– Охренеть, – вздохнул Сквернослов. – Ну, неужели люди не понимали, что творят?
– Думаю, нет, – профессор пожал плечами, – Часто бывало так, что человек поздно спохватывается. Недаром пословица гласит, что пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Оппенгеймер сотворил атомную бомбу, а потом была Хиросима. Нагасаки. Он и сказал, дескать, мы сделали работу за дьявола. Но даже если и понимают люди, что творят, то, что толку? Отцы атомной бомбы всерьез полагали, что ее взрыв приведет к цепной реакции и уничтожит Землю, но, тем не менее, из-за собственного тщеславия рискнули провести свой чертов «Тринити тест». А разве они не понимали, чем они рискуют? Да таков человек. Все понимали, что сбрасывают отходы в моря, коптят трубами небо, вырубают леса, выкачивают недра. Только все думали, что на их век хватит. Ведь пока гром не грянет… А вот не хватило ничего… Все кончилось…
– Еще шумят наши леса, и смеются наши дети. Сегодня еще богаты наши недра и поют птицы. На наш век хватит, говорили мы. А вот не хватило… – задумчиво покачал головой Николай, – Я эти слова хорошо помню. Их отец говорил. Причем он сказал, что произнес эти слова кто-то еще в те времена, когда действительно были богаты недра и шумели леса… И никто не прислушался…
– Я не пойму что-то! – нахмурился Вячеслав, – А причем тут трубы коптящие, недра и этот ХАРП? Ведь была ядерная война. Она всему конец положила! Чего я не догоняю, а?
– А ты причинно-следственной связи не видишь? – профессор уставился на него.
– Ну, вот не вижу, хоть убейте!
– Слава, ты знаешь, что такое пищевая пирамида?
– Ну, это нам хорошо объяснили, – хмыкнул Сквернослов.
– Ну, так вот было нечто подобное в общечеловеческом социуме. Сильными в мире были те, кто владел нефтью, газом, недрами. Те, кто владел всеми этими ресурсами и мог диктовать свою волю. В этих условиях, даже при понимании того, что ресурсы иссякнут скоро, те, кто были на вершине данной пирамиды, не позволяли производить исследования в тех областях, которые могли позволить избавиться человеку от нефтяной и прочей зависимости. Это ведь удар по их могуществу. Потеря прибыли. Крах устоявшегося мироустройства, где они правили всем. И естественно шло оскудение недр. Ведь с каждым годом потребление человеком ресурсов росло в прогрессии. И те, кто сильнее в военном и экономическом плане, должны были расширять свое влияние на ресурсоемкие территории. А ведь это другие, суверенные страны. В совокупности росло не только военно-политическое напряжение в мире. Росли социальные проблемы повсюду из-за экономических потрясений. А все потребление человечеством Земных богатств и следующие за этим отходы, привели к резкому изменению климата. Вернее к первым его тревожным признакам. Надо было что-то делать. А ХАРП, мог не только быть боевым средством, им можно было влиять и на климат. Быть может и хотели остановить глобальное потепление или еще бог знает что. Вот вся эта совокупность факторов, похожих на какой-то сюрреалистический сумбур, привела, на мой взгляд, к тому, что кто-то из этих психов в комнате, про которую так метко заметили наши друзья-космонавты на заседании совета, и нажал первым на курок. Тотальная война, была логическим следствием того, что творило человечество. Не берусь утверждать, что все мною сказанное, есть истина в первой инстанции, но за годы раздумий над тем, что случилось, я сделал именно такие выводы, которые мне кажутся наиболее логически обоснованными. Одним словом, доигрались.
|
|
|
|
– Да чего уж тут гадать теперь, – произнес Яхонтов, – Нам теперь, только и остается, что ХАРП этот вырубить.
– Надо попытаться разобраться в причинах, – снова вздохнул профессор, – Вот вчера я узнал, что мою Калугу уничтожили наши противоракетчики. Не враг. А НАШИ! Убили, – у старика задрожал голос, – убили мою семью, моих студентов, коллег, тысячи людей. Просто взяли и отвели ракету от Москвы… А какой тут может быть выбор?… Я… Я давно ни на кого не держу зла… Я только… Мне… Горько мне… И все, чего я хочу, чтоб у оставшегося человечества был шанс. Но если человек не извлечет уроков… Не разберется в причинах всего… То пропади оно все пропадом, человечество это…
* * *
Дежуривший на внутреннем посту одноногий старик Кучеренко, по прозвищу Пират, сурово посмотрел на молодых людей. Он не потерял ногу в бою. Не подвергся нападению хищника. Он просто отморозил ногу, и ее пришлось отпилить.
– Это кто явиться соизволил? А? Все вкалывали, завалы разбирали, а вас где черт носил? Мало того, что от дозора откосили, так еще и забили болт на все остальное!
– Приказ коменданта был. Не рычи. – Оскалился Сквернослов. – Люди спят уже, а ты орешь.
– Да люди так навкалывались, что хоть из пушки стреляй. А вот вы, бездельники, прохлаждались где-то.
– Да завали ты хайло свое! – Рявкнул Вячеслав, – И без твоей словесной дристни тошно! Автоматы наши давай!
|
|
– А вот иди на хрен, откуда пришел, ублюдок!
Последнее слово, обращенное к детдомовцу, было произнесено опрометчиво. Удар был совершенно неожиданным и Кучеренко повалился на пол, опрокинув свой вахтерский стол.
– Я тебя сейчас урою, огрызок человеческий, – Зашипел Сквернослов.
Николай, как обычно погруженный в свои мысли даже не заметил, как завязалась драка. Он попытался разнять Славика и Пирата, но тут кто-то схватил его за ворот бушлата и с неимоверной легкостью выкинул из подвала в ведущий в их жилище коридор траншеи. Васнецов в недоумении взглянул в дверной проем и следом вылетел Вячеслав. Затем появилась голова невесть откуда взявшегося Яхонтова.
– Стойте тут и ждите меня, бакланы! – Массивная и утепленная шкурами дверь в подвал захлопнулась. Ждать пришлось несколько минут. Наконец Варяг вышел из их подвала и швырнул братьям их автоматы и подсумки с оставшимися патронами.
– Оружие на плечо! Живо! Вы что там, сучата, устроили, а? – он угрожающе посмотрел на молодых людей.
– Да он за базаром своим не следит, хрыч старый! – огрызнулся Славик, – И вообще, Варяг, ты сам виноват. Не надо было нас от работ на завалах отрывать. Теперь всякая мразь на нас как на крыс шхерных смотрит!
– Ну-ка пасть закрой! – рявкнул искатель. – Еще такое устроите, башку отвинчу! Шагом марш за мной!
– Но мы не все вещи забрали! – возразил Николай.
– Все что вы должны были взять, вы взяли. Это ваши стволы. Шмотки специальные, для вас я давно приготовил и они уже в луноходе.
– А проститься с соседями?
– Спят все давно. И запомните, искатели никогда перед рейдом не прощаются. Это плохая примета. Вы вон, уже с Кучеренко простились, идиоты. За мной я сказал!
Яхонтов двинулся по траншее. Братья пошли следом. Николай украдкой улыбнулся. Варяг назвал их искателями. И это ничего, что при этом он назвал их еще и бакланами, сучатами и идиотами. Главное – они теперь искатели! Это было в высшей степень лестно. Искатели – элита. Искателей любили женщины, уважали мужчины и боялись даже медведи.
– Слышал, как он нас назвал? – шепнул Николай, толкая локтем Сквернослова.
– За сучат обидно конечно, – буркнул в ответ тот.
– Да нет. Искатели!
– Да из вас искатели, как из поноса вертолет. Ишь, губу раскатали. – Сказал, не оборачиваясь Яхонтов.
Это была неприятная оплеуха.
Они шли долго. Луноход находился в ангарах ремонтной базы для обслуживания боевой техники десантников. Три ангара были единственными надземными строениями, кроме блокпостов, которыми постоянно пользовались люди. С наступлением холодов, эти полукруглые здания из рифленого железа были утеплены мешками с песком и шкурами. Однако все равно в них было довольно холодно. Поэтому и саму технику накрывали несколькими слоями брезента и звериных шкур.
В ста метрах от рембазы траншея была обрушена. Ее еще не расчистили, и пришлось дальше идти, выбравшись на поверхность. Братья были одеты недостаточно тепло для улицы, и их мгновенно пробрал озноб. Радовало лишь то, что не было ветра. Ночную темноту и безветренную тишь разрубал скрип снега под ногами, которые без снегоступов проваливались по самые бедра. Эту короткую дистанцию преодолеть пришлось с большим трудом, чем утомительная ходьба по километровыми траншеям. Николай, преодолевая последние метры, подумал от тех одиннадцати сотнях километров, которые им предстояло пройти по чужой Аляске. Быть может, они без особых усилий пересекут всю Россию с запада на восток, но чего им будет стоить оставшийся путь до ХАРПа?
Перед входом в ангар на уложенных железных листах лежали какие-то большие продолговатые свертки. Их охраняли два укутанных в тулупы бойца. Свертки очень походили на тот, что в первой половине дня братьям довелось провожать до стадиона.
– Что это? – спросил Николай у Варяга. Однако он догадывался, что за ответ последует.
– Это те, кто погиб от землетрясения. – Ответил Яхонтов. – Сегодня днем хоронить их будут.
– Мужики, вы идите, я сейчас, – Сказал вдруг Сквернослов и направился к охранникам.
– Две минуты тебе, – коротко отрезал искатель. – Скоро рассвет. Нам пора.
Николай очень замерз и спешил в помещение. Он не стал оборачиваться и ждать Вячеслава. Поэтому он не увидел, как тот что-то спросил у людей в тулупах. И не видел, как он, услышав какой-то ответ, бросился к этим мертвым сверткам и попытался обнять один из них. Но замотанные в материю трупы смерзлись между собой, и это ему не удалось…
В ангаре находилось несколько техников, вооруженный патруль, оба космонавта, снова облачившиеся в свои потрепанные скафандры, но пока без шлемов. Тут же стоял профессор Третьяков и генерал Басов. Над солнечной батареей лунохода были подвешены дефицитные лампы дневного света, которые не только хорошо освещали ангар, но и подпитывали машину энергией.
– Все готово? – спросил Яхонтов у Алексеева.
– Да, – космонавт кивнул, – Вас ждем.
– Товарищ генерал, – теперь Варяг обратился к Басову, – Я же просил без церемоний и проводов. Не принято это у искателей, вы же знаете.
– Да ладно, брат, не будет никаких церемоний, – махнул рукой Басов. – У меня только просьба к вам одна. Вон, видишь будку от кунга? Зацепите ее на буксир и вытащите на улицу. Мы туда тела погибших сложим. Люди долго не смогут их охранять. А оставить на улице нельзя. Зверье набежит. И в помещение тоже нельзя. Сам понимаешь.
– Да я не против. А что космонавты скажут? Потянет луноход?
– Потянет, конечно, – ответил Андрей.
– Ну, тогда сделаем дело, и в путь.
В ПУТЬ
Где-то там, за непроницаемым сводом свинцовых облаков наступил рассвет. Лучи Солнца безуспешно пытались пронзить плотный серый саван, в который укутали Землю много лет назад. Светило, словно плачущая мать, лила яркие слезы на свое безжизненное чадо, которое впало в кому от чьих-то преступных действий. Чадо умирало. А тучи морщились от яркого света, но у них хватало силы этот свет растворять в себе и посылать к поверхности планеты только мертвый сумеречный блик, словно надсмехаясь над теми, кто еще был жив там, внизу. Как ни странно, утро с рассветом становилось самым холодным временем суток. За пределами лунохода, температура опустилась до минус сорока пяти градусов. Однако термоизоляционный корпус машины, предназначенный для экстремальных температур Луны, надежно защищал своих пассажиров. Тихо урча двигателем, луноход удалялся от Надеждинска.
В машине было две кабины. Кабина управления, где расположились оба космонавта и грузопассажирский отсек, в котором находились Васнецов, Сквернослов и Яхонтов. Здесь было довольно просторно. Один из двух компрессоров техники удалили, поскольку он давно вышел из строя. Два из четырех баллонов для сжатого воздуха также были удалены. Во всю длину отсека, по обоим бортам находились сидения, на которых можно было спать. Под сидениями, в ящиках, размещался ремкомплект, провизия, боеприпасы, дополнительное оружие, мешки с различным инвентарем искателей и еще один скафандр. Тот, что остался от индийского космонавта. На стенках висели различные приборы, три аптечки с различным содержимым, переговорное устройство для связи с кабиной управления, которая была изолирована от грузопассажирского отсека. Дополнительная радиостанция, дублирующая ту, что была у пилотов. Кормовая аппарель была снабжена выдвижным шлюзовым отсеком телескопического типа. Через шлюз можно было выходить по одному, предварительно выкачивая оттуда компрессором воздух в специальные резервуары. Если же за бортом была пригодная для дыхания среда, то шлюз можно было не выдвигать, а просто опустить аппарель и выйти всем вместе. По бортам имелись узкие смотровые иллюминаторы со светофильтрами. Большое герметичное окно выходило в кабину управления. При необходимости его можно было открыть и общаться с пилотами без помощи переговорного устройства. Если надо было посмотреть назад, то можно воспользоваться панорамным перископом с шестнадцатикратным зумом.
Сквернослов сидел какой-то подавленный, с отрешенным выражением лица. Погруженный в собственные мысли Николай не обращал на это внимание. Тем более, что тусклый красноватый свет внутри отсека не позволял оценить душевное состояние человека только по выражению лица. Сам Васнецов чувствовал озноб. Он впервые покидал Надеждинск. Хотя, вроде бы, в другой жизни и в другом мире он ездил с родителями в Калугу. Но он был тогда настолько мал, что этого и не было для него никогда. Теперь он сирота. А Калуга была испепелена. Николай прильнул к перископу и смотрел на удаляющиеся строения родного городка. Это совсем не то ощущение, когда смотришь на удаляющийся дом, идя в лес за дровами. Сейчас он был весь переполнен сильными и противоречивыми эмоциями. Его охватывало и волнение, от предвкушения предстоящего им путешествия. Но его и наполнял страх перед неизвестностью. Мысли о том, что еще не поздно выбраться из этого лунохода и броситься обратно, в родной и теплый подвал, злили его.
Варяг тоже смотрел на улицу. Он взирал на внешний мир сквозь смотровую щель в правом борту. Луноход добрался до аэродрома. Вернее, когда-то это был аэродром. Сейчас это было большое, покрытое снегом поле. Только очень правильной формы холмы, выдавали ангары и капониры. Вышка с давно исчезнувшим остеклением, в помещениях которой только гулял ледяной ветер. Теперь стали видны запорошенные многолетним снегом боевые машины. Вот стоит пять двадцать первых МиГов. Были видны фонари кабин и вертикальное хвостовое оперение с красными звездами. Следом стояли двухкилевые «Наташки». Двадцать девятые МиГи, которым летчики полка дали такое ласковое прозвище за женский голос бортового компьютера, снабжающего пилотов необходимой информацией. Все это было когда-то. Когда-то они разговаривали. Когда-то они летали. Когда-то было небо…
– Привет родная, – тихо шепнул Варяг, обращаясь к седьмому по счету МиГ-29 с бортовым номером 52. Это был его самолет. Ведь Варяг Елисеевич Яхонтов в прошлой жизни был пилотом…
… Гнездо-гнездо! Я полста второй! Гнездо-гнездо! Ответьте! – связи не было. В динамиках стоял только какой-то шум. – Я полста второй! Кто меня слышит! Наблюдаю грибовидное облако! Квадрат 33-16! Это Калуга! Гнездо-гнездо!
Черный султан взрыва завораживал. Варяг не сразу понял, что он видит. Вспышки он не наблюдал. Огня тоже. Только выйдя из облачности и снизившись, он увидел на горизонте это странное явление. Но что это? Единственное приходящее на ум объяснение было слишком невероятным и страшным. Это остатки ядерного взрыва?
– Внимание! Критический угол атаки. Критический угол атаки. – Ласково пропел голос бортового компьютера. Варяг и не заметил, что, заглядевшись на это чудовищное облако, справа по борту, он потянул штурвал на себя почти до отказа. Еще немного и воздушный поток сорвется с крыла боевой машины и самолет начнет падать. Варяг выровнял самолет и перешел на бреющий полет. Летного опыта у него было еще мало. В шуме динамиков послышался голос.
– … шесть… кто ни…ть… я… Ответьте…
На радаре показалась быстро приближающаяся воздушная цель. Система «свой-чужой» мгновенно идентифицировала его как МиГ-29 номер 56. Однополчанин.
Когда они оказались всего в десятке километров друг от друга, то его стало слышно отчетливо.
– Варяг! Это ты?!
– Да! – ответил Яхонтов, – Что происходит, я не пойму?
– Это конец, Варя! Это все! По нам нанесли ядерный удар!…
…Яхонтов открыл прикрытые глаза и бросил прощальный взгляд на свой, заваленный снегом самолет. Воспоминания о том дне кольнули сердце. Его однополчанин, полста шестой, погиб при посадке, вернувшись в Надеждинск. Что он увидел тогда из своего МиГа? Что чувствовал в последние мгновения своей жизни? Может, ему повезло, что он погиб? Где-то на окраине леса до сих пор, похороненные в снегу лежат обломки его самолета. И его прах. Варяг пытался вспомнить его имя, но к своему стыду сделать этого не смог.
– Твой дом сгорел, твой мир истлел, но ты на праздник смерти не успел. Твой дом могила, твой мир лишь тьма, но ты, отчитывая годы, плетешься прямо в никуда, – пробормотал Сквернослов, пусто глядя перед собой.
– Славик, ты чего? – Яхонтов взглянул на молодого человека.
– Да так, – пожал он плечами в ответ, – Стишок на ум пришел. – Он достал из кармана бушлата колоду все тех же потрепанных карт с голыми девицами. – Может, сыграем?
– Да иди ты, – усмехнулся искатель, – Вся община знает, что ты шельмуешь.
– Брешут, – он вздохнул и принялся снова разглядывать девиц. Но на сей раз, его взгляд не был ехидным и презрительно-высокомерным. Теперь он на этих красоток смотрел с какой-то грустью и сочувствием.
– Ребята, держитесь там! – послышался из кабины голос Юрия Алексеева, – Сейчас крутой спуск будет!
Луноход клюнул носом и резко заскользил вниз. Это был действительно крутой спуск и очень хорошо, что космонавт предупредил о нем. Получить увечья в этот момент было делом пустяковым. Когда машина, наконец, снова приняла горизонтальное положение, Яхонтов взглянул через открытое окно в кабину на лобовое стекло. Впереди маячил склон холма, который до самой вершины был густо утыкан мертвыми деревьями. Васнецов снова прильнул к перископу и взглянул назад, но увидел только белый склон, с которого они сейчас спустились и свежие следы лунохода на снегу. Город исчез из видимости. Быть может, навсегда…
– Жуть, сколько снега, – заговорил Андрей Макаров. – Но, с другой стороны это хорошо. По снегу машинка наша идет лучше и гусеницы целее будут.
– Н-да, и не только гусеницы снежок бережет. – Хмыкнул Яхонтов.
– А что еще?
– Психику…
– В каком смысле? – Васнецов взглянул на искателя.
– А ты представь только, что снег скрывает от твоих взоров. Особенно в вымерших населенных пунктах. Я хорошо помню свой первый рейд. Мы с твоим отцом тогда ходили. Снега тогда было еще мало. Что за город был… Не помню… Тула кажется. Или под Тулой что-то. Дома. Сотни домов. Их будто из песка построили. С такой легкостью их смахнуло ударной волной в каменную пыль. А там ведь люди жили. Старушка, сидя в кресле перед телевизором вязала внуку носочки шерстяные. В другой квартире пятиклассник сидел и торопливо делал уроки, заданные на лето, чтоб успеть выскочить во двор к друзьям. Где-то слышен звук дрели. Это один из жильцов дырки в стене сверлил для плазменного телевизора, на который черт знает сколько копил. В другой квартире молодые супруги любовью занимаются. Еще в одной уже позанимались и теперь с ребеночком нянчатся. Женщина вышла на балкон и зовет прыгающую во дворе со скакалкой дочку к обеду. В подъезде пожилой близорукий пенсионер перебирает связку ключей, чтоб открыть свой почтовый ящик. Во дворе скрипят качели. Шумит детвора. На скамейке бабки сидят и ругают власти за очередное повышение цен на коммунальные услуги и хвалят президента, за то, что он не пьет. А потом дружно заключают, что сильной руки на них на всех нет. Работяга ковыряется под капотом своей старенькой «копейки» и с завистью поглядывает на стоящую рядом новенькую аудюху соседа-коммерсанта. У аудюхи завыла сирена от того, что пара дворняг загнала под машину рыжего кота. Коммерсант нервно выскакивает во двор и начинает кричать на детей, думая, что пацанва залепила мячом по сокровенной машине. Бабульки говорят, что и на него, окаянного, сильной руки не хватает. Начинают перечислять, где и сколько этот коммерсант украл, и женщины из каких квартир являются его любовницами. А на березовых ветках рядом щебечут птицы, которым радостно, что этого гадкого кота загнали под машину… И тут рррррраз!!! Яркий свет! Даже вообразить такой невозможно! Люди жмурятся, но не успевают прикрыть глаза рукой. Бабульки, коммерсант, девочка со скакалкой, пацаны с мячом, которые ждут своего друга пятиклассника, женщина на балконе, Ауди и Жигули, работяга с накидным гаечным ключом в руке, береза и щебечущие птицы, собаки и перепуганный ими рыжий кот… Все превращается в пепел! Грохот! Страшный удар сотрясает землю, и сокрушительная волна сметает занявшиеся черным дымом здания в мелкую крошку!
А потом в этот город пришли мы. Мы видели руины. В ветвях обгоревшего, но устоявшего могучего дуба, застряла искореженная детская коляска и велосипед. Проезжая часть, заставленная машинами. Дальше от эпицентра, многие из них вроде не сгорели. Кто-то из водителей мгновенно ослеп во время вспышки и столкнулся с другими. Многие машины просто встали из-за электромагнитного импульса, но потом некоторые из них перевернула или врезало друг в друга ударной волной. Вокруг много изъеденных зверями и насекомыми трупов. Кости. Уже и не разобрать, человеческие или животные. Взъерошенный пес со следами ожогов тащит в зубах детскую ручонку. Где-то слышен жуткий вой и чьи-то крики. Ближе к эпицентру много обгоревших машин. Дома подверглись большему разрушению. На перекрестке лежит на боку смятый выгоревший автобус. Внутри какая-то черная труха. Это пассажиры, их скарб и сидения, сгоревшие в мгновение ока и перемешавшиеся в один прах. На тротуарах тени. Людей нет, а их тени прикипели навеки. Вот это мама с дочкой шла куда-то. Человек с тростью. Вот еще тень. Кто это был, непонятно, но судя по тени, он поднял руки. Почему? Его уже не спросишь. Все что от него осталась, эта тень на асфальте, как пятно на испорченной фотобумаге. Но теперь все это под снегом. Этот кошмар там, скрыт от наших глаз. Мы не видим теперь всего этого. Мы не видим эти тени, детские скелетики, труху, в которую превратились все эти здания и их жильцы. Бомба ведь не разбирает, кто ты, работяга, который не может купить себе новый карбюратор на старый жигуль или богатый коммерсант. Бомбе все равно, кто ты, невинный ребенок или вредная бабка, разносящая про всех подряд всякие сплетни. Ей все равно, старик ты с клюкой, которому давно жизнь не мила или молодой парень, спешащий на крыльях любви на свидание с самой красивой и самой замечательной девушкой на земле…
– Варяг! Прекрати! – крикнул Сквернослов. – Тебе это удовольствие доставляет что ли?!
– Мне это удовольствие снится постоянно, – мрачно заметил Яхонтов, – И никак отделаться не могу. А вам это предупреждение. Чтоб голова не поехала, ежели, что подобное увидите. А увидеть нам всякое доведется, я думаю. Так что будьте морально и психологически готовы.
Луноход, наконец, взобрался на поросший мертвым лесом холм.
– Там дома какие-то! – послышался голос Андрея Макарова.
– Кольцово проезжаем, – кивнул искатель.
– Что-то быстро очень.
– А до него километра три, не больше.
Справа от машины виднелись крыши засыпанных снегом домов, виднеющиеся за деревьями. Показался указательный столб с деревянной стрелкой, на которой были видны буквы «М…СКВ…». Над стрелкой щиток, на которой была цифра 7. Еще одной цифры не хватало. Луноход приближался к свободному от растительности участку, пересекающему путь машины.
– Это дорога на районный центр. Ферзиково. Поворачивайте направо и едем по трассе, чтоб между деревьями не петлять. Перед Ферзиково возьмем левее. – Пояснил Варяг.
– Неужели тут никто не живет? Что с людьми стало?
– Многие в Надеждинск подались. Многие остались и с наступлением холодов ушли в катакомбы. Тут много катакомб. Только не знали они, что после черных дождей там скопилось много радиоактивной воды. У нас, в Надеждинске, ведь тоже мысль была уйти в пещеры. Там, на Оке возле нас раньше пристань была, так и называлась, «Кольцовские пещеры». Там и вход был в подземелье. Но, слава богу, мы догадались, что это может оказаться природной ловушкой. Вот и остались в городе. А тех кольцовцев, кто на поверхности жить пытался, бандиты в рабство угнали или поели людоеды. Маленькие поселки не подвергались ударам, но если там было мало людей с военной подготовкой, то у них судьба, как правило, одна была.
– А что теперь в этих пещерах твориться интересно? – спросил Николай, глядя в перископ на мертвый поселок.
– Да кто его знает. Они под землей, а теперь и под снегом.
Луноход стал ехать быстрее. Деревьев на дороге не было. Только один раз машине пришлось объехать сгнившую фуру, стоявшую возле автобусной остановки. Дальше миновали поворот на турбазу, где из снега торчала хвостовая балка разбившегося вертолета, и поехали прямо.
– Следы какие-то справа от нас, – подал голос Юрий.
Варяг взглянул в смотровую щель.
– Не человеческие. – Сказал он. – Вроде зверь какой-то. Только понять не могу, какой.
Следы пересекали дорогу и резко обрывались в гладком снежном покрове слева от движения лунохода.
– Чертовщина какая-то, – нахмурился Яхонтов.
Дальше двигались спокойно. Странных следов видно не было. Пару раз натыкались на перебегавших дорогу кабанов.
За несколько километров до Ферзиково, Яхонтов приказал повернуть налево и ехать через лес.
– Чего нам этих люпусов боятся? Мы же в машине. – Спросил Вячеслав у Варяга, вспомнив его предостережения о люпусах, обосновавшихся в Ферзиково.
– Ну, вот тебе встречный вопрос, чего нам ехать через город, если мы можем его миновать? И еще подумай, вот полетел трак на гусенице в городе. Там, на фонарный столб наткнулись под снегом или машину, какую. Ну, всякое может быть. Только выйди из нашего вездехода и поминай, как звали. Говорят, эти новые люпусы, гипнотизировать умеют.
– И ты в это веришь?
– Я это учитываю.
Васнецов продолжал наблюдать в перископ за панорамой их пути. Он отчетливо видел мертвый город Ферзиково. И когда он увидел, что где-то из центра поднимался столб серого дыма, то очень удивился. Что могло быть источником? Ведь не люпусы же разожгли там огонь?
– Варяг, ты уверен, что там никто из людей не живет? – Николай на секунду оторвался от смотрового прибора и взглянул на Яхонтова.
– Там орды стайных люпусов. Какие уж тут люди?
– Я дым вижу. Будто из трубы валит. Что это значит? Звери костры жгут что ли?
– А ну-ка дай гляну, – Варяг прильнул к перископу, – Н-да. Действительно. Дым. И вроде не от пожарища. Будто, в самом деле, там за домами труба какая-то чадит. – Бормотал он.
– И как такое может быть, если там людей нет?
– Понятия не имею. Да ты голову не забивай. У нас миссия на Аляску, а не в Ферзиково. Любопытно конечно до чертиков. Но не до этого нам. Загадка века, блин. О! А вот и наши милые зверушки!
Метрах в трехстах от лунохода шел огромный волк-мутант с желтоватой и пышной шерстью. Он пристально смотрел в сторону путешественников, словно чувствовал взгляд человека на себе. Из сухих кустарников один за другим показывались люпусы поменьше и с белой шкурой, расчерченной черными тонкими полосами. Они все, как один смотрели на луноход.
– Чуют, сукины отродья, мясо свежее. – Яхонтов зло улыбнулся.
Хищники некоторое время провожали луноход, затем повернули обратно к городу.
Передав, так понравившейся ему перископ, Варягу, Николай заскучал. Наблюдать в смотровые щели было не так интересно. Пейзаж был неизменно одинаков. Снег. Деревья. Плотный покров туч. Он не думал, что путешествие будет таким банально-скучным. И странные, обрывающиеся следы на дороге, и непонятный дым в Ферзиково, не делали их путь каким-то особенным. Хотя чего он собственно мог ожидать? Да и путешествие только началось. Он еще думал какое-то время, пока напряжение и недосыпание последних дней не погрузили его в глубокий сон…
…когти и клыки мутантов разрывали машину, словно армейский штык-нож старую консерву. Рычание люпусов оглушало. Николай не мог понять, куда делись его товарищи. Вокруг только буйство мутантов, скрежет разрываемого металла, сквозь который в салон пробивается невероятно яркий свет, вслед за которым тянутся мохнатые и когтистые лапы. Николай хочет закричать, но не может. Что-то давит на грудь, сминая легкие. В большую пробоину просовывается огромная голова вожака стайных люпусов. Тварь всего в паре сантиметров от лица Николая. Она источает смрадное дыхание и смотрит на жертву оранжевыми глазными яблоками с узкими черными зрачками.
– Ваше время на Земле давно вышло! Теперь миром правим мы! – заорал люпус страшным раскатистым и хрипящим басом.
Они умеют говорить? Нет! Это он передал свои мысли прямо в мозг!
Васнецов все-таки сумел вырваться из машины и оказался на заснеженном пустыре среди гор бетонных обломков, которые когда-то были домами. На пустыре было тихо. Только от ветра скрипели, раскачиваясь, ржавые качели. Рядом маленькая девочка пыталась прыгать со скакалкой, но все время проваливалась в снег.
– Мама, – жалобно плакала она, – Мама! – и снова проваливалась в снег.
Вдруг из сугроба рванулась узкая голова снежного червя и проткнула ребенка своим трехчелюстным клювом.
– Мама!!! – закричала девочка от ужаса и боли.
Николай бросился бежать по рыхлому снегу и провалился в подземную катакомбу. Он перекувыркнулся несколько раз и с шумом рухнул в густую черную воду на дне узкой и тесной пещеры. Из глубины прямо на него брели, расплескивая изъеденными язвами голыми ногами радиоактивную воду, мертвые люди.