1. Впервые на страницах романа Наташа Ростова появляется еще ребенком, непосредственной и искренней девочкой.
Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что-то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты.
· Наташа довольно избалована, ей позволяется и прощается практически все. Однако это не пошло ей во вред. Наташа выросла не светской кокеткой, научилась ценить по-настоящему важные в жизни вещи.
-- А вот не спросишь, -- говорил маленький брат Наташе, -- а вот неспросишь! -- Спрошу, -- отвечала Наташа. Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери: -- Мама! -- прозвучал по всему столу ее детски-грудной голос. -- Что тебе? -- спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой. Разговор притих. -- Мама! какое пирожное будет? -- еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи. Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем. -- Казак, -- проговорила она с угрозой. Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку. -- Вот я тебя! -- сказала графиня. -- Мама! что пирожное будет? -- закричала Наташа уже смело и капризно-весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо. Соня и толстый Петя прятались от смеха. -- Вот и спросила, -- прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула. -- Мороженое, только тебе не дадут, -- сказала Марья Дмитриевна. Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны. -- Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю. -- Морковное. -- Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? -- почти кричала она. -- Я хочу знать!
|
· Ее непосредственность заставляет улыбнуться даже самых сдержанных и чопорных представителей света.
-- Видите?... Кукла... Мими... Видите. И Наташа не могла больше говорить (ей все смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись. Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Мне кажется, что отношение к Наташе является, по Толстому, одним из критериев нравственной оценки героев. Только низкие и подлые люди могут помыслить о том, чтобы обидеть такое светлое существо.
· В определенных ситуациях уже в маленькоц Наташе проявляются те черты, которые будут доминировать в ней со временем.
-Она может быть серьезной, вся веселость слетает с нее при недовольстве чем-либо.
-- Скажите, моя милая, -- сказала она, обращаясь к Наташе, -- как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно? Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
|
-Наташа хочет любить и быть любимой, легко увлекается.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы. Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась. -- Наташа, -- сказал он, -- вы знаете, что я люблю вас, но... -- Вы влюблены в меня? -- перебила его Наташа. -- Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас... Еще четыре года... Тогда я буду просить вашей руки. Наташа подумала. -- Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать... -- сказала она, считая по тоненьким пальчикам. -- Хорошо! Так кончено? И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо. -- Кончено! -- сказал Борис. -- Навсегда? -- сказала девочка. -- До самой смерти? И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала: -- Мама велела вас просить танцовать. -- Я боюсь спутать фигуры, -- сказал Пьер, -- но ежели вы хотите быть моим учителем... И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке. Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим, с приехавшим из за границы. Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
При этом она ощущает, что все ее увлечения- это еще не любовь.
|
-Она с готовностью принимает на себя часть чудой боли, всегда готова утешить и помочь.
...улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать. -- Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы все решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было все хорошо и все можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему все сказала. А он такой умный и такой хороший, -- говорила Наташа... -- Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. -- И она целовала ее, смеясь. -- Вера злая, Бог с ней! А все будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли. И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот-вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично. -- Ты думаешь? Право? Ей-Богу? -- сказала она, быстро оправляя платье иприческу. -- Право, ей-Богу! -- отвечала Наташа, оправляя своему другу под косойвыбившуюся прядь жестких волос.
-Наташа придает большое значение дружбе. Однако на данном этапе она считает своей лучшей подругой Соню, пока еще не понимает толком, насколько они с ней разные.
-- Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. -- Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину. -- Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла наогне, да и прижала.2. Постепенно, может быть, еще сама того не понимая, Наташа начинает взрослеть.
· Чувство любви по-прежнему переполняет ее, однако это чувство ко всем окружающим, а не к кому-то конкретному.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами. Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
· Что-то неуловимо меняется в ее манере держать себя, во взгляде, в манере петь.
Она пела теперь не по-детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде... "Что ж это такое? -- подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. -- Что с ней сделалось? Как она поет нынче?" – подумал он. -- Что, узнаешь свою маленькую приятельницу-шалунью? -- сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой. -- Как вы похорошели! "Еще бы!", отвечали смеющиеся глаза Наташи.
Однако Наташа остается собой, не пеернимает чуждые ей манеры.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах -- музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла все то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры,которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта-то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях. Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, сее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке.
· Наташу неожиданно для матери и для нее самой начинают воспринимать уже как взрослую. Это льстит девушке, но при этом и приводит ее в растерянность.
В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери. -- Мама!... Мама!... он мне сделал... -- Что сделал? -- Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! -- кричала она. Графиня неверила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочкеНаташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки. -- Наташа, полно, глупости! -- сказала она, еще надеясь, что это былашутка. -- Ну вот, глупости! -- Я вам дело говорю, -- сердито сказала Наташа.
-- Я пришла спросить, что делать
· Теперь уже не все чувствуют себя рядом с Наташей легко и непринужденно. Она и сама чувствует это, не знает, как по-новому вести себя с Борисом.
Наташа сидела все время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот все больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Все те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. -- Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать... Наташа закрыла рукою рот матери. -- О Борисе... Я знаю, -- сказала она серьезно, -- я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! -- Она отпустила руку. -- Скажите, мама. Он мил? -- Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?... Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу...
· В Наташе проявляется своеволие, которое будет присуще ей в отношениях с Анатолем.
-- А почему вы знаете? -- Я знаю. Это не хорошо, мой дружок. -- А если я хочу... -- сказала Наташа. -- Перестань говорить глупости, -- сказала графиня. -- А если я хочу... -- Наташа, я серьезно...
· Однако Наташа еще очень наивна, не сталкивалась со злом, не перживала несчастий и разочарований.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его. Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия. -- Как весело, граф, -- сказала она, -- не правда ли? Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили. -- Да, я очень рад, -- сказал он. "Как могут они быть недовольны чем-то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?" На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
3. Отношения с князем Андреем являются, пожалуй, переломным этапом в жизни Наташи.
Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем-то важным, имеющим совершиться. -- Ну что? -- Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, -- сказала Наташа. Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за-границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса. -- Но такого, такого... со мной никогда не бывало! -- говорила она. -- Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите? Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. "И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Все это судьба. Ясно, что это судьба, что все это велось к этому.
· Наташа впервые испытывает не только любовь, но и тоску, переживвания.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие. Однажды она пришла к графине, хотела что-то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан. Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную. -- Мама, Болконский приехал! -- сказала она. -- Мама, это ужасно, это несносно! -- Я не хочу... мучиться! Что же мне делать?...· Она понимает, что решается ее судьба, и не может не бояться.
Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что-то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней. -- Что? Мама?... Что? -- Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, -- сказала графиня холодно, как показалось Наташе... -- Поди... поди, -- проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. "Неужели этот чужой человек сделался теперь все для меня?" спросила она себя и мгновенно ответила: "Да, все: он один теперь дороже для меня всего на свете".
· Наташа хочет быть с Андреем, с радостью принимает его предложение. Ее слезы, как мне кажется, результат нервного перенапряжения.
-- Да, да, -- как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала. -- Об чем? Что с вами? -- Ах, я так счастлива, -- отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.Она противоречит сама себе, сбивается.
-- Це -- лый год! -- вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. -- Да отчего ж год? Отчего ж год?... -- Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его. -- И нельзя иначе? -- спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, нов лице его выразилась невозможность изменить это решение. -- Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! -- вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. -- Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. -- Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения. -- Нет, нет, я все сделаю, -- сказала она, вдруг остановив слезы, -- я так счастлива! -- Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
· Толстой не говорит о том, что Наташа пережила за разлуку с Андреем, но она, безусловно, сильно повлияла на героиню.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. -- Не уезжайте! -- только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: -- Ах, зачем он уехал! Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни. -- Что ты ходишь, как бесприютная? -- сказала ей мать. -- Что тебе надо? -- Его мне надо... сейчас, сию минуту мне его надо, -- сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. -- Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь. -- Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
· Именно на этом этапе Наташе впервые приходится вмешатиься в семейные дела, взять на себя роль того, кто найдет выход, утешать мать.
Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала. -- Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. -- почти кричала она, чтобы заглушить его голос. -- Мама, голубчик, это совсем не оттого... душечка моя, бедная, -- обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться. -- Николинька, я тебе растолкую, ты уйди -- вы послушайте,мама-голубушка, -- говорила она матери. Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась. Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал,схватился за голову и вышел из комнаты. Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал
обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
· Впервые Наташа чувствует ту ревность и обиду, с которой она будет через много лет будет ожидать возвращения Пьера из Петербурга.
Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее.4. Увлечение Анатолем Курагиным и расплата за эту страсть.
· Наташа сама не может понять себя, то чувство, которое ее охватило.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему-то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно-близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки,
как она никогда не была с мужчиной.
"Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?" думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Все казалось ей темно, неясно и страшно. Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз. -- Натали?! -- прошептал вопросительно его голос, и кто-то больносжимал ее руки. -- Натали?! "Я ничего не понимаю, мне нечего говорить", сказал ее взгляд. Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно-вопросительно и пошла к двери.Постепенно все происходящее начинает казаться ей естественным.
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что-то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее. Все, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто все то было давно, давно прошедшее. "Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего". · Больше всего Наташу волнует ее теперешнее отношение к Андрею. "Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою. Но какою такою? Ах Боже, Боже мой! Зачем его нет тут"! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой-то инстинкт говорил ей, что хотя все это и правда и хотя ничего не было -- инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор сКурагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого исмелого человека, в то время как он пожал ее руку. Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила -- она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. "Иначе, разве бы все это могло быть?" думала она. "Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?" говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы. · Наташа искренне верит в то, что все люди добрые, ей и в голову не приходит, что Курагин может лишь играть с ней, использовать. Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала. · В отношениях с Курагиным проявляется максимализм Наташи. Она действительно готова ради него на все. -- Да я жить не могу без него! -- закричала Наташа. -- Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, оNicolas. -- Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? -- кричала Наташа. -- Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, -- злобно кричала Наташа сдержанно-раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты. -- Чего бояться?-- Я боюсь, что ты погубишь себя, -- решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.Лицо Наташи опять выразило злобу.-- И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.-- Наташа! -- испуганно взывала Соня.-- Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!Наташа выбежала из комнаты. Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно-блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее. · Поняв, что ее обманули, Наташа горько раскаивается. Она обвиняет во всем только себя, не может простить себе того, что предала Андрея. -- Он теперь здесь, скажите ему... чтобы он прост... простил меня. -- Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала. -- Да... я скажу ему, -- говорил Пьер, но... -- Он не знал, что сказать. Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру. -- Нет, я знаю, что все кончено, -- сказала она поспешно. -- Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня завсе... -- Она затряслась всем телом и села на стул. -- Не говорите со мной так: я не стою этого! -- вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что-то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам. -- Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, -- сказал он ей. -- Для меня? Нет! Для меня все пропало, -- сказала она со стыдом и самоунижением. -- Все пропало? -- повторил он. -- Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей. Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
· Наташа очень тяжело переживает все произошдшее, заболевает.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. · Постепенно она успокаивается, но это лишь маска, за которой скрывается глубокое раскаянье и отчаянье. Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из-за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни.
5. То, какой стала Наташа, пережив сначала душевную травму.
Как война способствует ее дальнейшей нравственной эволюции.
· Наташа с радостью погружается в работу, берет на себя роль чуть ли не главы семьи. Новое потрясение помогает ей хоть на время избавиться от гнетущих ее мыслей.
- Не хочу, - кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. - Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! - кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие. Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредкавысовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд
раненых, предшествующий им.
· Считается, что в эксримальных ситуациях люди показывают свое настоящее лицо. Наташа полностью раскрывается в том, что помогает раненым, освобождает для них подводы, оставив часть вещей.
- Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! - закричала она. -Они остаются!.. - Что с тобой? Кто они? Что тебе надо? - Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже... Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка... Маменька, ну что нам-то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе... Маменька!.. Это не может быть!..***** - Яйца... яйца курицу учат... - сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо. - Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. - спрашивала Наташа. - Мы все-таки возьмем все самое нужное... - говорила Наташа. Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.· Встреча с умирающим Андреем и то, что он ее прощает производит на Наташу незгладимое впечатление.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение -- выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
6. То, как Наташа переживает смерть Андрея, а затем и Пети.
· Только княжна Марья могла хоть как то понять, что происходит с Наташей, разделить ее горе.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними. · Оставшись же одна, Наташа полностью замыкается в себе, живет одними лишь воспоминаниями. После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что-нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто-нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.Ей все казалось, что она вот-вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд. В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление. Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны. · Любящая свою семью, всегда искавшая поддержки у матери, Наташа отдаляется даже от родных. Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них.
· Смерть Пети оказывается новым и страшным ударом.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что-то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что-то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из-за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что-то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала кматери.· Наташе приходится взять на себя окончательно роль главы семьи, только ее мать хочет слушать.