Мы облюбовали живописный склон горы с журчащим родником и опустились у небольшой пещеры.
— Мы, кажется, проходим все этапы человеческой истории, — улыбаясь, сказал я, спускаясь на зеленую лужайку. — Из «древесного» человека мы превратились в пещерных людей.
Посмотрев на Эа, я с удивлением заметил, что у нее смыкаются веки. Как ни был запаслив Ли, он не мог захватить с собой всего. Не захватил он и пилюли, уничтожающие токсины утомления. Смит и Ли также имели совершенно сонный вид. Я натаскал в пещеру сухого мха, сделал мягкие ложа и предложил им уснуть.
— Вы поспите, — сказал я им, — а я буду сидеть у входа на страже. Неизвестно, какая опасность может здесь подстерегать нас.
Спутники не заставили себя просить и скоро заснули крепким сном. После бессонной ночи меня также клонило ко сну. Чтобы чем-нибудь развлечься, я решил попытаться добыть огонь. Мне приходилось читать о том, как это делают дикари, но сам я умел добывать огонь только при помощи спичек.
Не упуская из виду пещеры, я прошел к близлежащему лесу, выбрал два сухих сука смолистого дерева и принялся за дело. Укрепив один сук меж корней, я начал усиленно тереть его другим суком. Работа была нелегкая. Скоро пот лил с меня ручьями, а между тем не появлялось не только огня, но и дыма. Утомительнее всего было то, что я ни на минуту не мог прекратить своей работы, иначе дерево остынет, и все придется начинать сначала. Когда наконец запахло гарью и появился первый дымок, я так обрадовался, как будто сделал величайшее открытие, и начал тереть с удвоенной силой. Я был страшно увлечен своей работой. Вспыхнуло пламя, погасло, опять вспыхнуло, еще раз погасло, и наконец сук запылал. Но мне не удалось спокойно насладиться моим торжеством.
|
|
В тот самый момент, когда запылало впервые добытое мною пламя, я услышал отчаянный крик Ли, заглушенный каким-то диким ревом. Подняв глаза от пылающего дерева, я увидел дикарей в звериных шкурах. Неизвестно откуда появившись, они вошли в пещеру, захватили спящими моих спутников и теперь тянули их на гору. При виде этого во мне самом пробудились первобытные инстинкты. С диким ревом, не выпуская из руки пылающего сука и размахивая им, отчего пламя разгоралось еще сильнее, я смело бросился на врагов, тыча в их косматые лица горящим обломком.
Вид пламени произвел на них неожиданно сильное действие. Дикари выпустили из рук свои жертвы и, упав на колени передо мной, завыли, прося пощады. Очевидно, эти люди не были знакомы с добыванием огня и приняли меня за божество. Потрясая над головой своим пылающим факелом, я жестами дал им понять, что испепелю их, если они тронут моих спутников. Дикари как будто поняли меня и покорно кивали головами. Потом они стали совещаться меж собой. Я имел возможность более внимательно осмотреть их. Меня поразило, что их лица напоминали лица европейцев, а кожа, хотя и сильно загоревшая, была белого цвета. Очевидно, судьба столкнула нас с белыми дикарями, о существовании которых ходили слухи еще в мое время. В следующий момент я был поражен еще больше. В их разговоре я уловил, как мне показалось, несколько английских слов. И я не ошибся. Смит, также внимательно прислушивавшийся к их речи, вдруг заговорил с ними на каком-то ломаном английском языке, и они, по-видимому, поняли его. Между ними завязалась беседа, перешедшая в довольно горячий спор. Наконец Смит и дикари пришли к какому-то соглашению.
|
|
— Нам придется идти за ними, — сказал Смит, обращаясь к нам. — Они не сделают нам зла, если «господин бог огня», — и Смит с улыбкой указал на меня, — не сожжет их своим пламенем.
Нам больше ничего не оставалось, как следовать за дикарями.
— Можете ли вы себе представить, — сказал Смит, когда мы двинулись в путь, — что предки этих дикарей были когда-то стопроцентными американцами. Они были рабочими, которым не повезло. Еще в двадцатом веке безработица создала целую «бродячую Америку», сонмы людей, выброшенных за порог культурной жизни больших городов. Американская цивилизация все более сосредоточивалась в одних крупных центрах, а эти люди оказались предоставленными самим себе, среди дикой природы. Из поколения в поколение они сами дичали, забывали все культурные навыки, пока, наконец, как видите, не превратились в настоящих первобытных людей, которым неведомо даже добывание огня. Если бы не ваш горящий сук, быть может, они убили бы всех нас. Не из злобы, но из простого страха перед неизвестными, новыми людьми, непохожими на них. — И, обращаясь ко мне, Смит добавил: — Вам придется продолжать играть вашу роль «бога огня». Это облегчит нашу участь.
Я охотно согласился и потряс своим пылающим суком.
Мы поднялись на гору и нашли целый городок пещерных людей. Навстречу нам бежали голые мальчишки. Женщины в звериных шкурах не решались приблизиться к нам и с любопытством смотрели на нас издали. У пещер и земле валялись каменные топоры и кости убитых животных. На столбах висело несколько черепов хищных зверей — трофеи Удачных охот. Белый как лунь благообразный старик подошел к нам с недоверчивым видом. Я повертел в воздухе догоравшим суком и далеко отбросил его от себя. Дуга из дыма повисла над толпой и медленно растаяла в воздухе.
|
|
Глава 13
ОСВОБОЖДЕННЫЙ МИР
Я с успехом выполнял роль «бога огня». На большой площадке перед пещерным городом ночью и днем горел неугасимый костер, отгонявший диких зверей, за что белые дикари были мне очень благодарны. А вечерами, после захода солнца и наступления темноты, я совершал торжественное «богослужение». В глазах диких людей я имел полное право считаться существом божественным. Дело в том, что я не только владел тайной добывания огня, но и крыльями. Во время нападения дикарей и борьбы с ними у Ли, Смита и механика крылья оказались поврежденными. Сохранились они только у меня и у Эа. И вот в темные вечера, окруженные всеми обитателями пещер, мы подходили с ней к костру, держа в каждой руке го смолистой палке, зажигали наши «жезлы» с разными церемониями и медленно поднимались в воздух. Дикари поднимали вой, опасаясь, что мы вознесемся в небо и они останутся без огня. Но мы не хотели оставить наших товарищей. Помахав в воздухе горящими палками, мы разбрасывали их в стороны. Пылающие угли падали красивыми дугами, а мы плавно возвращались на землю.
Я убедился, что быть «богом» совсем не трудное занятие. Тем не менее я скоро начал тяготиться своей ролью обманщика поневоле. Ночью, сидя у костра, я мечтал о том, как было бы хорошо этих несчастных, одичавших людей освободить от их предрассудков и поднять культурно: научить земледелию, ремеслам. Но в конце концов это можно было сделать и без нас. Если бы мы освободились, мы, конечно, не забыли бы об этих людях. Освободиться, но как? Пользуясь карманным радиоприемником, сохранившимся у Ли, мы могли слышать о том, что нас усиленно ищут, ищут друзья и враги. Из Радиополиса каждую полночь доносился к нам голос Эля.
— Ли, Эа, где вы, отзовитесь! — спрашивал он у эфира.
Но эфир молчал, потому что наша передающая станция была погребена в болоте вместе с нашим кораблем. Ли пытался снестись с Элем посредством передачи мысли на расстояние. Он сосредоточивал всю свою умственную силу и мысленно отвечал Элю. Но, вероятно, какие-то препятствия поглощали слабые электроволны, излучаемые мыслящим мозгом, так как Эль пунктуально продолжал взывать к нам через эфир.
Искали нас и враги. Несколько раз мы перехватывали сигналы Клайнса, посылаемые своим сообщникам. Судя по этим сигналам, мы знали, что уцелело еще довольно много врагов и находятся они где-то далеко на юге.
Хотя дикари относились к нам хорошо и не причиняли зла, тем не менее они не хотели отпускать нас, тем более что с нашими знаниями мы были им очень полезны.
Не одну ночь, сидя у костра, мы обсуждали план бегства. Но трое бескрылых связывали руки остальным. Еще я, пожалуй, убежал бы от быстроногих дикарей, отдав свои крылья кому-нибудь из товарищей. Но двое из них все равно оказались бы пешими, их, наверное, нагнали бы дикари. И наше положение только бы ухудшилось. А бежать нужно было во что бы то ни стало. Помимо того, что мы томились нашим бездействием, в то время когда наша, в особенности Ли, помощь была так необходима в другом месте, мои спутники страдали от голода. Питательные таблетки все вышли, а привыкнуть к новой пище они не могли. И силы их быстро падали, что еще больше затрудняло бегство.
Однажды ночью мы сидели у костра и молчали. Маленький приемник с громкоговорителем передавал музыку Радиополиса. Эта радиомузыка, которой мы иногда угощали наших поработителей, также казалась им сверхъестественным явлением и поднимала наш авторитет в их глазах. Радиополис веселился, празднуя победу. Новый музыкальный инструмент — электроорган — исполнял гимн победы, произведение молодого гениального композитора, соединявшего занятия музыкой с работой на одной из силовых станций. Музыка замолкла. Послышались аплодисменты. После небольшой паузы новый взрыв аплодисментов. Когда они наконец затихли, мы услышали голос Эля.
— Товарищи, — говорил старый ученый, — наша радость безмерна. День, о котором так долго мечтал мир трудящихся, настал. Последняя территория земного шара, где еще царил капитал, неистовствовавший в своей агонии, освобождена. И все же в нашу радость, как в музыку этого торжествующего гимна, который вы только что слушали, вплетаются грустные аккорды. Враг побежден. Но часть врагов бежала, захватив с собой ужаснейшие орудия истребления. Пока существует это последнее гнездо, мы не можем быть спокойны, потому что и разбитый враг может причинить нам много зла. Это первое, что омрачает нашу радость. А второе — вы знаете, о чем я буду говорить. Ли, наш лучший инженер, наша самоотверженная Эа, наш преданный работник Нэр, наш загадочный гость из прошлого и вождь американских рабочих Смит пропали без вести. Несмотря на все наши старания, нам не удалось узнать, живы они или погибли. Они не подают о себе вестей, — голос Эля дрогнул, — как мертвы е. Но мы не хотим верить в их смерть и будем продолжать наши поиски, пока не узнаем истины, печальной или радостной. Мы разослали специальные экспедиции во все части мира. Мы обшарим каждый уголок земного шара. И мы их найдем! Вместе с тем мы разыщем и наших врагов, хотя бы для этого пришлось опуститься на дно океана или подняться к звездам. И мы уничтожим их. Только тогда наша радость станет полною и не омраченною ничем.
Долго не смолкавшие аплодисменты покрыли речь Эля.
Взволнованный Ли поднялся.
— Помощь близка, — сказал он, — будем терпеливы. Какое несчастье, что я не могу послать им привет!.. Мне хотелось бы кричать, кричать так, чтобы мой голос услышали в далеком Радиополисе…
Возбужденные, мы так и не уснули в эту ночь.
Несколько дней подряд мы не отходили от радиоприемника. Мы все чаще стали получать сигналы от воздушных судов, которые искали нас. Мы знали о пути их полета. Некоторые пролетали в нескольких сотнях километров от нас. Иные из них погибли от внезапного нападения вражеских судов. Клайне, очевидно, тоже следил за ходом розысков и старался всячески вредить им.
На исходе второй недели, когда я собирал сучья для костра, ко мне подбежала взволнованная Эа и сказала:
— Идите скорее. Ли получил важные вести.
Я поспешил к отведенной нам для жилья пещере. Там я застал Ли, Смита и Нэра. Ли нервно тер руки и расхаживал по пещере, рискуя разбить голову о низкий свод. Увидев меня, он сказал:
— Я только что получил известие, что один из наших кораблей сегодня ночью пролетит всего в десяти километрах от нас. На крыльях вам легко преодолеть это пространство. Корабль будет лететь медленно. Постарайтесь чем-нибудь привлечь его внимание, и мы спасены. Второго такого случая может не представиться.
— Вы нужнее, — ответил я. — Летите лучше вы. Я дам вам свои крылья.
Но Ли решительно отказался.
— Случай сохранил крылья вам, вы и полетите. Вы — гость среди нас, и я не могу подвергать вас риску остаться здесь, если есть возможность спастись и, быть может, спасти нас. Полетите вы и, на всякий случай, — Эа. Она поможет вам сигнализировать.
Как я ни отказывался, но в конце концов принужден был согласиться.
Мы высчитали время, когда должны были вылететь. Оно приходилось на полночь. Затем общими усилиями мы сделали две большие связки костров из смолистых сухих ветвей.
В этот вечер, чтобы усыпить бдительность дикарей, мое «священнодействие» отличалось особой торжественностью. Я разбрасывал с высоты целые фейерверки горящих кусков дерева, практикуясь вместе с тем в сигнализации. Дикари были в восторге, с криками одобрения разошлись они по окончании моего представления по пещерам и крепко, как дети, уснули. Впрочем, не совсем как дети. Я уже мог убедиться не раз, что дикари умеют спать с чуткостью животных. При малейшем шуме они просыпаются и засыпают не раньше, чем убедятся, что кругом все спокойно. Поэтому нам надо было соблюдать крайнюю осторожность. От исхода предприятия зависела если не жизнь, то наша свобода.
Мы все сидели у костра. Это было обычно и не могло возбудить подозрения дикарей. Мы прислушивались к их дыханию, вздрагивали, как при крике ребенка во сне. Мы были взволнованы, но молчали. Все уже было обдумано и сказано. Ли посмотрел на хронометр.
— Пора, — тихо сказал он.
Мы поднялись. Наступил самый решительный момент Я и Эа разожгли наши факелы, пламя которых мы должны были поддерживать во все время полета, и начали спускаться вниз, подальше от пещер, чтобы не разбудить спящих шелестом наших крыльев.
Прощание было коротким, но сердечным.
— В добрый путь, — сказал Ли.
Мы тихо поднялись на воздух, пролетели над лесом, обогнули склон горы, поднимаясь все выше и ускоряя полет.
— Если бы не эти факелы, — сказала Эа, — мы могли бы лететь гораздо быстрее.
— Хорошо еще, что ветра нет, — ответил я, — посмотрите, какая чудная ночь.
— Да, но плохо то, что всходит луна. Сегодня полнолуние. В темную ночь наши факелы были бы видны лучше.
Мы поднялись еще выше, но неожиданно попали в поток сильного ветра. Мой факел погас. Хорошо, что я летел не один. Иначе мне пришлось бы опускаться вниз, чтобы добыть огонь трением, а на это ушло бы много времени. Я зажег свой факел от огня факела Эа, и мы спустились ниже, где было тихо. Скоро мы достигли линии, через которую должен был пролететь наш воздушный корабль. Мое волнение достигло крайних пределов. Чтобы свет наших факелов был лучше виден, мы отлетели друг от друга, создав таким образом две светящиеся точки. Несколько раз нам казалось, что мы слышим гул приближающегося корабля, но это был обман слуха.
— Летит! — вдруг крикнула мне Эа, указывая на горизонт.
Она не ошиблась. На диске луны четко вырисовывался силуэт сигарообразного воздушного корабля; пролетев диск луны, он потерялся на фоне темно-синего неба, но потом опять стал заметен. Он шел прямо на нас, быстро увеличиваясь в размерах.
Мы вынули запасные факелы, зажгли их и, держа в каждой руке по факелу, начали махать ими в воздухе.
— Они заметили нас, корабль летит сюда, — возбужденно крикнула Эа.
Но радость наша была преждевременной. Немного не долетев до нас, корабль вдруг начал заворачивать влево. Я размахивал факелами, рискуя загасить их, — корабль продолжал уклоняться в сторону. Вот уж он миновал нас, последняя надежда угасала…
— Зажигайте все факелы, бросайте часть их на землю, — крикнул я Эа что было мочи.
Вспыхнуло такое яркое пламя, что теперь уже мы сами рисковали сгореть живыми. Жар опалял лицо, я задыхался от дыма, но неистово продолжал махать факелами.
В тот момент, когда отчаяние уже стало овладевать мною, налетевший ветер сдул дым в сторону, и я увидел, что корабль резко изменил полет и быстро приближается к нам.
— Наконец-то! Мы спасены! — крикнул я Эа.
Корабль спустился, замедлил полет, выбросил нечто вроде сети и подхватил нас в эту сеть прежде, чем мы успели бросить факелы. Хорошо, что сеть оказалась металлической и достаточно крупной. Мы выбросили в отверстия сети факелы и с нетерпением ожидали, когда нас поднимут на корабль. Наконец через открытый люк мы были доставлены в просторную каюту.
Первое же лицо, которое я увидел, заставило меня в ужасе отшатнуться. Если бы люк уже не был закрыт, я, быть может, бросился бы вниз. Это было лицо врага. Из одного плена мы попали в другой. Ни слова не говоря, нас заперли в железную каюту, лишенную всякой мебели. Мы были так подавлены, что даже не говорили друг с другом. Что будет с нами? Нам не приходилось рассчитывать на пощаду. И что будет с Ли, Нэром и Смитом?..
Мы летели долго. Наконец мы почувствовали, что корабль снижается, замедляет полет, останавливается. Так же молча наши тюремщики вывели нас наружу. Два ощущения сразу больно ударили по нервам. Яркий свет солнца после полумрака нашей тюрьмы и резкое чувство холода.
Корабль остановился на площадке, лежавшей на поверхности какого-то океана. Кругом плавали огромные ледяные горы. Посреди площадки был люк. Конвоируемые толпой американцев, мы вошли в лифт и стали спускаться. Спускались мы довольно долго. Наконец мы вышли из лифта и пошли по коридору вдоль стеклянной стены. Сквозь толстое стекло проникал снаружи бледный свет. За стеклом виднелось зеленоватое водное пространство с мелькавшими в нем огромными рыбами. Мы были на дне океана, в подводном городе — последнем убежище американцев.
Глава 14
НА РАССВЕТЕ
— Где находится Смит? Где Ли? — И, не ожидая моего ответа, Клайне спросил меня, очевидно издеваясь надо мною: — Какую смерть вы предпочитаете, спокойную, как засыпание, или сопровождаемую агонией ужаснейших страданий?
Да, это был Клайне. Тестообразный, с огромной головой, он сидел, зарывшись в подушки, и смотрел на меня своими водянистыми глазами.
За стеклянной стеной колыхалась вода, в которой виднелись рыбы, привлеченные светом из комнаты подводного городка.
— Какую смерть вы предпочитаете? — еще раз спросил меня Клайне.
— Я предпочитаю жизнь, — ответил я.
Мой ответ очень рассмешил Клайнса. Он долго смеялся тонким, визгливым смехом. Наконец, вытерев слезящиеся глаза, он ответил:
— Я тоже предпочитаю жизнь, и потому вы должны умереть. Вопрос только в том — как. Если вы скажете, где Смит и Ли, вы умрете спокойно. Если не скажете — вас ждут страдания, самые ужасные мучения, какие только может испытать человек.
— Смит, Ли и механик погибли при крушении корабля, они не успели надеть крылья.
— Гм… вы уже успели сговориться с этой девушкой!
(Я не сговаривался с нею, но оказалось, что по счастливой случайности она, допрошенная раньше меня, дала такие же объяснения.)
— Ваша ложь будет скоро раскрыта. И тогда пеняйте на себя, — сказал Клайне. Он хорошо говорил на языке европейцев. Потом он перешел на родной язык.
Коротая время у дикарей, я, благодаря новым, упрощенным методам усвоения языков, довольно скоро научился говорить на новом английском языке, беря уроки у Смита.
— Приведите врача, — сказал Клайне.
«Сейчас, очевидно, меня будут пытать в присутствии врача», — подумал я.
Вошел врач, такой же большеголовый, как Клайне, но не столь полный — он ходил, не пользуясь подпорками и коляской.
— Осмотрите этого человека, — сказал Клайне врачу, указывая на меня.
Врач с удивлением посмотрел на мое телосложение, затем приступил к самому тщательному осмотру. Он принес с собой целый ряд аппаратов и последовательно осмотрел с их помощью мои легкие, сердце, печень… Кажется, ни одного органа он не оставил без внимания. Потом он шприцем взял у меня кровь и тут же произвел анализ.
— Ну что? — спросил Клайне, внимательно следя за всеми манипуляциями врача.
— Прекрасная кровь, — ответил врач. — Количество красных кровяных шариков на двести процентов выше нормального. Это совершенно исключительный экземпляр человеческой породы.
— Прекрасно, — ответил Клайне.
Я абсолютно не мог понять, какое значение имеет состав крови у человека, которого хотят подвергнуть пыткам и медленной смерти. Скоро, однако, мое недоумение рассеялось. Меня положили на стол возле Клайнса и произвели переливание крови из моих вен в вены Клайнса.
Так вот что значила его фраза: «Я тоже хочу жить, и потому вы должны умереть»! Я должен был умереть не только как враг Клайнса, но и потому, что моя кровь должна была продлить его жизнь.
— Я чувствую себя гораздо лучше, — сказал Клайне вскоре после операции переливания. — Ко мне вернулась моя прежняя энергия. А она мне так необходима. Ведь мы будем бороться до конца. Питайте его лучше, чтобы я смог как можно больше извлечь из него крови, а потом… он получит должное.
Какой ужас! Своею кровью я должен был укреплять силы самого страшного врага моих друзей, укреплять силы для борьбы с ними… Если мне суждено умереть, то хорошо было бы отравить свою кровь, пусть она отравит и Клайнса…
Надо будет поговорить об этом с Эа, может быть, ей удастся достать нужный яд.
Однако мне не удалось привести в исполнение эту мысль. С Эа я виделся только урывками. Причем врач перед каждым новым переливанием производил анализ крови.
Благодаря хорошему питанию и уходу я не очень обессилевал от потери крови в первое время. Но все же постоянное обескровливание начало сказываться. Я чувствовал слабость, головокружение.
Какая нелепая смерть!
Посмотрев как-то в зеркало, висевшее в одной из проходных комнат, я ужаснулся бледности своего лица.
В этот день, во время операции переливания, врач, не стесняясь моего присутствия, сказал:
— Ну, кажется, эти ресурсы близки к окончанию. Нам придется заняться девушкой. К сожалению, ее кровь не так богата красными шариками…
«Эа! Неужели и ее постигнет та же участь?» — с ужасом думал я, лежа на операционном столе.
— А с этим что? — спросил Клайне, лежавший рядом.
— Мы можем еще использовать его железы внутренней секреции, — ответил врач. — Сделаем пересадку. Это обновит ваш организм и придаст устойчивость составу вашей крови. Однако надо спешить, так как он на грани острого малокровия. Сделаем передышку на несколько дней, возьмем еще два-три стакана крови, и тогда можно будет оперировать.
На меня смотрели как на обреченного и потому совершенно не стеснялись говорить при мне обо всем. Во время операций переливания Клайне беседовал со своими друзьями и подчиненными. Из этих разговоров я узнал, что американцы на всякий случай заблаговременно приготовили себе это убежище. Подводный город находился в самой заброшенной части мира, недалеко от Южного полюса. Для того чтобы не обнаружить его местопребывания, отсюда не производили никаких радиопередач. Но американские корабли продолжали совершать налеты, сообщая в город о всех событиях.
Посреди комнаты, в которой находился Клайне, стояли громкоговоритель и большой экран, на котором отражались события внешнего мира.
Однажды, лежа на операционном столе, я увидел на этом экране картину, глубоко взволновавшую не только меня, но, кажется, и самого Клайнса. Это было во время предпоследнего переливания крови. Экран вдруг осветился, и я увидел площадь в парке Радиополиса. На трибуне, среди радостно возбужденной толпы, стояли Ли и Смит и рассказывали друзьям о своем спасении. Оказалось, что следом за американским кораблем летел наш. Увидав раскиданные по земле догоравшие факелы, друзья, летевшие на розыски, остановили корабль в воздухе. Сотни крылатых людей вылетели из корабля и рассеялись по окружающей местности, ярко освещенной прожектором, чтобы разыскать тех, кто мог зажечь факелы в этой дикой безлюдной местности. Так были найдены Ли, Смит и Нэр.
— Вы, кажется, говорили, что они погибли при падении? — с кривой усмешкой спросил меня Клайне.
Но усмешка быстро сошла с его лица, когда он услышал о том, что дальше говорил Ли.
Он говорил, что нашим кораблям удалось выследить то место, куда слетаются корабли американцев и откуда они вылетают.
— Таким образом, мы открыли место, где прячется это последнее осиное гнездо.
Случайно повернувшись в сторону Клайнса, Ли сказал.
— Клайне, быть может, вы видите меня. Так слушайте. Сдавайтесь без боя и отдайте нам наших друзей. Если вы не сделаете этого, мы будем к вам беспощадны. Вместе с вами мы не хотим губить и наших друзей и потому не приводим нашу угрозу в исполнение немедленно. Даю вам сутки на размышление.
Хотя я не видел в этот момент моего лица, но лицо Клайнса, вероятно, было так же бледно, как и мое. Несмотря на протесты врачей, Клайне приказал немедленно созвать совещание штаба инженеров.
— Мы открыты, — сказал он, когда все явились. — Что делать? Здесь нам оставаться невозможно. Ваше мнение, Крукс.
Я уже слышал эту фамилию. Крукс был главным конструктором, соперничавшим в гениальности с Ли. Его огромная голова с непомерно большим лбом свисала от тяжести на правое плечо, так что он смотрел вбок, исподлобья.
Крукс беспомощно развел руками.
— Мы предвидели то, что рано или поздно будем открыты. Вы знаете, что я сконструировал огромный летающий корабль — целый город, который может вместить всех нас. Этот корабль лежит рядом с подводным городом, в океане. Его движущая сила основана на принципе ракет, и потому на нем мы можем подняться выше атмосферы и летать в безвоздушном пространстве. Мы могли бы продержаться на нем неопределенно долгое время далеко от Земли. Но… тут есть большое «но». Несмотря на все успехи химии, мы не можем обеспечить питанием всех нас более чем на два-три года. Если бы нам удалось возобновить запасы, ну, хотя бы клетчатки, мы бы добыли из нее все, что нужно для питания. Но для этого мы должны держаться ближе к Земле, чтобы наши небольшие суда могли время от времени спускаться на Землю в безлюдных местах и пополнять запасы химических продуктов и воды. Но эти малые суда скоро были бы уничтожены один за другим…
— Значит, мы обречены… — раздельно произнес Клайне.
— Да, мы обречены, как, впрочем, все живущие на Земле, — ответил Крукс.
— Это вы хорошо сказали, — возбужденно проговорил Клайне, — хотя, может быть, вы и не думали о том, о чем думаю я. Если обречены умереть мы, то пусть не позже, а вместе с нами умрут все живущие, все до одного. Мы взлетим вверх на нашем воздушном городе, и мы… мы пустим в ход атомную энергию. Мы развяжем все разрушительные силы всех атомов, находящихся на земле, и взорвем весь земной шар. Кто возражает против этого? Конечно, никто Если нам суждено умереть, существование Земли теряет всякий смысл.
На этом совещание было закончено, и все обитатели подводного города начали с отчаянной поспешностью готовиться в последнее путешествие. Так как все шли на смерть, сборы были невелики — нужно было только поднять на поверхность огромный воздушный корабль, перебраться на него и подняться на воздух.
Через несколько часов все было закончено. Огромный город-корабль взмыл над землей.
Все были так поглощены мыслью о предстоящей гибели, что совершенно забыли обо мне и Эа. Мы скоро разыскали друг друга и ушли подальше от всех, в нижнюю часть корабля, игравшую роль трюма. Здесь в огромных кладовых хранились всяческие запасы.
— Эа, неужели через несколько часов, быть может, минут мир погибнет? — спросил я.
— Да, мир может погибнуть, — ответила она. — Мы должны, если сумеем, попытаться предотвратить эту опасность. Но как?..
Мы посмотрели друг на друга, и вдруг наши глаза засветились мыслью, — мы уже знали, что одною и той же мыслью.
В этих трюмах должны быть запасы взрывчатых веществ, достаточные для того, чтобы взорвать весь корабль со всеми его обитателями и нами самими. Взорвать корабль прежде, чем Крукс пустит в ход атомную энергию. — и Земля будет спасена.
Не говоря друг другу ни слова, мы с Эа бросились на поиски.
Только бы успеть!..
Обежав несколько комнат, мы наконец нашли то, что искали. В мягких подушках на полках, снабженных пружинами, лежали бомбы. Достаточно взорвать одну бомбу, как взлетит на воздух весь склад. Но мы взяли две бомбы — Эа тоже хотела принять непосредственное участие в спасении Земли.
С бомбами в руках мы в последний раз взглянули друг на друга.
— Прощай, Эа, — сказал я дрогнувшим голосом.
— Прощай! — тихо ответила она, и лицо ее осветилось печальной улыбкой, как бледным лучом солнца, мелькнувшим между осенних туч.
Мы подняли тяжелые бомбы и бросили их на пол.
Взрыв… Пламя… Ничто…
* * *
— Эа, Эа! — закричал я, сам удивляясь тому, что еще могу кричать, и открыл глаза… На моем письменном столе горела лампа, а сквозь окно пробивался сумрачный свет московского утра.
— Наконец-то, — услышал я незнакомый голос. Это был голос врача.
— Что с Эа? Она тоже жива? — спросил я доктора, еще не соображая, почему я вновь оказался в Москве.
— Лежите спокойно, — ответил врач. — Вы еще бредите. Вы были очень больны, но теперь опасность совершенно миновала.
Текст к переизданию подготовлен Светланой Александровной Беляевой, 1986 год
ВЕЧНЫЙ ХЛЕБ
Глава 1
ДЕРЕВЕНСКИЕ НОВОСТИ
Небольшой рыбацкий баркас медленно подплывал к острову Фэр, входящему в группу Фридландских северных островов Немецкого моря[1]. Стоял осенний вечер Крепкий северный ветер обдавал рыбаков брызгами ледяной воды Лов был неудачный, и лица рыбаков, посиневшие от холода, хмурились