Целью данного параграфа является анализ французской инвективы в собственно мифологическом ключе, что, в свою очередь, служит необходимым условием при рассмотрении табуированных словоупотреблений в процессе обсценной коммуникации. Последнее обусловлено тем фактом, что заложенная в инвективных мифологемах двойственность оказывает весьма большое влияние на «биполярность», или энантиосемию, обсценизмов на последующих стадиях сквернословного семиозиса.
Досквернословная фаза протекает в сознании носителя языка, в котором заложено определенное число словоформ, восходящих к ряду мифопоэтических образов. Следует отметить, что эти мифологемы носят схематический характер, являясь своеобразными моделями, на которых основывается инвективная семантика. Таким образом, подобный анализ обсценной коммуникации является наиболее общим, поскольку сводит все многообразие исследуемого материала к ограниченному числу схем, что, в свою очередь, представляется необходимым условием рассмотрения частных особенностей инвективы на других стадиях табуированного семиозиса.
Согласно концепции П. Гиро и К. Руайренк, архетипический, или, выражаясь иначе, мифологический, план табуированных лексем сводится к трем основным сферам: секс, дефекация и религия. В результате анализа 627 инвективных словоупотреблений, обнаруженных в 18 текстах современных французских фильмов, нами было выявлено 362 словоупотребления, восходящих к сексуальному мифу(57,7 %), 261 словоупотребление, основанное на дефекационной модели (41,6 %), и 4 инвективы, принадлежащих религиозным мифологемам (0,6 %).
1.1. Сексуальная мифологическая модель и формы ее инвективного выражения
Концепция полового акта как самоутверждение могущественного (puissant) субъекта действия за счет немощного (impuissant) объекта, принадлежащая П. Гиро и подтверждающаяся исследованиями множества других ученых, рассмотренными выше, является основополагающей инвективной мифологической моделью, объединяющей большинство (58 %) рассматриваемых словоформ. В связи с такой интерпретацией коитуса, инвективная коммуникация представляет собой не что иное, как модель взаимодействия сильного (инвектора) и слабого (инвектума) начал, вступающих в определенное ролевое взаимодействие.
Следуя классификации, предложенной П. Гиро (Guiraud, 1976, c.60), можно выделить следующие лексико-семантические группы табуированных единиц, восходящих к сексуальной модели:
- глупость (imbécilité): con (80 словоупотреблений), сonnard (36), conne (6), connasse (6), ducon (1), emputé mondel (1), foutue (1) а также масса просторечно-арготических и литературных инвективных словоформ, восходящих к сексуальному мифу, но в форме своей не имеющих никакого указания на коитус или гениталии: fou/folle (27), idiot/idiote (10), dingue/dingo (10), malade (9), crétin (8), ringard (6), barjo (5), abruti (4), imbécile (4), débile (4), plouc (4), obsedé (3), raté (3), ignare (2), fada (2), neuneu (1), empoté (1), bouffon (1), psychopate (1), maboûl (1), patate (1), dément (1), tarte (1), boché (1), pauvre cruche (1), pignouf (1), thon (1);
- трусость (poltron): pétocheur (1), mauviette (1);
- слабость, женоподобность (un homme dévirilisé): enculé (16), nul/nulle (8), couilles molles (8), poulet (5), minable (4), moule (3), pédé (3), minus (1), peinard (1), fainéant (1), boulet (1), fille (1);
- отсутствие социального статуса и социальной власти (sans statut, ni pouvoir social): mendiant (4), crevé (1), clochard (1);
- старость (vieillesse): moche (2), gaga (1), vieille morue (1);
- жертва, которую эксплуатируют (gibier qu’on exploite): gogol (5), daube (5), dupe (2).
Cледует отметить, что подобная классификация является весьма условной в силу денотативной «размытости» вышерассмотренных единиц, однако необходимой, поскольку раскрывает многообразие инвективных лексико-семантических единиц, воспроизводящих схему сексуальных отношений. П. Гиро пишет по этому поводу следующее: «Все эти образы имеют общий знаменатель (dénominateur commun): слабость (impuissance)» (там же, с. 62). Иными словами, вне всякой зависимости от своей половой принадлежности, в процессе табуированной коммуникации инвектор принимает на себя роль мужчины, сильного и властного, который вступает в сексуальные отношения со слабой и немощной женщиной, роль которой выпадает на долю инвектума, в результате чего происходит самоутверждение первого и унижение, оскорбление второго.
Неудивительно в этой связи, что наиболее сильными по своему воздействию на адресата являются инвективы, форма которых прямо указывает на половые органы или отношения: con, connard, connasse, ducon, couilles, enculé, foutue. Именно эти инвективы наиболее употребительны в табуированной коммуникации, поскольку предоставляют инвектору возможность полного самоутверждения и снятия эмоционального напряжения. Прочие же, указывая на взаимодействие сильного и слабого и, косвенно воспроизводя схему коитуса, встречаются значительно реже, или, выражаясь точнее, реже выступают в роли собственно инвектив.
По мнению П. Гиро, образы гениталий играют в табуированном семиозисе роли, соответствующие их естественному статусу. Так, образ женских гениталий является наиболее табуированным, поскольку обозначает «слабый, безвольный» объект, на который направлено действие (особенно оскорбительна такая инвектива для мужчины, которого «лишают» при этом главного права – превосходства и власти над женщиной). Особое место занимают тестикулы, играющие, по выражению П. Гиро, «странную» (bizarrе) роль в эротическом действе (geste érotique): «если фаллос в нем главное действующее лицо, деятель и лидер, то тестикулы - его «спутники», его всегда немного незначительные «слуги» (...) Семиологический статус тестикул (couillon): не немощные спутники гениталий, неполноценные и пассивные, как вагина (con), но глуповатые, бестолковые и доверчивые, растрачивающие свое время на всякую ерунду и бессмыслицы (foutaises et conneries), легко поддающиеся одурачиванию (qui se laissent facilement à duper) (там же, с. 64).
Вышеприведенная классификация наводит на мысль об амбивалентном характере «сексуальных» инвектив. С одной стороны, сквернослов, выстраивая схему половых отношений, унижает адресата, что позволяет сделать вывод о деструктивном характере рассматриваемых языковых средств. С другой, невозможно не заметить мощного карнавального, смехового, катартического начала, которое «прорывается» сквозь все лексико-семантическое многообразие этих инвектив. Инвектум не столько ниспровергается, сколько высмеивается, профанируются его слабость, трусость, немощность, незадачливость, физические недостатки, поскольку все вышеперечисленное вызывает у говорящего не злобу, а карнавальный, одновременно ниспровергающий и утверждающий смех. Так, например, Феб в фильме «Quasimodo d’el Paris», обращаясь к Квазимодо, произносит следующее: «J’étais dégueulasse avec toi! T’es inoffensif, débile» (Quasimodo d’el Paris, 1998). Именно безобидность, немощность Квазимодо вызывают у Феба смех, преобладающий над агрессией, которая в данном случае почти нулевая.
Используя терминологию З. Фрейда, можно сказать, что в инвективах подобного рода наблюдается преобладание генитального (утверждающего) начала над сексуальным (ниспровергающим). Иными словами, табуированные единицы, восходящие к сексуальному мифу, обнаруживают в лексико-семантическом плане ярко выраженный конструктивный характер.
1.2. Скатологический миф в инвективной лексике
Еще одна инвективная мифологема – это дефекация и все, что связано с экскрементальной функцией. П. Гиро полагает, что в современном французском языке позитивное значение («la valeur positive») вкуса («goût») ослаблено, тогда как «отвращение» («dégoût») сохраняет по сей день полную этимологическую значимость и имеет символическую форму «тошнотворного» («nausée»). «Таковы физиосемиологические основы «омерзения» («répugnance») и «отвращения» («dégoût»): дурной запах, который заставляет вас дать отпор (contre-attaquer), дурной вкус, вызывающий рвоту; и тот и другой – атрибуты грязи (saleté) и отходов (ordure)» (Guiraud, 1976, c.83). Следует также отметить, что физическая нечистоплотность, заложенная в данном концепте, зачастую ассоциируется и с нечистоплотностью нравственной.
Анализ 261 словоупотребления, принадлежащего данному инвективному мифу, в лексико-семантическом аспекте разделяет эти табуированные средства на следующие группы:
- опасная и злая личность, вызывающая чувство враждебности: salaud (22), sale (flic, bête, plouc и т.д. ) (16), déguelasse (15), monstre (10), salope (8), salopard (6), salopin (4), pétasse (4), saligaut (2), racaille (1), ordure (1), raclure de bidet (1), malpropre (1), avachi (1);
- надоедливый, докучающий (suscitant un sentiment d’ennui) человек, от которого хочется избавиться: (petit,-e) merdeux / merdeuse (20), (petite, un gros tas de, sans) merde (8), petite peste (5), chieur (4), bouseux (3), chiot (2), chiard (2), petit emmerdeur (1), sous-merde (1), échiotte (1), veinard (1), imposteur (1);
- распутная, нечистоплотная или некрасивая женщина: putain (8), vache (6), pute (4), catin (3), pisseuse (3), cochon (1), truite (1), morue (1), correspond-machin-truc (1);
- зоовокативы, обозначающие моральную и физическую нечистоплотность: (sale) bête (8), chien (5), moule (5), crapaud (4), crapule (4), parasite (3), cochon (2), vache (2), face de rat (1), lézard (1), thon (1).
Наиболее сильными по своему инвективному воздействию в данном случае являются табуированные единицы первой и второй групп, поскольку обозначают нечто опасное для инвектора, который стремится низвести эту «враждебную силу» в материально-телесный низ, т.е. не просто унизить, оскорбить или высмеять, как это происходит в предыдущей группе ругательств, но уничтожить. Безусловно, литературные инвективы (imposteur, malpropre, monstre), в силу своей кодифицированной формы гораздо менее приближенные к мифологической схеме ниспровержения в материально-телесный низ и уничтожению, не способны оказывать столь сильного воздействия на коммуникантов, как «скатологические» табу-семы. Поэтому яркие образные обсценизмы двух последних групп выступают по силе инвективного воздействия на говорящих как среднее звено между собственно скатологизмами и нетабуированными оскорбительными лексемами.
Учитывая преобладающий характер ниспровержения и уничтожения в вышерассмотренных инвективных средствах, можно заключить, что обсценизмы, восходящие к мифологемам дефекации и экскрементов, обладают деструктивной природой. Утверждающий и конструктивный характер подобной инвективной коммуникации не может быть сведен к нолю, в силу общей биполярности, присущей сквернословию. Однако, возрождающий карнавальный смех здесь имеет совершенно иную природу: это не радость нового рождения, но злорадство, сарказм, злая насмешка над гибелью враждебного и опасного.
1.3. Религиозные мифологемы в структуре инвективных единиц
В настоящее время с полным основанием можно заявить о почти абсолютной дезактуализации религиозного мифа в современной французской инвективе. Четыре обсценных словоупотребления (le diable, un suppot de satin, un cureton, sanctuaire de la débauche), восходящих к данным мифологемам и составляющие 0,6 % всего рассмотренного сквернословного материала, носят условно инвективный характер, поскольку обнаруживают крайне ослабленное воздействие на коммуникантов.
Во избежании «надуманных» выводов, мы не будем в данном случае анализировать амбивалентный характер этих лексем, наличие которого является бесспорным и актуальным для средневековых богохульств и проклятий, тогда как в современных «религиозных» инвективах эта биполярность, на наш взгляд, весьма труднодоказуема, в силу их малой употребительности.
§2 Социо- и психолингвистическая интерпретация современной французской инвективы (фаза инвективного словоупотребления)
Объектом настоящего параграфа является сквернословная коммуникация, рассматриваемая как целостная многоуровневая система. Изучение инвективы в социально-психологическом, аспектах представляется необходимым как комплексный подход, позволяющий выявить объективные закономерности функционирования ругательств и определить статус инвективы в современном французском языке.
Выявление психолингвистических механизмов обсценной коммуникации
представляется возможным посредством сочетания лексико-семантической (по методике П. Гиро и К. Руайренк) и функциональной (согласно классификации В.И. Жельвиса) интерпретаций рассматриваемых лексических средств.
Методология исследования французских инвектив, предложенная П. Гиро (Guiraud, 1976) и дополненная К. Руайренк (Rouayrenc, 1996), позволяет рассматривать семь лексико-семантических полей, на которые распадаются обсценные единицы.
1. «Глупость» («imbécilité» у П. Гиро (Guiraud, 1976, c. 62) и «bêtise» у К. Руайренк (Rouayrenc, 1996, c. 72)), представляющая самую многочисленную лексико-семантической группу (296 словоупотреблений).
Наиболее употребительными инвективами здесь являются соn и его производные (129 словоупотреблений). Как показывает проведенное исследование, именно в этих единицах наиболее сильно проявляется двойственная природа обсценной лексики. Для регистрации последней нами был произведен сопоставительный анализ инвективных средств данного лексико-семантического поля, основанный на функциональной классификации табу-сем, предложенной В.И. Жельвисом (Жельвис, 2001, с. 108). О двойственном характере обсценизмов, проявляемом ими в нижеприведенных примерах, можно судить по знакам «+» и «-», которые условно обозначают соответственно доминирование позитивного (конструктивного) или негативного (деструктивного) полюсов значения в табуированных лексемах.
- (-) D’où il la connaît, ce con-là? [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Tu m’as obligé de rester ici dans l’entrée comme un con! (там же);
- (-) Pauvre con! Tu n’as pas du shit à couper? (там же);
- (-) T’es vraiment trop con! Je me casse! (там же);
- (-) Pourquoi j’ai fait ça? Tu peux me le dire? Quel con! (там же);
- (-) Mais ça ne va pas durer. Un jour, tu seras seul comme un chien! Et j’espère que ça te rendra un peu moins con! Salut! (там же);
- (-) Tu es con? Combien de fois je t’ai dit que pour Francine je n’étais jamais là! (там же);
- (-) C’est de la coke! Vous êtes débiles, ou quoi? Tu es vraiment le roi des cons! (там же);
- (-) Ils se foutent de nous, cons! [«Tais-toi!», 2003];
- (-) Attends! Mais quel con! (там же);
- (-) Oh merde! C’est vraiment un espèce de con! (там же);
- (-) On s’évade, mon pot! / T’es grand con! (там же);
- (-) Qu’est-ce que t’as fait?! Qu’est-ce que t’as fait?! T’es complètement con! (там же);
- (-) Défaitiste! T’es un con! T’es con, va! [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (-) On bute ce petit con d’Ulysse! (там же);
- (-) Vous nous prenez pour des cons parce qu’on est comme des Russes? (там же);
- (-) Mais t’es fou! T’es malade! T’es juste un con! (там же);
- (-) Lâche-moi! Ça fait hypermal, t’es con! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Les autres arrêtent pas de faire le con avec sa corde! (там же);
- (-) Tu veux que je t’applatisse, con?! / - Calme-toi! / - Con! / - T’es pas drôle! / - Con! (там же);
- (-) Vous croyez qu’elle aime les cons de votre espèce? [«Rendez-vous», 1990];
- (-) Je ne veux pas que tu y touches! C’est clair, vieux con? (там же);
- (-) Il cognait, ce con, et il se marrait... [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) C’est vrai, je suis con! / - Mais non! Réfléchis! On t’aurait pris avec nous si t’étais con? (там же);
- (-) Non! Non! Mais il est con, ce type-là! [«Taxi»,1999];
- (-) Son mari est un con [«Tontaine et Tonton», 1992];
- (+) Mon père est mort quand j’avais 17 ans et on se trouvait comme des cons... [«Taxi»,1999];
- (+) Putain! On est là comme deux cons! (Главный герой смеется над сложившейся ситуацией: его друг Эмильен после стычки с бандитами оказывается в мусорном баке) (там же);
- (+) Je m’excuse encore une fois mais comme un con, je l’avais oublié! (там же);
- (+) Ce sera un piège à con! (Эмильен высмеивает преступников, которые должны, по его мнению, попасться в придуманную им ловушку) (там же);
- (+) Il faut construire l’asile des cons! (Тюремный надзиратель подтрунивает над заключенным Кантеном Монтаржи (Ж. Депардье), который не может ужиться ни с одним сокамерником) [«Tais-toi!», 2003];
- (+) Oh! Putain! C’étais ça, son plan! Mais quel con...(восклицает Бебер, когда узнает, что Кантен решился на опасный шаг, чтобы его спасти) (там же);
- (+) Si on nous prend une voiture, on a déjà l’air con, mais deux! (Старший полицейский подтрунивает над своими подчиненными, у которых прямо из-под носа Кантен и Бебер угоняют две служебные машины) (там же);
- (+) Alors, tu pars, je reste, on est comme deux cons! (Иппо высмеивает ситуацию расставания с возлюбленной, потому что не видит смысла в этой разлуке) [«Un monde sans pitié», 1988];
- (+) T’as l’air d’un con avec ces pompons!(Эсмеральда высмеивает одного гостей, нарядившегося в кролика) [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (+) C’est un vrai thon! (Мари высмеивает незадачливого бандита, используя эвфемизм) [«Panique sur la gare»,1996];
- (+) Il peut même plus rentrer en France pour me voir. Faut être con! (Мальчик скучает по отцу и хочет, чтобы тот вернулся во Францию) [«Panique sur la gare»,1996].
Из 80 употреблений инвективной лексемы соn в 59 обнаруживается преобладание негативного полюса значения, т.е. эти обсценизмы носят ярко выраженный оскорбительно-уничижительный, деструктивный характер, тогда как остальное 21 словоупотребление выполняет прямо противоположную функцию, являясь конструктивным элементом позитивного, утверждающего значения в структуре коммуникации.
В собственно лингвистическом плане интересно отметить, что инвективные словоупотребления с доминирующим «негативным» значением зачастую сопровождаются разнообразными уничижительными эпитетами (petit, pauvre, grand, le roi des, l’espèce de), другими инвективными или кодифицированными эмоционально-экспрессивными единицами, оборотами или междометиями, усиливающими деструктивность обсценизма, являющегося в данном случае своеобразным смысловым и коннотативным ядром высказывания, которое сообщает остальным лексическим средствам некоторую «центростремительность», вбирая в себя их эмоционально-экспрессивный компонент. К. Руайренк весьма остроумно называет подобное свойство инвективы «конативным» («conatif») (Rouayrenc, 1996, c. 111), вероятно потому, что табу-семы, действительно, в некотором смысле ведут себя «бесцеремонно», нарушая гармоничность высказывания, в котором они появляются посредством «подчинения» себе всех сегментных и суперсегментных элементов. О последнем, в частности, свидетельствуют наблюдения над интонационными моделями речи инвекторов, которые, еще даже не успев произнести табуированную словоформу, обнаруживают повышение тона голоса, переходящее порой в крик, что, в свою очередь, доказывает иррациональную природу обсценной лексики как воплощения личностной эмоции, «стремящейся преодолеть знаковую природу языка» (Долинин, 1978, с. 187).
С другой стороны, инвективы с преобладающим конструктивным значением часто появляются в высказывании в составе сравнительных оборотов (être comme un con, avoir l’air d’un con), что «смягчает» собственно инвективное воздействие на адресата, который, благодаря такому положению табу-семы в структуре высказывания, называется обсценным именем не прямо, а косвенно, т.е. через сопоставление.
Обсценизмы, производные от con, обнаруживают почти абсолютное доминирование негативного полюса значения над позитивным, что, на наш взгляд, обусловлено двоякой мотивированностью их экспрессивного компонента, а именно семантической, в основе которой лежит табуированная форма - con, и морфологической, в силу пейоративности просторечно-арготических аффиксов, прибавляемых к корневой морфеме (-ard, -asse, du-):
- (-) Les hommes valsent dans ta vie. / - Ça valse parce que je rencontre des connards de ton espèce... / - Tu m’as traité de connard?! Pour qui tu te prends? Tu es inculte, ignare! [«Rendez-vous», 1990];
- (-) Ça ne se voit pas? Je serre la main du premier connard venu! (Инвектум вступает с оскорбителем в драку) (там же);
- (-) Arrête-toi! Toi! Tu es connard! [«Tais-toi!», 2003];
- (-) T’as vu ça? (Наивный Кантен Монтаржи, увидев отражение себя и своего друга в женском платье в зеркале, раздражает последнего глупейшим вопросом) / - C’est nous, connard! (там же);
- (-) Je suis Antillais... / - Comment tu t’appelles? / - Josef! / - T’es Africain? / - Non, Antillais, connard! (Сокамерник, выступающий как инвектор, набрасывается на Монтаржи с кулаками) (там же);
- (-) Connard!!! (Жан Рено в роли бандита бранит незадачливого Монтаржи, случайно разбудившего девушку) (там же);
- (-) Tu vas te balader dans cette robe, connard? (там же);
- (-) Tu fais quoi? / - Je fais du criminel, connard! Tu le fais exprès où pas? (там же);
- (-) Il est où, ton connard de frère? (Улисс, недолюбливающий Зеро, негодует, в связи с тем, что тот опаздывает) [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (-) On a besoin d’un chauffeur! / - Pas Zéro! Même le premier connard venu. Toi, tu sais? (там же);
- (-) C’est quoi ça? Versace ou quoi? / - André Chikière, connard! Versace, ça fait nouveau riche (там же);
- (-) Dégage, connard! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Alors, c’était elle? / - C’ étais elle, connard! / - Pourquoi connard? [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) C’est un connard du journaliste qui ne comprend rien! [«Le Petit Ben», 1999];
- (+) Mais non, connard! Tu ne vas pas aller en prison! (Иппо утешает брата) [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Connasses!...Je croyais que tu n’en avais rien foutre de rien! (там же);
- (-) Vous allez payez une amende! / - Je te pisse à la raie, connasse! (там же);
- (+) Tu es vraiment une connasse! / - Je le sais... / - C’est ce qui fait ton charme, remarque (там же);
- (-) Je suis Eva Peròn, je suis Cubaine! / - Tu vas faire la conne avec ça! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) T’es trop conne! C’est ce qui pouvait t’arriver de pire! [«Rendez-vous», 1990];
- (-) Tu vas mourir, pauvre conne! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Tu me fais pas peur, ducon! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »].
37 инвективных лексем из 39, производных от «con», носят деструктивный характер. Таким образом, эти обсценизмы представляются наиболее оскорбительными в современном французском языке.
Наименее сильными в плане инвективного воздействия являются нетабуированные оскорбления, также обнаруживающие двойственную природу:
- (-) Vous êtes complètement fou! [«Le Petit Ben», 1999];
- (-) Je t’ai dit! Sa mère est une folle! (там же);
- (-) Vous attendez quoi? Bande de fous! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Elle est folle, cette fille! [«La Cérémonie», 1995];
- (-) Un fou! Il m’appelle tous les jours! [«Rendez-vous», 1990];
- (-) Ça se termine toujours mal avec toi! T’es fou! [«Tais-toi!», 2003];
- (+) T’es folle, mais je veux te faire plausir! (Сын обращается к матери, которая всегда запрещала ему курить и вдруг сама предложила сигарету) [«La Cérémonie», 1995];
- (+) La première fois qu’on s’est vu, j’aurais déjà pu t’embrasser? / - T’es fou? (Натали смеется над своим возлюбленным) [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Mais t’es complètement dingue! Lâche-moi! T’es dingue! [«Panique sur la gare»,1996];
- (+) T’es dingo! (Главный герой подшучивает над приятелем, решившим «приударить» за незнакомой девушкой в кафе) [«Tontaine et Tonton», 1992];
- (-) T’es vraiment un idiot, Ben! [«Le Petit Ben», 1999];
- (+) Comme une idiote, j’ai oublié à lui dire [«La Cérémonie», 1995];
- (+) Il t’écoute et il t’admire, cet idiot-là! (Отец высмеивает младшего сына, во всем подражающего старшему) [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Pourquoi ne m’as pas tu dit avant, crétin! [«Tais-toi!», 2003];
- (-) Il comprend rien, ce crétin! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Abruti! Vous avez retourné la cimetière! (там же);
- (+) Il y a des abrutis en police! / - Oui, il y a aussi les alcoolis, les escrocs, les idiots... (Семи Насери в роли таксиста и Эмильен высмеивают полицейских) [«Taxi»,1999];
- (-) Putain! Vous êtes boché ou quoi? (там же);
- (+) Oh! Ta carrière, pauvre cruche! (Нина подтрунивает над приятелем) [«Rendez-vous», 1990];
- (+) Tu viens, imbécile? On va se coucher (Улисс, помирившийся с Зеро после очередной ссоры, советует ему лечь спать) [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (-) T’es vraiment neuneu? Où tu le fais exprès? [«Panique sur la gare»,1996];
- (+) Complètement fada, celui-là! (восклицает полицейский, изумленный поступком нищего, нашедшего краденые драгоценности и отдавшего их полиции) (там же);
- (-) Non seulement, tu es un raté, mais tu n’aurais laissé aucune chance à ton frère! Bravo! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Avec ce maboûl dans la nature je peux pas être calme! (Полицейский разозлен тем, что не удается поймать преступника) [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (+) Tu dances comme une patate! (Квазимодо смеется над Эсмеральдой) (там же);
- (+) Qu’est-ce que c’est que ce pignouf? (Феб высмеивает Квазимодо) (там же);
- (+) Сésard, le gogol! (Бандиты высмеивают незадачливого приятеля, которого они подставили) (там же);
- (+) Quelle daube! Mais quelle daube, ce Césard!(та же ситуация) (там же);
- (+) Ce bouffon de Césard! (там же).
Проведенный функциональный анализ 296 инвективных словоупотреблений, принадлежащих лексико-семантическому полю «глупость», показал, что подавляющее большинство обсценизмов этой группы – 68 % (в 202 случаях) носит деструктивный характер и выполняет собственно инвективную (оскорбительно-уничижительную) функцию.
2) «Злость» («la méchanceté»), объединяющая 149 инвективных словоупотреблений, восходящих к скатологическому мифу.
Наиболее употребительными в данной лексико-семантической группе являются обсценизмы, морфологически восходящие к прилагательному «sale» (60), глаголу péter (2), а также зоовокативы (59):
- (-) Les salauds! Ils m’ont planté là comme un débutant! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Et tu le traites de salaud... C’est pas bien, ça! (там же);
- (-) C’est bien le mot! Des enfoirés d’enfant de salaud de pute de merde! (там же);
- (-) Tu trouverais pas que ce serait un salaud? (там же);
- (-) Lui, c’était un salaud, c’est vrai! (там же);
- (-) Je ne demande que payer l’addition, Francine, je suis nul, je le sais... / - Salaud! Va! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Disons, il va te paraître que je suis salaud [«La Cérémonie», 1995];
- (-) Ils m’ont virée! / - Virée? Ah! Les salauds! (там же);
- (+) C’est vrai, tu viens de te faire larguer... / - Putain, mon salaud! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (+) On y va, mon salaud! [«Panique sur la gare», 1996];
- (-) Salope! / - Vous êtes dégueulasse! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Je le savais bien! Vous êtes une salope, vous aussi! [«La Cérémonie», 1995];
- (-) Si vous parlez à quelqu’un, je raconte tout, que vous êtes enceinte. C’est pas moi qui est une salope! C’est vous! (там же);
- (+) On dit toujours que les plus vièrges sont les plus salopes...(Кантен подтрунивает над девственницами) [«Rendez-vous», 1990];
- (-) Lâche-la! Salopard! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Salopard! Il est passé entre les mailles du filet [«Le vieux gamin», 1994];
- (-) Je vais lui montrer qui je suis, à ce salopard! (там же);
- (+) Il y a encore des saligauts qui font se rataper! (Главный герой высмеивает молодого человека, пытающегося «увести» у него прекрасную незнакомку) [«Tontaine et Tonton», 1992];
- (-) T’es salopin! Tous sont salopins! [«Le fils de Paul», 1997];
- (-) Dites-lui de se calter, à ce sale flic! [«Kamikaze express», 1999];
- (-) Va te faire enculer, sale plouc! [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (-) Tu n’en as rien à foutre! Il n’y a que toi qui comptes! Tu es là, avachi, content de toi! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Tu veux parier, pétasse? [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Tiens-toi! Pétasse! [«La Cérémonie», 1995];
- (-) Qu’est-ce que tu as, vieille morue! [«Le Petit Ben», 1999];
- (-) Je m’adresse à toi, la bête, qui s’est emparée d’eux! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (+) Amène-là, ta bête, c’est parfait! (Игроки, заинтересовавшись личностью Иппо, просят Альперна познакомить их с ним) [«Un monde sans pitié», 1988];
- (+) Excusez-moi... Vous ne connaissez pas Nathalie Rozzen? Elle est brune, mignonne... / - Non. / - Putain! Mais c’est une bête! (Иппо выражает свое восхищение возлюбленной) (там же);
- (+) Tu viens, crapaud? (дружеское обращение к Квазимодо) [«Quasimodo d'el Paris», 1998];
- (+) Crapaud! Tu veux pas profiter du voyage? (там же);
- (+) Tu dois être content, crapule! (там же);
- (+) T’es vraiment une crapule d’Urtéguy, toi aussi! (Мари подтрунивает над своим напарником) [«Panique sur la gare»,1996];
- (+) On a baisé les poulets, Petit Ben!(Главный герой высмеивает полицейских, которых ему удалось обмануть) [«Le Petit Ben», 1999];
- (+) Tu vois, ce serait pas raccord avec le costard, hein, mon poulet? [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Numéro 13! J’ai un problème: il y a deux poulets accrocher le feu rouge! [«Taxi»,1999];
- (-) Venez les poulets! Laissez-nous tranquilles! [«Le Petit Ben», 1999];
- (-) Toi et ta truite, je vais vous claquer! / - Ma femme n’est pas un cochon! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Où t’as caché Esméralda, face de rat, vicelard?! (там же);
- (-) Oh! … Le chien! Allez! [«Un monde sans pitié», 1988];
Мифологический компонент нечистоплотности, отраженный в инвективной форме лексем, производных от «sale», обусловливает их большую деструктивность, по сравнению с зоовокативами, в которых обнаруживается тенденция к позитивному полюсу значения.
Прочие обсценизмы данной лексико-семантической группы представлены единицами, восходящими к мифологическому концепту «отбросов, мусора»:
- (-) Il l’a tué, l’ordure! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Monstre! Racaille! Pauvre malade! Tu les tues parce qu’elles ne te veulent pas? Ça t’exite, obsédé?! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Tu sais ce qui tu es? Une ordure! Une raclure de bidet! [«Le compagnon de la loco», 1996].
Эти инвективы не столь многочисленны в употреблении и при функциональном рассмотрении обнаруживают полное доминирование негативного полюса значения.
Таким образом, 112 словоупотреблений (75 %) данной лексико-семантической группы проявляют в процессе обсценной коммуникации доминирование деструктивного начала (в основном это инвективы, восходящие к «sale» и «ordure») и 37 табу-сем (25%) (в большинстве своем зоовокативы), обнаруживают тенденцию позитивного полюса значения.
3) «Докучливость» («ennui»), обсценные единицы которые восходят к мифологеме экскрементов и дефекации (54 словоупотребления).
Ключевой морфемой данного лексико-семантического поля служит словоформа «merde», семантически и морфологически мотивирующая экспрессивность всех производных от нее единиц:
- (-) Petite merde! [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (-) Tu vas voir ce que je ferai de ce petit merde! [«Le Petit Ben», 1999];
- (-) J’ai pas de temps à perdre avec un malade de votre espèce! / - Malade? Tu sais à qui tu parles, gros tas de merde?! Je ne suis pas malade! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Tu es une sous-merde, tu resteras une sous-merde! (там же);
- (-) Si on se revoit plus, tu leur diras que Césard Ciarcofino étais pas une sous-merde! Ok? (там же);
- (+) J’étais aussi un flic sans merde! [«Tais-toi!», 2003];
- (-) Recommence ça une fois, un petit merdeux, et je te balance sous un train! Compris?! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Pas si vite, mon petit merdeux! (Мальчик пытается убежать от бандита, захватившего его в заложники, но тот хватает ребенка со злостью) (там же);
- (-) С’est pas un petit merdeux qui va me commаnder, non? (там же);
- (-) Mens pas, toi aussi! T’es avec elle, sale petit merdeux! (там же);
- (-) Où t’as chouré ça, petit merdeux?! (там же);
- (-) Moins fort, petit merdeux! Fous-moi le camp! (там же);
- (-) On t’a rien demandé, petite merdeuse! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (+) Qu’est-ce que tu veux que je te dises, le petit merdeux? (Подружившийся со своим маленьким заложником гангстер не хочет с ним расстаться и не знает, что сказать) [«Panique sur la gare»,1996];
- (+) Qu’est-ce qu’on dit au petit merdeux? (маленький заложник, привязавшийся к бандиту, просит последнего не отпускать его) / - D’accord, je te garde! (там же);
- (+) C’est moi qu’ils veulent gauler, petit merdeux! (там же);
- (+) C’est aussi un petit emmerdeur! (Феб подтрунивает над отцом Эсмеральды, который не дает ему покоя со своими наставлениями) [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »].
Особенно ярко демонстрируется двойственный характер инвективы на примере обсценизма «petit merdeux» в фильме «Panique sur la gare» (1996), с которым гангстер неизменно обращается к своему маленькому заложнику. В начале фильма, когда мальчишка все время порывается бежать и отношения между ним и бандитом весьма напряженные, значение обсценизма имеет лишь негативный характер, когда же ситуация меняется и захватчик с заложником становятся большими друзьями, совместно размышляющими над тем, как укрыться от полиции, то значение все той же инвективной словоформы резко смещается к позитивному полюсу, становится своеобразным дружеским обращением.
Менее представленной, но также весьма актуальной является группа инвектив, морфологически восходящих к глаголу chier:
- (-) C’est la journée des chieurs! [«Taxi»,1999];
- (-) Ils vont pas visiter Marseille, les chiots! (там же);
- (-) Quelles échiottes, ces mecs! [«Louise et les marches», 1998];
- (-) J’encaisse pas les chiards! [«Panique sur la gare»,1996].
В 40 инвективных словоупотреблениях (74 %), принадлежащих данной лексико-семантической группе, отмечается преобладание деструктивного начала над конструктивным, которое, в свою очередь, доминирует в 14 обсценных словоупотреблениях (26%) рассмотренного поля.
4) «Слабость, немощность» («impuissance»), представленная 55 обсценными словоупотреблениями, восходящими в своем большинстве к концептам пассивного гомосексуализма и импотенции и основанными, в связи с этим, на инвективной морфеме cul, являющейся, по мысли, П. Гиро, своеобразным субститутом инвективы con (Guiraud, 1976, c. 65):
- (-) Ton frère! L’enculé! Il s’est tiré avec mon pognon! [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (-) Mais répondez, enculés! (там же);
- (-) J’ai voulu te tuer! / - Me tuer?! Enculé! (там же);
- (-) Quel enculé, cet arbitre! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (+) Donc, Marco, t’es enculé? (главный герой подшучивает над другом) [«Taxi»,1999];
- (+) Tu es un enculé de Séfarade! (дружеское подтрунивание) [«Un monde sans pitié», 1988];
- (+) Ouvre-le, toi-même, enculé! (Улисс высмеивает несообразительность Зеро) [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (+) Ne fait pas l’enculé! Tu peux faire ça pour moi, non? Ok? Magne-toi! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (-) Une couille molle! (женщина-полицейский кричит на преступника, направившего на нее дуло пистолета и медлящего с выстрелом) [«Panique sur la gare»,1996];
- (+) Oh putain! Il est casse-couilles, ce type-là! (Главный герой восхищен смелостью незнакомца) [«Kamikaze express», 1999];
- (-) Un gros pétocheur! Un minus! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Tu es minable, prête à tout pour exhiber ton nombril triste et mesquin! [«Rendez-vous», 1990];
- (-) T’es qu’un petit truand sans envergure! T’es trop minable! [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Nous, on est des nuls, putain! Laissez-me tranquille cinq minutes! On en chie assez comme ça! Merde! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (+) T’es nulle! C’est pas comme ça que ça se porte! (Сын высмеивает «неосведомленность» отца в вопросах моды) [«La canne de mon père», 1998];
- (-) Ça déprime tout le monde de voir une moule! / - C’est tous des moules, ici! / - Bouge ton cul! [«Un monde sans pitié», 1988];
- (+) Je crois que t’es crevé, mon vieux! (Девушка подшучивает над усталым видом друга) [«Le compagnon de la loco», 1996];
- (-) Oh! De petits pédés! Ça va? C’est quoi ça? C’est un Mercedes! Ça sera pas gratuit, ma poule! [«Taxi»,1999].
В инвективных словоупотреблениях данной лексико-семантической группы наблюдается доминирование полюса негативного значения у 39 табу-сем (71 %), преобладание конструктивности же проявляется у 16 словоупотреблений (29%), причем в основном это лексемы с табуированной корневой морфемой.
5) «Распутная женщина» («prostituée»). Это лексико-семантическое поле объединяет 35 обсценных словоупотреблений, мифологическим основанием которых служит в большинстве случаев скатологический образ дурного запаха, прочно ассоциирующийся с нравственной нечистоплотностью. В связи с этим, базовой морфемой здесь является инвективная словоформа pute, восходящая к глаголу puer.
- (-) Elle était enlevée par ce fils de pute! / - Ce fils de pute est mon fils! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Je t’emmerde, toi et toute ta famille! Tu es un fils de pute! Je vous emmerde tous! [«Les Kidnappeurs, 2002];
- (-) Pourquoi les as-tu tuées? / - C’étais parce que ce n’étais que des putains... [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Je sais que votre femme, c’est une putain! [«La Cérémonie», 1995];
- (-) Reviens putain! [«Le Petit Ben, 1999»];
- (+) Michel Letelier, qu’il s’appelle, ton putain de Mickey! (Бандит высмеивает подставившего его приятеля) [«Panique sur la gare»,1996];
- (-) Oh! Mais quel emputé mondel! [«Tais-toi!», 2003];
- (-) Imbécile! Oublie cette catin! C’est un monstre hideux! [«Quasimodo d'el Paris», 1998 »];
- (-) Arrière, catin! (там же).
Табуированные словоупотребления данного поля обнаруживают почти абсолютное доминирование отрицательного полюса значения: нами была выявлена только одно обсценное словоупотребление c преобладанием конструктивного начала, адресованная, впрочем, мужчине (putain de Mickey).
Таким образом, психолингвистический анализ инвективных словоупотреблений, проведенный на материале 627 словоупотреблений обсценного семиозиса, отслеженных при просмотре 18 кинотекстов, выявляет двойственную природу сквернословных средств, выраженную в преобладании у них негативного (427 словоупотреблений – 68%) или позитивного (200 словоупотреблений – 32 %) полюсов значения.
Исходя из результатов проведенного исследования, можно сделать вывод о том, что на сегодняшний день неоспоримой является актуальность сексуальных и скатологических запретов, насчитывающих наибольшое число форм инвективного выражения, тогда как религиозные табу обнаруживают почти полную инвективную дезактуализацию.
Наиболее актуальным для современных французских обсценизмов, на наш взгляд, представляется скатологическое табу, «страх нарушения» которого ощущается носителями языка сильнее, нежели фобия попрания сексуального запрета. Это подтверждается, во-первых, меньшей употребительностью в речи обсценизмов, восходящих к эксрементальным и скатологическим образам, а также более ярко выраженным доминированием деструктивного начала подобных инвектив, что делает их более грубыми и оскорбительными, по сравнению с «сексуальным» сквернословием.