Священномученик Владимир (в миру Василий Никифорович Богоявленский) родился 1 января 1848 года в селе Малая Моршка[1] Моршанского уезда Тамбовской губернии в семье священника. По некоторым сведениям, мальчик рано узнал сиротство, так как отец его был убит и сына воспитывала мать. Отличительной чертой характера мальчика была застенчивость, и эта черта сохранилась у него на всю жизнь. Впоследствии в связи с его высоким положением она только еще более развилась, так как он оказался поневоле окружен обманом и лицемерием, когда окружающие, по большей части люди ему подчиненные и от него зависимые, искали не истины, а выгоды. Оттого, не успев завести близких и единомысленных людей, когда еще не занимал высокое положение, он уже не смог сделать этого позднее и всю оставшуюся жизнь нес бремя одиночества. Дружество и единомыслие он мог бы найти в среде делателей, проходящих с ним одно поприще, но при замкнутом и застенчивом характере, доверяя в значительной степени только себе, он был вынужден вникать в каждое дело сам, ограничивая таким образом дело своим кругозором.
Священномученик Владимир родился и прожил детские годы в эпоху, когда русская жизнь была омрачена крепостным правом, а в духовных училищах и семинариях царили порядки бурсы. Только собственное мирное, от Бога данное устроение отрока Василия и его блестящие способности, делающие и само учение увлекательным, помогли ему преодолеть недостатки тогдашней школы, о которой у него остались посему самые благоприятные воспоминания. Низшее и среднее образование Василий получил в Тамбове. Окончив Тамбовскую Духовную семинарию, он, как подающий большие надежды, способный студент, был направлен для продолжения образования в Киевскую Духовную академию и, сдав приемные экзамены, был зачислен на первый курс.
Своей специализацией в академии Василий выбрал церковно-практическое отделение, на котором преподавались словесность, история иностранной литературы, гомилетика, каноническое право, литургика. В то время в академии преподавали многие выдающиеся ученые, которые оказали плодотворное воздействие на одаренного студента, послужив его нравственному и умственному совершенствованию. Всего на курсе вместе с Василием Богоявленским училось тридцать два человека, из которых некоторые стали заметными научными деятелями. С этого курса вышли три профессора Духовной академии, один профессор историко-филологического института, заслуженный преподаватель Духовной семинарии Н.Н. Щеглов и священномученик, пострадавший в тот же год, что и митрополит Владимир, протоиерей Неофит Любимов.
В академии вполне выявился характер Василия как человека деликатного, выдержанного и тактичного. Он не любил ссор, колких разговоров и страстных споров. Бывали случаи, когда раздраженные горячим спором студенты готовы были дойти до взаимных оскорблений, и тогда Василий вмешивался в спор и примирял их.
Уже на первом курсе обнаружились его выдающиеся способности. Как студент он отличался примерным трудолюбием и прилежанием, исправно посещая все лекции наставников. Его сочинение по словесности заслужило самые высокие похвалы преподавателя и показало нерядовое знакомство с иностранной литературой по изучаемому вопросу. Среди товарищей по академии Василий с самого начала отличался проповедническими дарованиями, стяжавшими ему впоследствии заслуженную популярность.
На третьем курсе им было написано кандидатское сочинение на тему «О праве церковного отлучения».
Когда Василий учился на четвертом курсе, было предложено избрать его кандидатом на вакантную кафедру церковнославянского языка и славянских наречий и отправить в заграничную командировку для практического изучения славянских наречий. Мнения преподавателей, однако, разделились, и был послан другой, не менее достойный кандидат.
По окончании в 1874 году академии Василий Никифорович прочел несколько пробных лекций на темы: «Ориген – его жизнь и проповеди», «Эпитимии, понятия о них и качества их», «Понятие о литургике и ее задаче; научная постановка литургики; отношение литургики к другим богословским наукам», после чего был назначен преподавателем гомилетики, литургики и каноники в Тамбовскую Духовную семинарию[2]. 26 мая 1875 года Василий Никифорович, согласно своему прошению, был переведен на должность преподавателя Священного Писания. В это же время он преподавал в семинарии немецкий язык, а в епархиальном женском училище и в женской гимназии географию. О преподавательской его деятельности бывшие питомцы вспоминали, что Василий Никифорович был строг, требовал от семинаристов, чтобы они знали предмет, но личное общение его с ними было отечески простое.
В 1882 году Василий Никифорович женился. 31 января 1882 года епископ Тамбовский и Щацкий Палладий (Ганкевич) рукоположил его во священника к Покровской соборной церкви города Козлова. В этом же году он был избран депутатом от духовенства города на епархиальный съезд[3]. В 1883 году отец Василий был назначен благочинным церквей города Козлова и настоятелем Троицкой церкви. Для паствы города он явился замечательным проповедником, ревностным хранителем древнерусских устоев жизни и противником модных теорий, разрушающих семью. Однако Промысл Божий изменил течение жизни отца Василия: от туберкулеза скончалась его супруга, а затем умер и единственный ребенок.
8 февраля 1886 года в Тамбовском Казанском монастыре отец Василий был пострижен в мантию с именем Владимир[4]. На следующий день он был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Козловского Троицкого монастыря. 6 октября 1886 года архимандрит Владимир был назначен настоятелем Антониева монастыря в Новгороде и членом Новгородской духовной консистории.
13 июня 1888 года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге архимандрит Владимир был хиротонисан во епископа Старорусского, викария Новгородской епархии. В слове на наречение он вполне выразил свое представление об архиерейском служении[5].
«Приемлющий на себя это служение, – сказал он, – должен принимать это как талант, вручаемый ему Господом, при условии возвращения с лихвою и под страхом в противном случае быть вверженным в кромешную тьму; должен принимать его как служение раба, поставленного разделять верно и благовременно евангельскую пищу домочадцам Господина, опасаясь за неверность и нерадение быть рассеченным (Мф. 24:45-51); должен принимать его как чреду пастыря словесных овец, с обязанностью водить их на пажити добрые и защищать от волков, не щадя себя самого, чтобы не впасть в суд нерадивого наемника; должен принимать его как пост стража людей Господних, чтобы немолчно возвещать им о всякой опасности и неусыпно блюсти их спасение, со страшной ответственностью платить своей кровью за кровь каждой души, погибшей от его беспечности. Какой великий подвиг, какое тяжкое бремя для сил человеческих, не говоря уже о собственной немощи!»[6]
После хиротонии, по обычаю того времени, новопоставленный епископ устроил обед, на который был приглашен митрополит Санкт-Петербургский Исидор (Никольский). Среди других приглашенных был известный славянофил, человек, глубоко интересовавшийся церковными делами и вопросами, генерал Киреев. После обеда епископ Владимир вышел вместе с генералом, и тот спросил его: «Сколько вам лет, владыко?» – «Сорок лет», – ответил епископ. Генерал вздохнул, задумался и сказал: «Ах, много ужасного увидите вы в жизни Церкви, если проживете еще хоть двадцать пять лет». Эти слова генерала-славянофила владыка помнил всю жизнь и относился к ним, как к пророчеству, а с приближением смутного времени со все большей серьезностью и скорбью их вспоминал[7].
Сразу же при начале своего архипастырского служения в качестве викария епископ Владимир стал предпринимать меры, чтобы расширить круг деятельности священнослужителей и активных мирян. Как архиерей, он стал председателем Братства Святой Софии Премудрости Божией, которое занималось широкой издательской и просветительской деятельностью. 16 октября 1888 года епископ положил начало внебогослужебным собеседованиям в Софийском кафедральном соборе по воскресным дням после вечерни и чтения акафиста Иисусу Сладчайшему[8].
Показывая духовенству пример пастырского служения, владыка требовал такого же направления деятельности и от своих подчиненных, и в 1890 году, вполне ознакомившись в течение двух лет с положением дел в викариатстве, он издал следующее распоряжение: «В видах пробуждения от нравственного усыпления беспечных чад Православной Церкви необходимо побудить духовенство епархии к усилению своей пастырской бдительности, вменив ему в обязанность усилить проповедь и молитвенные упражнения, отправлять по воскресным дням торжественные вечерни, читать акафисты и вести внебогослужебные собеседования о предметах веры и нравственности»[9].
Характеризуя по прошествии десятилетий его деятельность в Новгороде, митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий) писал: «На нем исполнились слова святого апостола Павла: духом горяще, Господеви работающе (Рим. 12:11). Он действительно горел духом, пламенел ревностью по Дому Божию, которая снедала его. Эта ревность выражалась прежде всего в неустанном проповедовании слова Божия. Самая манера его проповедования свидетельствовала об этом горении духа. Слабый, болезненный телом, с тихим голосом, он во время произнесения проповедей преображался, воодушевлялся, голос становился крепким, и силою горячего слова он пленял умы и сердца слушателей. Будучи сам усердным служителем слова Божия и проповедником, он и пастырей Церкви побуждал проповедовать...»[10] «Новгородцы вспоминали о нем как о выдающемся проповеднике, архипастыре кротком, доступном для всех»[11].
19 января 1891 года епископ Владимир был назначен на Самарскую кафедру, где он стал пятым архиереем с момента образования Самарской епархии[12].
Епископ Серафим (Александров) вспоминал о времени служения владыки в Самаре: «Это был святитель, поражавший нас, молодых служителей Церкви, своей великой любовью к благолепной службе Божией, усердием к делу проповеди... Народ вспоминал служения его десятки лет, и высшей от народа похвалой служителям Церкви бывали слова: “Ты служишь, как Владыка наш Владимир”...
Замечательна его простота, при видимой суровости и замкнутости, в обхождении и приеме простецов-крестьян, с которыми он вступал при обозрении церквей в беседы, заходя и к старосте-крестьянину так же, как и к знатному лицу.
Великой любовью и ревностью о воспитании детей в преданности заветам Христа, Уставам и Преданиям Церкви горел святитель, насаждая церковные школы во вверенной ему епархии, умело подбирая для этого дела сотрудников себе.
В заботах о спасении вверенной ему паствы, памятуя, что имеет и иных овец, не от двора Церкви, коих подобает ему привести ко Христу, он первый из Самарских архипастырей возбуждает пред высшей церковной властью ходатайство об открытии миссии, заботясь дать ей лучшее направление и понимая под миссией широкое служение Церкви Божией...
Сам присутствует на народных чтениях и беседах, выступая всегда с живым словом, заботясь о процветании и развитии деятельности Братства имени святителя Алексия. В годы стихийных бедствий, охвативших Самарскую епархию... он является истинным печальником народным. Для борьбы с голодом открывает комитеты, при храмах и монастырях организовывает столовые для бедноты, а в школах – для детей, рассылает воззвания о помощи, посылает в Петроград образцы “голодного” хлеба... Он и тогда, более 25 лет тому назад, для блага народного, в известные холерные бунты, когда власть терялась, первый пошел к народу с крестом в руках, вразумляя народ, призывая к молитве и благоразумию, первый обошел холерные бараки, благословляя больных и призывая к подвигу служения больным здоровых»[13].
Для привлечения в храмы детей владыка в день памяти равноапостольных Кирилла и Мефодия 11 мая 1891 года пригласил в собор всех учащих и учащихся. Начальники учебных заведений вначале не поддержали владыку, и в первый год проведение этого праздника не удалось. Но архипастырь не отступился от своего благого намерения. Перед наступлением праздника в следующем году он обратился во все городские инстанции, ведающие народным образованием, и в этот год этот общешкольный праздник состоялся вполне. С утра весь собор был заполнен детьми и учителями.
Епископ большое значение придавал церковному образованию, и благодаря его заботам было открыто около ста пятидесяти церковноприходских школ. «Обязанность учить детей издревле лежала на духовенстве, – не уставал повторять владыка, – и оно постоянно выполняло этот священный долг с беззаветной преданностью. Главное – необходимо внушать детям страх Божий. Но вместе с тем необходимо помнить, что изучение это должно совершаться сердцем, а не одним только умом, а это достигается через научение детей молитве в самом раннем возрасте, еще до поступления в школу»[14].
В Самаре владыка положил начало внебогослужебным чтениям, на которых слушателям предлагались повествования религиозно-нравственного содержания из духовных журналов и книг или личные наставления священников. Такие чтения совершались в разных храмах поочередно. Епископ Владимир совершал вечерню с чтением акафиста, затем вступительным словом открывал само чтение, которое продолжал приходской священник, а владыка садился на последнюю скамейку и оставался здесь до конца. Со временем ему удалось привить народу любовь к этим чтениям, и люди уже заранее спрашивали, «где будет читать владыка акафист».
Главную цель деятельности основанного в Самаре религиозно-просветительского Братства имени святителя Алексия владыка видел в религиозно-нравственном просвещении народа, в улучшении церковно-школьного дела, в поддержании воскресных школ и снабжении их учебниками и учебными пособиями бесплатно, или по низким ценам, или в кредит, в содействии увеличению числа церковноприходских библиотек, для чего организовывалась выписка и доставка книг от издателей и книготорговцев.
Для интеллигенции владыка открыл в здании Городской Думы бесплатные чтения религиозного содержания, проходившие в вечернее время и охотно посещавшиеся всеми сословиями. Число посетителей бывало иной раз столь значительно, что зал Думы не вмещал всех присутствующих, и тогда они заполняли хоры и прилегающие к залу комнаты.
В 1892 году Самарскую губернию поразили два бедствия: голод от неурожая и разразившаяся после него эпидемия холеры. Владыка учредил епархиальный комитет для сбора средств и раздачи пожертвований. По указанию владыки такие комитеты были учреждены во всех уездных городах епархии. Он дал специальное указание духовной консистории об отчислении церковных средств на помощь голодающим. По его благословению были составлены списки лиц, прежде всего духовного звания, а затем других сословий, нуждающихся в первоочередной помощи. При монастырях и богатых приходах были открыты столовые и чайные для бедняков, всех учащихся кормили бесплатно.
Во время эпидемии холеры владыка стал устраивать на площадях Самары общенародные молебствия перед чтимым образом Смоленской иконы Божией Матери об избавлении народа от губительной болезни. В своих проповедях владыка призывал жителей города оказывать помощь больным. «Призрение за больными – это одно из таких добрых дел, которые никогда не останутся без награды»[15], – говорил он. Епископ сам посещал лазареты, ободряя и утешая больных словом и совместной молитвой. Когда эпидемия достигла таких размеров, что на холерном кладбище стали хоронить одновременно сотни людей, владыка стал служить здесь панихиды о новопреставившихся. В конце концов эпидемия пошла на спад и прекратилась, что многие приписывали деятельности и молитвам владыки.
После окончания эпидемии люди стали скорбеть о своих умерших родственниках, в особенности же о том, что они почивают за городом, вдали от храма Божьего, и епископ тогда объявил, что на этом кладбище будет совершена вселенская панихида обо всех умерших в Самаре во время эпидемии, и сам возглавил служение.
Однако, только лишь отступили скорби, причина которых часто кроется в грехах человеческих, как люди снова принялись за совершение тех же грехов. В день Усекновения главы Иоанна Предтечи владыка совершил молитву о всех преставившихся, затем на площадь перед собором была принесена из Преображенской церкви Смоленская икона Божией Матери и отслужен молебен, в конце которого епископ сказал: «К сожалению, едва только удаляется от нас гнев Божий, жизнь города начинает уже опять принимать тот вид, какой она имела до болезни: храмы Божии снова пустеют, площади града опять оглашаются бесчинными плясками, бесстыдными песнями»[16].
18 октября 1892 года епископ Владимир был назначен экзархом Грузии с возведением в сан архиепископа Карталинского и Кахетинского[17].
Во время прощания в крестовую церковь к владыке сошлись богомольцы со всего города, в храме собралось так много народа, что нечем было дышать. По окончании всенощного бдения владыка вышел на амвон и сказал: «Вы слышали, что я уезжаю от вас...» Плач присутствующих в этот момент заглушил его слова, и, подождав несколько минут, он продолжил: «Далек и небезопасен мой путь, тяжелые труды предстоят мне; да поможет мне Господь Бог и святая Нина – просветительница Грузии! Прошу вас: молитесь обо мне, – мне это теперь всего нужнее! Я же, со своей стороны, никогда не забуду в своих молитвах моего “первенца” – паству Самарскую. Если я кого чем обидел ненамеренно делом или словом – простите меня, как и я прощаю вас! Да благословит вас Господь!»[18]
И владыка до земли поклонился народу, и все присутствующие в церкви земно ему поклонились. Затем каждый с земным поклоном стал подходить под благословение.
Прощание с архипастырем продолжалось в течение трех дней. В последний день владыка совершил богослужение в кафедральном соборе и в своем слове, обращаясь к пастве, сказал: «Боже мой! На мои рамена предстоит принять подвиг, под бременем которого изнемогали и сильнейшие меня! После малой ладьи, которой управлял я доселе, мне вручается управление большим морским кораблем. О, какое умение, какая опытность должна быть у кормчего, который призывается вести духовный корабль по волнам житейского моря, среди скал и подводных камней, в опасении нападения духовных разбойников!»[19]
По пути на место своего нового служения в Тифлис архиепископ ознакомился с нуждами, бытом паствы и пастырей и состоянием храмов. В огромной вверенной попечению владыки епархии дела обстояли далеко не благополучно, и, кроме распространившегося повсеместно порока пьянства, на Кавказе нашли себе приют множество сект, процветало язычество и своекорыстный национализм.
Прибыв в Тифлис, архиепископ Владимир открыл во многих церквях города внебогослужебные религиозно-нравственные чтения. Для лучшей организации задуманного дела владыка сам посещал приходские храмы, служил в них акафисты и слушал проповедников.
Особое внимание архиепископ обращал на произнесение проповедей за богослужением. Сам являясь ревностным проповедником, он к проповедничеству призывал и духовенство города.
Владыка прилагал много усилий, чтобы поднять религиозно-нравственный уровень среди бедноты, где часто царило грубое невежество. Стараниями святителя в одном из беднейших районов города, Колючей Балке, был основан молитвенный дом во имя святителя Феодосия Черниговского и стали совершаться богослужения. Благодаря этому, многие из здешних жителей перестали проводить время в притонах, сократилось и количество увеселительных заведений. В помещении Тифлисской церковноприходской школы по воскресным и праздничным дням стали проводиться занятия для детей, населяющих этот район, не имеющих возможности посещать учебные заведения. Эти занятия посещали около сорока детей. Кроме общеобразовательных предметов, девочек здесь обучали рукоделию.
Благодаря усилиям архиепископа, раскольники, сектанты, монофизиты, католики и лютеране стали отдавать своих детей в православные церковноприходские школы. В церковноприходских школах и школах грамоты во время управления экзархатом архиепископа Владимира, кроме православных детей, обучалось 115 детей сектантов и раскольников, 80 – армяно-григориан, 13 – евреев, 32 лютеранина, 16 католиков и 7 мусульман.
Владыка придавал большое значение в воспитании народа церковноприходским школам. Во время пребывания его на Кавказе его трудами было открыто более трехсот церковноприходских школ и устроена духовная семинария в Кутаиси. Он сам посещал эти школы, наблюдал за уровнем преподавания в них, проверял знания детей. Освящая новооткрытую церковноприходскую школу в селе Дигоми, владыка после освящения здания школы обратился к присутствовавшим со словом, в котором разъяснил, что существенное различие между церковноприходскими и «гражданскими» школами не во внешней, а во внутренней их организации, в их содержании. «В церковноприходских школах, – сказал владыка, – народное воспитание сообщается и воспринимается среди религиозной атмосферы, питается и оживотворяется последнею...»[20]
Во время эпидемии холеры в Закавказье в 1893 году всецело проявились выдающиеся организаторские способности владыки. Получив 7 августа из комитета народного здоровья известие о том, что в последних числах июля обнаружены случаи заболеваний азиатской холерой в Тифлисе, архиепископ Владимир призвал все население города к общей молитве; и 15 августа, в день праздника Успения Божией Матери, состоялся крестный ход, прошедший по тем частям города, где обнаружились начатки эпидемии. Затем на площади был отслужен молебен и прочитана молитва, после которой владыка обратился к народу с такими словами: «Постигшая нас болезнь не есть дело случая, как могут думать некоторые. Это дело правосудия Божия, кара Всемогущего, бич Божий, простертый для нашего же испытания и отрезвления. В Священном Писании много примеров, уверяющих, что всегда Бог отводил в сторону Свой меч, направленный на человека, если только последний, заметив его, вразумлялся и старался избавиться от меча Божия»[21].
По благословению архиепископа при кафедральном соборе была открыта бесплатная чайная для беднейшего населения Тифлиса; здесь же, в чайной, была организована читальня, где для желающих были разложены на столах различные книги и брошюры религиозного содержания.
В районе, населенном иноверцами, стараниями владыки был построен храм в честь Казанской иконы Божией Матери с залом для собеседований, в котором стали проводиться религиозно-нравственные беседы. При храме была открыта библиотека, и продавались церковно-богослужебные книги и иконы.
17 октября 1897 года архиепископ Владимир учредил Епархиальное духовно-просветительское миссионерское Братство, главной задачей которого стало распространение и утверждение в обществе истинных понятий о православной вере. Братство объединило все образованное духовенство и благочестивых мирян Тифлиса. Члены Братства стали устраивать внебогослужебные собеседования, беседы с сектантами, распространяли печатные брошюры и книги, устраивали библиотеки и читальни, Братство проводило крестные ходы с целью поднятия религиозного духа среди православного населения Тифлиса.
Благодаря владыке оживилась деятельность «Общества восстановления православного христианства на Кавказе». Это общество при многих церквях организовало библиотеки из книг духовно-нравственного содержания на русском и грузинском языках. Много времени архиепископ проводил в поездках по сельским приходам и находящимся в самых глухих и отдаленных местах обителям, трудно доступным из-за горной местности. Благодаря его энергичной деятельности в различных местах экзархата было построено более ста новых храмов, возобновлены службы в недействовавших, восстановлен Мцхетский собор, Сатарский и Семейский монастыри.
Это подвижническое служение архиепископа Владимира в Закавказье было омрачено многими искушениями и сопровождалось многими чинимыми его начинаниям препятствиями. Рисуя характер владыки и обстановку его церковной деятельности на Кавказе, протоиерей Иоанн Восторгов писал: «...я знал о том, какая ненависть окружала экзарха, какая царила клевета, направленная против него, и как тяжело было его положение среди грузинского клира. Впоследствии я убедился собственным горьким опытом, что российское прекраснодушие здесь, внутри России, всегда было склонно обвинять в обострении отношений к экзархам и вообще к представителям русского клира в Грузии – только самих русских. Нас всегда обвиняли в том, что мы сгущаем краски в изображении настроения грузинского клира, что задавленные грузины ищут только справедливого к ним отношения и уважения к их национальным особенностям, что мы отталкиваем их своей грубостью и тупым чванством, что ни о какой автономии и автокефалии грузины не только не помышляют, но и не знают... Здесь уже сказалось тогда, какой жизненный крест Бог судил нести... иерарху: полное одиночество. Одинок он был и без поддержки от высшего церковного управления, особенно от держащих власть высших чиновников церковного управления, которые всегда склонны были придавать значение всякой жалобе и сплетне, завезенной на берега Невы каким-либо приезжим грузинским генералом, или самой пустой газетной заметке, вопившей о горделивости и мнимой жестокости русской церковной бюрократии в Закавказье. Сколько я потом видел написанных в этом духе писем... [у] Победоносцева и Саблера, сколько было их запросов с требованиями объяснений и с непременным и неизменным уклоном в одну сторону – в сторону доверия жалобщикам, которые сообщали иногда факты столь несообразные, нелепые и невозможные, что, казалось бы, сразу нужно было видеть, что здесь работает одна злоба и преувеличенное кавказское воображение. Нестяжательность, простота, всем известное трудолюбие, исправность во всем, даже, и по преимуществу, иноческое целомудрие – все в экзархе подвергалось заподозриванию и всевозможным клеветническим доносам...
Бывало так, что если пять человек просятся на одно место, а определить можно, конечно, только одного, то прочие четверо считали долгом писать на экзарха доносы в Синод, и большею частью совершенно без связи со своим делом. Помнится, один такой туземец принес жалобу в Синод, в которой, указывая место и точную дату времени, сообщал, что экзарх на приеме сначала ругал жалобщика, потом долго бил его кулаками, свалил на пол и бил ногами и затем, “запыхавшись, сам упал на диван”... А несчастный кроткий жалобщик мог только сказать: “Что с Вами, владыко?”
Экзарх, в объяснение на эту жалобу, ответил, что в то самое время, какое указано в жалобе, он вовсе не был в Тифлисе и в Закавказье, а как раз был в Петрограде, вызванный в Святейший Синод, и притом уже несколько месяцев. Победоносцев на объяснении написал: “Ну, это даже и для Кавказа слишком”, – и все-таки все подобные истории с жалобами и доносами тянулись без конца...
Помню 1895 год, июнь месяц, митрополит сидел в Синодальной конторе, рядом с ним за столом – архимандрит Николай (Симонов). Пришел в приемную десять лет назад лишенный сана за воровство и за доказанное гражданским судом участие в разбое бывший священник Колмахелидзе, по делу которого в свое время был следователем архимандрит Николай, тогда еще бывший священником. Десять лет таил Колмахелидзе злобу; теперь он услышал, что архимандрит Николай является кандидатом в епископы. И вот он избрал день мести. Он вызвал архимандрита из заседания Синодальной конторы и тут же всадил ему нож в сердце. Владыка Владимир успел принять только последний вздох и благословил несчастного, а когда возвращался в свой дом, рядом с конторою, то как раз перед его приходом во дворе, в кустах, пойман был псаломщик – грузин с кинжалом, готовившийся расправиться и с экзархом. Я видел Владыку Владимира непосредственно после всего происшедшего: это было прямо чудесное спокойствие духа, которое дается только глубокою верою и спокойствием чистой и праведной совести»[22].
В 1895 году архиепископ Владимир был награжден бриллиантовым крестом на клобук, в 1896 году – панагией, украшенной драгоценными камнями. 21 февраля 1898 года архиепископ Владимир был назначен на Московскую кафедру и возведен в сан митрополита[23]. Совершая в Казанском храме в Тифлисе последнюю службу, митрополит Владимир сказал: «Пастыри Церкви первее всего обязаны учить свою паству, и учить не одним словом или проповедью, но еще более делом, добрым житием, личным примером.
Совершайте же службу Божию истово, неспешно, благоговейно и разумно, памятуя, что проклят всякий, творящий дело Господне с небрежением (Иер. 48:10)»[24].
Начав свое архипастырское служение в Москве, митрополит Владимир применил здесь весь тот опыт, который он приобрел в предыдущей деятельности. И прежде всего, он призвал духовенство чаще совершать богослужения и произносить проповеди. Для этого он открыл новые вакансии при столичных приходах и пригласил туда талантливых проповедников. На первых порах это не вполне понравилось столичному духовенству. Но и митрополит Владимир знал, что всякое, даже очень дельное и положительное распоряжение, оставаясь только административным, в лучшем случае не принесет плодов, а часто может принести и худые, настроив подчиненных против руководителя и вырыв между ними такую пропасть непонимания, которую потом трудно будет преодолеть. Единственное средство сделать свои распоряжения действенными – это самому первому их исполнять, ибо давно известно, что легче сказать, чем осуществить сказанное, что большое различие бывает между сказанным и сделанным: сказанное за минуту может потребовать для своего осуществления всей жизни. Потому-то того только и действен совет, кто на деле осуществляет то, что советует. И митрополит Владимир сам принялся осуществлять то, что он распорядился делать другим. Он сам стал проповедовать так, как не