Евгений Евгеньевич Сухов
Замануха для фраера
Медвежатник – 6
Текст предоставлен правообладателем https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=179850
«Замануха для фраера»: Эксмо; Москва; 2009
ISBN 978‑5‑699‑34440‑6
Аннотация
Говорят, в казанском озере Кабан аж с XVI века лежат нетронутыми главные ценности казанского хана Едигера. Другие рассказывают, что в Гражданскую войну залетные бандиты схоронили на его дне огромную часть золотого запаса России из разграбленного отделения Госбанка в Казани… Как‑то местный рыбак Степан искал в озере утопленника, да, видно, зацепил багром что поценнее. Выволок на берег какой‑то ящик. А тут откуда ни возьмись прибежал заведующий местной бакалейной лавкой Филипчук. Разговорились. И уж было собрался Степан открыть находку, как вдруг в руках заведующего сверкнула финка… Последнее, что увидел рыбак, – холодные глаза Филипчука, и если б знал Степан бакалейщика в юности, без труда угадал бы в нем Якима – известного в прошлом налетчика и вора…
ГЛАВА 1
ИЮЛЬ 1949 ГОДА
– Слушай, какой ты все‑таки молодец, э? Такой мяч им заколотил! Левой, с наката, это твоя игра, мамой клянусь! – шевеля в подтверждение то бровями, то усами, захлебывался от восторга мужчина кавказского вида. Он был определенно навеселе, и его черные глаза блестели, как натертый фланелью бок трофейного «Опеля».
– Ми все гордимся тобой, – вторил ему мужчина постарше, чей нос нависал над губой, как скала над обрывом. – Гиви прав: это ты сделал игру, дарагой! Без тебя нашему «Динамо» не видать выхода в полуфинал, как… – он сморщил лоб, ища подходящее сравнение, но, так и не найдя, воскликнул: – Так выпьем же за тебя!
|
|
В высоких бокалах из тонкого стекла искрилось золотистое шампанское, и пузырьки на его поверхности лопались, разбрасывая вокруг себя крохотные фейерверки. Мужчины чокнулись.
Разговор происходил за столиком летнего ресторана «Фиалка», сохранившегося с тех незапамятных пор, когда на месте стадиона «Динамо» располагался публичный городской сад домовладельца Панаева. Молодого худощавого человека, которого расхваливали Гиви и его носатый товарищ, звали Вахой, а если быть точнее, Вахтангом Георгиевичем Геворгадзе, и был он центральным нападающим тбилисской команды «Динамо», приехавшей в Казань на всесоюзные соревнования по футболу на кубок Центрального Совета спортобщества «Динамо». Это он забил сегодня решающий гол в матче с командой Еревана, был героем дня и вообще любимцем местного грузинского землячества.
– Спасибо, спасибо, – сдержанно отвечал на похвалы Ваха и косился на столик у окна. То есть, разумеется, не на сам столик, а на двух девиц в легких платьицах с накрахмаленными воротничками и в белых носочках, которые пили боржоми и тоже изредка поглядывали на него, весело перешептываясь. Особенно хороша была та, у которой на пухленьких щечках около носа были рассыпаны веснушки. Но веснушки веснушками, а главное – впечатляющая грудь, которая так и просилась под мужскую ладонь. Впрочем, вторая тоже была ничего – прекрасное сложение, загорелые ноги немного расставлены, из чего опытный мужской взгляд мог сделать однозначный вывод, что перед ним не робкая девушка, а женщина с опытом.
|
|
Ваха глотал слюнки. Куда лучше бы ему сидеть сейчас за тем столом, у окна, в обществе прелестных и доступных девиц, чем выслушивать от земляков их занудные дифирамбы.
– Нет, это тебе спасибо, дарагой, за твою игру, – не унимался носатый. – Сделал этих армяшек, как малых детей, а!..
Вахтанг в очередной раз рассеянно кивнул.
– Пачему ты меня не слюшаешь, э? – спросил вдруг носатый, заметив, что Ваха смотрит в другую сторону.
– Да слушаю, слушаю, – отмахнулся Ваха. Грудь и веснушки – это, конечно, хорошо, но, с другой стороны, ноги…
– Нет, не слюшаешь, – нахмурил брови носатый. – С тобой, дарагой, земляки каварят, они ждали тэбя, как радного, а ты не слюшаешь. Пачему?
– Ну, теперь я слушаю, – повернулся к нему Ваха и посмотрел в упор. – Говори, дорогой.
Носатый слегка насупился:
– Ты что, злишься? Пачему злишься? Он ведь злится, Гиви, слушай, э?
Тот неопределенно мотнул головой.
– Панимаю, мы тэбе надоели, э? Ты нас не уважаешь? – продолжал обижаться носатый. – Ты думаешь, если у тэбя папа секретарь республиканского комитета, то ты можешь сэбя так с нами вести, э? Нехарашо, – закачал он головой.
– Как вести? – устало спросил Ваха.
– Иг‑но‑ри‑ровать, – по слогам произнес носатый не частое в его обиходе словечко и вонзил свой взгляд прямо в зрачки Вахе.
– Не надо ругаться, – примирительно произнес Гиви. – Давайте лучше випьем.
– Я больше не хочу, – ответил Ваха, отодвинув от себя бокал, и снова бросил откровенный взгляд на девушек у окна.
– Ты слишал? – подскочил на своем стуле носатый. – Он не хочет с нами пить!
– Мне нельзя, у меня режим, – стараясь вздохнуть посокрушенней, сказал Ваха.
|
|
– Ты слишал, у него рэжим! – уже вовсю кипел носатый. – Он нас нэ уважает! Пошли отсюда, Гиви!
Носатый поднялся и, небрежно бросив две крупных купюры на стол (хотя, чтобы рассчитаться, вполне хватило бы и одной), стремительно пошел к выходу. За ним, пожав плечами и виновато оглядываясь, засеменил Гиви. Центрфорвард не стал их удерживать. Когда они вышли из ресторана, поднялся и вразвалочку подошел к столику у окна:
– Вы позволите?
Веснушчатая хихикнула. Ее подруга посмотрела на Ваху карими, с поволокой, глазами и произнесла томным грудным голосом, как у одной из киноактрис, фамилию которой Ваха не помнил:
– Пожалуйста, присаживайтесь.
Оказавшись между двумя девушками, Ваха почувствовал себя словно могучий дуб меж двух березок. Инициативу, ясно, надлежало брать в свои руки, но прежде следовало впечатлить интеллектом.
– А вы, кстати, знаете, что это за ресторан?
Женщина с бархатным голосом произнесла:
– Разумеется. Это ресторан «Фиалка».
Ваха улыбнулся:
– Верно. Он тут с тех самых пор, когда на месте стадиона «Динамо» был публичный городской сад домовладельца Панаева, – вспомнил он слова экскурсовода, который после первой игры показывал им достопримечательности Казани. Ваха вдруг поймал себя на том, что стал даже говорить с его интонациями. – Тогда ресторан именовался ресторацией, и дамы после театрального представления могли откушать здесь горячего шоколада с пирожными и бланманже в хрустальных розетках, исполненных в виде уточек и зайцев, усыпанных медовыми орешками, и запить их Шато‑ла Шапелем урожая 1867 года. Мужчины же не упускали случая хлопнуть рюмку‑другую очищенной и заесть ее осетриной с хренком или паштетом из гусиной, а лучше заячьей печенки.
Веснушчатая лишь потупила глаза, а ее подруга, не скрывая восторга, воскликнула:
– Как интересно! Откуда вы все это знаете?
– Читаю много, – серьезно заявил Ваха, хотя последнюю книгу он брал в руки месяца три назад. Текста в ней было с гулькин нос, зато очень много фривольных картинок. – Давайте и мы с вами выпьем за знакомство, а?
– Ну‑у, – неопределенно протянула веснушчатая.
– Что будем пить? – продолжал атаковать центрфорвард.
Выдающаяся грудь приподнялась, на какое‑то время застыла, давая рассмотреть себя во всей полноте, а потом завораживающе опустилась.
– Мы хочем фруктов. – Веснушчатая медленно подняла карие глаза.
– Хотим, – строго поправила ее подруга.
– Понял, – одобрительно сказал Ваха.
– И шоколад, – добавила веснушчатая.
– Будет и шоколад. А что будем пить? Шампанское? – держал темп центральный нападающий.
– Это на ваше усмотрение, – чуть помедлив, произнесла загорелая.
Похоже, защита едва шевелилась. Дальнейшее было делом техники, а техника его редко когда подводила.
– Официант! – крикнул он. Тут же возникла девушка с белоснежной наколкой в каштановых волосах. Тоже ничего, во всяком случае грудь в глубоком вырезе форменного платья, но не следовало отвлекаться.
– Для начала бутылочку коньяку, того что получше, затем фруктов и шоколаду, – небрежно бросил он. – Между прочим, меня зовут Вахтанг, – сообщил он, когда официантка исчезла.
– Мы знаем, – откликнулась веснушчатая.
– Вот как? – то ли всерьез, то ли наигранно удивился футболист. Что‑то знакомое вдруг померещилось ему в лицах девушек. Не с ними ли он провел ночь в свой прошлый приезд в Казань? – Откуда у вас эта информация?
– Мы были на футбольном матче, – сказала загорелая.
– И мы видели, как вы забили тот гол, – горячо поддержала веснушчатая. – Это было очень красиво, правда, Даш?
– Правда, – чуть потупилась загорелая.
– Ну вот, – улыбнулся Вахтанг. – Вы про меня все знаете, а я про вас – ничего. Так как вас все‑таки зовут, красавицы?
– Меня, как вы уже поняли из слов моей не очень сдержанной подруги, зовут Даша. – церемонно растягивая слова, проговорила загорелая. – А ее – Маша. Мы учимся в техникуме легкой промышленности, и у нас сейчас каникулы.
– Очень приятно, – произнес Ваха.
– И нам, – заулыбалась веснушчатая.
«Маша и Даша, – подумал Ваха, – Даша и Маша…»
Он попытался вспомнить, как звали тех, прошлых. Но вместо имен вспоминались то люстра в номере, где не хватало одной лампочки, то кровать, безумно скрипевшая под тяжестью двух тел, а уж когда на ней оказалось третье, то и вовсе начавшая издавать запредельные стоны. Хотя, может быть, стонала и не кровать, а они, все трое, слившиеся друг с другом. Ах, как было сладко!..
Подошла официантка с подносом, на котором картинно были разложены фрукты в вазе, плитки шоколада на блюдце, в фарфоровой розетке лимон, нарезанный на дольки, и распечатанная бутылка коньяка. Вырез на платье, казалось, сделался еще шире. Похоже, она задалась целью поломать Вахе его игру. Нет уж! Две девушки лучше, чем одна официантка, тем более, ограниченная рабочим днем.
– Прошу вас.
– Благодарю, – галантно произнес Ваха, не преминув все‑таки заглянуть в гостеприимный вырез. Там, действительно, было на что посмотреть. Да и подержать было что. Ну да ладно… – Что, за знакомство? – предложил форвард и разлил коньяк по небольшим пузатеньким рюмкам.
Жизнь представлялась прекрасной и обещала море радости и океан наслаждений.
С легким звоном сомкнулись рюмки. В животе у Вахи полыхнул огонь, он потянулся за лимоном. Жизнь и правда была восхитительна.
Маша выпила рюмку мелкими глоточками и, забавно сморщившись, сунула в рот виноградинку.
Даша выпила лишь половину рюмки.
– Что же вы не пьете? – спросил Ваха и сделал обиженные глаза. – Коньяк не нравится? Так я сейчас велю принести другой.
– Не надо, Вахтанг, коньяк очень хороший, – Даша положила ладонь на его руку. Длинные, тонкие пальчики оказались прохладными и очень нежными.
– Тогда в чем же дело? – От прикосновения девушки у центрфорварда защекотало где‑то под самым пупком.
– Просто я не пью.
Маша негромко и насмешливо фыркнула, что могло означать «не верьте ей, она вас обманывает», «хватит тебе ломаться» или «дура, когда тебя еще угостят коньяком». Но Ваха ничего такого не заметил. Все его помыслы сосредоточились на Даше, известно же: южного мужчину завести ничего не стоит.
– За знакомство надо пить до дна, – веско и настойчиво произнес Вахтанг, пододвигая Даше недопитую рюмку. – А то никакой дружбы не получится.
Даша притворно вздохнула и допила рюмку. В отличие от Маши, она не сморщилась и тоже закусила лимонной долькой.
– Что за дэ‑эвушка! – восторженно протянул Ваха. – Ма‑ла‑дец!
– А вы хотите, чтоб мы с вами были друзьями? – вдруг спросила веснушчатая.
– Хочу, – серьезно ответил Ваха и посмотрел ей в глаза, которые тут же заволокло туманом и затаенным обещанием, и Ваха снова захотел ее больше, чем Дашу. Черт подери! Это обещание, плюс замечательная грудь… Кого же он больше хочет? Хоть разорвись между двумя!
– А я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, – заявила Даша, оторвав еще одну виноградину и послав ее в рот. – Ну, в смысле, только в дружбу. Так… Так не бывает.
– А я верю! – с вызовом произнесла ее подруга. – Так очень часто бывает. Вот Тема, он мой хороший друг… И все!
– И все? – недоверчиво прищурилась Даша.
– И все, – подтвердила Маша. – По крайней мере, он никогда не пытался меня… – Она замолчала и бросила быстрый взгляд на Вахтанга.
– Что не пытался? – улыбнувшись, спросила Даша. – Затащить тебя в постель, так что ли?
При этих словах все в Вахтанге снова перевернулось. Теперь форвард глаз не сводил с Даши и снова хотел только ее.
– Ну, что ты такое говоришь, Даш, – укоризненно посмотрела на подругу Маша. – Конечно, не пытался.
– И даже не думал об этом?
– Конечно!
– Ну тогда… Тогда он просто дурак!
– Точно! – радостно поддержал Дашу Вахтанг. – Если мужчина видит в женщине только друга и не видит женщину, он не настоящий мужчина. Или больной мужчина.
– Или извращенец какой, – развила его мысль Даша и неожиданно смутилась. Очевидно, у нее в этом деле имелся некоторый опыт. И Ваха захотел ее еще сильнее.
– Тема не извращенец, – произнесла Маша и слегка покраснела, отчего веснушки на щечках проступили еще яснее.
Разговор уходил в сторону – следовало брать его в свои руки.
– Еще по одной? – предложил нападающий.
– А, давайте! – вдруг тряхнула головой Даша. – Пить, так пить!
– Правильно! – воскликнул Ваха и уверенно разлил коньяк по рюмкам. – Пить, так пить, любить, так королеву!
Эту поговорку он слышал в столице, когда они приезжали на товарищеский матч с «Торпедо». И она ему пришлась по душе. Правда, вместо «любить» звучало более крепкое слово.
Они выпили и принялись за фрукты. Маша начала рассказывать, как им учится в техникуме, и что по его окончании они уедут по распределению в город Иванов, где сейчас строится новый бумагопрядильный комбинат.
– Годика два поработаем, потом станем мастерами или даже начальницами цехов, – тараторила она. – А потом…
– А потом мы станем никому не нужными старыми девами, – невесело перебила подругу Даша.
Ваха хотел было сказать, что кому‑кому, а ей пребывание в этом качестве не грозит, но тактично промолчал.
– Почему это? – надула губки Маша.
– Потому что в Иванове нет мужчин, – отрезала Даша и метнула быстрый взгляд в сторону красавца‑форварда. – Вернее, есть, но их очень мало. На всех девушек не хватит.
– Не беспокойтесь, на таких красавиц, как вы, мужчины всегда есть! – торжественно, как если бы давал клятву, произнес Ваха.
– Это вы серьезно? – глянула на него Даша.
– Абсолютно серьезно, – ответил центрфорвард, жалея, что не может доказать это прямо сию секунду.
Выпили по третьей. Стало совсем легко.
– А что мы все это на «вы» да на «вы»? – сказала Маша, дожевывая персик. – Давайте на «ты»!
– Я согласен, – быстро ответил Ваха.
– Я тоже, – кивнула Даша.
Вахтанг снова уверенно держал мяч.
– Тогда надо выпить на брудершафт, – немедленно выпалил он.
– Как это? – с недоумением спросила Маша.
– А так… Выпить и поцеловаться, – ответила ей Даша.
– Не‑е, целоваться я не буду, – твердо сказала Маша и посмотрела на Ваху глазами, в которых читалось нечто совсем противоположное. По ее глазам читалось обратное.
– Традиция, – отрезал форвард. – Так полагается.
Маша подумала и кивнула головой:
– Ну если полагается…
Коньяк, что ни говори, делал свое дело. Глаза девушки блестели, а язык чуть‑чуть заплетался.
Однако воплощать традицию Вахтанг начал не с нее, а с Даши. Поцелуй вышел долгий, страстный и профессиональный.
– Вот это да‑а, – восхищенно протянула Маша, когда Ваха и Даша оторвались друг от друга. – Я так не умею.
Даша хотела что‑то ответить, но Вахтанг ее перебил:
– Это не страшно. Учиться никогда не поздно! – беспечно заявил он и снова поднял рюмку.
В отличие от подруги, целуясь, Маша не разомкнула губ, так что поцелуй окончился, собственно, так и не начавшись.
Но стоило ли унывать от такой ерунды?
– Ну вот, мы теперь настоящие друзья, – бодро произнес форвард. Он уже было настрополился произнести заранее приготовленную фразу: неплохо, дескать, продолжить знакомство в его номере, где припасено для такого случая шампанское и конфеты и где им никто не помешает, но тут Даша вдруг заявила:
– Хочу покататься на лодке!
Вот те раз! Кого другого подобные заявочки, может, и поставили бы в тупик, но только не Вахтанга. Уж он‑то точно знал, что девушки теперь от него никуда не уйдут. Подумаешь, оттяжка на пару часов. А если вина с собой прихватить, так, может, все еще лучше сладится.
Вахтанг попросил вина, стаканы и шоколад, расплатился и, приняв из рук большегрудой официантки бумажный пакет, вышел с девушками из ресторана.
– Желание дамы – закон для настоящего мужчины, – гордо заявил он. – Где тут ближайшая лодочная станция?
– На озере Кабан, – ответила Маша. – Вообще‑то далековато…
– Расстояние нэ помеха для истинного джигита, – с пафосом произнес Ваха и подошел к «Эмке», стоящей у самого входа на стадион. – До озера Кабан подбросите?
– До которого? – лениво спросил шофер.
– До которого? – переадресовал Ваха вопрос дамам.
– До Дальнего, – ответила Даша.
– Это будет стоить дороже, – немного подумав, сказал шофер.
– Э, дарагой, сколко скажешь, столко и будэт. – После коньяка акцент у Вахтанга стал особенно заметен, но это его совсем не беспокоило. Вахе было известно, грузином в Казани быть почетно, грузины – люди состоятельные. – Нэ обижу.
– Садитесь, – бодро отозвался водитель.
Галантно открыв дверь, Ваха пропустил девушек на заднее сиденье, а сам сел рядом с шофером.
– Через Суконку поедем, – объявил водитель.
Господи, какое ему дело до всего этого! Поэтому Вахтанг без интереса выслушал рассказ шофера про уконную cлободу, названную по имени суконной фабрики, построенной по указу Петра Великого, про одинаковые розовые дома, построенные пленными немцами.
Автомобиль проехал заросший кленом зоопарк и Архангельское кладбище, у входа в которое кучковались старухи с венками и букетами уже пожухлых цветов, после чего выехали на Оренбургский тракт. Наконец сбоку блеснула водная гладь.
– Большое у вас озеро, – констатировал Ваха, время от времени взглядывавшийся в раскрытое окошко.
– Большое, – подтвердила словоохотливая Маша. – По сути, их три: Ближний, Средний и Дальний Кабаны. Средний Кабан будет поменьше, а Ближний и Дальний – просто огромные.
– А почему такое название у этих озер – Кабан? – спросил Ваха. Не то чтобы это его действительно интересовало, но вдруг некоторые познания пригодятся, когда придется в следующий раз играть в Казани. Уж больно хороши здесь девки! – Что, раньше здесь кабаны водились?
– Один точно водился, – отозвалась Маша. – Бек Кабан его звали. По татарской легенде, много веков назад, когда никаких татар еще не было и в помине, а были одни булгары, что наполовину славяне, наполовину тюрки, пришел с войском к столице Булгарского царства жестокий и кровожадный завоеватель Аксак Тимур, имя которого переводится, как Железный Хромец.
Ваха понимающе качнул головой:
– Я о нем слышал.
– Город Булгар он захватил, жителей всех, включая женщин и детей, перебил, так что уйти удалось немногим. В их числе был и сын последнего булгарского царя бек Кабан. Бек – значит князь, – пояснила она. – Бек Кабан переправился через Каму – не помню, как она раньше называлась, – прошел непроходимыми лесами и болотами и вышел на берег прекрасного озера, по берегам которого росли вековые дубы и вязы. Тогда бек омыл свои раны чистой озерной водой, и раны зажили мгновенно. Вода в озере оказалась целебной.
– Вот оно как, – восхищенно протянул Ваха, вспомнив о правом колене, которое не совсем зажило с прошлой игры. Вот бы его окунуть в эту воду!
– Потом он напился этой воды и почувствовал в себе необыкновенную силу. И решил бек Кабан поселиться здесь, основать свое собственное княжество. Люди, пришедшие с ним, стали строить дома, разводить сады, сеять хлеб, ловить рыбу и собирать мед диких пчел. Скоро на берегах озера выросло небольшое княжество, которое стало называться Кабанское, где любили отдыхать от своих государственных дел казанские ханы. Озеро тоже стало называться именем бека – Кабан, – закончила свой рассказ Маша.
– Красивая сказочка, – отозвалась со своего места Даша.
– Это совсем не сказочка, – обиженным тоном произнесла Маша и надула губки.
– А что, быль? – скептически спросила Даша.
– В каждой старинной легенде есть… это… рациональное зерно, – парировала Маша.
Когда автомобиль подкатил к озеру, солнце уже наполовину опустилось за горизонт. Но лодочные станции еще работали. Их на озере было две: «Спартака» и от «Динамо». Ваха, как истинный патриот своего клуба, естественно, выбрал «Динамо».
Лодочка им досталась старенькая, но по виду крепкая. Впрочем, других не было. Ваха усадил девиц на корму, а сам взялся на весла. Парень он был, понятно, не хилый, и через несколько минут они были уже на середине озера, недалеко от Горбатого моста.
– Ну, как, – спросил он. – Нравится вам наша прогулка?
– Ага, – ответила Маша.
А Даша молчала, опустив ладонь в воду.
– Даша, вы что молчите? – спросил Ваха.
– Ты, – поправила Даша.
– Что «ты»? – спросил Ваха.
– Мы же перешли на «ты», забыл?
– А‑а, да, нет, не забыл, – улыбнулся Ваха. – Тебе нравится кататься?
– Очень нравится, – ответила Даша.
– Выпьем?
– А как же! – усмехнулась Даша. – Наливай, Ваха, один раз живем!
А Маша только мелко хихикнула, потому что еще никогда не видала свою подругу такой веселой и сговорчивой.
Вахтанг достал из кармана перочинный нож, вытянул из его бока штопор и принялся открывать бутылку. Пробка поддавалась плохо. Вернее, совсем не поддавалась. Тогда он поставил бутылку на дно лодки и, прижав ее ногами, принялся тянуть пробку на себя. Но та сидела в горлышке, будто приклеенная.
– Помочь? – спросила Маша.
– Джигитам помощь не нужна! – гордо заявил Ваха, однако пробка и тут не пожелала вылезти.
Вахтанг зажимал бутылку между коленями, пытался вдавить пробку в бутылку – бесполезно. Наконец, он сдался.
– Ладно, помогите, – сказал он. – Не хочет вылезать, зараза. Что ты будешь с ней делать!
Он передал бутылку Маше.
– Держи крепко, – приказал он. – А я буду тянуть.
Маша кивнула и схватилась за бутылку обеими руками. Ваха потянул штопор и едва не стащил Машу с лавки.
– Ну, помоги, что смотришь, – буркнула Маша подруге.
Даша кивнула и тоже схватилась обеими руками за бутылку. Ваха потянул. Пробка не поддавалась.
Черт! Это надо же, грузин не может открыть паршивую бутылку вина! Так опростоволоситься перед этими девицами!
Вахтанг сверкнул глазами:
– Сейчас я сильно дерну. На счет раз‑два‑три. Держите крепко!
Ваха стиснул зубы, напряг ноги и стал считать:
– Ра‑аз…
Даша сделала серьезное лицо.
– Два‑а…
Маша хихикнула, а Даша нахмурила брови.
– Три!
Ваха что есть силы дернул зажатый в кулаке нож. Пробка неожиданно легко подалась, и он, теряя равновесие, стал перебирать ногами. Лодка накренилась, и центральный нападающий тбилисской команды «Динамо», чемпион и покоритель женских сердец, споткнувшись о лавку посередине лодки, выпал за борт. Лодка выпрямилась и стала мелко покачиваться на волне, которую произвел, бултыхнувшись в воду, Ваха.
Девушки в ожидании смотрели на расходящиеся круги.
Прошло около минуты. Центрфорвард не выныривал. Он топором пошел ко дну, потому что не умел плавать. Но Маша и Даша об этом не знали. Все произошло так быстро, что девушки даже не успели понять, что случилось. Маша перестала хихикать, на лице Даши обозначился ужас, и обе они перегнулись за борт, в надежде, что на поверхности вот‑вот появится голова Вахи.
А потом закричали…
ГЛАВА 2
ИЮЛЬ 2008 ГОДА
– Класс! – Воскликнул Игорь, как только разрезал скотч, скрепляющий две половинки картонной крышки с надписью Excalibur, и вытащил из продолговатой коробки волшебный прибор. Еще бы не волшебный, если он способен видеть серебряный российский гривенник, лежащий на глубине в двести футов. А уж вещь покрупнее – тем более разглядит. И не забудет сообщить об этом. А если учитывать, что на каждый квадратный метр поверхности земли приходится по одной монетке, то через пару лет поисков можно записываться в клуб миллионеров.
У Игоря был когда‑то старенький металлоискатель Spectrum. Хорошая была машинка для своего времени… Но этот Excalibur… Не детектор – мечта! Верх совершенства! Самый лучший искатель драгоценных металлов под водой в мире! Правда, и цена была, наверное, самой‑самой в мире – полторы тысячи гринов. Однако машинка того стоила. Во‑первых, семнадцатичастотная компьютеризированная технология BBS, что позволяет низким частотам обнаруживать на дне крупные цели, а высоким – мелкие, чего нет на других детекторах и в помине; во‑вторых, на пути «черного» металла и прочего мусора стоят мощные фильтры; в‑третьих, целых пять программ поиска – «монеты», «украшения», «реликвии», «серебро», «золото»; в‑четвертых, имеется даже дисплей с подсветкой, на который выводится сам найденный объект, его характер и глубина залегания. Плюс еще много чего интересного, с чем следует разобраться и научиться применять. Да и весит всего‑то чуть больше полутора килограмм!
Ему захотелось позвонить Ленке и похвастать: вот, мол, какая штуковина у нас теперь имеется, для осуществления нашей мечты! Но еще больше хотелось попробовать прибор в действии сейчас же, немедленно.
Игорь набрал в ванну воды и бросил туда свое обручальное колечко.
Вернее, сначала он переворошил едва ли не всю квартиру, разыскивая это кольцо, и отыскал его в пакете со всякими не очень нужными документами. Там же лежало свидетельство о расторжении брака с бывшей супругой Ларисой. Два с половиной года назад он снял с пальца кольцо и сунул в этот пакет за ненадобностью, крепко позабыв о нем. Ведь закончившиеся неприятности надо сразу же вычеркивать из памяти, не правда ли?
Итак, набрав в ванну воды и бросив в нее золотое кольцо, Игорь поставил триггер в центральную позицию, нажал на красную кнопку с буквами ON/OFF и с волнением стал ждать. Дисплей металлоискателя засветился желтым. Затем на нем выскочило сообщение о том, что аккумуляторная батарея заряжена и появилось MAIN MENU – главное меню. Не раздумывая, Игорь нажал на кнопку ENTER, и на экране дисплея появился перечень пяти встроенных программ. Игорь выбрал программу «золото» и снова нажал на ENTER. Затем, произведя балансировку прибора, что почти ничем не отличалось от балансировки на «Спектруме», Игорь прошел в ванную и надел наушники.
Прибор почти проигнорировал металл ванны. Ну, может, в наушниках слегка усилилось шипение, и Игорь немного увеличил дискриминацию, чтобы металлоискатель вообще перестал откликаться на иные типы металлов, кроме золота. После этого детектор должен совершенно игнорировать чугун, стальные гвозди, фольгу, пивные банки и прочий металлический мусор, что, собственно, от него и требуется.
Игорь завел рамку над ванной, и тотчас в наушниках раздался четкий и ясный звук.
Он приблизил рамку‑катушку к кольцу. Звук в наушниках стал громче, а на дисплее отразилась форма обнаруженного прибором предмета и цифры, обозначающие золото.
Игорь отвел от кольца рамку, и звук «бип‑бип‑бип» стал пищать в наушниках. На металлическую пятирублевку, брошенную в ванну взамен кольца, прибор никак не отреагировал – в наушниках стоял тихий шорох, указывающий только на то, что они включены. Великолепно! Вот теперь можно было звонить Ленке.
* * *
Елена Дмитриевна Будова уже стала понемногу привыкать к тому, что ее называют по имени‑отчеству. А поначалу было неловко. Студенты‑то ладно, им как бы положено. Но вот все остальные, в том числе преподаватели, для которых она еще вчера была студенткой…
Это немного непривычно даже теперь, когда она уже полгода как замдекана геологического факультета.
И это в двадцать шесть лет!
– Двадцать лет назад это был бы редчайший случай в вузовской практике, – сказала мама. – А тридцать лет назад это было бы абсолютно невозможно!
– Времена меняются, – сдержанно ответила ей Лена. Как‑никак, она уже год, как кандидат геологических наук, у нее есть монография, посвященная очень важным структурно‑тектоническим процессам, и одиннадцать полновесных научных публикаций, в том числе в журналах «Известия Науки», «Геология и Геофизика» и таких престижных зарубежных изданиях, как «LOG ANALYST» и «Сhemical Geology». Так что, действительно, ничего удивительного…
Мама, Алевтина Адольфовна, в конце концов, прослезилась и сказала свою обычную фразу про Лениного отца, который, если бы был жив, то непременно порадовался бы успехам дочери. Елена Дмитриевна, как и полагалось по ситуации, сделала печальные глаза и несколько раз вздохнула.
Отец Лены, Дмитрий Олегович Будов, пал жертвой перестройки в девяностом году, получив, как гласило следствие, «случайное ранение, приведшее к смерти». Это было не совсем так, но именно перестройка привела к тому, что молодой экономист Дмитрий Будов решил стать бизнесменом и завел собственное дело. Он организовал строительный кооператив, бравший подряды на ремонт и реконструкцию офисов, что тогда было всеместным поветрием. Любой мало‑мальски уважающий себя руководитель считал непременным долгом отремонтировать и подвергнуть внутренней отделке свою контору, а собственный кабинет убрать в европейском стиле и как можно дороже. Ну, и качнуть в кооперативный карман побольше государственных средств на этот самый ремонт и реконструкцию, чтобы потом часть этих средств стала средствами личными. Совместить, так сказать, приятное с полезным. Называлось это простым и емким словом: откат.
Пару лет все шло вроде бы складно: папа Лены брал один за одним выгодные заказы, заключал подрядные договора со сметами на работы в полтора, а то и в два раза превосходящие их реальную стоимость, отстегивал необременительный процент «крыше» и откат руководителям предприятий и организаций, подпись которых стояла под договорами. Еще он кормил разных налоговиков – и все были довольны.
В августе девяностого года директор одной конторы, в районе Никитских ворот, потребовал откат в тридцать процентов. Будов согласился – сумма договора была столь значительной и завышенной (как минимум в полтора раза), что потянуть такой откат не составляло труда. Но тут «крыша» потребовала отстегнуть ей вместо обычных пятнадцати процентов от прибыли – все пятьдесят! Свои требования «крыша» мотивировала тем, что их бригадира взяли на разбое, и братаны теперь просто обязаны пополнить «общак».
Чтобы судья дал бригадиру условный срок, требовалась очень внушительная сумма, но «крыша» не накатывала и вела «базар» по‑человечески, так что Дмитрий Олегович после очередного толковища согласился. Но когда он отстегнул требуемый процент «крыше», Будову стало нечем «откатить» заказчику. Договориться с ним полюбовно не удалось. Несколько раз Дмитрий предлагал директору часть суммы с тем, чтобы другую часть отдать позже. Аванс директор все‑таки взял, но остальную часть требовал вернуть в совершенно нереальные сроки. Дмитрий в срок не уложился, и включился пресловутый счетчик. Ситуацию усугубило еще и то обстоятельство, что в дело между Будовым и директором конторы включился смотрящий по району. И когда прошли все сроки, а процент по задолженности Дмитрия Будова директору конторы у Никитских ворот превысил самою сумму долга, в офис кооператива заявилось трое крепких ребят в кожаных куртках и с короткими стрижками и, достав из‑под курток десантные «акаэмы», короткими очередями положили всех, кто там был.
Так погиб отец Лены.
Мама Елены Дмитриевны с тех пор никаких близких отношений с мужчинами не имела, свято чтила память о муже и всецело посвятила свою жизнь дочери. Оставшиеся в доме после смерти Дмитрия Олеговича кое‑какие деньги она пустила на образование дочери, а когда они закончились, устроилась на вторую работу в одно из небольших книжных издательств переводчицей.
Когда на последнем курсе Лена вдруг затеяла со своей подругой Асей Кологривцевой собственный бизнес, Алевтина Адольфовна сделала все, чтобы пресечь ее начинания. Спокойно и аргументированно, как это было ей свойственно, она сумела убедить дочь в том, что главное для нее учеба, и была очень рада, когда получила обещание закончить вуз достойно. Действительность превзошла ее самые радужные ожидания. Замдекана, шутка ли!
Вздохнув и отдав дань памяти отца, которого она практически не помнила, Лена с Алевтиной Адольфовной попили чаю с тортом и даже пропустили по две рюмочки «Кагора». У Алевтины Адольфовны после этого предательски повлажнели глаза, и она опять произнесла сакраментальную фразу, умильно глядя на любимую и единственную дочь:
– Как бы сегодня порадовался твой отец, глядя на тебя…
Это было в январе, а теперь стоял июль, отпуск только что начался, и Елена Дмитриевна ждала звонка от Игоря. Но мама, как всегда, успела к телефону раньше ее.
– Я должна быть в курсе всех твоих дел, – сказала как‑то Алевтина Адольфовна дочери, твердо глядя ей в глаза. – Хочешь ты этого или не хочешь. Потому что ты – все, что у меня есть.
С тех пор мать знала о своей дочери все, о чем та даже не подозревала. Разговорами, заводимыми время от времени, она выуживала многое из того, что Елена сама никогда бы не рассказала, в том числе и про дела сердечные, если таковые имели место. И, конечно, она успевала к звонящему телефону первой (потому как девять из десяти звонков адресовались, естественно, ее дочери).
Так вот, подойдя к телефону раньше Лены, Алевтина Адольфовна подняла трубку и проникновенно произнесла:
– Да? Квартира Будовых вас слушает.
* * *
– Здравствуйте, это Игорь.
– Здравствуйте, Игорь, – Алевтина Адольфовна выразительно посмотрела на дочь, приглашая взглядом подойти к телефону и одновременно прося пока не торопить ее, ведь она тоже хочет поговорить с Игорем. – Вам, надо полагать, Елену?
– Да, Алевтина Адольфовна, – ответил Игорь, давно привыкший, что трубку в доме Лены первой берет ее мать.
– Вы что, все‑таки собираетесь поехать на это озеро? – осторожно спросила мать Лены.
– Да, – ответил Игорь. – Я как раз хотел поговорить по этому поводу с Леной.
– Но Казань… Это же самый настоящий бандитский город, Игорь, – в голосе на том конце провода прозвучал неподдельный испуг. – Вы, конечно же, читали о «Казанском феномене»? Так вот, как писала недавно «Комсомолка», этот феномен до сих пор существует!
– Читал, читал, – ответил Игорь. – «Комсомолка» еще не то напишет… Кстати, преступные сообщества такого рода существуют и в Москве. Как и в любом другом городе.
– Но это же ужас, – констатировала Алевтина Адольфовна.
– Да, это не очень хорошо, – согласился Игорь. – Вернее, очень даже плохо. Но, уверяю вас, мы будем предельно осторожны.
– Смею на это надеяться, – сказала Алевтина Адольфовна и показала глазами Лене, что сейчас отдаст ей трубку. – А нельзя вам поехать… на какое‑нибудь другое озеро? – нерешительно произнесла она.
– На других озерах нет кладов с золотом, – усмехнулся Игорь. – А потом, это наша общая с Леной мечта.
– Мечта‑а, – протянула Алевтина Адольфовна. – Вы что, верите в это свое семейное предание? Ведь это же просто красивая легенда, миф, сказка и не более того.