Вернувшись на машине в Новоиорданский ОВД, Катя столкнулась со следователем Николаем Жужиным возле дежурной части. И спросила:
– Ну как, теперь мне можно встретиться с отцом Лаврентием?
– Они молятся. С разговором у святых отцов мало что вышло, попросили разрешения на совместный молебен. – Жужин глянул на часы. – Не торопятся заканчивать. И мы их тоже не торопим. Пусть молятся, может, нам раскрытие дела вымолят. Как у вас дела там… у ее родителей?
– Я кое‑что узнала о прошлых увлечениях Маши Шелест, – Катя разглядывала маленького сердитого следователя с любопытством.
Что восемнадцатилетняя девушка‑красавица в нем нашла? Может, тогда, несколько лет назад, он покорил ее своим суперинтеллектом или, подобно герою‑шерифу из вестернов, пересажал, переловил и перестрелял тут, в этом тихом городишке, всех бандитов? Но какие в Новом Иордане бандиты? И как она вообще могла влюбиться в него до такой степени, что держала под подушкой пузырек со снотворным? Тоже мне… метр с кепкой… Профиль свой наполеоновский задирает, чтобы выше на полсантиметра казаться. Или все дело в самой девушке, представляющей в своем пылком воображении окружающий мир не таким, каков он на самом деле?
И что это дает следствию – вот это самое, что Мария Шелест отличалась богатым воображением? Она же была художница, это естественно.
– Вы ее, оказывается, давно знали, – Катя смотрела на коротышку Жужина с высоты своего роста.
– Поэтому мне не все равно, как это дело закончится и в каком виде предстанет в суде, – Жужин слегка покраснел. – Я вас и направил к ее родителям.
– Вы меня направили? – Катя слегка растерялась от такого апломба.
– Вы же утверждаете, что вы профи по переговорам. Итак, вы справились с поставленной задачей? Вы их успокоили, внушили им, что все это недоразумение с признанием скоро разъяснится?
|
|
– Я разговаривала с ее матерью.
Следователь Жужин на это не сказал ничего.
– Я могу посмотреть уголовное дело? – спросила Катя. – Пока этот молебен совместный не кончился?
Жужин кивнул, и они снова вернулись в тот же самый кабинет, но уже не застали эксперта Сивакова. Глянцевый журнал, который он с таким интересом изучал, тоже пропал.
– Вот сегодня вернули с экспертизы в больнице Яковенко, завтра и Султанова оттуда привезут, – он извлек пухлый том из сейфа. – Можете ознакомиться.
– Простите, еще один вопрос. А что за происшествие в Ордынском лесу? Я слышала, как вы по телефону…
– Костер и два трупа, мужчина и женщина. Личности до сих пор не установлены.
– А время смерти?
– Убийство произошло либо в ту же ночь, либо несколькими часами позже. Сделали вывод по состоянию тел, хотя от них мало что осталось. Сгорели. И по факторам окружающей среды.
– Но по телефону вы сказали, что они… что их кто‑то…
– О том, что кого‑то в лесу зажарили и съели, написали в Интернете. Есть у нас тут такие писатели. Как мы выяснили, один из этих писателей ученик пятого класса. Улавливаете, о чем я?
– Улавливаю. Дети, они…
– То, что случай криминальный, в этом сомнения нет. Двойное убийство с последующей попыткой сжечь трупы. Но пока по нему никаких подвижек. Даже личности жертв мы установить не можем. У вас еще какие‑то вопросы?
– Нет, пока это все, – Катя села на стул и раскрыла пухлое дело.
|
|
И время потекло как‑то незаметно за чтением протоколов, рапортов и справок.
Протокол осмотра места происшествия.
Фототаблица.
Вот он, Гнилой пруд… Надо бы съездить туда на место – Катя посмотрела в окно: солнце клонится к закату. И тени удлиняются, и вода в пруду остывает, из зеленой, покрытой ряской становится черной как деготь.
Рапорт на задержание по горячим следам… Рапорт подписан лейтенантом Федором Басовым. А задержал он… ага, Султанова задержали в 9.15 на следующее утро. А уже в 15 часов судья подписал ему арест. По каким же основаниям? Что говорят свидетели? Какие на него были собраны улики так быстро?
Она углубилась в материалы. И дело внезапно предстало перед ней в совершенно ином свете. Тридцать два протокола свидетельских показаний, в основном опрошена местная молодежь – друзья, соседи и бывшие одноклассники Марии Шелест. Кроме этого, водители автобусов, торговцы на экоярмарке, охранники. Также среди протоколов имелись и рапорты двух сотрудников ППС.
«Конечно, это он ее убил…»
«Руслан это, больше некому».
«У него к ней чувства были, а она его с таким дерьмом при всех смешала…»
«Там, в кафе, мы просто обалдели, когда она в него чашкой кофе швырнула. Он к ней только подошел, а она на него окрысилась сразу как мегера».
«Не подумайте, что она националистка, но он ее достал, этот черный…»
«Она уверена была, что тогда, на дороге, когда ее Пашка разбился, они специально с Султановым гонки устроили ночью, выясняли отношения. Ну, из‑за нее. Султанов же ее тоже замуж за себя звал. Она вбила себе в голову, что там, на дороге, все было нечисто, будто Султанов что‑то подстроил – подрезал Пашку или толкнул мотоцикл своим мотоциклом, тот и улетел. Она вбила себе это в голову уже на похоронах. Султанов таскаться к ней стал, а она смотреть на него не могла. Ну и начала выражаться, оскорблять… Нет, я точно не помню, что она там ему кричала, – что‑то очень злое. Да, именно на национальной почве. Но и ее можно понять, она чуть не свихнулась, после того как про гибель Пашки узнала. У них же любовь была, свадьба намечалась. Нет, меня они на свою свадьбу не пригласили. Я не настолько близкая ей подруга. Но там, в кафе‑кондитерской, я присутствовала. И все видела. Сами ведь знаете: там вечно народу полно, когда свежие пирожные привозят. И в тот вечер, 2 мая, было особенно много народу. Да, в основном молодежь, конечно, все наши. Что там у витрины между ними произошло – между Султановым и Машкой, – я не знаю, не слышала из‑за шума, но она вдруг швырнула в него чашкой с недопитым кофе, чуть в лицо не попала, он увернулся. И потом она крикнула: подонок, как ты мне надоел! А затем по‑всякому его… Да, и матом, да, были и оскорбления на национальной почве – про всех них и весь их «аул». Она орала на него с такой злобой. И он ее толкнул, нет, даже ударил. А тут все сразу начали тоже орать. Потом откуда‑то появились ребята – к кафе на мотоциклах, на машинах всегда подъезжают. И почти сразу явилось несколько кавказцев. Началась общая драка у кафе, я испугалась и побежала домой».
|
|
«Я видел, как дрались у кафе, но сам не участвовал. Нет, угроз со стороны Султанова в адрес Маши Шелест я не слышал. Ему не до того было, так их много там валялось».
«Я слышала, как он, то есть Султанов Руслан, кричал Маше: УБЬЮ ТЕБЯ, ЗАРЕЖУ! Где это было? Там, в кафе, после того как она в него чашкой запустила, обварила его кипятком. Я сама ничего не знаю, но девчонки из магазина болтали, что у них все так запуталось – Султанов с ней гулять хотел, а она с Пашкой встречалась, потом Пашка погиб по вине Султанова, хотя это ДТП дорожное замяли, папаша Султанова, наверное, гаишникам в лапу дал. Нет, я сама лично не видела, как он давал взятку, но в городе говорят. А Султанов Руслан после всего этого еще и домой к ней начал ходить, мол, я такой крутой, круче некуда, все равно моей будешь. Они на Кавказе ведь упорные. А она его матом – куда подальше. Так разве эти джигиты такое обращение с собой потерпят? Естественно, это он ее убил, дождался случая удобного и зарезал. А труп в воду».
«Я была свидетельницей той драки в кафе «Кофемания». Они все точно с цепи вдруг сорвались, я как‑то пыталась их успокоить, кричала им из‑за стойки – перестаньте, прекратите. Думала, что витрину всю разобьют и кофеварку на пол свалят. Эта девушка… Мария, дочка скульптора с улицы Октябрьской, она же все это начала. Этот парень Руслан, войдя в кафе, подошел к витрине, где она стояла, – я как раз кофе ей подавала. У нас самообслуживание, официанток не держим, так демократичнее. Он ей что‑то сказал, а она обернулась и начала ни с того ни с сего его оскорблять: пошел вон отсюда… обозвала его «кавказской мордой»… Такая злоба, и мне непонятно было, чем это вызвано – такая агрессия. Парень опешил, потом ответил ей, а она в него бросила этой самой чашкой с горячим кофе».
Подобных свидетелей набралось двадцать человек. Катя внимательно просмотрела все протоколы допросов – почти все повторяли одно и то же. Водители автобусов, курсировавших между Новым Иорданом и экоярмаркой, были допрошены для проформы. Ни один из них не мог сказать точно, была ли в тот день среди многочисленных пассажиров девушка, похожая на Марию Шелест.
Зато почти пять свидетелей из числа торговцев экоярмарки узнали по фотографиям Руслана Султанова. У одного из торговцев тот покупал дыни. И время совпадало – после обеда. Катя вспомнила, что сказала мать Маши, – та звонила ей с ярмарки около трех часов дня.
Рапорты сотрудников ППС, прикомандированных к посту у въезда на экоярмарку, сообщали о том, что примерно в 15.45 автомашина джип черного цвета, госномер… покинула территорию рынка.
«Эта машина нам хорошо известна, на ней ездит владелец торгового центра «Ваш дом», но чаще его сын Руслан. Кажется, в салоне рядом с водителем находился пассажир, но точно разглядеть не представилось возможным, потому что окна тонированные, да мы в тот момент особо и не приглядывались».
Катя подумала: естественно, патрульные в тот момент не приглядывались, столько народу на ярмарке, машину узнали, что называется, «по привычке», всем местным она примелькалась в городке. И только потом, когда стало известно об убийстве, они вспомнили.
Она закрыла дело. И это все? Никаких вещественных улик на арестованного парня, лишь свидетельские показания. Та драка 2 мая… И то, что все свидетели в один голос практически твердят, что у Султанова имелся веский мотив для убийства – неприязненные отношения, месть и…
Черт, но половина этих свидетелей показывает также, что этот Султанов прежде «звал Марию замуж». Ревность? Обида за оскорбления? Или еще что‑то… Страх, что ей известна правда о том, что та авария на ночной дороге не была случайностью, что ее жених не просто погиб, а его убили, убрали с пути?
Но тогда где же тут место признанию отца Лаврентия? При чем здесь священник?
Следователя Николая Жужина она отловила возле дежурной части, в начале коридора, ведущего в изолятор временного содержания.
– Возвращаю вам дело, спасибо. А та драка 2 мая у кофейни…
– Обратили внимание в показаниях? Правильно сделали, с нее многое начинается. Возможно, со временем мы даже объединим эти уголовные дела – хулиганские действия и последующее убийство. К сожалению, она… потерпевшая, сама спровоцировала ту массовую драку на почве национальной розни. Довольно опасный прецедент. – Жужин забрал дело. – Что из чего вытекает, должно стать понятным в суде. Есть вещи, которые люди, живущие в пределах видимости Эльбруса и Бештау, не прощают. Парень мог как угодно в прошлом к ней относиться, даже очень хорошо, даже любить, но если в его адрес ею были сказаны такие слова, как записано у нас там, в протоколах об этой массовой драке, он должен был как‑то отреагировать. Иначе соплеменники его бы не поняли. Вот он и отреагировал соответствующим образом.
– Но Султанов в убийстве не признался. Там вообще только два протокола его допроса и везде одна и та же запись: «От дачи показаний отказываюсь».
– Иногда это самый верный способ защиты. Чем меньше говоришь на следствии, тем меньше путаешься в своих словах.
– Но вы на него и материальных улик не добыли – ничего нет в деле: ни следов крови в его машине или на его одежде.
– Мы искали очень тщательно, не нашли. Отсюда следует вывод – умный преступник, дальновидный и осторожный.
– Но вы…
– Мы выяснили главное – у Султанова на момент убийства, на весь тот вечер с 17 часов и на всю ту ночь до утра, когда его дома задержали, нет алиби. Вы на это обратили внимание?
Катя спохватилась – это она пропустила в показаниях.
– Там лишь протокол допроса его матери, которая подтверждает, что он весь тот вечер находился дома. А это не алиби. Какая мать так не скажет, когда сына подозревают в убийстве? Нет алиби и есть веский мотив, над остальным мы пока работаем, – Жужин вздернул подбородок. – Расследование не окончено, а тут этот поп со своей… я даже затрудняюсь это назвать – фантазией, шизофренией. Да нет, нормальный он!
– Молиться они закончили?
– Закончили. Те, от архиепископа, уехали. А он вернулся в камеру. Он не хочет никаких контактов. Вы зря потратили время, приехав сюда. Вряд ли вам удастся побеседовать.
– А завтра? – спросила Катя.
– Завтра я целый день работаю со свидетельской базой по отцу Лаврентию.
– Вы отыскали свидетелей?
– А вы думаете, мы тут сложа руки сидим? Я уже всем позвонил и отправил с оперативниками повестки. Так что завтра с утра начнем…
– Мне присутствовать можно?
– Как хотите.
После этого равнодушного напутствия оставалось только одно – вежливо попрощаться: до завтра.
– Куда вас отвезти? Домой поедем в Москву? – осведомился главковский шофер в машине. – Я тут уже седьмой сон вижу, вас дожидаючись.
– Да, домой… Ой нет, подождите, у меня тут еще одно поручение.
Усталая Катя действительно вспомнила и о другом поручении полковника Гущина. Федор Басов, охранник на стоянке торгового центра. Какой в нем прок, раз его уволили? Но все же Гущин просил, и раз она здесь, в Новом Иордане…
– Заедем сначала в торговый центр – вот у меня тут записано: «Планета».
Однако на стоянке у торгового центра «Планета» Катя узнала, что охранник Басов уже успел смениться. Тогда Катя протянула водителю бумажку с домашним адресом этого типа. И через пять минут (в Новом Иордане все расстояния укладывались в пять‑десять минут) они уже въехали в квартал блочных «хрущевок», окруженных буйно разросшимися палисадниками. У въезда во двор пыхтел мусоровоз.
– Я не знаю, сколько тут пробуду, – Катя с тоской смотрела на окна: что еще выдумал полковник Гущин, зачем ей этот уволенный остолоп? – Вы езжайте, я сама потом как‑нибудь доберусь.
В дверь нужной квартиры она звонила очень долго. Никто не открывал, и она внутренне возликовала: дома никого. И зачем только машину служебную отпустила? Теперь на автобусе до метро трястись, но это ничего. Главное – «их дома нет», так она и доложит завтра полковнику Гущину.
Но тут в квартире что‑то грохнуло, за дверью завозились, щелкнул замок без обычного пугливого окрика «Кто там?», и Катя узрела голый мужской торс.
Сначала только это, потому что торс и плечищи заслонили собой весь дверной проем, нависая мускулистой громадой. «Весь татуированный!» – испугалась Катя.
А потом глянула в маленькие глазки обладателя роскошной мускулатуры.
Он был очень молод, но казался старше своих лет из‑за массивности фигуры. Рельефная мускулатура как‑то странно сочеталась с полнотой – он производил впечатление толстого парня! Что‑то медвежье, медлительное в облике, и вместе с тем он здорово походил на актера Траволту из старинного «Криминального чтива» – вот только волос до плеч не носил, стригся коротко.
– Здравствуйте, – пропищала Катя, внезапно ощущая себя маленькой и слабой, как комарик перед горой. – Вы Федор Басов?
Он пялился на нее, как ей показалось в тот момент, тупо. Маленькие медвежьи глазки сонно моргали, одной рукой он уперся в дверной косяк, а другую держал за спиной, что‑то там пряча.
– Я Басов.
– Капитан Петровская Екатерина из Управления подмосковной полиции, я по делу об убийстве девушки, тело которой вы обнаружили в Гнилом пруду, – Катя старалась сразу «подавить», «сразить» его обилием сведений о себе, но поражалась, как противно тонко звучит ее голос сейчас. – Мне надо с вами поговорить, мне сказали, что вы окажете любую нужную мне помощь.