хочет этого. Ну, конечно, разве его нельзя понять?! Это крест на всей спокойной, размеренной жизни. Оливия меня всегда понимала".
Тафт грустно улыбнулся. Он понимал, что это для неё было наверняка обидно. Но другое положение вещей принять не мог. Поэтому относился к этому с долей здорового цинизма, как говорил его отец.
Тем временем Клэр, глядя на расхаживающего перед ней молодого человека, говорила:
– Нам ничего не нужно от тебя, дорогой. И никто не узнает о ребёнке.
Тафт, наклонившись вперёд, жадно следил за каждым её движением. Столько было в ней силы и любви. Этот ребёнок... Он, казалось, удваивал, утраивал странное тепло, льющееся от Клэр.
"Ей сейчас кажется, что она может свернуть горы, – грустно думал Тафт, – и это так и есть, но... кто тебе даст, девочка моя, кто тебе даст... здесь таких нет. Даже я... пожалуй, струсил бы, скажи мне тогда Оливия. А ведь она хотела ребёнка... Но если бы я тогда мог почувствовать, как чувствую теперь эту жизнь в тебе".
Видно было, что молодой человек лихорадочно размышляет. Тафт с презрительной гримасой следил за ним.
"Одно дело не хотеть ребёнка, совсем другое дело, мистер, задумать убийство обоих, – всё с той же дорогой сердцу долей здорового цинизма рассуждал Тафт. – Конечно, он знает, что неузнанным остаться в таком деле ему не удастся. Внучка Мэд Уэйнрайт, нынешняя владелица пансиона, не будет молчать. Хотя... если ей заплатить, не заплатить, а сделать дорогой подарок... маленький домик с небольшой усадьбой... И попросить не портить будущность совсем молодого человека. Если это сделает учтиво отец этого человека, владелец мануфактуры и известный политик... А ведь так всё и будет... если вдруг что-то не помешает этому идиоту".
Дик остановился напротив Клэр и, раздув крылья тонкого породистого носа, некоторое время в бешенстве смотрел на неё, всё больше взвинчивая себя.
"Это невозможно! Это невозможно, – твердил он сам себе как заведённый, – это просто невозможно! Как она могла, я доверился, я рисковал именем".
– Это невозможно! – повторил он вслух с расстановкой, всё ещё пытаясь сохранить лицо. – Я заплачу любые деньги, но ты должна избавиться от ребёнка, Клэр!
Лицо его становилось всё более решительным. Клэр медленно откинула голову и вдавилась в спинку дивана, будто пытаясь увеличить расстояние между ней и Диком. Улыбка разочарования растерянно мелькнула и исчезла.
– Нет, – неожиданно жёстко ответила она, встряхнув головой, и тут же мягко и тихо сказала: – Это страшный грех, Дик. К тому же... я хочу ребёнка... я его люблю... ведь это и твой ребёнок!
Тафт поморщился и покачал головой. "Эти слова взбесят его ещё сильнее". И посмотрел на своего тёзку. Он не ошибся. Живой Ричард заговорил уже с ненавистью:
– Я... Я... Я хочу, я люблю. Ты думаешь только о себе! Что будет со мной, ты подумала?!
Клэр не ответила. Встала и пошла в спальню.
Ричард остановил Клэр. Взял в ладони её лицо, посмотрел на сжатые обиженно губы, в её глаза. Стал целовать. Может быть, очнувшись и вспомнив, что он любит её... или в задумчивости о том, а любит ли он её, и что будет значить для него утрата её... или, может быть, оттягивая решительный миг... Нет, он думал попытаться ещё раз уговорить.
"Глупец. Если женщина заговорила не о беременности, а о ребёнке, то она его родит, поверь мне. Она тебя уже не услышит".
– Клэр, я люблю тебя, – Ричард шептал, поцелуи становились всё более стремительными, – ты должна понять меня, моя девочка, я прошу тебя. Или ты больше меня не любишь?
– Я люблю тебя, Ричард, – прошептала Клэр, – но не хочу обманывать – я не буду убивать нашего ребёнка.
Тафт стоял, скрестив руки на груди, возле окна, закрытого тяжёлыми портьерами. На вид ему было уже лет тридцать. Он отвел взгляд от заплаканного лица Клэр. "Да это драма".
Усмехнулся.
"Казалось бы, всё ясно – мы встречаемся для радости, для мига, миг закончен, и пора разойтись. Но как она его любит, Бог мой... Этак, я в детство впаду. Пора с этим заканчивать".
Он почти прошёл сквозь стену и оглянулся. Мистер Смерть сидел уже в его кресле. Тафт спросил:
– Что она должна сделать, чтобы ты передумал?
– Она должна сделать так, чтобы передумал убийца, – сказал мистер Смерть.
Тафт потянул руку к шляпе, чтобы сделать адью, но так и не сделал, поправив обшлаг пиджака. Повернулся и вышел.
Тафт шёл медленно, словно раздумывая, что ещё может вернуться, вернуться и всё исправить. Но что может исправить он? Помилуйте, но он не в силах остановить злую волю этого обезумевшего Ричарда! Разбудить портье и тем самым остановить убийство? Так ведь ребёнок от этого никуда не денется, и страх за свою будущность будет доводить до безумия этого идиота по-прежнему. Но...
Тафт вернулся. Вошёл через стену в комнату. Любовники занимались тем, чем и положено заниматься любовникам. Обнажённая Клэр была ещё прекраснее. Но обнажённый Ричард теперь здорово портил вид.
Тафт перевёл взгляд. Человек Смерть сидел в кресле.
– Помирились? Значит, это ничего не меняет и всё остаётся в силе, раз ты по-прежнему здесь, – констатировал с высокомерной улыбкой Тафт.
– Именно, – ответил человек Смерть.
Тафт же старался не смотреть на Клэр. Он молодел в её присутствии всё больше. "Слишком много любви, тяжёлый случай. Мне уже двадцать пять, не больше. Первый раз в такой ситуации. Похоже, она чувствует, что на краю".
Двое на диване затихли. Она лежала у стенки, он сзади, тесно прижавшись.
Оба почти одновременно поняли, что по-прежнему не получилось. Он сел, мрачно уставившись на свои голые ноги. Закрыл глаза. Вновь уставился в пол.
– Нам так хорошо было вместе, – хрипло проговорил он.
– Ничего ведь не изменилось, дорогой, – мягко сказала Клэр.
Странное дело, Тафт вновь испытал раздражение от вида этой красивой любящей безоглядно женщины. В нём странным образом спорили сейчас старик и совсем мальчишка, юный Тафт, защищающий свою свободу. Однако... как мелок и ничтожен этот Ричард. Убить...
Тафт подошёл к звонку, готовясь дёрнуть за шнурок. И встретил равнодушный взгляд человека Смерти.
– Ты не против?
– Мне нет дела. Я лишь паромщик.
Тафт кивнул.
– Нет, ты не понимаешь! – вскрикнул Ричард, встал, надел халат, завязал пояс.
Клэр теперь лежала перед ним нагая и улыбающаяся так, как улыбаются только беременные. Словно из другого мира. Но Тафт почуял, что живого Ричарда сейчас охватит раздражение.
"Высокие ноты, да. Это они. А они влияют. Но он не хочет, чтобы на него влияли. Это его взбесит..."
– Ты ведёшь себя, как уличная девка, – поморщился тот, – оденься!
Клэр покраснела и стала лихорадочно искать платье.
– Уйди, Ричард, я не хочу тебя видеть, – сказала она еле слышно.
Нашла платье, запуталась в рукавах, выглядела при этом жалко и чувствовала это сама.
– Это безнадёжно, – вздохнул Тафт.
И дёрнул за шнурок. Зазвенел звонок. Его деликатное треньканье показалось громким и грубым в тишине ночи. Лицо мужчины перекосилось от злости:
– Что?! Что, чёрт возьми, происходит в этом доме?!
Человек Смерть равнодушно поднялся из кресла. Сухо отвесил поклон и исчез.
Осторожно постучали в дверь.
"Вот и горничная... или портье... или кто там ещё... Ну-у, господа, теперь, пожалуй, и я откланяюсь".
Тафт подошёл к Клэр, которая, наконец, была в платье.
Она странно поёжилась. Растерянно пожала плечами и закрыла руками лицо.
– Мне так холодно. Так холодно.
Тафт вдруг подумал: "А ведь она не родит. Потрясение этой ночи здорово разрушило её. И ребёнку жить осталось всего ничего. Я могу лишь поддержать его ненадолго. Нда... И этот глупец не знает, и может попытаться её убить. Остаётся надеяться, что несчастный ребёнок покинет этот мир, где его никто не ждал, раньше и спасёт свою мать... Однако до рассвета осталось совсем ничего".
Он торопливо покинул комнату. Высокий и прямой Тафт шёл по неосвещённой стороне улицы. Чувствовал себя превосходно и отвратительно одновременно, странная смесь.
"Конечно, вернувшись, я потерял добрый десяток лет. А, вмешавшись в ход вещей, – ещё столько же. Ирэн будет долго издеваться по этому поводу. Но зато, какая ночь, Бог мой".
Он раскланялся с миссис Уэйнрайт, возвращавшейся из своего любимого сада.
– Ваш сад чудесен, как и прежде, дорогая Мэд. Рад вас вновь видеть, вы давно не наведывались к своим розам.
– Благодарю вас, да, я немного заленилась и никуда не выходила долгое время. Наверное, это сплин. Но я не знаю, бывает ли у усопших сплин. Надо спросить у доктора Берроуза. Ах, мистер Тафт, а розы уже не те. За ними совсем некому ухаживать. Внучка экономит на хорошем садовнике, и сад сильно запущен. Да, нынче всё не то! Как прежде уже ничего не будет. Бедные наши дети и внуки. Меня так беспокоит их будущность! – старушка в чепце выглядела крайне призрачно, но шагала бодро и говорила громко, постукивая при этом палочкой по тротуару.
– Ну что вы, миссис Уэйнрайт, мир нисколько не изменился, на мой взгляд. Те же страсти кипят в нём.
И летучая мышь порхнула ему сквозь грудную клетку. Тафт рассмеялся.
– Они вас совсем не боятся, Ричард! – улыбнулась миссис Уэйнрайт. – Вы так хорошо сегодня выглядите.
– Благодарю вас, хотя не могу сказать, что связано это только с хорошими воспоминаниями.
Распрощавшись с миссис Уэйнрайт, Тафт решил пройтись ещё немного. Дошёл до городской набережной. Постоял у моста. Заметил худого, болезненного вида мужчину, застывшего возле перил. Подошёл к нему и положил руку на плечо. Сильно вздрогнул. И постарел лет на десять:
– Досталось тебе, парень...
Заглянул в лицо бедолаги. Отметил живой блеск в глазах и с удовлетворением кивнул сам себе.
Отправился дальше, уже быстрее. У самого кладбища свернул к дому смотрителя. Опять пропустил за ненадобностью дверь, и вошёл в стену в конце дома. В комнатку маленькой мисс Джонсон. Девочка давно и неизлечимо болела.
– Здравствуйте, мистер Тафт, – слабый голос её раздался сразу, едва он присел на край скрипучего стула возле кровати.
– Доброй ночи, милая Бет, – улыбнулся Тафт, чувствуя, как силы его ручейком потекли к девочке и, радуясь этому как мальчишка. Получилось! Это как ещё раз показать язык напыщенному индюку мистеру Смерть. – Как поживаешь? Не заходил ли вчера мистер Уличный Кот, я его просил засвидетельствовать тебе своё почтение?
Девочка слабо улыбнулась в темноте.
– Приходил, – быстро ответила она, подхватывая с радостью начало новой истории, которые всегда рассказывал ей странный джентльмен, появляющийся обычно уже под утро, – и я просила отца налить ему молока. Расскажите мне о нём, мистер Тафт!
– О, он удивительный, этот мистер Уличный кот, милая Бетти. Он однажды здорово выручил меня, когда я думал, что мне уже не выкарабкаться. И у него есть своя армия, которая защищает его город.
– А что, у него есть самый настоящий город?! – приподнявшись на локте, воскликнула Бетти.
– Конечно! Там уважаемые коты заходят после трудового дня в клуб выкурить сигару и сыграть партию в вист, а почтенные и добропорядочные кошки водят своих котят в детский сад.
– Ахаха, в детский сад! Они что, выращивают своих котят, как... как розы?!
Бетти закашлялась тяжело. В груди её забулькало и захрипело. Приступ сильного кашля вызвал следующую волну, и ещё, и ещё, девочка стала задыхаться. Она уткнулась в подушку. На подушке появились пятна крови. Тафт нахмурился, погладил Бетти по голове. Задержал руку. И вскоре сделался совсем дряхлым стариком. "Хорошо, что захватил трость, а то мне бы не дойти. Как тогда. Если бы не Уличный Кот", – подумал он.
Бетти затихла, дыша сипло, с натугой втягивая воздух. Потом сказала:
– Какой удивительный этот город, расскажете мне ещё про него, мистер Тафт?
– Обязательно, милая Бетти. Но теперь мне нужно спешить. Я приду завтра.
– Я вас всегда жду. Отец мне не верит, когда я рассказываю, что вы приходили. Но говорит, что я даже кашляю меньше, когда сочиняю про вас.
Тафт грустно улыбнулся. Тяжело поднялся и вышел. Нужно спешить. Утро близко, оно уже разбавило черноту неба молоком, мазнуло светлой пастелью на востоке. Этого ещё не было видно здесь, в городе, но старик заторопился и не зря.
Прошёл мимо кошачьего кладбища. Раскланялся со старым степенным скоттиш-фолдом. Но больше никого из знакомых не увидел. И смешных пугливых котят уже не было. Поздно. Или рано. А не всё ли равно.
В склепе он долго ворочался, укладываясь. Миссис Тафт как всегда была энергична и досаждала вопросами:
– Как она? Восхитительна? Нет, как ты говоришь, обворожительна?
– Беременна.
– О, какая банальная история, – восхищённо протянула миссис Тафт.
– Ты плюёшься.
Ирэн пропустила колкость мимо ушей.
– И что там было дальше? Они поругались?
– Он хотел её убить.
– Какая прелесть!
– Ты возбуждена.
– Убил?
– Я помешал.
Тишина.
– Ирэн?
Но миссис Тафт, потеряв интерес, уже ушла из этого мира. Стало тихо. Лишь ветер шуршал в кустах бузины у стен склепа.
Тафт вскоре последовал за ней. Предварительно попросив Могильную плиту ему напомнить, что завтра он должен зайти к дочери смотрителя и к миссис Роуз, что живёт в пансионе внучки миссис Уэйнрайт. Подумал и добавил в список пункт "справиться о ребёнке".
Остальное подождёт.
Он всегда находил голову совершенно пустой, когда просыпался. Голова была пуста, по ней словно гулял сквозняк. Поэтому с годами он стал просить Могильную Плиту напомнить ему. И она никогда не отказывала. Мелкими буковками педантично отпечатывала. Некоторые записи потом удалялись, и только одна из самых старых держалась до сих пор наверху списка важных дел:
"Получил – передай другому, Тафт. Не забудь, что я тебе сказал. Мистер Уличный Кот".